Бывший боец ЧВК Вагнера рассказал «Росбалту» о Донбассе и Сирии, о том, в каких условиях работают наемники и что их ждет в случае ранения.
На днях представители ветеранских организаций и бывших бойцов так называемых частных военных компаний обратились в Международный уголовный суд с требованием возбудить расследование против организаторов российских ЧВК и тех, кто им помогает. Это не первая попытка привлечь внимание к замалчиваемой официальными лицами ситуации, когда российские граждане в нарушение законов принимают участие в боевых операциях в составе частных вооруженных формирований за пределами России, десятками и сотнями гибнут там, и никто не несет за это ответственности.
В июле 2018 года бойцы ЧВК обращались в администрацию президента с предложением легализовать их деятельность, но в ответе Министерства обороны организацию и деятельность частных военных компаний в России назвали противозаконной и антиконституционной. Бойцы ЧВК считают, что их лишают правового статуса намеренно, из-за чего они не только не получают положенных ветеранам льгот, но в любой момент могут быть привлечены по статье о наемничестве.
Также они жалуются на юридически несостоятельные, не регламентирующие работу в условиях боевых действий договоры, по которым им запрещено разглашать какие-либо сведения об участии в вооруженных конфликтах.
Один из ветеранов ЧВК Вагнера на условиях анонимности согласился раскрыть некоторые подробности работы наемником.
Мы познакомились с Павлом (имя изменено) несколько лет назад, когда он вернулся с Донбасса, прошел лагерь подготовки частной военной компании, повоевал на Украине. Платили, говорит, хорошо: пока был в учебке — 80 тыс. руб., на Украине — уже 120 тыс., а во время боевых действий «зарплаты» могли доходить до 240 тыс. Но вскоре Павел разочаровался во всем, что там увидел (отношение к бойцам как к пушечному мясу, разборки между своими, зачистка силами ЧВК командиров ополчения и казачьих формирований), и покинул отряд, не вернувшись из отпуска «по семейным обстоятельствам».
Однако деньги, заработанные войной, вскоре закончились, приличную работу в родном городе найти не удалось, и спустя два года Павел вновь решил отправиться в лагерь ЧВК — теперь уже чтобы ехать в Сирию. Тогда шел большой набор, людей не хватало, а у него в ЧВК оставались знакомые командиры и сослуживцы, старые грехи забылись или были прощены, и после небольшой проверки его вновь зачислили в отряд, но уже не к своим, а в другой батальон.
«Не брали только тех, кому меньше 25 лет и на ком висели кредиты. Не знаю, почему. Многие как раз и ехали туда, чтобы расплатиться с долгами. Но вот такая политика тогда была, может, по договоренности с налоговиками или банками. А вот на судимость смотрели сквозь пальцы. В 2014-м на Донбассе вообще чуть ли не половина отряда из таких состояла — отсидевшие, под следствием, в федеральном розыске, злостные алиментщики. А кто их на Украине будет искать? Судебные приставы или следователи, что ли? Там же все с оружием, все по-серьезному. Понимали, что могут убить там, и никто искать не станет.
В этот раз все было проще — взяли анализы на наркотики, пробили по налоговым базам и зачислили в учебку в Молькино. С подъема до обеда по полю скачешь, занятия по огневой и тактике, после обеда еще какую-нибудь хрень придумают, а вечером после ужина — медицинская подготовка.
Муштра была реальная: учили, как и куда ставить жгуты в случае ранения, в положении лежа, сидя, раком, заставляли ставить капельницы (у каждого из нас потом с собой в аптечке всегда была глюкоза, физраствор — выручило это не раз). Нам аптечки новые выдали, а там четыре укола: антишок, обезболивающее и еще две какие-то приблуды. Вот нас и учили — куда, как, в каком порядке все это колоть. Но в ИПП-шках, которые нам потом выдали (индивидуальный перевязочный пакет — прим. ред.), никаких уколов не оказалось. Все старались найти старую аптечку, потому что в этих т. н. «сердюковских» ни черта не было, даже бинты ветхие, разваливались при попытке намотать.
В общем, подготовка на базе длилась месяц — бегали, прыгали, стреляли, учились всему, что может пригодиться на войне. Параллельно шла проверка, «фэйсы» (эфэсбэшники — прим. ред.) тщательно пробивали всех. Моего товарища, с которым вместе приехали, отчислили — у него был не оплачен кредит на машину. Правда, потом вернули обратно. Слишком много отсеялось, а нужно было два батальона набирать. Людей не хватало, и тогда решили, что всем, у кого кредиты до 400 тысяч, их погасят до отъезда, а потом компенсируют из зарплат или из страховки, если человека грохнут.
Без загранпаспортов тоже сперва не брали, а потом сами стали оформлять и оплачивать на месте. Мне тут один «трехсотый» (раненый — прим. ред.) прислал сообщение, что после разгрома «5-ки» — пятого батальона под Дейр-эз-Зором — опять набирают людей, уже не привередничают, чуть ли не всех подряд берут. И люди идут. Хотя при мне был случай: «особисты» завернули парня, который прошел все проверки, сдал все нормативы по физподготовке, за плечами была служба в армии и Донбасс — в общем, по всем параметрам подходил. А на беседе с особистом «завалился».
Тот его спросил — мол, откуда узнал про лагерь? А боец рассказал, что такой-то и такой порекомендовал — сам оттуда, фамилия такая-то. Особист личное дело закрыл и попрощался с ним. Передавай, говорит, привет такому-то! Если бы он сказал, что узнал из интернета, по кличке назвал бы, что ли, может, и прокатило бы. А он сослался не просто на своего знакомого, а на парнягу из Ростова — там сейчас учебный лагерь: такую же команду, как «Вагнер», ребята из Минобороны готовят, конкурирующая фирма. Если у них был — сюда, в ЧВК, ходу нет, все строго. А он кого-то назвал — то ли оттуда, то ли с Донбасса. Все — до свидания!
Еще рассказывали, что троих вычислили прямо на базе. Двое засланных — якобы на «хохлов» работали, а третий мутный тип какой-то, непонятно, что за чувак был. Ну их прямо там за яйца взяли. Что с ними стало, не знаю. Может домой отправили, может там же где-то и прикопали, никто их там особо искать не будет»…
Вновь с Павлом мы встретились случайно. От общих друзей я знал, что он получил в Сирии ранение, лечился. Но выяснить, что с ним и где он, не представлялось возможным — все данные по сирийским потерям засекречены, телефон его не отвечал. Однако недавно он вновь побывал в Питере, и общие знакомые организовали нам встречу.
Сирия. Первая кровь
«Прилетели в Дамаск. Нас как туристов — на автобусах, по гражданке — отправили на базу. Дамаск — единственный город, который я там видел за всю командировку. Пока ехали на базу отряда, остановились на пару дней на танкодроме, это километрах в сорока от Пальмиры. По прилету нам выдали каждому по $200, ну у меня еще свои были деньги. Поменял сотку, затарился по дороге сигаретами, водой, какой-то едой. На танкодроме стояли помимо нас иранцы, «Хезболла». Прикольно было наблюдать за их построениями, как они маршировали, танцуя. У каждого к поясу приторочен чайник, они постоянно там пьют чай, матэ. Говорят, могли среди боя оставить технику, оружие — перерыв на чай.
Их так с Пальмиры и погнали, пока они там чай пили. Наши из ЧВК отбили город у боевиков и передали его российским федералам и этим воякам с чайниками. А они там побросали всю технику, даже Т-90, чуть ли не вагон мин оставили — и бежали позорно. Кстати, при штурме города федералов не было, Пальмиру брала наша ЧВК, что бы там ни говорили по телевизору. Все бои прошли на подходе к городу, в мраморных карьерах, там была жесткая оборона боевиков. Федералы в Пальмиру уже позже зашли, когда дело было сделано, город был освобожден. И когда министр доложил президенту, что они взяли Пальмиру, наш главный сказал: «Ну, раз они взяли, пусть тогда и сидят там!» И всех наших, из ЧВК, вывел оттуда. Вскоре боевики вновь захватили город — и второй раз Пальмиру тоже наши, «чэвэкашники», отбивали…
В отряде я попал в роту охраны. Хмеймим мы не охраняли, там федералы держали контроль. А мы обороняли отбитые у боевиков нефтезаводы. Привезли нас на базу, остановились — тишина, все условия. Грешным делом подумал: вот удача, поймал слабинку! На фига мне эти боевые за 240 тысяч, когда можно и здесь посидеть тихо и спокойно за 180? Но счастье длилось недолго — через пару часов (даже не успели душ принять) развезли нас по постам в пустыне, на какие-то сопки, без замены. Хорошо, если раз в месяц в баню свозят, а так воду только техническую привозили в канистрах: накопишь несколько бутылок, помоешься — уже и праздник! Вокруг — ничего. Что-то типа кактуса или верблюжьей колючки росло рядом, пару скорпионов видел, да парнишка наш змею поймал жутко ядовитую, песчаную гадюку — заползла в спальник. Хорошо, что заметил вовремя, не цапнула. Антидотов не было, до базы бы точно не довезли. Повезло! Потом, правда, не повезло — получил две пули, в печень и в солнечное сплетение. Без вариантов, даже не мучился.
Оружие было с хранения, снайперам выдали «трехлинейки», пулеметы были 1946 года, с раструбами, тех же годов примерно ПК. Потом уже привезли СВД, но некоторые снайперы не стали их брать, так с «трехлинейками» и воевали. Потом БРДМ подвезли, я таких и не видел — послевоенные, с длинной кабиной, причем не местные, а из России, с каких-то складов или баз хранения, наверное. Один просто стоял на приколе, с него только соляра текла: заправят — и под ним наутро лужа. Но у него фароискатель мощный был, и если ночью сигнальная мина срабатывала, можно было посветить, пошарить в темноте, кто там лезет.
В общем, с техникой, с вооружением было неважно, не хватало поначалу. Потом снабжение наладилось как-то. Даже палатки выдали. До этого спали кто где. У кого-то свои были, кто-то делил с товарищами. Землянки там не выкопаешь — там вообще никто ничего не копает. Камень кругом! Все оборонительные сооружения — каменные валы, песок, ну или прямо с заводов привозят литые железобетонные конструкции сборные. Могут, конечно, прокопать на передке окоп, но это только экскаватором. Мы как-то в рейде укрытие боевиков нашли в скале, так там видно было, что все отбойными молотками выдалбливали, клиньями. Хорошая такая пещера получилась, ну и могила из нее могла тоже получиться … (замечательная), если мина сверху прилетит, или со входа из «граника» или «Шмеля» вмазать.
Ночники и тепловизоры у нас были, по паре штук на подразделение. Их, правда, стали позже выдавать, а сначала только если кто со своими приезжал. Еще беда была — дроны. Прилетят, гранату сбросят — и улетят. Боевики так развлекались. А у нас — потери, в палатке-то не укроешься. Поэтому за небом следили, если что подлетало, старались сбить. Наш — не наш, а на всякий случай, от греха подальше. Хотя это было непросто: высоко летали, а солнце яркое — ничего в небе не разглядишь, да еще и дымка от горящих скважин, вышек нефтяных и газовых. Рядом с нами такая горела постоянно. Если под дождь попадешь, промокнешь — сразу к факелу. Постоишь в метрах пятидесяти, и через полчаса абсолютно сухой. Звук только противный у этих скважин, горящий газ вырывается под страшным давлением, как будто самолет взлетает.
На базе были потери не только от дронов. Парнишка наш из Перми погиб от выстрела управляемого реактивного снаряда ПТУР. У меня даже где-то сохранилась видеозапись этого нападения — боевики снимали и выложили ее в интернет. Не знаю, что там была за оптика, но наша база на видео как на ладони, и пермяк наш на бруствере, за которым стояла в укрытии «ЗэУшка» (зенитная установка) — не знаю, чего он туда полез, это не его был пост, он командир отделения… Голос за кадром, свист снаряда, секунды — и взрыв. Все в клочья! Тактика у боевиков всегда одна и та же: подъехали на джипе, несколько залпов — и ушли.
Потом перекинули нас в провинцию Хомс, охранять отбитый нефтезавод. Специалисты его восстанавливали, а мы их прикрывали. Сам завод не бомбили при захвате, там наши летчики грамотно отбомбились — рядом. Но все равно взрывной волной повыворачивало балки двутавровые, осколками посекло оборудование… Мы там заселились, меняли пацанов, которые брали завод. У нашего отряда был контракт с сирийским правительством, что до конца года мы отбиваем три нефтезавода, охраняем их, и они на пять лет обеспечивают нас деньгами, плюс получаем часть нефти и процент дохода от переработки. Боевики, естественно, тоже не хотели терять доход, поэтому время от времени пытались вернуть производство под свой контроль.
Запомнился случай, когда игиловцы (ИГИЛ — запрещенная в России террористическая организация— прим. ред.) решили напасть на все посты одновременно. А там по периметру охраны посты могли быть из трех человек, а через километр — еще три человека. Туговато пришлось, без потерь не обошлось. Но самое славное — как боевики напоролись на третью роту, охранявшую один из захваченных нефтезаводов. Хотели взять нахрапом, чуть ли не в лобовую, но наши спокойно отстреливались, все держали под контролем, и вскоре террористы дрогнули. Через полчаса боя энтузиазм нападавших куда-то пропал, а еще минут через двадцать они, побросав раненых, спешно ретировались. Наши вылезли из укрытия, добили тех, кто сопротивлялся, пару человек взяли в плен. Стали выяснять, кто такие, что за план был. Узнали, что боевики набрали бойцов из местных жителей, обещали денег по $30, а в случае неудачи — Вальхаллу и гурий. Сказали, что на заводе сидит сирийская армия, — стоит покричать немного, они сами сбегут оттуда…
Пленных боевики не меняют. Только федералов еще рассматривают как товар, а наших — сразу в расход. Наш парень с четвертой роты попал к боевикам, его там запытали до смерти самыми изуверскими методами. Ну и наши с этими чикаться не стали. Одного кувалдами забили, другого танком переехали наполовину… Потом головы им отрезали и на ворота насадили. Мне все это чуждо и отвратительно… Нельзя так поступать с пленными, даже если это террористы. А еще хуже того — снимать это и потом в интернет выкладывать видео издевательств. И так уже третий год все шумят по поводу ЧВК, так вы еще сами подливаете масла в огонь, даете повод все это обсуждать!
Ранение
Ну, как было… Выдвинулись ночью, часа в два. До цели идти нужно было километров 15. Район Пальмиры. Уже светать начало. Задача — захватить «опорник», опорный пункт на сопке, с которого простреливалась и контролировалась трасса на Пальмиру. Там местный шейх кинул клич, чтобы ни одна машина в город не прошла. Всю трассу боевики обложили и долбили колонны с «гуманитаркой» и военными грузами. Снабжение города, естественно, оказалось под угрозой. Дорога там, кстати, шикарная была, асфальт ровный, как на автобане. Ну, это пока наши танки не прокатали его в клочья.
Нас было меньше роты. Поддержка — два отделения минометчиков, посадили их на сопках, перекрыть другую сторону и поддержать нас огнем. Танк еще один был где-то, мы его и не видели, только слышали. Подошли уже под утро, короткий привал, даже перекурить не успели. Хорошо, командир расчета заметил, как какой-то джип выдвинулся в нашу сторону и в метрах 600 остановился. Выходит из него чудило какой-то в натовской форме, с биноклем, смотрит на все это дело, а джип в это время поворачивается и начинает «фигачить» по нам из ДШК!
Наша разведка как-то слабо отработала. Они же добрались до места, куда мы двигались, потопталась на высотке и вернулись, вместо того чтобы там закрепиться и ждать основные силы. Ровно с этой высотки по нам и влупили, когда мы не дошли до нее пару километров. Я был в замыкании колонны, нас первыми и достали. Мы оказались на открытой местности, в узком кармашке, никуда не деться. Там еще за сопкой грузовичок подъехал, а в кузове у него скорострельная корабельная пушка стояла. Они как начали лупить из нее — кошмар полный: бруствер из камней как бумагу прошивало, валуны — в мелкий щебень!
В наш «КАМАЗ», который боеприпасы подвез, один снаряд попал, но, слава Богу, не в кузов, а в кабину — дырка в двери была размером с ведро. Водиле повезло, успел за несколько секунд до попадания выпрыгнуть. Если бы не прилетели вертушки, нам там конец был бы, точно! Да, связь с армейцами была, федералы помогали и выручали, если что. Короче, обе эти машины уничтожили с воздуха. И стало немного полегче.
«Разведосы» ввязались в бой, рота растянулась на километр. Потом уже выяснилось, почему так отчаянно отбивались боевики на этой высотке: среди них были дагестанцы, чеченцы, ингуши, им сдаваться резона не было никакого. В Россию им путь заказан — вот и бились до конца, тем более они умеют. Тут нам по рации команда: «Тяжелые — вперед!» Это АГСники и гранатометчики СПГ. Я было заспорил: вы в своем уме? Чего нам-то вперед лезть? Мы еще на километр отойти назад можем и все равно их достанем, спокойно можем отработать из-за бугра — главное, скорректируйте огонь. Но в итоге спорить не стал, потащились вперед.
И тут мне из крупнокалиберного прилетело. А ребят, что со мной были, миной накрыло. Лежат, кстати, тут в Питере на Черной речке в каком-то НИИ. Кости целы, а мясо — в хлам, сухожилия порваны. Теперь им с бедра мышцы срезают и на место ранения вшивают. Латают, короче.
В общем, чего дальше? Перемотал себе рану, вколол анальгетик, лежу один, часа два уже прошло, наверное, жду машину с нашими.Надо мной вертушка зависает, спрашивают жестами, как я, и нужно ли меня забрать. Показываю им — нет, не надо, за мной машину отправили. А наши уже где-то за километр ушли, меня оставили, там бой идет, слышу… Какие машины, мы же пешком там! Нас до «точки» довезли, и все — дальше пеший марш. Причем как довезли? Запихнули в кузов битком человек 25, со всем вооружением, представляешь, там еще и отделение АГСников со всеми своими приблудами, станковый противотанковый гранатомет — 65 кг, гранаты к нему, да и у каждого бойца полный боекомплект. Ни вздохнуть, ни повернуться. Если в засаду попадешь — не выберешься и за пять минут. А это — явная смерть. Что потом, кстати, и случилось с пятым батальоном ЧВК, когда они в феврале под раздачу попали. Видел, наверное, съемку американцев с тепловизора? Там же половину людей накрыло прямо в машинах, единицам удалось покинуть технику, но их потом добили с «вертушек» и дронов».
Хождение по мукам
«Своих «трехсотых» навещал здесь?» — спрашиваю Павла о цели приезда.
«Пока они были в Питере, проведывал. Их тут подолгу не держат, три недели — и дальше в санаторий или в Москву, в Вишневского. Я же тоже там лежал в военно-полевой хирургии. Причем приехал без документов — ни паспорта, ни полиса, ни страховки. Но там какая-то договоренность есть, наверное, потому что меня положили, лечили и ничего не спрашивали — откуда ранение, где получил. Вставили железяку в сустав и говорят: «Свободен! Придешь через два месяца». Мне еще повезло. У нас там парнишка лежал, ему руку в Хмеймиме оттяпали. Точнее, как было — ему в нашем полевом лазарете все что нужно сделали, рану обработали, перевязали и отправили на аэродром. Но пока везли в кузове на «Урале» по ухабам и колдобинам, поддерживающая повязка слетела, рука стала болтаться, в итоге все сосуды и связки порвались… Пока до Хмеймима добрались, спасать уже было нечего. Госпиталь там отличный — есть практически все необходимое оборудование, да и врачи классные, из ВМА или из Бурденко. Но и они ничего не смогли уже сделать — ампутировали.
С нами еще летели несколько федералов, армейские офицеры, в основном с минно-взрывными ранениями. Это там привычное дело — по дорогам не любят ездить, все хотят сократить путь, а напрямую, через пустыню, всякие сюрпризы попадаются. Цена вопроса — 300 метров и три минуты. Водитель командира отряда у нас так погиб. Двадцать минут в объезд по известной наезженной дороге — так нет, решил сократить. Машина — в хлам, водила — в мясо. Сократил! Идиоты, чего тут комментировать…
В общем, мне еще повезло. В Чкаловский, на аэродроме, нас выгрузили — все пацаны голые, ни одежды, ни белья, я хоть в трусах, да еще с жетоном. Почувствовал себя королем в этой компании»…
После Сирии Павел попал в госпиталь Вишневского, оттуда — на долечивание в Военно-медицинскую академию.
«Меня же вообще потеряли поначалу! — Павел курит одну сигарету за другой, воспоминания даются нелегко. — Никто не знал, куда меня отправили после ранения, где я и чего, два месяца про меня не вспоминали даже. Привычный бардак.
Лечат же не только в ВМА. Здесь как происходит? Всех сначала в страховую отправляют, а там уже распределяют — кого куда. Тут парня нашего с ранением в голову отправили в нейрохирургию 26-й больницы. Вопросов, что характерно, нигде лишних не задают: кто ты, где тебя ранили — не спрашивают. Лечат и все. Кстати, парню в 26-й все офигенно сделали, там нейрохирургия видать классная! С головой все в порядке, только вот ногу одну пока подволакивает… До этого в Вишневского его лечили три недели. Там всех так: три недели полежал — и по этапу в другие госпиталя. Чтобы статистику, наверное, не портить. А у госпиталя имени Вишневского куча филиалов — сначала во второй филиал, если надо — в Химки, потом в санаторий на реабилитацию. Там спишь, жрешь и на процедуры в перерывах между сном и обедом ходишь.
После санатория мне открытым текстом сказали: все, дальше лечись сам! Сам находишь, где тебе будут делать операцию, протезирование, нам документы на оплату — и вперед. Мы будем оплачивать. Это в страховой. Кто-то из наших оперировался в институте Вредена, я решил в ВМА долечиваться. Они там неделю смотрели на мой аппарат Илизарова, потом сняли. Мелкие осколки даже вынимать не стали — говорят, пусть лежат, пока не беспокоят…»
Павел, скорее всего, останется инвалидом. На военную пенсию рассчитывать не приходится. Ни в одном документе не указано, что он получил ранение на войне. Для России он как ветеран боевых действий не существует. Любой военком или чиновник ему смело может бросить в лицо: «Мы тебя на войну не посылали». И это так. Павел — наемник, которого купил пресловутый повар президента за 240 тыс. рублей в месяц, и он за эти деньги обеспечивал бизнесмену доход от добычи и переработки нефти в зоне военного конфликта и гражданской войны.
Пока еще от Павла откупаются страховыми взносами на лечение, но завтра он будет выброшен, как выжатый лимон. А если начнет возмущаться и что-то требовать — его же еще и посадят за наемничество и участие в вооруженном конфликте или в военных действиях на территории иностранного государства.
Хотя совершенно очевидно, что без самого высокого покровительства запрещенные на территории России частные военные компании существовать не могут. И этот вопрос пора уже как-то решать на законодательном уровне. Либо легализовать ЧВК, прописать сферу и рамки их деятельности, а в случае защиты национальных интересов России — приравнять их к участникам боевых действий. Либо применять к организаторам незаконных военных формирований меры уголовного преследования согласно УК РФ.
