Я помню, как вы появились в моей жизни. Две поморщенные красноватые
крохи, которых мама оберегала от моего любопытства.
Подобно пушистым комкам маленьких котят, вы были для меня, когда
немного подросли. Два «пушистых комка», с пушистыми белыми локонами голубоглазый
одуванчик братик, и кареглазая обезьянка сестричка. Помню, как обожала таскать
вас за собой, взяв за руки, дворами детства переживая все новые и новые веселые
приключения вместе. Помню, как весело учила вас ходить и выговаривать слова,
забывая про подружек и друзей. Помню, как удивляла непонятно откуда взявшимися,
силой и агрессией, которые овладевали мной, и заставляли тигрицей бросаться в
защиту, если кто осмеливался обидеть кого-то из вас.
Помню как ты, братик, подрос и стал весь такой тонкий и красивый со
своими глазами и волосами светлыми, что мы с сестрой просили тебя переодеться в
девочку, делали тебе макияж и надевали сережки, дали второе имя подружка-Катя…
Тебе было лет шесть, а мне где-то девять тогда.
А как мы дурачились… Помнишь, наша любимая шутка про тетю Галю? Это
наша самая любимая гостья, мамина подруга, которую мы обожали и всегда ждали в
гости. Мы решили подшутить над сестрой, ты залез мне на плечи, мы надели
длинное пальто и мамину шапку тебе на голову, вышли и позвонили в дверь,
назвались тетей Галей. Когда сестра открыла дверь, то была в шоке, увидев это
чудовище, и мы все хохотали, а потом повторяли этот номер на бис…
А помнишь домики из разных одеял и вещей?
А помнишь, как оказавшись в трудной ситуации в чужом селе, мы втроем
оттуда выбирались домой? Тогда в дороге мы не решились украсть чей-то плохо
стоявший велосипед, а ты не послушался, вернулся, и украл его. И это был наш
первый двухколесный велосипед.
А помнишь, как в сложные девяностые мы вдвоем ходили по электричкам
продавали пирожки с маком, которые мама испекла. А их никто не хотел покупать,
и я рыдала в тамбуре, а ты меня успокаивал…
А помнишь дворового Валерку? Который был огромным взрослым пацаном,
приставал ко мне, мучил всячески, а ты, совсем еще маленький, защищал меня,
нападал на него драться, и он удивленно тебя побеждал. Ты потом плакал в
злости, тебе было лет семь. Я удивлялась твоей смелости и бесстрашности.
Помню, как мы с сестрой гордились твоими успехами, когда ты
самостоятельно изучил взрослый том по химии в десять лет. Это было уму непостижимо
даже для преподавателей. Ты помогал всем сдавать контрольные по химии, тебя пригласили
принять участие в олимпиаде…
А помнишь, как мы снова выбирались из неприятностей, из чужого города,
оставили тебя у друзей, уехали с сестрой, а ты не выдержал без нас, убежал и
своим ходом неизвестно как добрался до Киева. Позвонил в дверь в семь утра, я
открыла, а ты стоишь с испачканными до черноты ногами. Я тебя отругала, прости,
но на самом деле была до восхищения удивлена, как это у тебя получилось.
А потом что-то пошло не так…
До сих пор мы теряемся в догадках что случилось. Ты приходил со
школы избитый. Помню, как тебе сломали палец. А однажды два дня лежал со сломанной
рукой, сжимая зубы от злости, пытаясь скрыть происшедшее, и скрыл. До сих пор
никто не знает, что тогда произошло. Мама силой оттащила тебя в больницу и тебе
наложили гипс.
Потом ты прекратил ходить в школу. Замкнулся в себе и не выходил
издому около двух лет. Начал странно себя вести. Стал агрессивным, нервным.
Всех нас презирал и отталкивал. Мы не знали что делать, а поэтому не делали
ничего. Думали, тебе нужно отлежаться, успокоиться, что-то пережить. Каждый
занимался своими делами, у каждого кипела своя собственная жизнь, учеба,
экзамены, сложности и прочее. Мы про тебя забыли.
Пока ты не стал чудить конкретно. Попытался убить человека. Сел в
тюрьму. Вышел…
До сих пор твоя интеллигентная речь и вежливые манеры не вяжутся с
твоей историей у всех, кто тебя узнает лично. Люди приходят познакомиться,
посмотреть на того, кто всадил нож по рукоятку человеку в живот, ожидая увидеть
босяка, алкаша, наркомана… Но, встречаясь лицом к лицу с красивым сероглазым
белолицым парнем, с очень вежливым голосом и обходительными манерами,
признаются, что это их шокирует.
Ты не выдержал этой странной жизни. Ты сломался. Твои изменения
непоправимы. Теперь ты беспомощный инвалид и лишь Богу известно, что там, у
тебя в памяти записано такого, чего не смогла выдержать твоя психика… Злые люди
говорят мне, что ты таким был от рождения, пытаясь меня этим успокоить и
переубедить, лгут, что ты ненормальный пожизненно. Но ведь я тебя знаю! Я ведь все
помню! И мои воспоминания никто не сотрет! Никто не убьет память о том, каким
человеком был мой брат! И то, что мой брат БЫЛ человеком. Был! Я ведь помню,
что был…
