Українською мовою (русский перевод ниже):

Вітер легко, немов граючись, біг уверх схилом, погладжуючи густі зарості пахучих трав. Він біг так швидко, що хмари, які зібрались над самою верхівкою гірського хребта, задиралися вгору, перетворюючись у химери, схожі на старі іспанські галеони – білі вітрила зверху, а внизу скипали сині хвилі. Час від часу картина спалахувала під золотистими сонячними променями і я уявляв собі, як пожадливі кастильці облизують висушені солоним, розпеченим вітром губи та дивляться на оманливий блиск далеких хвиль. Два фронти зіштовхувалися прямо над головою, обіцяючи швидке погіршення погоди, але мені хотілося додивитись все до кінця. Ніби уві сні, сюжет залежав від миті – ось звідкись прилетіло декілька довгих, присадкуватих хмаринок, а високі галеони витягнулися, розкинули лапи весел, і в одну секунду сцена з тривожно-меланхолійної перетворилася на батальну…
[ Читати далі ]
                           



© Mike911

Fairytale:  
Исповедь рыцаря 

На основе реальных событий в 1282-1289 гг 
Все совпадения с реальными людьми случайны 

День. Старый замок. В одной из башен сидит старик и что-то пишет. На стене висит меч и щит с черным крестом. 
Как хорошо греть ноги, сидя перед камином на старости лет. Вам, молодым, не понять. Особенно в такой дождливый вечер. Когда ты сидишь в одиночестве с печалью смотришь в окно. Но не всегда я с печалью смотрел на мир. Сегодня день такой же, как тогда. Я до сих пор помню. Помню вкус её губ. 
Я не всегда был старым и дряхлым, как сейчас. Тогда я был вашего возраста, уважаемый читатель. Голова была полна романтизма и надежд завоевать мир. Я – младший сын мелкого Баварского дворянина, и мой путь был один: с мечом стоять за дело Господне. Приняв сан рыцаря-монаха Тевтонского ордена, я вместе с братьями отправился на истребление язычников. Мы жгли Литву огнем и мечом во имя Господне! Как я думал… тогда. 
В тот день я и братья Конрад и Готтард, а также несколько десятков кнехтов двигались в одну из литовских деревень «зачищать от скверны язычества»: 
-Брат Адальберт, мне уже не терпится, скоро уже эта деревня? Дождь все, как из ведра и не собирается прекращаться. Почему Бог нам не поможет, если мы делаем божью работу - искореняем язычников?  
- Брат Конрад, мы знаем, что тебе не терпится… и божьим промыслом там и не пахнет. А вот одним из семи смертных грехов - очень даже, ха-ха, - заявил брат Готтард. 
Я же слушал молча, меня уже несколько месяцев мучали сомнения в божественности нашей миссии. Приходя в очередную деревню: начиналась резня, потом попойка и изнасилования, иногда без разбора кого и как. Братья-рыцари были не похожи на воинство Христово, а скорее на армию Сатаны. Моё сердце христианина обливалось кровью, наблюдая все это. Но церковь все прощала во имя борьбы с язычниками. Тогда я не знал, что это была просто политика. Борьба за власть.  
Братья ехали в полном обмундировании, я же шел, ведя рядом своего коня под уздцы, сняв доспехи и повесив их на него, дав мышцам почувствовать свободу. Да и по такой слякоти, толку от тяжелого рыцаря мало. Дорога во время такого ливня больше на болото похожа. Хотя вокруг кроме лесов были и болота.  
Вдруг послышался треск и прямо перед нами начало падать дерево, преграждая путь колонне.  
- Засада, - вскричал Готтард и, выхватив меч… но был пронзен метким выстрелом литовского стрелка. Из тени леса на нас ринулись литовские воины. Вытащив меч из ножен, я бросился на ближайшего, чтобы подороже продать свою жизнь.  
Взмах, еще взмах… клинок в теле врага… Кровь… Кровь на лице… Ужас в его глазах. Последний крик. Я убил человека. Еще взмах. Кто-то сзади… Боль. Темнота. 
Странно, но я жив. Наверно ненадолго. Чувствую, от крови рубашка прилипла к спине. Вокруг тела убитых. Вороны кружат над телами. Еще немного и глаза мертвых станут их пищей. Чтобы не стать пищей сейчас, я встал и пошел в сторону от поля сражения. Я не чувствовал страха. Но, страшнее всего, я не чувствовал жалости к братьям, погибшим здесь. Просто шел…  
Дождь кончился. Выглянуло солнце. А я шел, не зная дороги, дальше в лес… Сил становилось все меньше и меньше. Увидел поляну, решил отдохнуть там. Сел там и понял, что силы покидают меня.  
«Ну, что ж, костлявая, приходи, я жду», - подумал.  
Но вместо смерти… прошлогодняя листва завертелась, поднимаясь ввысь. И я увидел ее, прекрасное и хрупкое создание, девушка - фея. Ее зеленые глаза были словно два изумруда, волосы - словно пламя. Кожа была словно соткана из нежных лучиков.  
И потом я услышал ее голос, он был словно песня соловья. Ничего прекраснее его я ранее не слышал. Сознание говорило: «Это демон, фэйри леса язычников, суккуб, который пришел совратить мою невинную душу». Сердце же тихим голосом рыдало: «Как такое красивое и невинное создание может быть демоном?».  
А девушка подошла и присела рядом на корточки. 
- Бедный несчастный рыцарь. Ты совсем сбился с пути. У тебя не только ранено тело, но и душа. Не беспокойся, я тебе помогу.  
Фэйри потянулась ко мне. У меня защипали губы от желания. Я подумал, нет, я закричал: «Изыди Сатана. Не искушай меня!» И отполз к рядом растущей березе. Но сердце колотилось словно бешенное. Мне очень хотелось поцеловать ее. Хотелось, чтобы дыхание стало общим.  
Спиной я уперся в молодое дерево. На поясе, я нащупал рукоять кинжала. Фэйри подползла ко мне на четвереньках: « Рыцарь, не бойся, я всего лишь хочу помочь! Хочу излечить твою израненную душу. Чего ты меня боишься? Неужели я тебе не нравлюсь, совсем?».  
Я посмотрел в ее зеленые глаза. Эти самые прекрасные глаза в мире. Конечно же, она мне нравилась. С каждой минутой, с каждой секундой все больше и больше. Казалось, сердце вот-вот взорвется. Казалось, если я ее поцелую, то - небеса упадут, Дьявол поглотит душу, а я буду навеки проклят. Но в тот момент я уже не мог представить жизнь без этих глаз.  
«Но как? Ведь эти чувства - грех. Любовь к женщине – грех! О, Господи, что со мной?» 
Дева подползла еще ближе, я чувствовал ее дыхание. Ее глаза были перед моими глазами. Ее тело было рядом с моим телом. Еще мгновенье она смотрела мне в глаза. А потом наши уста слились в поцелуе.  
И небо не упало. И вера осталась. Просто Любовь вошла в мою жизнь, впервые. Нет, не просто вошла - она ворвалась, словно ветер. Я оказался посреди живительной и нежной стихии. Я чувствовал саму Жизнь. Вкус ее губ был вкусом земляники, а волосы пахли полевыми цветами и травами, запахом лесной дубравой и родниковой водой. И все мои страхи были напрасны. После очень долгого поцелуя она снова посмотрела мне в глаза: «Я рада, что нашла тебя!»  
Но я почувствовал, что по моей руке течет нечто теплое и липкое. Я сжимал в руке кинжал, который пронзил ее хрупкое тело. 
- Как же? 
- У тебя доброе сердце, пусть и боится. За него я тебя и полюбила! 
Кап-кап, кровь стекала по лезвию. Цвет ее глаз и волос начал тускнеть. У меня текли слёзы. Кто придумал ложь, что рыцари не плачут?  
- Я скоро исчезну, рыцарь, но я хочу, чтобы ты улыбнулся. 
- Как, я же тебя… Не исчезай, я все сделаю…Прости меня! 
- Не надо извиняться… Твое сердце уже меняется, твои раны уже исцеляются…И я счастлива. 
Фэйри снова поцеловала меня, теперь поцелуй был страстным. Она отдавала все свои силы, пока еще не исчезла. Теперь она меня целовала не как волшебное существо, но как женщина. Потом она отпустила мои губы и прильнула к шее. Ее губы коснулись моей кожи, ее зубы легко и нежно укусили, а потом… потом она исчезла.  
Я лежал, рыдая с окровавленным ножом в руке и с любовью в сердце. На шатающихся ногах я поднялся и пошел, куда глаза глядят. Меня нашли люди из деревни, которую мы ехали защищать, и выходили.  
После я бросил орден, купил домик… Но до сих пор помню ее губы. Я до сих пор ее люблю. Теперь я вижу, что за орденом стоит Дьявол, а не Бог. Что слова о войне за Царство Господне - это слова о войне за власть. Скоро наступит мое время. Господи, хоть перед смертью дай хоть разок взглянуть ей в глаза, если она жива. Прошу Тебя. 
Как хочется спать… 
Когда служанка пришла проверить хозяина, старый рыцарь лежал мертвый, но с улыбкой на лице. 

Однажды вкусив уста феи, 
ты их не забудешь. 
Носить тоску, печаль, 
навеки в сердце будешь. 

Так было или по-другому, уже никто не знает. Может, не было сказки. А, может, и была… Я читал слова старого рыцаря и, записав их, уехал. 
Продолжая искать следы феи. Побывав в той деревне, я узнал, что в то время у бывшего старосты пропала дочь. Ее так и не нашли… 

Ее будил запах сирени из темного окна, но через щель в двери карабкался по нему мелкими зверями, как по лиане опоссумы, вечный аромат яичницы с колбасой.

Повернулась, вытаскивая рукой из-под щеки прижатые волосы, расправляя их по одеялу. Вытянула шею, чтобы уйти от жареного и надышаться цветами. Не получилось.

    - Опоссумы по лиане... Будто ты знаешь, дорогуша, как это.

    - По телику видела, - ответила сама себе, - как пахнут, не знаю.

Через запах смененных вчера простыней она, медленно пересекая сирень, волнами лежащую в комнате, ходила от зеркала, где ругались кукольными голосками початые парфюмчики — к платяному шкафу, выставляющему перед собой пальцы лаванды и подсушенных апельсиновых корок. Запах лаванды она не любила.

    Ванная пахла мылом и дезодорантом, в туалете слоем висел освежитель, как деревенский дурак на свадьбе — толстый, шумный и — везде.

[ Читать дальше ]

Normal 0 false false false MicrosoftInternetExplorer4 /* Style Definitions */ table.MsoNormalTable {mso-style-name:"Обычная таблица"; mso-tstyle-rowband-size:0; mso-tstyle-colband-size:0; mso-style-noshow:yes; mso-style-parent:""; mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt; mso-para-margin:0cm; mso-para-margin-bottom:.0001pt; mso-pagination:widow-orphan; font-size:10.0pt; font-family:"Times New Roman"; mso-ansi-language:#0400; mso-fareast-language:#0400; mso-bidi-language:#0400;}

Два раза в неделю утро у меня начинается с жуткого запаха сигаретного дыма, которым пропитался весь наш фургончик. Анжелика курит беспрестанно, даже не замечая этого: привычка для нее столь же естественна, как и дыхание. И, пока мы кружим по городу, я успеваю схватить половину летальной дозы никотина. Вова, наш оператор, даже не морщится: он в проекте второй сезон и уже притерпелся.

 

Окончательно просыпаюсь я уже в съемочном лагере – где-нибудь посреди города, пью обязательный кисловатый кофе из картонного стаканчика, покорно провожу около получаса в гримерке – надоело, но без этого нельзя, и – в бой. Так я живу уже четвертый месяц, крутясь, как белка в колесе.

 

Так же начинается и сегодняшний день. Вова снимает нас эпизодами, пока мы добираемся из лагеря к пункту назначения. Мы с Анжеликой – она уже третий подряд съемочный день щеголяет в коротких ярких платьях и носит ядовито-рыжий парик – ведем непринужденную беседу, отрепетированную заранее. И одновременно я думаю о том, что в ванной подтекает кран, что опять не съездил к родителям, хотя собирался и даже позвонил, и еще о какой-то повседневной чепухе.

 

Фургончик, качнувшись, останавливается. Вова, качнувшись вместе с машиной, задевает потолочный монитор – он всякий раз таранит его головой.

 

- Вот мы и на месте, - для эфира произносит Анжелика, еще раз сверяясь с адресом, указанным в зрительском письме. – Ничего не скажешь, апартаменты роскошные. Как тебе, Паша?

 

Я выглядываю в окно. Особняк, открывшийся моему взору, тянет на сумму с шестью нулями – это точно. Умеют же люди устраиваться!

 

- М-м…неплохое бунгало. Но ведь финансовое благополучие – это еще не все, что необходимо человеку, - отвечаю я, подготавливая зрителей к дальнейшему развитию сюжета.

 

Мы выходим. Вова, умница, забегает вперед, снимая наше триумфальное шествие во всей красе. Анжелика указывает рукой на особняк:

 

- Женщина, живущая в этом доме, уже разучилась верить, надеяться и ждать. Каждое утро она встречает в одиночестве, и каждый день для нее безрадостен. Три года назад она волею судеб рассталась с любимым человеком и не может отыскать его до сих пор…

 

Тем временем мы подходим к воротам с коваными решетками, на створках которых чугунные павлины смотрят друг на друга чугунными глазами. Я перехватываю эстафету у Анжелики, пока она, глядя в объектив камеры наблюдения, усердно жмет кнопку звонка.

 

- Пользуясь минутной паузой, спешу напомнить вам, дорогие зрители, что нашим спонсором является сеть супермаркетов «Алина». Супермаркеты «Алина» - больше выбора во всем! – бодренько выкрикиваю я.

 

Нет никаких признаков того, что мы замечены. Анжелика, кривя губки, переминается с ноги на ногу. Пауза затягивается, и я, доверительно склонившись к камере, говорю:

 

- Будет чертовски нелепо, если нашей героине не повезет встретиться с нами. К сожалению, наша передача имеет возможность дать всего лишь один шанс, который легко можно упустить…

 

Меня останавливает легкий толчок в плечо. Я оборачиваюсь – Анжелика тычет пальцем сквозь решетку, другой рукой вцепившись в мой пиджак. К нам по дорожке, обсаженной карликовыми кипарисами или чем-то вроде, дефилирует сама хозяйка. Несмотря на простоту ее наряда, сразу видно, что именно она владелица всего этого великолепия: по походке, неторопливо-уверенной, по взгляду, полному превосходства, по надменно вздернутому подбородку. Нас она узнала, несомненно – нас знает вся страна. Однако восторга на ее лице я не отмечаю.

 

- Здравствуйте, - Анжелика излучает приветливое дружелюбие. Я тоже киваю с постным выражением лица. – Мы из передачи «Фабрика грез». Вы – Татьяна Сергеевна?

 

Легкий аристократический кивок в ответ.

 

Вы не ошиблись, - чуть заметно улыбается она. – Проходите, в доме поговорим.

 

Она невероятно владеет собой. Не визжит от радости, не крутится перед камерой, норовя заглянуть в объектив, и не вешается нам на шею, как поступают частенько наши «жертвы», словно состязаясь в истеричности чувств. Даже голос ничего не выдает, будто бы она говорит о чем-то совсем обычном с хорошо знакомыми людьми.

 

- Нет-нет, сначала – наш сюрприз! – Анжелика игнорирует приоткрывшуюся перед ней створку ворот. Топчусь на месте и я, оглядываясь, когда же из-за угла вывернет наш заветный грузовик, в котором мы возим подарки.

 

- А мне ничего не нужно, - опять улыбается Татьяна Сергеевна. Я до сих пор не могу определить ее возраст: мешают крашеные волосы и гладкое, как в рекламе, без единой складочки, лицо. – У меня все есть: дом, машина, свой бизнес, даже личный самолет. Я вполне довольна этим, и о журавлях в небе не мечтаю.

 

- Наш подарок – другого плана, - возражаю я. – Такое за деньги не купишь.

 

А на самом деле – запросто. Сто тысяч по частям (продюсер, скрепя сердце, дал согласие) – и дело в шляпе. После таких случаев начинаешь сомневаться: а есть ли в нашем мире что-нибудь, что действительно не продается?

 

Подарочный грузовик снежно-белого цвета, наконец, выезжает со своей позиции. Татьяна Сергеевна, кажется, удивлена, но старается ничем себя не выказывать. И я снова поражаюсь ее хладнокровию.

 

- Вы не догадываетесь, что мы вам привезли? – расплывается в хитрой усмешке Анжелика. – Смотрите.

 

Татьяна Сергеевна неторопливо выходит за ворота. Грузовик разворачивается, дает задний ход и подъезжает к нам, довольно урча. Тут же два парня, плечистых и фотогеничных, в белых комбинезонах с лейблом нашей передачи синхронно выскакивают из кабины. Они оббегают машину кругом и распахивают двери грузового отделения. Плавно опускается трап. Анжелика замерла в предвкушении нашего триумфа, даже Татьяна Сергеевна вся подалась вперед. А я стою, сложив руки на груди, я-то знаю, что там дальше по сценарию. Рядом со мной перестал суетиться Вова с камерой на плече.

 

И вот из темноты показывается фигура человека. Он выходит на свет, спускается по трапу и разводит руки в приветственном жесте. Татьяна Сергеевна вскрикивает, вмиг теряя самообладание. Еще бы, ведь это – ее бывшая любовь, ее единственный и неповторимый, пропавший в свое время без следа. Правда, мне известно, что он позорно бежал, но это уже детали, и совсем не для наших зрителей.

 

Итак, теперь наш подарок приближается, не опуская рук. Татьяна Сергеевна, по меньшей мере, шокирована – это уже заметно всем.

 

- Дима? – как-то и сухо, и неуверенно спрашивает она.

 

- Таня! Танечка… Вот, я приехал… - говорит он глухим голосом, заметно волнуясь.

 

И в тот момент, когда он уже подходит к нам, Татьяна Сергеевна неожиданно бросается ему навстречу, и, совершенно не стесняясь камеры и прямого эфира, отвешивает ему одну пощечину, вторую… Дима пробует закрыться от ударов, но напрасно: его бывшая возлюбленная похожа на разъяренную пантеру. У нас с Анжеликой сейчас, наверное, ошарашенный вид. А Вова продолжает снимать: отрицательный результат – тоже ведь результат, и такие скандальные сцены, несомненно, как-то разнообразят передачу.

 

Опомнившись, Анжелика пытается остановить бесчинства. У Дмитрия расцарапано лицо, Татьяна Сергеевна взъерошена и растрепана, тонкий налет светского лоска исчез без следа. А я замер, не зная, что делать. Если честно, такие представления я презираю до глубины души и потому никогда к ним не готов.

 

***

- Ложная наводка, - вздыхает Анжелика, прикуривая очередную сигарету и потирая переносицу. – Ты чего не вмешался?

 

Она не совсем права: сюжет получился хитовый, вот только я, действительно, малость прошляпил. Но мне нечего ответить, поэтому я отвожу взгляд и устремляю его сквозь клубы дыма в окно. Там тянется безрадостный пейзаж городских окраин.

 

- Паша, так нельзя. Теряешь имидж, - продолжает Анжелика. Она поправляет парик, достает зеркальце.

 

- Знаю, - соглашаюсь я. – Прости, виноват.

 

- Ладно, проехали, - говорит она, будто только и ждала моих скомканных извинений. Затем, затянувшись в последний раз, тушит сигарету: сейчас пойдет эфир.

 

- Приготовились, - командует Вова. – Три…два…один…мотор!

 

- Наш следующий герой – мальчик из небогатой семьи. Он страдает неизлечимым заболеванием – аутизмом, - тараторит Анжелика. – Его родные попросили нас о подарке, который хоть как-то приблизит ребенка к полноценной жизни. Сами они не в силах позволить себе сделать дорогостоящую покупку. «Фабрика грез» с удовольствием взялась помочь необычному мальчику. Без преувеличения, весь наш творческий коллектив заинтересовался его судьбой…

 

- …Наша передача в первую очередь ориентирована на подобные пожелания. Мы не забываем, что в нашем жестоком мире всегда находятся остро нуждающиеся, - теперь уже я продолжаю треп перед камерой. – Приятно сознавать, что мы в состоянии им помочь и сделать чью-то жизнь хоть немного лучше…

 

В десятисекундной паузе Анжелика жарко дышит мне в ухо:

 

- Не провали хоть этот сюжет, растяпа.

 

Настроение у меня мгновенно портится. Я укоризненно смотрю на Анжелику, но молчу.

 

И вот мы опять выходим из фургончика, и Вова суетится рядом, ловя удачный ракурс. А следом за нашей машиной останавливается тот самый белый грузовик. «Кому в голову пришло сделать его белым? – вдруг спрашиваю себя я. – Что за больница на колесах! Чистота, значит, и эта… как ее…непорочность». Впрочем, нечего философствовать, работать нужно.

 

Так, что тут? Райончик не из престижных. Беспорядочно натыканные серо-коричневые «хрущобы», куцые цветники под окнами, загаженные дворы и осыпавшаяся плитка на балконных щитах. Туземцы угрюмо взирают на нас – чистеньких, сияющих, аккуратных. Мы для них – будто с другой планеты.

 

У подъезда в нос шибает смесь диких запахов, от которых я уже отвык за последние лет десять. Держу пари, что для Анжелики такие ароматы вообще в новинку.

 

Следом за нами тащатся два наших белоснежных грузчика с коробками. Оба тяжело сопят. Мы взбираемся по лестнице на последний, пятый этаж, и к концу подъема я начинаю проклинать занывшее некстати колено. А вместе с тем радуюсь, что сам живу в нормальном доме – с лифтом.

 

- И вот мы у дверей квартиры, - задыхаясь, произносит Анжелика, миновав последнюю ступеньку. Вова продолжает съемку, с присвистом дыша мне в затылок. Он ловит в объектив палец Анжелики с длинным модным ногтем, вдавливающий кнопку дверного звонка.

 

За темной дверью с облупленной местами краской раздается громкая трель. Почти сразу же слышится щелканье замка, и нашему взору предстает невзрачная женщина средних лет в застиранном халатике, давно утратившем первоначальный фасон и цвет. Она молчит, у нее отвисает – не фигурально, а буквально – челюсть.

 

- Добрый день, Людмила. Вас беспокоит передача «Фабрика грез», - говорю я.

 

- Здравствуйте, - вторит мне Анжелика.

 

Хозяйка растерянно отвечает на приветствие.

 

- Я не верила…и не ожидала… - говорит она.

 

Классно. Такая реакция обогащает наши передачи. Никакой игры, натянутости, никаких дублей – только живая съемка, наш конек.

 

- Проходите, проходите, - суетится хозяйка, внезапно оживляясь. – Я вас чаем напою. Простите за беспорядок, вы так неожиданно приехали…

 

Как истинный джентльмен, я пропускаю Анжелику вперед – говорят, так повелось еще с первобытных времен, когда женщине предоставляли право первой войти в пещеру, чтобы проверить отсутствие хищников – и за ее спиной делаю жест грузчикам. Они тут же подхватывают коробки, опущенные перед тем на пол. Я захожу в квартиру, Вова следует за мной. В тесноте захламленной прихожей ему приходится проявлять всю свою изворотливость, чтобы нормально снимать. Нас ведь смотрят в прямом эфире!

 

Пока мы разуваемся, я примечаю настороженно выглядывающую из-за спины Людмилы девочку лет восьми с огромными глазами. Она нас сразу опознала, но, видимо, не доверяет своим ощущениям, как и ее мать минуту назад.

 

- Простите, а где ваш сын? – деловито спрашивает тем временем Анжелика, поправляя перед мутным зеркалом парик.

 

- Сюда, пожалуйста, - Людмила указывает на дверь позади себя. – Андрюша смотрит телевизор.

 

В голосе матери слышится какая-то безысходная надломленность.

 

- Ребята, оставляйте здесь, - командую я грузчикам. Больше в кадре появляться они не должны. – Подождите нас на площадке.

 

Теперь из-за коробок в прихожей не пройти совсем. Щелкает замок входной двери: грузчики вышли, и теперь будут ожидать нашего возвращения, после чего распакуют компьютер и подключат его. А пока Анжелика с оператором уже на пороге комнаты, и я спешу за ними.

 

- Андрюша! – Людмила зовет мальчика, впрочем, без особой надежды на ответную реакцию. Ей, в отличие от нас, хорошо известны манеры поведения сына. – Андрюшенька!..

 

Мальчик сидит на краю продавленного дивана и внимательно наблюдает за рекламой стирального порошка. На нас, вошедших, - ноль внимания. Если бы я не знал его возраст, ни за что не дал бы ему двенадцать: мальчишка мал, бледен и худ.

 

- Здравствуй, Андрей, - скорее на камеру, чем для него, говорит Анжелика.

 

Реклама порошка сменяется кадрами рапидной съемки скаковых лошадей. Андрюша по-прежнему не реагирует на наше присутствие. Людмила с выражением некоторого отчаяния на лице подходит к телевизору и выключает его. Мальчик не поворачивает головы. Пустой экран для него, оказывается, не менее интересен. И я догадываюсь, почему. Темное стекло стало в эти минуты зеркалом, в котором отразились все мы, неожиданно вторгшиеся в жизнь мальчика, и кого он не собирается удостаивать своим вниманием.

 

Никогда раньше я не видел больных аутизмом, и, возможно, поэтому во мне начинает расти жалость к несуразному человеческому детенышу, обреченному на пожизненное заточение в тесной клетке своего внутреннего мирка. Чем его образ жизни отличается от образа жизни фикуса в горшке на подоконнике? Страшные вопросы задаю я себе – и не могу на них ответить.

 

Прошло несколько десятков секунд, и исчезновение движущихся картинок на экране все же подействовало на ребенка: не спеша, он поворачивается в нашу сторону, и, готов поклясться, в его глазах мелькает слабый отблеск интереса.

 

- Андрей, узнаешь нас? – Анжелика приближается к мальчику. – Ты видел нас по телевизору раньше? Мы привезли тебе подарок.

 

Вместо ответа Андрюша встает с кровати, огибает свою мать, как какой-нибудь стул, и подходит – вначале к Анжелике, затем ко мне и останавливается возле Вовы. До каждого из нас он по очереди дотрагивается ладошкой, словно желая удостовериться в нашей реальности. Оператор берет его средним планом, потом крупно, чтобы на экране телезрители отчетливо могли видеть глаза мальчика.

 

Я присаживаюсь на корточки – так удобнее общаться с Андрюшей – и повторяю:

 

- У нас есть подарок для тебя.

 

- А разве сегодня мой день рождения? – после паузы вдруг спрашивает он, глядя куда-то в сторону.

 

- Нет, это просто подарок, - я совершенно логично полагаю, что вряд ли у мальчика именно сегодня день рождения. – Хочешь знать, какой?

 

- Почему? – он упорен и настойчив, как муравей.

 

Мне трудно ответить на этот вопрос. Действительно, почему? Выручает Анжелика.

 

- Твоя мама решила сделать тебе приятное, - говорит она, наклоняясь к Андрюше. – Мы только немножко помогли ей.

 

Людмила стоит рядом, сложив руки в замок. Ей неловко за сына, и я понимаю эту неловкость, но ничем помочь не могу.

 

- Подарок… - неуверенно произносит мальчик, и подобие улыбки трогает его тонкие губы. – Что вы будете мне дарить?

 

- Компьютер, - отвечаю я, с удовлетворением отмечая развитие диалога. – Ты ведь хотел компьютер?

 

Андрюша молчит. Его лицо постепенно кривится в гримасе. Я боюсь, что он сейчас разревется, оглядываюсь на Людмилу, но та сама находится в полуобморочном состоянии. Тогда я беру мальчика за плечи. Похоже, Анжелике передалось мое настроение, и она приходит на помощь – гладит мальчика по голове. Андрюша вздрагивает, уклоняется от ее рук и кривится еще больше.

 

- Не надо компьютер, - выдавливает он. – Не хочу…

 

- Что же ты хочешь? – все же интересуюсь я, уже понимая, что события развиваются не по сценарию. Анжелика осуждающе смотрит на меня: пошли, мол, ни к чему эти сцены.

 

Андрюша вяло пытается вырваться из моих рук, будто своим прикосновением я сделал ему больно. Я отпускаю его, и мальчик, как заведенная кукла, идет назад, к дивану. Потом взбирается на него и снова поворачивается к неработающему телевизору.

 

- Пойдем, Паша, - Анжелика кивает в сторону выхода. Пожав плечами, я собираюсь уходить, и замечаю в дверном проеме все ту же девочку с большими глазами – сестру Андрюши. Она, видимо, наблюдает за нами с самого начала. Перехватив мой взгляд, девочка тут же исчезает.

 

Вова выключает камеру, опустив руки. Вслед за Анжеликой он направляется в прихожую, где по-прежнему стоят не распакованные коробки. Людмила суетливо забегает вперед, чтобы отпереть замок.

 

Я почему-то мешкаю, отставая от них. И чувствую, как меня кто-то тянет за рукав.

 

- Подождите, - тихо говорит она. – Вы не поняли…

 

Я останавливаюсь, чувствуя приближение развязки.

 

- Он хотел другого… - голос девочки звучит будто издалека. – Я знаю…

 

- Тогда скажи мне, - наклоняюсь я к ней.

 

- Вы ведь, правда, все можете?

 

Я иронично улыбаюсь. В понимании этих детей мы – всемогущи.

 

- Он хотел…хотел… - запинаясь, говорит она.

 

«Что же могло родиться в твоей голове, малыш? – успеваю подумать я. – Какое желание пришло тебе на ум? Ты ведь совсем не знаком с окружающим миром – о чем же можно мечтать?»

 

- …увидеть Бога. – Она так и произносит: «Бога» с большой буквы.

 

Что-то обрывается у меня внутри, я оглядываюсь в комнату. И вижу глаза Андрюши. В его взгляде светится искренняя надежда.

 

«Господи! – молю я про себя. – Покажись этим детям. Не оставь их без внимания. Ни сейчас, и никогда в будущем».

 

- Паша, ну что ты там застрял? – раздраженно окликает меня Анжелика.

 

Глубоко вздохнув, я выхожу из комнаты, чувствуя спиной этот просящий, умоляющий взгляд мальчика. Мне нечего сказать ему, ожидающему чуда, и от этого еще более гадко и пусто на душе. Я просто спасаюсь бегством. Надеюсь, он мне простит…когда-нибудь.

 

Анжелика что-то говорит, но я ее не слышу. Только вертится одна мысль в голове: мы – обманщики, растиражированные на всю страну. Лживые чудотворцы грандиозного масштаба, а наши чудеса – пустышки. И вся колоссальная махина шоу-биза не способна выполнить желание ребенка, идущее от самого сердца…

 

***

Из передачи я ушел. Наш продюсер готов был меня порешить, когда у него перед носом я разорвал контракт. До суда дело не дошло единственно потому, что мне срочно нашли замену: белокурого красавчика с нелепым для него именем Федор. Замена оказалась удачной, рейтинги пошли вверх, и руководство махнуло на меня рукой.

 

Свою четырехкомнатную квартиру я более чем выгодно продал, переехав в скромный домик на окраине. Устроился работать по своей первоначальной специальности – я теперь экономист в небольшой фирме, торгующей компьютерами. И, признАюсь, я доволен своей спокойной жизнью.

 

Кроме того, у меня скопилась приличная сумма – от продажи квартиры и джипа. И я смог выслать Андрюшиной семье некоторую долю своих средств. Спасибо, помог старый друг, представив им внезапно свалившиеся на голову деньги как благотворительную помощь какого-то фонда. А то ведь мужчины в их доме нет, сбежал от проблем когда-то – как Людмиле одной управляться?.. А добро, я считаю, должно быть анонимным, иначе оно превращается в обременительный дар.

 

Еще я разыскал мать Анжелики, хотя и не без труда. Она жила в небольшом, забытом богом городке за две сотни километров от столицы, перебиваясь с хлеба на квас, и не видела дочь уже лет семь или восемь: Анжелика сама порвала все связи с ней. Глупая была, гонористая.

 

Я пригласил пожилую женщину погостить – и она, несмотря на болезнь, с радостью согласилась. А пока я написал и отправил в «Фабрику грез» проникновенное письмо под вымышленным именем. Оно наверняка пройдет конкурс, и по нему захотят снять сюжет: я-то ведь знаю, какой должна быть наводка, чтобы ее приняли к рассмотрению. К тому времени я лично привезу Анжеликину мать к себе домой. И буду ждать гостей.

 

- Я ухожу. Теперь ты будешь главной в этом мире. Ты будешь заботиться о нём. Растить и оберегать его.

- Но почему я? Почему сейчас? Я ведь ещё так мала...

- Это даже лучше.

- Но почему? Ты же в тысячу, даже миллион раз меня умнее и мудрее.

- Я знаю. 

- А разве плохо быть мудрым?

- Иногда - да. С мудростью я научился быть рациональным, я научился считать и взвешивать. И для меня несколько жизней могут быть равными какому то пустяку. Потому что жизней несколько миллиардов, а такой пустяк выпадает раз в тысячу лет. 

- Я так не смогу поступить...

- Именно поэтому я уйду, а ты останешься. Ты отзывчивая, и твоё маленькое сердечко ещё не успело очерстветь. В тебе есть открытость, непредвзятость, искренность и........ ты и есть воплощением детства. В общем ты будешь Богом.

- Но разве люди в меня поверят?

- Конечно поверят. Мы с Сатаной что то придумаем. Как никак не в первый раз.

 

 Когда я уезжала, он сказал:    -- Вот будешь жить в Америке, будет у тебя там американец... и будешь ты ему    рассказывать "вот был у меня один русский..."    - Да брось ты, увидимся еще не раз. Приедешь ко мне, или я к тебе....    - Ты забудешь меня, как только ступишь на трап самолета.          Ах да, эпиграф еще надо, чтоб было все как положено.       Я всегда говорю с тобой,    Всю жизнь свою говорю с тобой,    Не зная толком, где ты,    На кресте или в пустоте.          Наверное все, что я пишу - тоже для тебя, любимый.

[ Читать дальше ]

начало

*** 

Сладка любовь и слаще пока что не придумано забавы Лето было жарким и совершенно безумным. А я была абсолютно счастлива, окружающие говорили, что я излучаю свет. Я вдруг воспылала желанием пожить на даче, чего раньше со мной никогда не случалось. Заявила домашним, что мне нужно учить английский и попросила чтобы никто мне не мешал. Он приезжал ко мне на дачу. Иногда оставался ночевать. А на все остальное мне было наплевать: что соседи по даче скажут, что вдруг родня нагрянет внезапно. Все было пофиг. И судьба так удивительно подстроила, что никто нас не видел, не мешал, не замечал, не приезжал. [ Читать дальше ]

Милое созданье успело подрасти и еще больше полюбиться всем в семье! А я так вообще в восторге - насколько мне подходит черепашка: и шустрая, и  тихая одновременно, и заботы о нем в радость, а не в тягость!

Пусть  Ринатик не мягкий, не пушистый и пока еще прячется при появлении людей рядом, но зато каким счастьем был день, когда чепа минут 10 не убегал из рук и даже давал все это время гладить себя по голове.

Ринатик здорово подрос (еще бы! креветочки, мидии, рыбка и печенка куриная в рационе, тепло-светло, еще и мух ловят и приносят!): за 2 месяца вымахал с 3-х см по карапаксу до  5-ти!  И мордаха не такая детская, хотя все еще мал для определения пола (поэтому по умолчанию пока мальчик).

Сагитировали нас как-то друзья сходить в Киевский зоопарк на День черепах! Что сказать - ужас(( сколько чеп больных, отданных людьми...Да и условия жизни  у них - атасс!

Ну хоть мого их, и чепы даже крокодила приручили

Если честно, о содержании черепах узнавали сами в интернете (ибо продавцу до сих пор хочется выцарапать глаза за то, что он нам рассказывал - его послушали б, и не было уже чепы((( Вот ведь люди - им бы продать, а там-трын трава!)

Но не будем о грустном: Ринатику повезло с нами не меньше, чем нам с ним!

И вам мы желаем хороших людей на вашем жизненном пути!!!! 

Вы нам пишите, Ринатик будет рад!!!!

 

А это Ринат, как и я, всегда зевает, когда ему интересно !правда-правда!

Нина Павлова, из рассказов о помощи святых
***
– Ох, сегодня же верну все долги, тем более что батюшка Серафим Саровский так чудесно помог, – сказала подружка и раскрыла набитую деньгами сумку. – Смотри!

– Ты что, банк ограбила? – спросила я, зная, что подруга-библиотекарь уже за неделю до получки начинает одалживаться, и слава Богу, что помогает сын, добавляя к нищенской зарплате мамы свои обязательные сто долларов.

– Ты мне не веришь, – продолжала подруга, – а я сегодня утром помолилась Серафиму Саровскому и пошла в обменник разменять сто долларов. А батюшка Серафим Саровский вон какую уйму денег преподнёс! Тут, наверно, на тысячу долларов, не пересчитывала ещё.

Как сто долларов превратилась в тысячу, было понятно – наверняка ошибка кассира, поставившего лишний ноль на автомате, пересчитывающем купюры. Нет-нет, моя подруга – человек щепетильно честный и никогда не возьмёт чужого, но есть у неё вот какая особенность. Прочитала она однажды Житие преподобного Серафима Саровского и воскликнула в восторге: «Всё, избираю своим небесным покровителем дивного старца Серафима Саровского!» С тех пор и пошло: дали ей должность старшего библиотекаря – это батюшка Серафим похлопотал за неё в верхах. А если повезло купить в сэконд-хэнде буквально за копейки абсолютно новое роскошное пальто, то это опять же чудо по молитвам преподобного Серафима. Словом, как же не взять деньги, если ей сам святой Серафим преподнёс?

Уличать подругу в присвоении чужих денег было неловко. Но она сама вдруг сказала испуганно:

– Господи, да я же чужие деньги взяла. Бежим скорее в обменник!

Обменный пункт был уже закрыт, но внутри кто-то всхлипывал и возился. Стучали мы с подругой, стучали, и уже собрались уходить, когда из дверей выглянула молоденькая зарёванная кассирша. Она сначала даже не поняла, что ей собираются вернуть деньги, выкрикивая в слезах, что зря хозяин обозвал её воровкой, а она никогда, ни разу, ни копеечки!.. В общем, потом она бросилась целовать нам руки и мы вынуждены были бежать.

Из Москвы я тогда уехала, и увиделись мы с подругой лишь через три года.

– Как теперь, – спрашиваю при встрече, – преподобный Серафим даёт тебе денежки?

– Даёт, – ответила она. – По шее даёт. Недавно попросила старца Серафима, чтобы Господь по его молитвам даровал мне смирение. И меня сразу все так засмиряли, что еле живая приползла на исповедь. А батюшка – нет чтоб утешить, цитирует Исаака Сирина: «Проси у Господа драгоценного». Погоди, сейчас зачитаю.

И подруга зачитала мне слова преподобного Исаака Сирина: «Проси у Господа драгоценного, чтобы не оскорбить Его ничтожностью и суетностью просьбы своей. Елисей просил у Бога сугубой благодати, бывшей в пророке Илии, и был возвеличен… Израиль же просил мяс египетских, и был посрамлен».

– Батюшка, говорю, я маленький человек с маленькой зарплатой, – продолжала подруга. – Вот и прошу у Господа египетских мяс, то есть прибавки к зарплате. Где мне дотянуться до великих святых?

– А батюшка что?

– А батюшка твердит своё: «Проси у Господа драгоценного – смирения и спасения». Нет уж, знаю теперь, как просить смирения – приподнимет, прихлопнет, и каюк котёнку.

Вот так мы и общаемся с подругой с перерывами в несколько лет. В последний раз она сказала:

– Знаешь, познакомилась я с одной несчастной женщиной. Они с мужем оба некрасивые и перед рождением ребёнка молили Господа, чтобы даровал им красивое дитя. И родился у них сын неописуемой красоты, но глухой и больной. А может, действительно надо просить у Господа смирения и спасения, а то вымолишь неизвестно что?

А ещё подруга сказала грустно:

– Люди в церкви меняются в лучшую сторону, а я чем дальше, тем хуже и грешней становлюсь.

Впрочем, это обычный путь, когда человек острее, чем прежде, чувствует повреждённость лжеименного разума и множество незамечаемых раньше грехов. А как же радостно всё начиналось, и мы с подругой бегали от одной чудотворной иконы к другой, дивясь изобилию Божьих чудес, случавшихся также и с нами!

А может, это было дано для того, чтобы возмужала душа для борьбы со страстями и взалкала уже не «мяс египетских», но того главного и драгоценного, когда хочется молиться словами: «Спаси мя, Господи, ими же веси судьбами»? Во всяком случае, именно так молится теперь моя подруга.