Игумен и медведь. Рождественский рассказ.
- 12.01.11, 17:59
- Торжество православия
Этот случай произошел на Руси в конце XVI века. Иноки очень бедного Хутынского монастыря в Новгороде, получив в дар от одного боярина хорошие пастбища, решили завести овец. Шерсть от них давала все нужное обители: и одежду братии, и доход от продажи излишков.
Но вот в соседнем лесу поселился медведь и стал жестоко обижать бедных иноков, похищая их овец. Не смея сами предпринять ничего, послушники-пастухи не раз докладывали о чинимых медведем обидах настоятелю. Но старец-настоятель почему-то медлил с каким-либо решением насчет обидчика, говоря, что и медведю надо же есть. А у того от безнаказанности разрасталась алчность, так что на опушке леса стали находить уже овец не только съеденных, но почти и нетронутых, а лишь растерзанных. Снова доложили настоятелю.
“Э, это уже озорство. Ради потехи губить не позволю”, - проговорил старец и, взяв свой посох, пошел один в лес.
На следующий день изумленная братия увидела своего настоятеля идущим из леса в монастырь в сопровождении огромного упитанного медведя. Старец вошел в келью, а медведь лег у крыльца.
“Отче, что же делать с медведем? - спрашивали келейники настоятеля, - он лежит у крыльца и никуда не отходит”.
“Не трогайте его, пусть лежит. Мы завтра пойдем с ним в Москву на суд к Патриарху”, - отвечал настоятель.
И на следующий день настоятель действительно отправился пешком из Новгорода в Москву, а за ним покорно пошел и монашеский обидчик-медведь. Пришлось, конечно, этим странным путникам проходить и через многие села и деревни, и везде народ с удивлением смотрел на такое странное явление. Тогда еще водили по деревням медведей ради потехи, но те бывали на цепи, с продернутым железным кольцом в носу и заморены, а этот шел свободно, и такой огромный.
И то не диво, - что люди страшились медведя крепко и даже отказывали настоятелю в ночлеге, так как он, боясь, чтобы на улице не убил кто-нибудь медведя, просил и его впускать куда-нибудь. А животные относились к странному зверю совершенно спокойно. Собаки даже близко подбегали к нему и обнюхивали его, а пасшийся на пути в поле скот при приближении настоятеля с его обидчиком лишь подымал голову и как бы с любопытством смотрел на диковинное шествие, а затем снова спокойно принимался щипать траву.
Так и добрел хутынский настоятель со своим обидчиком в Москву на Патриаршее подворье. Он вошел в покои Патриарха, прося доложить о себе, а медведь остался у ворот.
Патриарх принял хутынского настоятеля.
- Я к тебе, Святейший, пришел с жалобой на нашего обидчика, - принимая благословение Патриарха, проговорил игумен. - В соседнем с нашей обителью лесу поселился медведь и ведет себя непотребно - похищает наших овец больше, чем съесть может, стало быть, просто ради своей звериной страсти потешается над кроткой Божией тварью. Этого я стерпеть не мог, и привел его к твоему Святейшеству на суд.
- Кого привел? - недоумевал Патриарх.
- Да нашего обидчика, Владыко.
- Где же он?
- У ворот дожидается твоего суда. Внуши ему, Святейший, что такое поведение зазорно для создания Божия.
- Брат, зачем же ты трудился вести его ко мне, если он так повинуется тебе, что пришел за тобою в Москву? - сказал Патриарх. - Запрети ему сам.
- О, нет, Святейший. Что же я такое? Нет, запрети ему ты своими святительскими словами не чинить больше обиды неповинной твари. Скажи ему, что озорничать грешно и непотребно.
Патриарх вышел на крыльцо, а хутынский настоятель пошел к воротам и через минуту вернулся во двор сопровождаемый своим косматым обидчиком.
- Вот, Святейший, наш обидчик, рассуди нас твоим святительским судом, - сказал настоятель, указывая Патриарху на огромного медведя, стоявшего смирно понурив голову.
Подивился Патриарх такой покорности зверя и обратился к нему, как к разумной твари:
- Хутынский настоятель приносит жалобу на твое озорное поведение. Ты обижаешь бедную обитель, похищаешь ее достояние и позволяешь себе озорство, непристойное никакому созданию Божию. Отныне чтобы ты не смел трогать монастырских овец, Господь силен, и без этого пропитает тебя.
Суд кончился. Настоятель поклонился в ноги Патриарху и повернул домой, а за ним покорно поплелся и медведь.
С этого времени он никогда уже не трогал монастырских овец и в случае недостатка в еде смиренно являлся в ту же обитель, прося пропитания, в котором братия не отказывала ему.
Из журнала “ТРОИЦКОЕ СЛОВО”+
7
)
