Как в первый раз, ёптель!

Выходишь утречком поработать, а хочется просто жить. Причём не просто жить-существовать, а жить-вечно. Как природа. Разве что заскучать можно - лет этак через миллион. Ну   так на то как раз безвкусные сны и существуют - чтоб от запахов отдыхать. А как отдохнёшь  - снова вон из подъезда. И снова - миллион-другой.

Ну я-то человек простой.  А вот природа как справляется? Не скучно ль?

В этот самый момент вскрываются печати с верхних чакр, и я начинаю беспрерывное общение с природой.   Голос свыше заискивающе так, с юношеской визглинкой, испрашивает: «А что такое весна?»

«Ты кто?» - спрашиваю ошалело.

«Я она самая. Природа» - говорит.

Понятное дело, голос звучит только у меня в голове.  Огромная сущность   вне нашего понимания especially for me материализовалась в примитивное сочетание гласных-согласных. Я по этому поводу не комплексую и обстоятельно рассказываю всё, что я знаю о весне, чувствуя, как невидимый экзаменатор тщательно фильтрует мой базар. После того, как я продекламировал несколько стихотворений Тютчева, говорить о весне больше было решительно нечего, и я умолк.

Свыше послышалось:

«Хм, интересно...А почему спрашивал: «А не скучно?»

«Из тысячелетие в тысячелетие - зима, весна, лето и так далее. Скучно ведь»

В мировом эфире «Скучно ведь» издевательски превратилось в «вечно ведь» и, похохатывая, улепетнуло прочь.  

Природа хмыкнула.

«Встань напротив дупла, а то мне плохо слышно»

В парке, которым я хожу на работу, 18 дупел. Я встал напротив первого попавшегося и своими словами пересказал всё, что говорил одним абзацем ранее. Или двумя - зависит от литредактора. (Пятью - прим. литред.)

Природа хмыкнула ещё раз.

« А что - разве прошлой весной что-то было? Как по мне, в жизни всё поштучно»

«Как это?» - удивляюсь.

«А вот так: зима - одна штука, весна - одна штука, лето, осень - и так далее. Если что и было - не про меня сказ».

«Это как же выходит, - телепатирую я наверх, - мне, стало быть, двадцать четыре, а вёсен у меня всего одна штука была?!»

«Угу», - несётся сверху. Негусто, прямо скажем. И мягко говоря - возмутительно неправдоподобно.  

«Так это чё, получается я старше тебя в двадцать четыре раза?!» - несмело предполагаю я и так как природа приумолкла предполагаю уже смелее смелого - с пафосом и волнительным  дрожанием в голосе.

«Я, -  говорю, - человек,  жалкий муравеишка и шестерёнишка, старше тебя в двадцать четыре раза!!!!! Что скажешь, природа? Выходит какая-то одна сплошная вселенская парадоксальная глупость»

« Странно», - говорит природа, и на этом связь прерывается.

Береги природу, мать твою.

И я иду, суммирую приобретённый опыт.

Спустя некоторое время весьма хаотического суммирования, до меня, наконец, доходит. Природа - не старая маразматичка. Она не придуривается. Природа не лебезит перед венцом творения - жалким муравеишкой и шестерёнишкой.

Она такая. Потому. Что. Здесь моим мечтам о вечной жизни (вместо работы) настал полный пердюмоноколь. Она, природа то бишь, такая оттого, что на следующий год уже не помнит ни хрена. Ни кем была, ни с кем заигрывала по молодости лет, ни с кем целовалась в саду, ни с кем веники берёзовые вязала.

А мне память важна! Какая-никакая, но память.   А тяжёлой и пустой головы, когда наутро не помнишь ничего из того, что было вечером, - кому захочется?! Мне - точно нет.

С какого   похмелья встаёшь ты каждый год, о природа? С кем водку пьёшь, с кем согреваешься холодными зимними вьюжными ночами?

Вечная, да глупая. Дура дурой.

Слышь меня сейчас, природа-то? А так, чтобы жить беспрерывно - от и до, от одного Большого Взрыва до следующего - никак нельзя?  И тут же понимаю - никак.    Либо память, либо жизнь вечную. Либо мудрость - от памятливости, либо глупость - от вечности. От тысячи одинаковых вечностей, где каждая старая весна - как новая.

Пожинай, природа, и вечное удивление:  «ух ты, смотри, как у меня листья на заднице распускаются», «вау, какие птички заморские щиплют меня за зёрнышки», «хи-хи, ха-ха, травка-шалунья письку щекочет»   Вечное и глупое.   Не то что у нас, у людей. Всё делаем как в последний раз. И удивляемся тоже. 

Только старость нас выдёт с потрохами. Стареем-то мы явно не для того, чтобы по окончании старости навеки сгинуть с лица земли .

На глазах у людей старый облезлый тарантас врезался в дерево. Пассажир - молодой ещё мальчик лет 20 - погиб на месте. Водитель - пенсионер, которому-то и за руль садиться  нельзя  - бодро размахивает руками у покорёженного тарантаса  и спорит с зеваками. Самая агрессивная женщина чуть ли не с кулаками на деда бросается: «Ах ты окаянный! Что не мог увернуться, на себя удар принять? Ты-то хоть старый пень, а молодого угробил».

А старый пень смотрит на неё и тихо так говорит, опустив руки по швам - как рядовой : «Зря вы так, женщина. С возрастом-то меньше жить не хочется».

А все думают - устаёшь. А все думают - света белого не видишь. Думают - здоровье. Думают - внуки.  А хочется правнуков. И прапра - тоже хочется. Хочется устать. Хочется хотеть.   В 76-ть идёшь по улице  и счастлив только от одной только мысли, что не ползёшь. Или не едешь в катафалке ногами вперёд. Тогда каждый запах - Событие. Каждая птичка - Личность.  

Да и кто вообще сказал, что старость неизбежно приводит к кончине?!

Говорят же, что мы ничем, собственно, от природы не отличаемся. Ибо часть её. Не поспоришь - ибо умные люди глаголют. А раз не отличаемся, значит и существуем точно также. Живём. Удивляемся. Помираем. Кушаем водку томными зимними вечерами в чистилище и ждём выхода на сцену.

А как маразм хватит   - в мир, на волю. Чтобы вновь цвести, снова пахнуть  и  опять же - удивляться. Как в первый раз.