Только СВОБОДНЫЙ человек может ценить СВОБОДУ другого!!!
- 14.12.13, 22:58
"...Если итожить, надо сказать просто: Украина сейчас опять стоит между Европой и Ордой. И выбирает, как всегда, Европу...."
Только СВОБОДНЫЙ человек может ценить СВОБОДУ другого!!!
Украинская революция, получившая знаковое имя «Евромайдан»,
имеет весьма глубокие исторические корни. Ее мотивы несводимы к чисто
экономическим факторам. Разумеется, сторонников евроинтеграции
привлекает европейский уровень жизни, и это нормально. Однако, как мне
видится, людским миллионом, вышедшим на улицы Киева, движет не столько
прагматика, сколько идеализм: стремление к свободе, к человеческому
и гражданскому достоинству, к вполне определенному цивилизационному
выбору. Евромайдан — это выбор не только украинского разума,
но и украинской души.
К этому выбору Украина шла очень давно. Условно говоря, этот путь начал князь Даниил Галицкий, принявший королевскую корону от Папы Римского, стремившийся к антиордынскому союзу с Европой. В это же самое время Александр, получивший красивое прозвище Невский, стремился к совсем иному союзу — как раз с Ордой. Кстати, Невский-то и был настоящим прагматиком: опираясь на татар, он установил свою диктатуру, заложив основы российской политической системы, существующей и поныне. А Даниил Галицкий был идеалистом, остро ощущавшим духовную связь с Европой. Рыцарем, проще говоря.
Выбор Александра Невского предопределил нашу, российскую историю. На основе этого выбора сложилась целая историософия, целая философия патриотизма, суть которой — «особый путь». «Особый путь» — это значит не с Европой, не с Западом, и не просто ВНЕ, а именно ПРОТИВ них. Александр Невский и ордынский «железный занавес» нам, москалям, собственно, никакого иного выбора и не отставили, кроме как стать азиатами. Единственной нашей отдушиной и возможностью был Новгород (которому мы потом сами же голову и свернули, поскольку, пройдя ордынскую школу, уже воспринимали его как чужака). Собственно, в российской историографии есть два неприятных, «крамольных» момента: Новгород и Украина. Новгород в меньшей степени, поскольку память о нем успешно стерта из памяти народной, простите за каламбур. Великий ганзейский Новгород усилиями государства российского превращен в заурядный областной городишко. А вот с Украиной было сложнее. Украине повезло — мы не могли до нее дотянуться. Она находилась то в лоне Великого Княжества Литовского, то в лоне Речи Посполитой. То есть в Европе. И поэтому сохранила не только исконно-русские черты, но и приобрела многое, что нам, москалям, и не снилось. Например, такое славное европейское изобретение, как Магдебургское право, подразумевавшее, прежде всего, систему городского самоуправления. Мало кто знает, что в Киеве оно просуществовало до 1835 года.
Мало кто знает, что украинское козачество было органичной социальной составляющей Речи Посполитой: Запорожская Сечь получила свои бунчуки и клейноды (атрибуты власти) от короля Стефана Батория, а в 1683 году запорожцы в составе армии короля Яна Собеского участвовали в победоносной обороне Вены от турок, имевшей огромное значение для судьбы Европы. Я это к тому, что Украина, в отличие от Московии, находилась в контексте общеевропейской истории, принимая в ней участие. Кстати, Богдан Хмельницкий, принадлежавший к шляхте, с отрядом козаков участвовал в знаменитой осаде Дюнкерка и, возможно, водил дружбу с мушкетерами. Бывал он и во многих других европейских странах. Грубо говоря, Украина, в отличие от Московии, находилась в эдакой «шенгенской зоне» общеевропейского культурно-исторического пространства. Красноречивая деталь: запорожцы нередко именовали себя «мальтийскими кавалерами», очевидно подразумевая, что они, как и рыцари-мальтийцы, стоят на страже рубежей европейской ойкумены.
Между прочим, на Переяславской раде козаки вели себя вполне по-шляхетски, когда потребовали от московского царя ПРИСЯГУ в соблюдении козачьих вольностей. Москали с их азиатскими представлениями о власти на такое, конечно, не пошли. Именно поэтому четыре полка царю так и не присягнули, в Киеве и некоторых других городах к присяге приводили насильно. Но и после заключения «Переяславской рады» взаимоотношения Украины с Москвой складывались непросто — вскоре дело дошло до смуты, спровоцированной произволом царских властей и их попытками насадить в Украине свои порядки, хорошо нам известные...
Вы только представьте себе, как Хмельницкий — блестящий выпускник иезуитского коллегиума (среди украинских православных не считалось зазорным учиться в таких заведениях), пивший во Франции бургундское с мушкетерами — воспринимал московских бояр, ведших с ним переговоры о «воссоединении». Москва в его глазах была явно медвежий угол, психологически и культурно чуждый, несмотря на православие. Сомнения, переходящие в раскаяние, стали одолевать Хмельницкого почти сразу же после «воссоединения». Именно он, а не Мазепа, стал первым искать союза со шведами: «Шведы — народ правдивый, держат слово» (в отличие от москалей). Поступок Мазепы, продиктованный тревогой за независимость Украины, находится строго в историческом контексте и обусловлен логикой всех предыдущих событий. Удивлять и ошарашивать он может лишь нас, москалей, воспитанных на официозной имперской концепции истории. Нас вообще ошарашивает любое, даже малейшее проявление украинской идентичности. «Мы один народ», — это у нас произносят убежденно, как нечто само собой разумеющееся, причем все, от сантехников до политологов. Мнением самих украинцев при этом никто не интересуется, а если оно все-таки звучит, то в ответ поднимается волна обиды, раздражения и негодования. «Братская любовь» немедленно сменяется хищным желанием ввести в Киев танки или подленькими планами раскола Украины надвое — на Западную и Восточную. Не прочь московские «братья» и оттяпать Крым — под предлогом защиты русскоязычных. В общем, цену нашим «братским» чувствам украинцы хорошо знают. Характерный пример — Петр Первый, поначалу друживший с Мазепой, вероятно, и выпивавший с ним. Но стоило гетману стать сознательным украинцем — царь тут же устроил показательную резню в Батурине, отыгравшись на мирном населении.
Два века — 18-й и 19-й — Российская империя старалась подавить украинскую идентичность. Была дважды стерта с лица земли Запорожская Сечь, упразднено гетманство. Украину превращали в набор типовых губерний, в колонию «Малороссия». Когда украинцы пытались что-то сказать, им затыкали рот. Пытались по-столыпински русифицировать, чтобы, как говорится, вообще снять проблему. Нет народа — нет проблемы. Но народ оставался. И при первом же удобном историческом случае этот народ свое мнение высказал — в 1917-1918 годах. После распада Российской империи Украина возродилась как суверенное государство — Украинская народная республика. И это опять очень не понравилось нам — причем независимо от цвета военно-политического лагеря: и красным, и белым. Против Украины с поразительным имперским единодушием воевали и те, и другие. За нее был только Пилсудский. В конечном счете, Украина досталась красным имперцам. Они ничего не забыли и ничего не простили. Они люто ненавидели украинского крестьянина — «хозяйчика-националиста». Отсюда и геноцидный Голодомор — он должен был в корне подорвать волю украинского народа, сломить его. Отсюда и сталинская деукраинизация Кубани — нынешняя российская, квасно-патриотическая Кубань уже почти не помнит, что их деды и бабки говорили по-украински (не помнит она и о таком мощном политическом креативе, как проект федерации Кубани, Дона и Украины, существовавший в период гражданской войны). Отсюда же и советская мобилизационная политика времен «ВОВ» в отношении Украины, ставшая, по сути, продолжением геноцидного террора: в 1943-44 гг. необученных, невооруженных людей в гражданской одежде, в возрасте от 15 до 45 лет массами гнали в бой, дабы они «смыли вину перед Родиной и товарищем Сталиным». В те годы символом украинской идентичности стала УПА, боровшаяся на два фронта против двух тоталитарных империй. Напомню, повстанческое сопротивление продолжалось в Украине до середины 50-х. Ходили даже слухи о кремлевских планах массовой депортации западноукраинской молодежи в Донбасс. О том, как спецотряды НКВД и МГБ, переодетые в форму УПА, зверствовали в украинских селениях, создавая «нужную обстановку», теперь хорошо известно...
Весь послевоенный период, вплоть до перестройки, украинскую идентичность старались не замечать. Точнее, с ней мирились, пока она не выходила за безобидный гопачно-вышиванский, чисто этнографический формат, обозначенный властью КПСС. Но при этом за Украиной очень пристально следили КГБ и лично тов. Щербицкий, помня о так и не найденных бандеровских схронах. Придавленная подсоветская Украина чем-то напоминала предшественника Щербицкого — Петра Шелеста, который всю жизнь говорил по-русски, а перед самой смертью, в бреду, вдруг снова заговорил на родном украинском. Прорвало...
Однако в большой истории все вышло, слава богу, наоборот. Когда Украина вновь заговорила на своем языке — на языке суверенитета, при смерти была не она, а советская империя. Над ее трупом взвился жовто-блакитный прапор, после чего пошел сложный процесс преодоления колониального прошлого. Началось восстановление архитектуры культурно-исторических смыслов — этим активно занимался Виктор Ющенко. Вернулись имена Мазепы, Петлюры, Бандеры. По-новому зазвучали имена Шевченко и Леси Украинки. И, что важно для нашей темы, возник цивилизационный рефрен, звучавший на разных уровнях: «Мы — европейцы». Ющенко пытался ввести Украину в НАТО, но это, увы, не удалось из-за интриг Москвы и трусости некоторых европейских политиков. Сегодняшнее стремление украинцев в ЕС — продолжение вектора интеграции в Запад. Это не вступление в Европу, а ВОЗВРАЩЕНИЕ в нее, оплаченное огромными историческими жертвами украинского народа. В данном случае нельзя говорить без пафоса, уж извините. Если итожить, надо сказать просто: Украина сейчас опять стоит между Европой и Ордой. И выбирает, как всегда, Европу.
Может, глядя на бушующий революционный Киев, и мы, наконец, «убьем в себе москаля»?...
06.12.2013 г.
Только СВОБОДНЫЙ человек может ценить СВОБОДУ другого!!!
Основатели Киева
К этому выбору Украина шла очень давно. Условно говоря, этот путь начал князь Даниил Галицкий, принявший королевскую корону от Папы Римского, стремившийся к антиордынскому союзу с Европой. В это же самое время Александр, получивший красивое прозвище Невский, стремился к совсем иному союзу — как раз с Ордой. Кстати, Невский-то и был настоящим прагматиком: опираясь на татар, он установил свою диктатуру, заложив основы российской политической системы, существующей и поныне. А Даниил Галицкий был идеалистом, остро ощущавшим духовную связь с Европой. Рыцарем, проще говоря.
Выбор Александра Невского предопределил нашу, российскую историю. На основе этого выбора сложилась целая историософия, целая философия патриотизма, суть которой — «особый путь». «Особый путь» — это значит не с Европой, не с Западом, и не просто ВНЕ, а именно ПРОТИВ них. Александр Невский и ордынский «железный занавес» нам, москалям, собственно, никакого иного выбора и не отставили, кроме как стать азиатами. Единственной нашей отдушиной и возможностью был Новгород (которому мы потом сами же голову и свернули, поскольку, пройдя ордынскую школу, уже воспринимали его как чужака). Собственно, в российской историографии есть два неприятных, «крамольных» момента: Новгород и Украина. Новгород в меньшей степени, поскольку память о нем успешно стерта из памяти народной, простите за каламбур. Великий ганзейский Новгород усилиями государства российского превращен в заурядный областной городишко. А вот с Украиной было сложнее. Украине повезло — мы не могли до нее дотянуться. Она находилась то в лоне Великого Княжества Литовского, то в лоне Речи Посполитой. То есть в Европе. И поэтому сохранила не только исконно-русские черты, но и приобрела многое, что нам, москалям, и не снилось. Например, такое славное европейское изобретение, как Магдебургское право, подразумевавшее, прежде всего, систему городского самоуправления. Мало кто знает, что в Киеве оно просуществовало до 1835 года.
Мало кто знает, что украинское козачество было органичной социальной составляющей Речи Посполитой: Запорожская Сечь получила свои бунчуки и клейноды (атрибуты власти) от короля Стефана Батория, а в 1683 году запорожцы в составе армии короля Яна Собеского участвовали в победоносной обороне Вены от турок, имевшей огромное значение для судьбы Европы. Я это к тому, что Украина, в отличие от Московии, находилась в контексте общеевропейской истории, принимая в ней участие. Кстати, Богдан Хмельницкий, принадлежавший к шляхте, с отрядом козаков участвовал в знаменитой осаде Дюнкерка и, возможно, водил дружбу с мушкетерами. Бывал он и во многих других европейских странах. Грубо говоря, Украина, в отличие от Московии, находилась в эдакой «шенгенской зоне» общеевропейского культурно-исторического пространства. Красноречивая деталь: запорожцы нередко именовали себя «мальтийскими кавалерами», очевидно подразумевая, что они, как и рыцари-мальтийцы, стоят на страже рубежей европейской ойкумены.
Между прочим, на Переяславской раде козаки вели себя вполне по-шляхетски, когда потребовали от московского царя ПРИСЯГУ в соблюдении козачьих вольностей. Москали с их азиатскими представлениями о власти на такое, конечно, не пошли. Именно поэтому четыре полка царю так и не присягнули, в Киеве и некоторых других городах к присяге приводили насильно. Но и после заключения «Переяславской рады» взаимоотношения Украины с Москвой складывались непросто — вскоре дело дошло до смуты, спровоцированной произволом царских властей и их попытками насадить в Украине свои порядки, хорошо нам известные...
Вы только представьте себе, как Хмельницкий — блестящий выпускник иезуитского коллегиума (среди украинских православных не считалось зазорным учиться в таких заведениях), пивший во Франции бургундское с мушкетерами — воспринимал московских бояр, ведших с ним переговоры о «воссоединении». Москва в его глазах была явно медвежий угол, психологически и культурно чуждый, несмотря на православие. Сомнения, переходящие в раскаяние, стали одолевать Хмельницкого почти сразу же после «воссоединения». Именно он, а не Мазепа, стал первым искать союза со шведами: «Шведы — народ правдивый, держат слово» (в отличие от москалей). Поступок Мазепы, продиктованный тревогой за независимость Украины, находится строго в историческом контексте и обусловлен логикой всех предыдущих событий. Удивлять и ошарашивать он может лишь нас, москалей, воспитанных на официозной имперской концепции истории. Нас вообще ошарашивает любое, даже малейшее проявление украинской идентичности. «Мы один народ», — это у нас произносят убежденно, как нечто само собой разумеющееся, причем все, от сантехников до политологов. Мнением самих украинцев при этом никто не интересуется, а если оно все-таки звучит, то в ответ поднимается волна обиды, раздражения и негодования. «Братская любовь» немедленно сменяется хищным желанием ввести в Киев танки или подленькими планами раскола Украины надвое — на Западную и Восточную. Не прочь московские «братья» и оттяпать Крым — под предлогом защиты русскоязычных. В общем, цену нашим «братским» чувствам украинцы хорошо знают. Характерный пример — Петр Первый, поначалу друживший с Мазепой, вероятно, и выпивавший с ним. Но стоило гетману стать сознательным украинцем — царь тут же устроил показательную резню в Батурине, отыгравшись на мирном населении.
Два века — 18-й и 19-й — Российская империя старалась подавить украинскую идентичность. Была дважды стерта с лица земли Запорожская Сечь, упразднено гетманство. Украину превращали в набор типовых губерний, в колонию «Малороссия». Когда украинцы пытались что-то сказать, им затыкали рот. Пытались по-столыпински русифицировать, чтобы, как говорится, вообще снять проблему. Нет народа — нет проблемы. Но народ оставался. И при первом же удобном историческом случае этот народ свое мнение высказал — в 1917-1918 годах. После распада Российской империи Украина возродилась как суверенное государство — Украинская народная республика. И это опять очень не понравилось нам — причем независимо от цвета военно-политического лагеря: и красным, и белым. Против Украины с поразительным имперским единодушием воевали и те, и другие. За нее был только Пилсудский. В конечном счете, Украина досталась красным имперцам. Они ничего не забыли и ничего не простили. Они люто ненавидели украинского крестьянина — «хозяйчика-националиста». Отсюда и геноцидный Голодомор — он должен был в корне подорвать волю украинского народа, сломить его. Отсюда и сталинская деукраинизация Кубани — нынешняя российская, квасно-патриотическая Кубань уже почти не помнит, что их деды и бабки говорили по-украински (не помнит она и о таком мощном политическом креативе, как проект федерации Кубани, Дона и Украины, существовавший в период гражданской войны). Отсюда же и советская мобилизационная политика времен «ВОВ» в отношении Украины, ставшая, по сути, продолжением геноцидного террора: в 1943-44 гг. необученных, невооруженных людей в гражданской одежде, в возрасте от 15 до 45 лет массами гнали в бой, дабы они «смыли вину перед Родиной и товарищем Сталиным». В те годы символом украинской идентичности стала УПА, боровшаяся на два фронта против двух тоталитарных империй. Напомню, повстанческое сопротивление продолжалось в Украине до середины 50-х. Ходили даже слухи о кремлевских планах массовой депортации западноукраинской молодежи в Донбасс. О том, как спецотряды НКВД и МГБ, переодетые в форму УПА, зверствовали в украинских селениях, создавая «нужную обстановку», теперь хорошо известно...
Весь послевоенный период, вплоть до перестройки, украинскую идентичность старались не замечать. Точнее, с ней мирились, пока она не выходила за безобидный гопачно-вышиванский, чисто этнографический формат, обозначенный властью КПСС. Но при этом за Украиной очень пристально следили КГБ и лично тов. Щербицкий, помня о так и не найденных бандеровских схронах. Придавленная подсоветская Украина чем-то напоминала предшественника Щербицкого — Петра Шелеста, который всю жизнь говорил по-русски, а перед самой смертью, в бреду, вдруг снова заговорил на родном украинском. Прорвало...
Однако в большой истории все вышло, слава богу, наоборот. Когда Украина вновь заговорила на своем языке — на языке суверенитета, при смерти была не она, а советская империя. Над ее трупом взвился жовто-блакитный прапор, после чего пошел сложный процесс преодоления колониального прошлого. Началось восстановление архитектуры культурно-исторических смыслов — этим активно занимался Виктор Ющенко. Вернулись имена Мазепы, Петлюры, Бандеры. По-новому зазвучали имена Шевченко и Леси Украинки. И, что важно для нашей темы, возник цивилизационный рефрен, звучавший на разных уровнях: «Мы — европейцы». Ющенко пытался ввести Украину в НАТО, но это, увы, не удалось из-за интриг Москвы и трусости некоторых европейских политиков. Сегодняшнее стремление украинцев в ЕС — продолжение вектора интеграции в Запад. Это не вступление в Европу, а ВОЗВРАЩЕНИЕ в нее, оплаченное огромными историческими жертвами украинского народа. В данном случае нельзя говорить без пафоса, уж извините. Если итожить, надо сказать просто: Украина сейчас опять стоит между Европой и Ордой. И выбирает, как всегда, Европу.
Может, глядя на бушующий революционный Киев, и мы, наконец, «убьем в себе москаля»?...
06.12.2013 г.
7
