Почему, сколько живу на этом свете, не вижу я этих людей. Что не так? Почему все так?

И вот, казалось бы, попадает в поле зрения и общения некий индивид, казалось бы, что-то может получиться то, что нужно – тут же наблюдаются подводные камни в виде недоверия, сомнений, спящего сознания, ухода в себя… Почему так? Хочется схватить человека за плечи встряхнуть и кричать «Ты крутой(крутая)! Ты супер! Ты можешь! Все возможно и все может получиться! Осознай это! Проснись!». Но он (или она) не желают ничего понимать, уходят в себя, «спят» и помогают себе засыпать с помощью либо алкоголя, либо наркотиков, либо еще чего-то там, (разные могут быть средства).

Никто никогда ни во что не верит, никому никогда ничего не нужно из них. Не верят в себя. Не верят в возможности. А мы ведь сами эти возможности себе добывать должны! Это же интересно даже! Это и есть жизнь – увлекательная головоломка!

Но они уходят. В себя. Не желают ничего достигать. Чем-то критически разочарованы. Придумывают несуществующие барьеры между собой и желаемой целью. И ты хочешь опять кричать им в ухо, пытаясь достучаться именно до них внутренних «Нет этих барьеров! Цель достижима! Цель ждет тебя и ничего тебе не мешает ее достичь!». Но они не верят, не слышат, не желают слышать.

Почему?

Где-то что-то заранее вложено в головы этих людей. Что-то, чего я никак не пойму, но эта закладка заставляет их сойти со своей колеи. И прятаться за маревом опьянения разных наркотических средств. Сойти с колеи, прекратить стремиться и желать чего-то достигать, а главное – прекратить бороться.

Всегда мечтала быть психологом, психоаналитиком. И мне жутко недостает всех этих знаний, чтоб разложить для себя все по полочкам. Очень много уже хвостов в моей коллекции оторванных от птиц истины, которые от меня удрали.

Хвосты вижу, а истина увиливает.

Вижу, что многим людям очень сильно что-то мешает быть самими собою. Вижу, что в своем большинстве это люди интеллектуального склада ума, те самые находчивые, изобретательные, остроумные, ловкие и смышленые. Но понять, что именно их сбивает с колеи – уловить не могу, не хватает для этого знаний в области психоанализа.

Подозреваю, что причина может быть в том, что все эти личности относятся к типу «одинокие волки», с акцентом на слове «одинокие». И это истребляет их с лица земли. Они просто не объединяются в стаи. Потому, что по природе такие гордые.

Блин, волки действительно уходят.

Щойно досягнуто підйому – перемикаю передачу на легку, і, вуаля!, моє улюблене – дуже швидкі рухи педалей - просто ідеально для підкачаних сідниць та засиджених біля компу, пухкеньких після зими ляшок. Радості немає меж. Особливо, коли відчуваєш перші краплі поту на проблемних місцях.

З широченною посмішкою та з улюбленою музикою в навушниках врешті добираюся висоти Дарницького мосту, що там, знизу, здається нездоланною самотужки веліком. Але! Ось я – вже нагорі, і це якось дуже радісно, хоч така дрібниця!

Праворуч якийсь житловий будинок, багатоповерхівка. Самотня та якась обвітрена, старенька, посеред промислового комплексу. Бачу, що на мотузках сушиться різний одяг – значить житловий. Дивно, мабуть, ось так жити – коли нижні поверхи обличчям прямо під міст зазирають, а прямо перед верхніми – перила моста та машини в інтенсивному русі. А уявити собі як людина спить, в якої ліжко біля вікна – ніби на узбіччі дороги як якийсь бомж. Які ж бідолахи ці мешканці! Оце так збудували їм на носі моста…

Помічаю, що перед будинком якась одноповерхова споруда з величезними вікнами у два поверхи, а там чоловіки інтенсивно грають в якусь гру, чи то було якесь інше спортивне тренування – не встигла розгледіти. Але помітила, що крім цих двох споруд все інше навкруги – самі промислові будівлі та сміттєзвалища. Найближча інфраструктура міста кілометрів за десять. Оце так «повезло» комусь з місцем проживання… Мабуть вони там всі дуже товариські і всі одне одного знають, бо живуть як у комуналці на тому п’ятачку.

Їду далі. Врешті підйом завершився, і маю нагоду набирати швидкість. Відчуття – ніби ти літак, що розганяється для зльоту.

Попереду зупинився якийсь водій автівки й вийшов з машини. З цікавості спостерігаю, як він захоплено виходить на тротуар до поручнів, щось розглядає вдалечині, та налаштовує фотоапарат щоб зафіксувати побачене. Я теж дивлюсь в той самий бік, що й він. Дивовижний краєвид захоплює й мене теж. Витягаю шию вдивляючись, намагаюся охопити поглядом одночасно водний простір і весь обрій з того боку моста. На швидкості з’являється відчуття польоту. Не таке, звісно, як воно є насправді, але щось подібне польоту.

Увагу водія привернула картина протилежного берега Дніпра, що потойбіч мосту – Осокорки, Позняки й далі. Десь там далеко йшов дощ зі снігом, але з правого берега сідало золотисте сонце й небо було ясне. Таким чином місто на лівому березі виблискувало золотом на чорному фоні суворого неба за ним. Дуже красиво. Блискітки чиїхось вікон – ніби каміння Swarovski, вилискують на сонці. До того додати ще й холодного відтінку смарагдові ліси, що за містом! Дуже гарно.

Мій настрій настільки злетів, що спускаючись просторим й безлюдним мостом я вже не соромилася горлати на всю пісні, що мені грали у навушниках. Але коли побачила якихось людей, що йшли з електрички на транспорт – стало соромно і вирішила втриматись від того.

Трохи сірувата погода продовжувала подекуди блищати золотавими кольорами сідаючого сонця. Я так спітніла від свого спорту, що якби пішов дощ зі снігом – це би зробило мене щасливою. Навіть не знаю звідки взялися сили – почала намагатися переганяти всіх, хто рухався дорогою. Усвідомила, що вперше їду рівною дорогою на найважчій передачі, і мені майже не важко. Прохожі тротуаром звертають увагу на дівчину, що летить по дорозі веліком як босяк. Хотілося до всіх загравати й жартувати, але втримувалася. Натомість просто гралася навипередки з повзучими маршрутками. Якась запилена зелена, видно, що душна всередині маршрутка ледь-ледь рухалася дорогою. Втомлені товсті й слабкі люди як ті консерви всередині. Їдуть, качаються, й свято вірять, що з правого на лівий берег це дуже далеко й недосяжно, аж ні! Мені для подолання цієї відстані вистачає хвилин десять – п’ятнадцять моїм веліком. А вони у тій маршрутці – спочатку витрачають час на зупинці в очікуванні, а потім товчуться, а потім ще й повзуть і спиняються кожної зупинки витрачаючи дорогоцінний час, та псуючи собі здоров’я.

Я не псую.

Хіба що, день боліло коліно – перенапружила – але вже через день і забулося про той біль, зник наче й не було.

Одного разу їду звідкись у маршрутці.

Пильно, брудно, бридко, хтось дихає на вухо перегаром, хтось сопить, хтось пердить, хтось розклав велетенські жирові складки двома кріслами, придушивши мене на третьому… Все те вимагає стиснути своє «я» у мікроскопічну кульку, меншу навіть, ніж власне тіло, аби не обурюватись і не бридитись всьому тому.

Бачу – на одній з зупинок до маршрутки влазить дівчина. Вона дуже сильно виділялася з більшості. Дуже охайно одягнена – видно, кудись зібралася серйозно так погуляти. Охайний новенький капелюшок, начищені туфельки. Яскравий, новенький чистенький одяг. Мене ніби пересмикнуло – вона як та перлина серед смітника! Справді! Все навколо таке пильне, і люди запилені, сірі, пелехаті. І я не надто охайна їхала з роботи – пом’ята й сіра. Ну аж надто негармонійно виглядає такий «прикид» у такому середовищі.

Середовище.

Воно таке прекрасне! По за тими пильними, брудними стінами маршруток й наших робочих місць. По за тими бетонними стінами наших квартир й домівок. А відстані насправді такі мізерні! Відстані значно прийнятніші, ніж нам вимальовує час у громадському транспорті. І тільки з веліком я це все усвідомила.

Все життя з дитинства кудись поспішала, бігла, старалася, навчалася, робила й заробляла, вигравала, досягала й заслуговувала… Постійно щось змінювала, ліпила, виліплювала, вибудовувала, виточувала й відпрацьовувала… Завжди щось відвойовувала й відбивала домагаючись свого. Щось і когось шукала. Майже повністю позбавила себе дитинства, юності, та молодості. Все заради того, аби тільки все змінити на краще. Врятувати, збудувати своє життя і життя дорогих собі близьких.

А тоді просто втомилася. Дістало й набридло. Зупинилася. Випустила з рук геть усе – зброю, поручні, віжки, хлисти, пряники – геть усе.

Просто сіла на місці і сказала: «знаходьте, беріть, любіть, бережіть, запліднюйте, що хочте робіть, але позбавте прокляття бути чоловіком».

Знаходили, брали, кидали, любили, били, берегли, плюндрували, забували і пам’ятали.

Байдуже.

Головне, що з’явилося те відчуття ніжної істоти, що зветься «жінка».

Зараз не буду мужиком в спідниці. Немає їсти – байдуже. Немає пити – байдуже.

Ще трішки потерпіти заради, можливо, останніх у житті митей і можливостей відчувати себе ніжною.

А потім, колись, все одно прийде час вибуху, зброї в руках й боротьби. Просто, може, вже не так жаль буде свого віку для такого змарнованого жіночого життя, коли чоловікам, яких привабило місце поруч, не властиві ті всі якості.

Вони йшли поруч узбережжям Дніпра наймальовничішої місцини України лишаючи позаду себе зелені пагорби лісу та славетну гору героїчної козацької фортеці. Лілове, та золотисте персикове сяйво заходу сонця майоріло на всьому навколо і з одного боку кожного обличчя, а подекуди наповнювало низовини кров’ю тих солдатиків, з розповідей старожилів, що неможливо викорінити з пам’яті і не думати.

Вони щойно мали дуже хвилюючу розмову там на височині тієї славної гори.

Старий бронзовий кобзар був слухачем тієї молодіжної дурниці.

Галявина на горі без дерев, самі кущі та колоди покладені колом, спеціально для таких усамітнень. Коли на них сидіти, то між вершечками акацій, що старі ростуть на схилах, видно далекі протилежні береги цього дніпрового моря, та острови, таке саме все зелене.

Вона чула про цього хлопця ще задовго до особистої зустрічі. У його -надцять років бідолашного прямо зі студентської парти власні друзі відправили під саму Молдову гнити у тюрмі замість себе. Ось такі друзі-мажори. І хрест на його престижній кар’єрі юриспруденції. Хоча, там більше батьки вирішують за кого можуть дати судді грошей, а за кого ні.

Співчуття змушувало її думати про цю людину більше ніж зазвичай думають про незнайомців, і прикипати до нього ще задовго до особистого знайомства. Така вже природа юного дівча.

Худе й замучене, з досвідом старого діда, хлопча і мале співчутливе дівча лишали ту розмову позаду себе на тій славетній горі, поруч з душами і кров’ю колись полеглих на ній юнаків, і сповнені внутрішнього світла просто йшли додому ніби омиваючись від думок у світлі заходу сонця.

Широченне море Дніпра відкривало їхньому погляду півострів з пишною віллою якогось багатія. Вілла ніби світилася білими колонами серед зеленого листя дерев та кущів. Тієї ж миті постала незабутня картина, якої більше ніколи в житті не побачити. У гавань десь з-за гори запливла величезна яхта стилізована під старовинне судно. Її височенні численні вітрила наповнені супутнім вітром були неймовірного кольору. Це були справжні алі вітрила.

Подиву й захопленню двох юних на березі, що боялися торкнутися одне одного, не було меж. Картина не схожа на реальність – більше на ілюстрацію казки. Та більше за все цю мить наповнювали внутрішні відчуття молоді. Гримуча суміш трагедії, співчуття, болю, любові, закоханості, таємниці, невідомості, суму, смутку, жалю, і краси. На якусь мить здалося, що серця вирвалися з грудей, злетіли у повітря, поєдналися у сяйві того блискучого заходу сонця над алими вітрилами прекрасної яхти, і з силою гепнули назад у груди, притихли.

Бо бути разом їм все одно не судилося.

По заходу – в обох було дивне відчуття. Ніби стихла музика, ніби щойно обидва на мить перенеслися до казки і повернулися втомлені назад. Вони продовжували свій шлях з гори до хати, і таке враження, що з галявини гори і до цієї миті, коли стемніло пройшло ціле життя. Ціла історія, яка почалася не розпочавшись і вже скінчилася, залишаючи по собі прохолодний спокій.

Колумбия, Богота, район Бронкс.

Бронкс – самый криминальный район Колумбии. Такая себе изоляция от цивилизованного общества.

Ведущая программы «орел и решка» Регина специально нанимает автомобиль убитого наркоторговца, чтоб кое-кого позлить и показать во всей красе.

Слова ведущей: «Богота не тот город, где стоит мозолить глаза показной роскошью. Тут БЕЗОПАСНЕЙ ездить на машине, которая останется НЕПРИМЕТНОЙ в любом районе. Кстати, этот мой водитель единственный в городе согласился прокатить по всем районам города и даже по самому опасному.

Прямо в центре Боготы есть районы, который местные обходят десятой дорогой. Потому, что там их могут ограбить, изнасиловать и убить. Мой водитель единственный, кто согласился отвезти меня в район Бронкс.

В туристических проспектах такого не найдешь» - комментирует ведущая наблюдая позорно павшее общество Бронкса.

«Бронкс, это самое дно Боготы. Здесь живут наркодилеры, убийцы, сутенеры, и проститутки. Это, грубо говоря, «изысканное» общество разбавляет шпана, мелкие бандиты, и местная школота. Обитель опустившихся людей, одуревших от дешевой наркоты».

В процессе рассказа, ведущая медленно курсирует в специально нанятой тачке убитого наркодилера, и наблюдает за агрессией людей. Люди взбешены, бросаются на машину, бьют ее руками и ногами отчаянно. Позорное состояние этих людей снимают на камеру и показывают «во всей красе» миру.

«Сложно поверить, что это реальность» - продолжает ведущая программы Регина – «Кажется, что смотришь фильм о жизни после апокалипсиса, где по улицам волочится агрессивные и умалишенные зомби. Целыми днями они копаются в мусоре, грабят, и торгуют собой. А все для того, чтоб заработать пару долларов и купить дешевую наркоту. От которой люди превращаются в ходячих мертвецов».

Самый грязные район Боготы – следствие гражданской войны. Уже 60 лет Колумбия борется с наркокартелем. Эти отбросы общества – вчерашние крестьяне. Спасаясь от войны, они едут в столицу.

НО МАЛОГРАМОТНЫЕ НЕОБРАЗОВАННЫЕ ЛЮДИ НИКОМУ НЕ НУЖНЫ

Регина всего 20 минут смогла разгуливать по Бронксу в машине наркоторговца. Пока их не окружила толпа разъяренных женщин, которых Регина назвала проститутками. Женщины возмущенно ругаются и бьют автомобиль, желая расправы с теми, кто вытравил почти весь их народ и всех поголовно искалечил (мнимыми наркоторговцами). Вызывают милицию. Регина в ужасе и страхе плачет, опасаясь за свою целостность и сохранность. Милиция выводит автомобиль из окружения, успокаивая женщин.

Женщины Бронкса наверняка разошлись по домам морально убитыми, уверенными, что милиция покрывает наркоторговцев.

Процесс следующий:

Просто МАЛОГРАМОТНЫЕ НЕОБРАЗОВАННЫЕ ЛЮДИ НИКОМУ НЕ НУЖНЫ и от них всячески пытаются избавиться.

Схема проста: изолировать в одно место, деморализовать, добиться общественного осуждения с одобрением на уничтожение, уничтожить.

Деморализация проходит разными способами. Это: подсаживание на наркотики; вовлечение в разврат и проституцию; привлечение к гомосексуализму и другим формам осуждаемых обществом извращений; подсаживание на алкоголь; всяческие поведенческие нормы, осуждаемые обществом, к ним можно отнести бандитизм, воровство, зековская субкультура, и другие.

Часто для осуществления деморализации, перед уничтожением, применяются разные формы насилия. Так, например, чтоб человека совратить и пустить по рукам в проститутки его насилуют, а чтоб привлечь к алкоголизму – его насильно поят спиртным.

Причина одна: МАЛОГРАМОТНЫЕ НЕОБРАЗОВАННЫЕ ЛЮДИ НИКОМУ НЕ НУЖНЫ, и рано или поздно от них приходится избавляться, как от прогнившего пня заражающего округу.

Плюс ко всему прибавьте лакомую территорию Бронкса в центре Боготы, и негодование богачей, вынужденных соседствовать с нищим сбродом. В этой же серии звучит фраза, что когда-нибудь на этой территории будут высотки и дорогие дома. То бишь, уничтожение этих людей уже не за горами.

Но что-то может пойти не так, и тогда их просто изолируют стенами и колючей проволокой, как другие гетто (например, гетто в Панаме).

А до тех пор, их матеря, как мухи о стекло, будут биться о машины наркоторговцев, за своих скуренных, сколотых и спитых сыновей и мужей. А из машин этих их будут снимать на камеры, как бешеных зомби и обезьян, и будут смеяться над ними туристы.

Девушка собрала свои ослабшие волнистые волосы в привычный пучок на затылке и заглянула еще раз в красивые большие не накрашенные зеленые глаза в зеркало. Всё эстетическое преимущество их по-кошачьи приподнятых внешних уголков давно уже искоренила «приросшая» к лицу грусть и «провалившаяся» от усталости кожа.

Она быстро собрала всех своих троих детей. В просторной пустой квартире гуляло эхо детских споров.

Так уж случилось. Сама еще ребенок, а уже целых трое на руках. Так уж Бог дал – двойню. Да и то, все как-то глупо и случайно... Вот и верь после всего врачам, которые обозвали ее бесплодной когда-то, а первого ребенка чудом.

Она не уставала повторять, своим троим крохам: «Мы - семья. Запомните – кроме нас четверых, больше нет никого на этом свете ближе у каждого из нас. Мы должны быть как крепость».

- Но ведь семья, это «мама, папа и я»! Мама! Там точно так было, я помню! – удивленно возражает совсем крохотный еще сынуля, светловолосый, как одуванчик, и смышленый на свои пять лет.

Тяжело и с болью вздыхает, устало придумывая, что сочинять:

- Да, правильно, сына. Но я и за папу и за маму. – А на новые возражения просто отвечает – А вы называйте меня просто мапа. Ни папа и ни мама.

Смех, возражения и длительные дебаты продолжались почти всю дорогу. Впрочем, как и всегда. Все как-то у детей весело, не смотря ни на что.

Пришлось не поесть и не попить даже в дорогу.

- А куда мы идем? – спросила восьмилетняя старшая дочь

- Прогуляемся.

К вечеру они оказались в поле за Киевом. Золотистый вечер красиво колыхал зеленые стебли какого-то посева. Вдоль полевых дорог вдали зелеными облачками вербы… Если ты не украинец и не славянин – то тебе не понять этой любви к подобным пейзажам, и тебе не знакомы те ощущения, которые одолевают при созерцании их. Росийским языком оно даже звучит иначе, картато, слишком остро. Но я хочу написать именно этим языком, который преобладал во время описываемых событий. Украинец же ощущает себя как в сказке, и солнце как будто светит ярче, и улыбка шире, и глаза блестят, если вокруг левада, лани, верби, та ліс. И это в крови от рождения у нас.

Она не могла не заметить, что дети давно уже перестали бегать так резво, как раньше, почти не бегают вообще. Их движения стали слабей, а игры свои они все более сводят к усидчивым. Вот и сейчас трое худышек весело щебетали о чем-то и медленно брели. А ей было совсем не весело. Пытаясь скрыть свое настроение, она все чаще молчала, отворачивала лицо с навернувшейся тоской, и шла чуть дальше. Приближаясь к играющим детишкам, только когда могла совладать с собой. Заставляла себя шутить и улыбаться, но шутки приобретали неуместный вид, а улыбка - натянутость. Она видела, что детей озадачивает такая неискренность и фальшивость. Но… А как еще?

- Мам, - грустно нарушила ее затянувшиеся раздумья с взглядом в даль поля старшая дочь. Младшие двойнята все судачили о чем-то друг с другом и чертили палкой грунт у лужи полевой дороги. Они вовсе и не замечали какой-то необычности.

Старшая же погрустнела. Она тоже ничего не понимала, но чувствовала мать больше. Она даже не осознавала, того, что боится сказать то, что на самом деле хотела сказать. Она хотела сказать: «мама, я хочу кушать, я устала долго идти лесом, и вообще…». Только в таких семьях капризность и требовательность в детях не развивается, потому, что они с самого начала вынуждены многое терпеть. И это входит в привычку настолько, что даже утрачается возможность осознавать свои потребности. Им кажется, что их просто нет. Требования так напуганы, что прячутся куда-то глубоко-глубоко, настолько, что такой ребенок даже их и не помнит, и не думает даже о них. Остается ощущение «сейчас надо было бы что-то сказать», но ребенок не помнит что же именно.

- Мам, - еще раз окликнула ее дочь.

Она боялась, что дочь сейчас скажет «я хочу кушать, я хочу домой, я устала». Она очень сильно этого боялась. Она и сама устала идти. Она уже забыла, что такое нормальная еда. Ее нервы трещали по швам, но она хотела это скрыть, и скрывала. И если дочь сейчас скажет эту фразу – вряд ли она сможет удержаться, чтоб не треснуть ее со всей силы по лицу. Это будет последней каплей ее критически измотанного самообладания.

Она смогла-таки «включить» в себе «нормальное» отношение к ситуации, и даже попыталась, как советуют при воспитании, переводить все сложности в игру. Далее она говорила голосом, как будто они сейчас в игру играют. Ее никогда не учили актерскому мастерству, и она никогда этого не умела (притворяться), поэтому получалось как-то по-клоунски, фальшиво, по-дурацки как-то. Но она старалась. И совершенно не знала что делать, когда дети «выкупали» странность, и смотрели на нее с подозрением, как на странную.

- Позови младших, - она поспешно с дурацким улыбающимся лицом достала целлофановые пакетики и вручила их дочери – дай им кулечки.

- А сейчас мы с вами насобираем зернышек – опять фальшиво-дурацким голосом старалась она превращать все в игру.

- Зернышек?! Но мааам! – возмущенно и испуганно выдала старшая дочь. Дочь готова была уже реветь – было видно по глазам. И она решила пресекать панику любыми методами. Даже если придется ее треснуть. Даже если придется объявить ее врагом народа… Лишь бы насобирать в конце то концов этих дурацких зерен.

Солнце медленно садилось, а они вчетвером уже наощупь выбирали из стеблей недозревшие какие-то зернышки. Младший попробовал на вкус и удивленно с восторгом объявил, что они жидкие внутри. Все начали периодически забрасывать зернышки в рот, удивляясь их крахмальному вкусу одновременно похожему на вкус стебля травинки. Но мама остановила это увлечение, запретив их есть, и наказав побыстрей собирать.

Изначально она надеялась на нормальный такой пакет с зерном, но на деле час сборов дал лишь чуть больше стакана.

- Побыстрей собирайте, побыстрей – строго скомандовала она – Давайте, чем быстрей насобираем – тем быстрей придем домой, и сварим вкусную кашку. Хотите кашки?

- Дааааа! – мечтательно протянули все трое в предвкушении.

- Так что давайте, давайте… - поторапливала мама, с опаской поглядывая по сторонам. Ведь вечер давно уже сменился ночью. К этому времени она отвела их чуть подальше в поле от дороги, чтоб, ни дай Бог, не застали за этим странным действием случайный прохожий, который вряд ли вообще будет в поле, но все же… Случалось.

Она уже устала от всех этих приключений во время сбора ягод и грибов в лесу. Однажды их нашел мотоциклист с коляской, предложил подвезти, но решил устроить приключение, повез совсем не туда – в лес, на склон горы, где в его планы входило соблазнить красотами вида со склона горы на ночные луга случайно повстречавшуюся красотку. Но пошел дождь. Мотоцикл забуксовал в глинистой луже. И все вместе с крохами потом греблись и толкали почти всю ночь.

А сколько было тех ухажеров на машинах! Разные автомобили, и дорогие красивые, и огромные фуры иностранные останавливали девушку с детьми, типа помочь, подвезти, а на самом деле… Хорошо, что дети ничего не понимают, и всегда спят в машинах этих. А на самом деле доходило и до драк.

Были и хорошие люди. Просто подвезли и все. Были и хорошие мужчины. Тоже подвезли и все. Но потом появлялись снова и снова, в попытках затащить ее в постель. Только были они женаты.

А один ошивался дольше всех. И ей был симпатичен. Тот самый мотоциклист. Но… что-то не сложилось. А что именно – известно только ей, но не мне. Я только излагаю эту историю. Кажется…. Он ей заявил какую-то ерунду, вроде: «трое детей – это слишком много, давай старшую отдадим в детдом». И она его вычеркнула из жизни. Но не смогла преодолеть своей влюбленности, и те отношения переместились в постель на пару раз в год (потому, что чаще от не считал нужным тратить свое время).

Она была в него так влюблена, что образ фантастического дяди Коли на года засел в памяти детей. Они его превратили своей фантазией в сказочного героя, в супермена, и даже рисовали комиксы с его участием. А если видели на улице похожего голубоглазого брюнета, то восхищенно, радостно в огромном восторге орали на всю улицу: «Мама, это дядя Коля вон там, смотри!!!!!!». Но ни разу то не оказался он.

Поэтому приняла она решение впредь по лесу ходить только обочиной. А если слышала проезжающую по дороге машину или людей – то научила всех прятаться в кусты. Объяснив детям это тем, что в новостях объявили маньяка, который ошивается околицами и делает очень плохие вещи с людьми, грабит их и даже убивает. Наивная история запугала детей сильней, чем она ожидала, и они при свете фар просто заскакивали как дикие звери куда угодно, лишь бы спрятаться. Жались друг к другу и тряслись от страха.

Она поняла, что перегнула палку. Но как это исправить – не знала. Объявит себя брехухой – и в семье начнется анархия. «Ладно, короче, пусть остается так, блин, надоело уже придумывать что-то» - была ее мысль по этому поводу.

Им удалось насобирать небольшой кулечек зернышек. Может быть это килограмм. Может быть это два килограмма. Сложно определить.

Уставшие они в полусне брели домой по ночному лесу.

Такие прогулки затыкали рот детям надолго. Они подолгу «отходили» оставаясь молчаливыми и сонными. А спали все с таким удовольствием, как будто это наивысшая награда.

Когда всех помыла и уложила в чистую отглаженную постель, которая всегда имела аромат уютного дома, – она принялась готовить «добычу».

Зерно имело плотную оболочку, которая так и не разварилась, не разжевывалась и вряд ли переваривалась. Зато - вообще жидкую серединку. В сыром виде - еще хоть просто мокрую, а в вареном – вообще жидкую. Ощущения такие, будто ты личинки какие-то раздавливаешь зубами. Отвратительно.

Ну, а что делать!

- Это не вкусно! Фу! – вернула в тарелку ложку, и скрестила на груди руки, насупив брови и выпятив нижнюю губу, крикнула за завтраком старшая дочь.

Остальные, молча, жевали. Младшие, кажется, все еще уставши от вчерашней прогулки.

К вечеру у нее родилась идея. По пути с работы она видела сад через дорогу от ВДНХ на Теремках. Как раз в этот день она узнала, что хозяйство, содержащее сад, прекратило существовать, а значит – яблоки ничейные. Это, конечно, другой конец города, но если им удастся насобирать яблок – это будет замечательная вкусовая вариация их блюда. А не удаться не может – ведь вряд ли кто-то будет охранять сад.

Старшая дочь отказывается есть, и уже второй день грызет только хлебные кусни и запивает черным чаем (только на черный хлеб на каждый день и хватало ее зарплаты). Она переживала за дочь, поэтому решила не медлить, и, вернувшись, сразу же всех собрала в дорогу.

Им очень повезло. Местные жители не собирают яблок. Возможно, еще никто не знает, что это теперь ничье.

Между деревьями находились щедрые огороды. Но человеку, которого воспитал СССР, сложно взять чужое. И они не смели и тронуть того, что было не ихне. Даже младшие это понимали и ощущали. Бросали голодные взгляды на валяющийся кабачок и не выкопанную картошку, но не смели и подумать о том, чтоб взять.

Зато ничейных яблок нагребли столько, что она сомневалась – а дотянут ли до дому через весь город.

Бывшие в хорошем уходе яблоки родили отличные, большие, яркие, вкусные. Настолько вкусные, что они боялись оставить лишнее яблоко на дереве.

Разные яблоки были – и желтые и красные и в полосочку, и рыхлые, и плотные сочные, и мягкие с желтой мякотью сочные, и даже крахмальные почти как сырая картошка на вкус. Она подумала, что эти, крахмальные, будет замечательно запекать и варить компот.

В тот вечер они вернулись домой как ломовые лошади все перегруженные, и счастливые от находки.

И варили и парили и пекли. С той самой кашкой ели. Все, кроме старшей. В нее удавалось впихнуть не больше ложки по чуть-чуть этих зерен, остальное она доедала яблоками и хлебом.

В школу дочь не пошла. Устала. И она разрешила ей поспать. Поспать денек, и второй денек тоже.

Они совершили несколько ходок по яблоки и по зерна. Удалось заполнить всю лоджию ящиками, которые она подобрала на улице, и наполнить их яблоками. Это было их спасение на всю осень и даже зимой хватило кушать.

С зерном было сложнее. Часто приходилось обходиться и просто хлебом с яблоками. А часто и без хлеба.