Девушка собрала свои ослабшие волнистые волосы в привычный пучок на
затылке и заглянула еще раз в красивые большие не накрашенные зеленые глаза в
зеркало. Всё эстетическое преимущество их по-кошачьи приподнятых внешних
уголков давно уже искоренила «приросшая» к лицу грусть и «провалившаяся» от
усталости кожа.
Она быстро собрала всех своих троих детей. В просторной пустой
квартире гуляло эхо детских споров.
Так уж случилось. Сама еще ребенок, а уже целых трое на руках. Так
уж Бог дал – двойню. Да и то, все как-то глупо и случайно... Вот и верь после
всего врачам, которые обозвали ее бесплодной когда-то, а первого ребенка чудом.
Она не уставала повторять, своим троим крохам: «Мы - семья.
Запомните – кроме нас четверых, больше нет никого на этом свете ближе у каждого
из нас. Мы должны быть как крепость».
- Но ведь семья, это «мама, папа и я»! Мама! Там точно так было, я
помню! – удивленно возражает совсем крохотный еще сынуля, светловолосый, как
одуванчик, и смышленый на свои пять лет.
Тяжело и с болью вздыхает, устало придумывая, что сочинять:
- Да, правильно, сына. Но я и за папу и за маму. – А на новые
возражения просто отвечает – А вы называйте меня просто мапа. Ни папа и ни
мама.
Смех, возражения и длительные дебаты продолжались почти всю дорогу.
Впрочем, как и всегда. Все как-то у детей весело, не смотря ни на что.
Пришлось не поесть и не попить даже в дорогу.
- А куда мы идем? – спросила восьмилетняя старшая дочь
- Прогуляемся.
К вечеру они оказались в поле за Киевом. Золотистый вечер красиво
колыхал зеленые стебли какого-то посева. Вдоль полевых дорог вдали зелеными
облачками вербы… Если ты не украинец и не славянин – то тебе не понять этой
любви к подобным пейзажам, и тебе не знакомы те ощущения, которые одолевают при
созерцании их. Росийским языком оно даже звучит иначе, картато, слишком остро.
Но я хочу написать именно этим языком, который преобладал во время описываемых
событий. Украинец же ощущает себя как в сказке, и солнце как будто светит ярче,
и улыбка шире, и глаза блестят, если вокруг левада, лани, верби, та ліс. И это
в крови от рождения у нас.
Она не могла не заметить, что дети давно уже перестали бегать так
резво, как раньше, почти не бегают вообще. Их движения стали слабей, а игры
свои они все более сводят к усидчивым. Вот и сейчас трое худышек весело
щебетали о чем-то и медленно брели. А ей было совсем не весело. Пытаясь скрыть
свое настроение, она все чаще молчала, отворачивала лицо с навернувшейся
тоской, и шла чуть дальше. Приближаясь к играющим детишкам, только когда могла
совладать с собой. Заставляла себя шутить и улыбаться, но шутки приобретали
неуместный вид, а улыбка - натянутость. Она видела, что детей озадачивает такая
неискренность и фальшивость. Но… А как еще?
- Мам, - грустно нарушила ее затянувшиеся раздумья с взглядом в даль
поля старшая дочь. Младшие двойнята все судачили о чем-то друг с другом и чертили
палкой грунт у лужи полевой дороги. Они вовсе и не замечали какой-то
необычности.
Старшая же погрустнела. Она тоже ничего не понимала, но чувствовала
мать больше. Она даже не осознавала, того, что боится сказать то, что на самом
деле хотела сказать. Она хотела сказать: «мама, я хочу кушать, я устала долго
идти лесом, и вообще…». Только в таких семьях капризность и требовательность в
детях не развивается, потому, что они с самого начала вынуждены многое терпеть.
И это входит в привычку настолько, что даже утрачается возможность осознавать
свои потребности. Им кажется, что их просто нет. Требования так напуганы, что
прячутся куда-то глубоко-глубоко, настолько, что такой ребенок даже их и не
помнит, и не думает даже о них. Остается ощущение «сейчас надо было бы что-то
сказать», но ребенок не помнит что же именно.
- Мам, - еще раз окликнула ее дочь.
Она боялась, что дочь сейчас скажет «я хочу кушать, я хочу домой, я
устала». Она очень сильно этого боялась. Она и сама устала идти. Она уже
забыла, что такое нормальная еда. Ее нервы трещали по швам, но она хотела это
скрыть, и скрывала. И если дочь сейчас скажет эту фразу – вряд ли она сможет
удержаться, чтоб не треснуть ее со всей силы по лицу. Это будет последней
каплей ее критически измотанного самообладания.
Она смогла-таки «включить» в себе «нормальное» отношение к ситуации,
и даже попыталась, как советуют при воспитании, переводить все сложности в
игру. Далее она говорила голосом, как будто они сейчас в игру играют. Ее
никогда не учили актерскому мастерству, и она никогда этого не умела
(притворяться), поэтому получалось как-то по-клоунски, фальшиво, по-дурацки
как-то. Но она старалась. И совершенно не знала что делать, когда дети
«выкупали» странность, и смотрели на нее с подозрением, как на странную.
- Позови младших, - она поспешно с дурацким улыбающимся лицом
достала целлофановые пакетики и вручила их дочери – дай им кулечки.
- А сейчас мы с вами насобираем зернышек – опять фальшиво-дурацким
голосом старалась она превращать все в игру.
- Зернышек?! Но мааам! – возмущенно и испуганно выдала старшая дочь.
Дочь готова была уже реветь – было видно по глазам. И она решила пресекать
панику любыми методами. Даже если придется ее треснуть. Даже если придется
объявить ее врагом народа… Лишь бы насобирать в конце то концов этих дурацких
зерен.
Солнце медленно садилось, а они вчетвером уже наощупь выбирали из
стеблей недозревшие какие-то зернышки. Младший попробовал на вкус и удивленно с
восторгом объявил, что они жидкие внутри. Все начали периодически забрасывать
зернышки в рот, удивляясь их крахмальному вкусу одновременно похожему на вкус
стебля травинки. Но мама остановила это увлечение, запретив их есть, и наказав
побыстрей собирать.
Изначально она надеялась на нормальный такой пакет с зерном, но на
деле час сборов дал лишь чуть больше стакана.
- Побыстрей собирайте, побыстрей – строго скомандовала она –
Давайте, чем быстрей насобираем – тем быстрей придем домой, и сварим вкусную
кашку. Хотите кашки?
- Дааааа! – мечтательно протянули все трое в предвкушении.
- Так что давайте, давайте… - поторапливала мама, с опаской
поглядывая по сторонам. Ведь вечер давно уже сменился ночью. К этому времени
она отвела их чуть подальше в поле от дороги, чтоб, ни дай Бог, не застали за
этим странным действием случайный прохожий, который вряд ли вообще будет в
поле, но все же… Случалось.
Она уже устала от всех этих приключений во время сбора ягод и грибов
в лесу. Однажды их нашел мотоциклист с коляской, предложил подвезти, но решил
устроить приключение, повез совсем не туда – в лес, на склон горы, где в его
планы входило соблазнить красотами вида со склона горы на ночные луга случайно повстречавшуюся
красотку. Но пошел дождь. Мотоцикл забуксовал в глинистой луже. И все вместе с
крохами потом греблись и толкали почти всю ночь.
А сколько было тех ухажеров на машинах! Разные автомобили, и дорогие
красивые, и огромные фуры иностранные останавливали девушку с детьми, типа
помочь, подвезти, а на самом деле… Хорошо, что дети ничего не понимают, и
всегда спят в машинах этих. А на самом деле доходило и до драк.
Были и хорошие люди. Просто подвезли и все. Были и хорошие мужчины.
Тоже подвезли и все. Но потом появлялись снова и снова, в попытках затащить ее
в постель. Только были они женаты.
А один ошивался дольше всех. И ей был симпатичен. Тот самый
мотоциклист. Но… что-то не сложилось. А что именно – известно только ей, но не
мне. Я только излагаю эту историю. Кажется…. Он ей заявил какую-то ерунду,
вроде: «трое детей – это слишком много, давай старшую отдадим в детдом». И она
его вычеркнула из жизни. Но не смогла преодолеть своей влюбленности, и те отношения
переместились в постель на пару раз в год (потому, что чаще от не считал нужным
тратить свое время).
Она была в него так влюблена, что образ фантастического дяди Коли на
года засел в памяти детей. Они его превратили своей фантазией в сказочного героя,
в супермена, и даже рисовали комиксы с его участием. А если видели на улице
похожего голубоглазого брюнета, то восхищенно, радостно в огромном восторге
орали на всю улицу: «Мама, это дядя Коля вон там, смотри!!!!!!». Но ни разу то
не оказался он.
Поэтому приняла она решение впредь по лесу ходить только обочиной.
А если слышала проезжающую по дороге машину или людей – то научила всех
прятаться в кусты. Объяснив детям это тем, что в новостях объявили маньяка,
который ошивается околицами и делает очень плохие вещи с людьми, грабит их и
даже убивает. Наивная история запугала детей сильней, чем она ожидала, и они
при свете фар просто заскакивали как дикие звери куда угодно, лишь бы
спрятаться. Жались друг к другу и тряслись от страха.
Она поняла, что перегнула палку. Но как это исправить – не знала.
Объявит себя брехухой – и в семье начнется анархия. «Ладно, короче, пусть
остается так, блин, надоело уже придумывать что-то» - была ее мысль по этому
поводу.
Им удалось насобирать небольшой кулечек зернышек. Может быть это
килограмм. Может быть это два килограмма. Сложно определить.
Уставшие они в полусне брели домой по ночному лесу.
Такие прогулки затыкали рот детям надолго. Они подолгу «отходили»
оставаясь молчаливыми и сонными. А спали все с таким удовольствием, как будто
это наивысшая награда.
Когда всех помыла и уложила в чистую отглаженную постель, которая
всегда имела аромат уютного дома, – она принялась готовить «добычу».
Зерно имело плотную оболочку, которая так и не разварилась, не
разжевывалась и вряд ли переваривалась. Зато - вообще жидкую серединку. В сыром
виде - еще хоть просто мокрую, а в вареном – вообще жидкую. Ощущения такие,
будто ты личинки какие-то раздавливаешь зубами. Отвратительно.
Ну, а что делать!
- Это не вкусно! Фу! – вернула в тарелку ложку, и скрестила на груди
руки, насупив брови и выпятив нижнюю губу, крикнула за завтраком старшая дочь.
Остальные, молча, жевали. Младшие, кажется, все еще уставши от
вчерашней прогулки.
К вечеру у нее родилась идея. По пути с работы она видела сад через
дорогу от ВДНХ на Теремках. Как раз в этот день она узнала, что хозяйство,
содержащее сад, прекратило существовать, а значит – яблоки ничейные. Это,
конечно, другой конец города, но если им удастся насобирать яблок – это будет
замечательная вкусовая вариация их блюда. А не удаться не может – ведь вряд ли
кто-то будет охранять сад.
Старшая дочь отказывается есть, и уже второй день грызет только
хлебные кусни и запивает черным чаем (только на черный хлеб на каждый день и
хватало ее зарплаты). Она переживала за дочь, поэтому решила не медлить, и,
вернувшись, сразу же всех собрала в дорогу.
Им очень повезло. Местные жители не собирают яблок. Возможно, еще
никто не знает, что это теперь ничье.
Между деревьями находились щедрые огороды. Но человеку, которого
воспитал СССР, сложно взять чужое. И они не смели и тронуть того, что было не
ихне. Даже младшие это понимали и ощущали. Бросали голодные взгляды на
валяющийся кабачок и не выкопанную картошку, но не смели и подумать о том, чтоб
взять.
Зато ничейных яблок нагребли столько, что она сомневалась – а
дотянут ли до дому через весь город.
Бывшие в хорошем уходе яблоки родили отличные, большие, яркие,
вкусные. Настолько вкусные, что они боялись оставить лишнее яблоко на дереве.
Разные яблоки были – и желтые и красные и в полосочку, и рыхлые, и
плотные сочные, и мягкие с желтой мякотью сочные, и даже крахмальные почти как
сырая картошка на вкус. Она подумала, что эти, крахмальные, будет замечательно
запекать и варить компот.
В тот вечер они вернулись домой как ломовые лошади все
перегруженные, и счастливые от находки.
И варили и парили и пекли. С той самой кашкой ели. Все, кроме
старшей. В нее удавалось впихнуть не больше ложки по чуть-чуть этих зерен,
остальное она доедала яблоками и хлебом.
В школу дочь не пошла. Устала. И она разрешила ей поспать. Поспать
денек, и второй денек тоже.
Они совершили несколько ходок по яблоки и по зерна. Удалось
заполнить всю лоджию ящиками, которые она подобрала на улице, и наполнить их
яблоками. Это было их спасение на всю осень и даже зимой хватило кушать.
С зерном было сложнее. Часто приходилось обходиться и просто хлебом
с яблоками. А часто и без хлеба.