Один человек - уже слишком много, чтобы изменить мир.

Кому удастся дотронувшись до земного шара, спихнуть его с оси в мракобесие времен? Тебе? Ему? А может быть, мне? Или всем нам?

Я прижимаю тебя к сердцу. То нежно, как дитя. То суровою хваткою, когда неблагоразумная и немая толпа норовит вырвать тебя вместе с пальцами.

На мне серый шерстяной свитер. Я прикрываю тебя полой. Пот струится по спине, холодные змеи устраивают там игру наперегонки. И разум мой холоден, как их тела.

[ Читать дальше ]

Сомнительно тихое утро. Сегодня праздник? Нихрена не праздник!
Жора почесал свое пивное пузо и встал с постели. Было 9:37. Сегодня был, обыкновенный мартовский день. Ни-ка-ко-го праздника. Но Жоре хотелось гулять. Душа требовала.
«Значит так, сегодня зубы чистить не буду!»- решил для себя Жора.
За утренней яичницей с беконом он в уме набросал еще несколько пунктов, которым будет следовать в этот день. И ему казалось вполне нормальным то, что почти в каждом из этих самых пунктов присутствовали слова «пиво» и «телевизор». А еще он сегодня не будет проверять почту, мыть посуду, выискивать дырявые носки среди целых и бриться. Жоре нравилось чесать свой колючий подбородок.
А еще он любил свой большой HD телевизор. Вообще-то он собирал деньги на двухнедельный тур по Африке, но вовремя одумался. Теперь он время от времени смотрел про Африку на DVD. В перерыве между боксом в 18:00 и хоккеем в 18:20.
В 10:15 позвонил телефон. Жора не хотел брать трубку, но это могла звонить его мама. А мама не любила, когда ее любимый сын не брал трубку.
Но звонила вовсе не мама. Девушка представилась Ольгой и потребовала встречи. Жора молчал- ему не хотелось никуда выходить. Тем более он понял, что это за девушка- маленькая, вечно активная…А еще Оля ненавидела телевиденье. Жоре нравились совсем другие девушки, поэтому он просто смачно отрыгнул и положил трубку.
В 11:23 мама таки позвонила, и сказала, что завтра приедет.
« Завтра так завтра,»- подумал Жора- « Завтра- не сегодня».
А сегодня был его день. ЕГО! И он не хотел делить его с кем-то еще. Никаких Оль, никаких мам, никаких соседей с просьбой починить кран на кухне…
Только он, телевизор и пиво.
И подмигивающая полуголая девица с плаката над диваном.

Это окончание новеллы. Её начало - здесь

 

Согбенная фигура на скамейке потянулась за сигаретой. Не меняя положения, он нашарил правой рукой  пачку, потом этой же рукой извлёк из кармана простую зажигалку. Закурил, глядя в никуда.

Он никогда не заходил к ней, никогда не приносил цветы – просто приходил и садился на скамейку. На похоронах он стоял в стороне от всех и даже на том скорбном фоне выделялся, как клоун с напомаженным лицом в строгом деловом костюме.

[ Читать дальше ]

Начало... окончание уже опубликовано...

 

Как всегда, едва ступив на холм,  она задавала себе один и тот же вопрос.

Все «Зачем?» и «Почему?», все причины и следствия остались в прошлом. Каждый человек живёт с тем, что заслужил. 

Она жила тем, что каждый раз, поднимаясь на пригорок по просёлочной дороге, спрашивала себя: «Сидит? Или нет?»

Он сидел там, где сидел всегда. [ Читать дальше ]
 

Природа пахнет. С этим не поспоришь.

После безвкусного сна, почти летаргического, чисто механически воспроизводишь заученные поступательные движения вниз по лестнице, открываешь дверь подъездную, а тут - бац! Шмяк! Пахнет, ёптель. И ночной дождь только подчёркивает ароматичность каждой молекулы, предложенной тебе на дегустацию. Попробуй ка эту, мил человек. Вкуси носоглоткой сладкий мням-мням распустившейся зелени, слегка прибитой дождём. Ощути пряность зачерствевшего асфальта, по которому вот уже несколько часов никто не ходил.  

[ Читать дальше ]
 

 Разве тебе не интересно, как будут развиваться отношения с твоим новым симпатичным знакомым по имени Андрей? Чего ждать от дружбы с Игорем? Отправь «эсэмэс» с кодом 27 и ваши имена латинскими буквами на номер 1063 и узнай, насколько вы совместимы!

Это не про меня. Я иду себе и никого не трогаю. Мне абсолютно не интересно, как будут развиваться отношения и чего ждать от дружбы. Меня интересует только моё пиво и чего ждать от следующих десяти метров пути.

[ Читать дальше ]
 

И глазом не успеете моргнуть, как настанет ваш час. И придёте вы на суд, и судить вас будут, да припомнят вам всякое прегрешение, видимое и невидимое,  слыхиваемое и неслыхиваемое. Да покроется ваше лицо румянцем стыда, да ломаться будут руки в исступлении, да захочется вам всё вспять повернуть, дабы исправить содеянное.  Но только поздно будет, ибо тысяча знамений  было ниспослано  на Землю, а Вы были слепы и глухи во грехе своём.
И возьмут демоны ваше тело, выварят в котле, заберут здоровые органы на пересадку и заставят жить с этими врождёнными дефектами. 

В девятом вагоне киевского метро.

[ Читать дальше ]

 

Открылась дверь, почувствовался холодный воздух. Вырвавшись из "богданчика" на "Дарнице", он стремительно направился к новому входу метро. Как всегда там было не многолюдно, потому, что основной поток заходит возле рынка. Эта свобода в передвижении ему импонировала больше всего, так как он мог идти с той скоростью движения, которая ему больше всего подходит.

Вот он внутри, направляется вверх по эскалатору к кассам,что бы прикупить жетончик. Достав гривну, быстро сунул кассирше, а та так же быстро в ответ зазвенела двумя жетонами, которые выплюнулись через отверстие в окошке. Быстро их схватив, он пролетел через турникет, вприпрыжку спустился по лестнице и вышел на платформу. Тут уже было людей побольше. Но парень не замедлил шаг, а обходя их, направился к середине платформы. Пересаживаться на "Крещатике" удобнее всего именно с этой позиции.

Он особо не выбирал место, где стать, просто внутри он чувствовал,что нужно остановится именно здесь. Пока ждал поезда, парень успел понаблюдать за движением машин по Броварскому проспекту, за людьми входящими и выходящими из "фастфуда" и просто за прохожими на тротуаре…

Вдали начала просматриваться кабина машиниста, и с каждой секундой, поезд подъезжал все ближе и ближе. Он не сходил с места, не следовал за остальными, которые пытались словить дверь. И вот поезд остановился, двери в вагон оказалась четко напротив его носа. Они открылись,и он вошел внутрь: облокотился на сидение, прислонился к двери, направив свой взгляд в окно. Поезд тронулся, он включил плеер в телефоне, и наблюдал за внешним миром через стекло…

Очнулся уже на "Крещатике".Как всегда толпа окружила дверь вагона, оставляя лишь пространство для прохода двух человек. Когда его "выплюнули" из вагона, он направился к переходу на майдан. Он всегда любил, когда короткий переход закрывали, и в этот раз ему повезло.

Рванув по лестнице вверх, он начал опережать людей,движущихся по переходу. Уходил в лево ускорялся, обходил также справа. Ему не нравится медленно передвигаться, хотелось скорости и аккуратного обхода. Как ни странно он еще никого ни разу не задел, при своих маневрах.

Выпорхнув из перехода, он направился на платформу. Как и в предыдущий раз он не выбирал место где остановится, а просто останавливался где чувствовал... Подъехал поезд, и опять двери оказались там, где он стоял. Итак изо дня в день... Он даже перестал этому удивляться.

   Передо мной книга с обложкой цвета раскаленного солнцем песка. Словно следы, оставленные на песке ветром -- монохромный портрет готовой улыбнуться женщины с развевающимися волосами. Ниже -- утверждение "Жить -- можно!" и подпись "Елена Блонди". А где-то вдалеке, на обратной стороне песчаной обложки -- подъемные краны неведомого порта, а за ними, точно знаю, синее-синее море...

      Наверное, оттого, что книжка похожа на школьную тетрадку, в которой какая-нибудь девчонка могла бы вести дневник, сразу кажется, что внутри что-то глубоко личное, записи не для всех, а ты -- в числе избранных, или укравших. Второе, конечно, будоражит сильнее.

      Конечно, рассказы, собранные в книжке я читала раньше на сайте, но все-таки между электронным и печатным словом -- очень большая разница. Двадцать восемь кило электронного текста кажутся неподъемными при чтении с экрана, а, упаковавшись в пять-шесть страничек, приобретают новую динамику, становятся легче и ярче. К тому же на СИ я читала рассказы не подряд, с большими перерывами, когда находилось время, а здесь в руках оказалась квинтэссенция Блондиного творчества, и я поймала себя на нескольких интересных мыслях, которые не приходили мне в голову раньше, когда я читала Блонди на сайте.

полный текст

начало

Но, видимо, учитель рисования был редкий патриот города, а может, он был внебрачный потомок Паоло Трубецкого, который и сам-то был чей-то внебрачный сын. Но только он дозвонился до Министерства культуры и стал разоряться: искусство! бессмертный Фидий!..

Из Министерства холодно поправляют:

- Вы ошибаетесь. Фидий здесь ни при чем.

- Ах, ни при чем?! Греция! история!..

- Это, - говорят строго, - Полидор и Афинодор. Ваятели с Родоса. Вы, простите, по какой специальности учитель?

А по такой специальности, что дело может попасть в западные газеты как пример вандализма и идиотизма. Тут уже ошивались иностранные корреспонденты с фотоаппаратами, скалились и за головы брались.

- А вот за этот сигнал спасибо, - помолчав, благодарят из Министерства. - Где там ваш директор? позовите-ка его к трубочке!

И эта трубочка рванула у директорского уха, как граната - поражающий разлет осколков двести метров. Директор подпрыгнул, вытянулся по стойке смирно и вытаращился в окно. Икает.

Назавтра директор уволил учителя рисования.

А еще через недельку приехал все тот же полугрузовичок, и из него, как семейные врачи, как старые друзья, вышли двое веселых белозубых ребят со своим ящиком. Как только их завидели - в школе побросали к черту занятия, и учителя впереди учеников побежали смотреть, что же теперь сделают с их, можно сказать, родными инвалидами.

Ребята взяли клещи и, под болезненный вздох собравшихся, сорвали лепестки к чертям. Потом достали из ящика недостающий фрагмент и примерили к Лаокоону.

Толпа застонала. А они, значит, один поддерживает бережно, а второй крутит - навинчивает. Народ ложится на асфальт и на газоны - рыдает и надрывается:

- Покрути ему, родимый, покрути!

- Да почеши, почеши! Да не там, ниже почеши!

- Поцелуй, ох поцелуй, кума-душечка!

- Укуси его, укуси!

- Ты посторонись, а то сейчас брызнет!

Ну полная неприличность. Такой соцавангардный сексхэппенинг.

Мастера навинтили на бронзовые, стало быть, штифты все три заранее изваянных мраморных предмета, и отошли в некотором сомнении. И тут уже толпа поголовно рухнула друг на друга, и дар речи потеряла полностью - вздохнуть невозможно, воздуху не набрать - и загрохотала с подвизгами и хлюпаньем.

Потому что ведь у античных статуй некоторые органы, как бы это правильно выразиться, размера в общем символического. Ученые не знают точно, почему, но, в общем, такая эстетика. Может, потому, что у атлетов на соревнованиях вся кровь приливает к мышцам, а прочие места уменьшаются. Может, чтобы при взгляде на статую возникало восхищение именно силой и красотой мускулатуры, а вовсе не иные какие эротические ассоциации. Но, так или иначе, скромно выглядят в эротическом отношении древние статуи.

У этих же вновь привинченные места пропорционально соответствовали примерно монументальной скульптуре "Перекуем мечи на орала". Причем более мечам, нежели оралам. Так на взгляд в две натуральные величины. И с хорошей натуры.

Это резко изменило композиционную мотивацию. Сразу стало понятно, за что змеи их хотят задушить. Очевидцы стали их грехи перед обществом.

Общее мнение выразила старорежимная бабуся:

- Экие блудодеи! - прошамкала она с удовольствием и перекрестилась. - Охальники!..

- Дети! дети, отвернитесь!!! - взывала учительница истории. - Товарищи - как вам не стыдно!

Теперь скульптурная группа являла собою гимн плодородию и мужской мощи древних эллинов. Правда, фигуры нельзя было назвать гармоничными, но пропорции настолько вселяли уважение и зависть, что из толпы спросили:

- Ребята, а у вас там больше нету в ящике... экземпляров? Можно даже чуть поменьше. Литр ставлю сразу.

- Это опытные образцы, или уже налажено серийное производство?

- Мужики - честно: у жены сегодня день рождения, окажите и мне помощь - порадовать хочу.

Мечтательное молчание нарушил презрительный женский голос:

- Теперь ты понял, секилявка, что я имела в виду?

И следующую неделю уже весь город ездил на Петроградскую смотреть, как расцвели и возмужали в братской семье советских народов древние греки.

- Теперь понятно, почему они были так знамениты, - решил народ. - Конечно!

- И отчего они только такие вымерли?

- А бабы ихние не выдержали.

- Нас там не было!

- А жаль!..

- Жить бы да жить да радоваться таким людям...

- Люся! одна вечером мимо дома ходить не смей.

- Почему милицию для охраны не выставили?

- Это кого от кого охранять?

- Это что, памятник Распутину? Вот не знал, что у него дети были...

Но ни одна радость не бывает вечной. Потому что еще через неделю прикатил тот же самый автомобильчик, и из него вылезли, белозубо скалясь, те же самые ребята.

Собравшаяся толпа была уже знакома между собой, как завсегдатаи провинциального театра, имеющие абонемент на весь сезон.

Ребята взялись за многострадальные места, крикнули, натужились, и стали отвинчивать.

- А не все коту масленица, - согласились в толпе.

- Все лучшее начальству забирают...

Отвинтив, мастера достали из своего волшебного ящика другой комплект органов, и пристроили их в надлежащем виде. Новые экспонаты были уже в точности такого размера, как раньше.

Толпа посмотрела и разошлась.

Теперь все было в порядке. Лошадь вернули в первобытное состояние.

...Но мрамор за сто лет, особенно в ленинградских дождях и копоти, имеет обыкновение темнеть. И статуи были желтовато-серые.

Новый же мрамор, свежеобработанный, имел красивый первозданный цвет - розовато-белый, ярко выделяющийся на остальном фоне. И реставрированные фрагменты резким контрастом и примагничивали взор. И школьницы, даже среднего и младшего возраста, проявляли стеснительный интерес: почему это вот здесь... не такое, как все остальное...

Старшие подруги и мальчики предлагали свои объяснения. В переводе на цензурный язык сопромата, сводились они к тому, что поверхности при трении снашиваются. Уверяли и предлагали проверить экспериментальным способом для последующего сравнения.

Но обвиненные в разврате статуи и на этом ведь не оставили в покое. Трудно уж сказать, кто именно из свидетелей надругательства и куда позвонил, но только опять приехал москвичок с ребятами, которые оттуда уже не вылезли, а выпали, хохоча и роняя свой ящик.

Их приветствовали, как старых друзей и соседей: что же еще можно придумать?.. А мастера достали какой-то серый порошок, чем-то его развели, размешали, и сероватой кашицей замазил бесстыдно белеющие места. И сверху тщательно заполировали тряпочками.

Тем вроде и окончилась эта эпопея, замкнув свой круг.

Но униженный и оскорбленный директор не сдался в намерении добиться своего. И через пару месяцев скульптуру тихо погрузили подъемным краном на машину и увезли. А поставили ее во дворе Русского музея, среди прочих репрессированных памятников царской столицы, и как раз рядом с другой статуей Паоло Трубецкого - конным изображением Александра Третьего. Того сняли в восемнадцатом году со Знаменской площади, переименовав ее в площадь Восстания. Не везло Паоло Трубецкому в Ленинграде.

Куда потом эту статую сплавили - неизвестно, и по прошествии лет в Русском музее уже тоже никто не знает...

Но история осталась. А поскольку в Одессе и ныне стоит мирно точно такая же композиция, авторская копия самого же Паоло Трубецкого, сделанная по заказу одесского градоначальника, которому понравилась эта работа в императорском Санкт-Петербурге, и он захотел украсить свой город такою же, - про свой город ревнивые и патриотичные одесситы тоже потом рассказывали эту историю. Хотя с их-то как раз скульптурой никогда ничего не случалось, в чем каждый может лично убедиться, подойдя поближе и осмотрев соответствующие места.

Однажды приятель-одессит рассказал эту историю отдыхавшему там прекрасному ленинградскому юмористу Семену Альтову. И Сеня написал об этом рассказ. Лаокоона он переделал в Геракла, сыновей и змей убрал вовсе, школу заменил на кладбище, и умело сосредоточил интригу на генитальных, если можно так выразиться, метаморфозах. Но все равно рассказ получился прекрасный, очень смешной, и публика всегда слушала его с восторгом.