хочу сюди!
 

Славушка

48 років, телець, познайомиться з хлопцем у віці 45-55 років

Замітки з міткою «родители»

Ох уж эти детские вопросы...

Дочка маленькая была, года 4. Беседовали мы как-то о своём, о женском: я, мол, твоя мама, а твоя бабушка - моя мама, а ты пока что ещё маленькая, но когда вырастешь, то будет у тебя дочка, а ты, стало быть, её мама...
И вот по недолгом размышлении дитё спрашивает: "Мама, а кто был моей мамой, когда ты была маленькая?"
Занавес)))

Должны ли дети что-то родителям?

Должны ли дети что-то родителям?

Почему родители ждут от детей возврата какого-то долга? На основании чего? Почему столько переживаний из-за этого у родителей и чувства вины у детей? Где закралась ошибка и несправедливость? Кто и кому


должен? И должен ли?

Почему же так происходит, почему родители ждут от детей возврата какого-то долга? На основании чего? Почему столько переживаний из-за этого у родителей и чувства вины у детей? Где закралась ошибка и несправедливость? Кто и кому должен? И должен ли?

Когда кто-то кому-то что-то должен, это означает, что в отношениях нарушен баланс. То есть только один из них что-то давал, и только один что-то брал.
[ Читати далі ]

42%, 10 голосів

54%, 13 голосів

4%, 1 голос
Авторизуйтеся, щоб проголосувати.

Рожать детей давно не модно

Моя мама появилась на свет от большой любви.
Многим детям везет - их рождают намеренно. Такие везучие дети свои первые колыбельные песни слышат, еще плавая в утробе матери.
Моей маме повезло.
Степь, жаркая, холмистая, выгибала опаленную солнцем спину.
- Я хочу от тебя ребенка, - сказала моя бабушка моему деду.
По степи, там, вдали, черными пятнами наползали немецкие танки, волоча за собой пыльный серо-коричневый след.
- Сейчас? - спросил дед.
- Да, сейчас, - ответила моя бабушка. Летом 1941 года ей только исполнилось тридцать лет, дед был её старше на два года.
Громыхнуло, будто безоблачное небо разорвала на куски неизвестно откуда взявшаяся молния, и за поселком потянулись ввысь три дымных столба. Отступающие части советской армии подрывали угольные шахты, чтобы те не достались немцам. Шахта номер девять, номер одиннадцать и тридцать два бис.
- Я хочу от тебя ребенка. Сейчас, - сказала бабушка.
У деда на правой руке не было четырех пальцев - несколько лет назад оторвало зубчатой передачей шахтного подъемника. Деда не взяли в регулярную армию. Командование отступающей красной армии и местное партийное руководство бросало деда в немецком тылу для ведения подпольной работы. Калека, он должен был казаться немцам неопасным и оставаться вне подозрений.
- Ты же знаешь, я не могу с тобой, - сказал дед и обнял бабушку. - Здесь меня все знают. Выдадут. Мне приказано ехать в Сумы.
Она молча кивнула ему в ответ.
- И я не могу взять тебя с собой, - сказал дед. - Я должен преодолеть почти шестьсот километров по оккупированной территории. Ты понимаешь, что значит, шестьсот оккупированных километров? Надо будет, наверное, много идти. И где-то ночевать. И как-то питаться. И никаких гарантий.
Она опять кивнула.
Летом 1941 года, стоя на окраине шахтерского поселка посреди грохочущей жаркой степи, бабушка вспомнила своего первого мужа.
С ним она прожила короткие быстрые счастливые пять лет и еще потом один долгий тоскливый перепуганный год, в течение которого молчаливые военные с малиновыми петлицами на новенькой зеленой форме то забирали ее первого мужа "до выяснения", то выпускали его, то опять забирали, пока однажды не увели в сырой сереющий рассвет навсегда.
Она помнила, как суровый немногословный боец энкэвэдешного конвоя за табак и золотые серьги пустил ее посмотреть в щель забора на отправку заключенных.
- Ни звука, - сказал боец. - Строго запрещено. Попытаешься хоть пикнуть - стреляю без предупреждения.
Она помнила, как видела через щель в заборе однообразную, серую, жадно хватающую ртами горький осенний воздух, бегущую изможденной трусцой человеческую массу. Мелькали затылки. Мелькали спины. Надрывались в истерическом лае собаки. Собак держали на коротких поводках расставленные вдоль дороги конвоиры.
- Быстрее. Быстрее, сукины дети!
Мелькали худые равнодушные лица. И звук шевелящейся, месящей грязь, ступающей без разбора, кашляющей, хрипящей человеческой массы висел над дорогой, будто туман. Колонна заключенных мутной рекой текла мимо забора, поворачивала за угол и пропадала в воротах, за которыми со злым присвистом маневровый паровоз собирал в цепочку тюремные вагоны.
Он? Или может вот он? Или тот? Не разобрать. Гонит собачий лай заключенных без остановки. Мелькает серый поток в щели забора. Не разобрать. Сжалось бабушкино сердце. Сжались руки с узелком, в котором хлеб, и лук, и его очки, аккуратно спеленатые в чистый носовой платок.
Клацнул за бабушкиной спиной затвор винтовки.
Так бабушка разучилась плакать.
Бабушке не сказали, за что арестовали ее первого мужа. И она так и не узнала, что с ним случилось после ареста.
Стоя на окраине прежней, довоенной, уже никогда не способной повториться жизни, она отчетливо вспомнила, как молча перебросила через забор в колонну заключенных узелок с хлебом и, приглушенная горем, побрела куда-то, сама не понимая куда, но только, чтобы подальше от страшного забора. Вспомнила, и еще крепче прижалась к моему дедушке. Еще раз потерять любимого человека бабушка была не в силах.
- Тебя могут убить, - скала бабушка.
- Могут, - не стал врать дед. Под прицелом приближающихся танков врать не получалось.
- А я хочу, чтобы ты остался жить. Пускай даже только в нашем ребенке.

Мне повезло, как повезло моей маме.
Я тоже появился на свет от большой любви.
Шумел железнодорожный вокзал. Кричали таксисты и носильщики, зазывая пассажиров. Скрежетал, будто желудок от несварения, облезлый репродуктор. Гудел, шаркал подошвами, кашлял, сопел зал ожидания. Перекрикивались тепловозы. Поскрипывали вагоны, с холодным лязгом цепляясь один за другого. Пахло потом, плохо просушенным бельем, смолой и сырым дыханием общественного туалета.
- Я хочу от тебя ребенка, - сказала моя мама моему отцу.
Отец, молодой румяный лейтенант, уезжал служить в далекую и пугающе неизвестную Монголию. Сначала поездом из Луганска в Киев. Потом оттуда самолетом в Москву. Затем из Москвы самолетом в Челябинск, откуда опять самолетом в Улан-Батор. Потом по дикой степи поездом. По степи, не знающей света электрических фонарей, по степи, лениво и равнодушно пялящейся на такие же равнодушные звезды или такое же ленивое солнце. И никого вокруг на многие тысячи километров. Разве что мелькнет где-то вдали кривоногий монгол, остро пахнущий лошадиным потом, оленьим жиром и тухлым мясом, неспеша едущий куда-то по своим монгольским делам на небольшой, похожей на крупную собаку, лошаденке. И по такой степи надо ехать сначала в жутком плацкарте, удивленно глядя на рельсы, странные, совершенно чужие и не уместные для окружившей поезд дикости. А потом еще сотню километров трястись в кузове шумного бортового "Урала", выбирающего путь направлениями, доверяясь чутью измученного бесконечной тряской водителя.
- Я хочу от тебя ребенка. Сейчас, - сказала мама.
- Монголия - не самое лучшее место, чтобы растить детей, - сказал отец.
В Монголии главной ценностью военного поселка оказалось дерево - несчастная, чахлая, вечно умирающая и постоянно выживающая стараниями всех жителей гарнизона лиственница. Наверное, это было единственно дерево на несколько сотен километров кругом. Бережно, будто младенца, лиственницу привез командир гарнизона и лично посадил у входа в штаб. Когда дерево начинало хандрить, и иголки корежились и ржавели, весь поселок охватывала тоска, а командир гарнизона мрачнел и осторожно, словно поил раненного товарища, поливал лиственницу отстоянной водой.
- Я не смогу без тебя, - сказала отцу моя мама.
- Но сможешь ли ты быть со мной там? - спросил отец.
Весной вся степь, на сколько мог видеть глаз, становилась пронзительно синей от расцветающих анютиных глазок. Через месяц она красилась в ярко желтый цвет, затем в зеленый, как купорос, а к лету обугливалась и мертвенно чернела от горизонта до горизонта. На протоптанных в траве тропинках извивались яростные клубки брачующихся гадюк.
- Я смогу. Если сможешь ты, - сказала мама.
Через двенадцать месяцев мама ехала со мной, трехмесячным, в монгольском плацкарте к месту службы моего отца.
Оказалось, что монголы не моются, а вместо этого смазывают себя оленьим жиром. Невыносимый, тошнотворный запах переполненного немытыми монголами вагона бросал маму в холодный пот, дурнота накатывала волна за волной и желудок судорожно сокращался. Мама еле успевала добраться в туалет, и там, одной рукой держа меня, а другой обреченно вцепившись за оконную решетку, рвала желчью, надрывая свое давно, еще в вокзальном туалете Улан-Батора, опустошенное нутро.

Моему сыну повезло.
Он появился на свет от любви.
Хотя вполне мог и не родиться. В кризис редко кто решался заводить детей.
Кризис.
Эпидемией гриппа он свирепствовал по миру, накрывая страны волна за волной.
- Может, заведем ребенка? - спросил я свою жену.
Мы лежали на маленьком неудобном старом диване и смотрели по телевизору фильм о Великой Депрессии. Телевизор был наш, а диван - чужой, хозяйский. И квартира чужая, "хрущовка" с одной комнатой в унизительные пятнадцать квадратных метров, в три сотни долларов арендной платы за месяц.
Жена потянулась и взяла со стола пачку сигарет. В маленькой комнате все под рукой.
- Сейчас? - спросила жена.
По телевизору показывали марш безработных в Канаде образца 1932 года. Хорошо было рабочим в тридцать втором году. У рабочих в тридцать втором году не было телевизоров и потому рабочим приходилось собираться в толпы и бастовать, угрожающе трясти плакатами и кричать ругательства в привычное ко всему небо. Мое поколение кричит ругательства в телевизор. И выживает в одиночку. Или вешается под холодным телевизионным взглядом.
- А когда еще? - спросил я.
Вчера по телевизору сообщили про одного миллиардера, который в круговороте кризиса потерял кучу денег, стал миллионером, не выдержал такого потрясения и застрелился. В сюжете показывали его роскошную виллу, тяжелую дубовую мебель, бассейн с прозрачной голубой водой и пистолет, из которого миллионер разнес себе голову.
- Он, наверное, сказал себе - ах, я раньше каждый день ел устрицы, выловленные у северного побережья Франции, а теперь придется давиться паршивыми итальянскими устрицами, или, что еще хуже, американскими. И пулю себе в голову - бах, - сказала жена и щелкнула зажигалкой.
- Вот мне однажды не хватило семьдесят пять копеек на билет, чтобы домой уехать на студенческие каникулы. Пришлось становиться у входа на вокзал и просить милостыню, - отозвался я.
- Выжил? - поинтересовалась жена.
Жене только исполнилось двадцать три года. В самом начале кризиса ее уволили из строительной компании, и вот уже больше полугода жена сидела дома. Она просыпалась вместе со мной, провожала меня на работу, потом долгие часы лежала на диване, изучая пятна на бежевых выцветших обоях, а потом бралась готовить что-нибудь на ужин. От месяца к месяцу придумывать ужин ей становилось все тяжелее и тяжелее. Я приходил домой вечером, стягивал через голову удавку галстука, снимал брюки, а жена уже ждала меня на кухне с тарелкой чего-то дымящегося, в подливе с пережаренным луком.
- Угадай, что это?
Я пробовал, закрывал глаза, демонстрируя удовольствие, и угадывал.
- Курица? Нет? Ты меня обманываешь. Ладно. Но какое-то мясо, это точно. Свинина? Опять не угадал?
Жена счастливо смеялась и целовала меня в макушку.
А мы ели сою. Битки. Гуляш. Котлеты. Мне даже нравилось.

Моему внуку не повезло.
Он еще не родился.
Я звоню своему сыну и спрашиваю:
- Как твои дела?
- Нормально, - отвечает сын и ждет, когда я уже положу трубку.
- Брось свой интернет и посмотри хоть что-нибудь по телевизору, - говорю я. - Наше поколение всегда много смотрело телевизор. Не то, что вы.
Я слышу, как на том конце линии раздраженно сопит сын. Я чувствую, как он хочет только одного - чтобы я поскорее отстал от него.
- Нормально все, па, - отвечает он.
- Влюбись, - говорю я ему. - Брось свой интернет, брось все эти нанотехнологии, влюбись и роди нам с мамой внука. От любви.
- Ты с ума сошел, па. Какие дети? В мире ресурсный кризис, все ждут эпидемию гриппа, национальная валюта нестабильна, а ты говоришь - роди! Не время, па, не время...

Берегите...

Берегите любовь - если она взаимная. Берегите дружбу - если она верная. Берегите родителей - они у вас одни.

Разговор

Я каждый день,когда иду на работу, прохожу мимо школы. Детишки там такие разные. Некоторые старшеклассники идут в магазинчик (в противоположную сторону от школы), некоторые старшеклассники обсуждают методичку и ругают,что там нефига не правильно; парочка есть,класс пятый, каждый день идут  два мальчика и  одна девочка  между ними.И пацаны постоянно что-то рассказывают,спорят, а  девчушка идёт и молчит.))))))))))) Кого-то привозят на машинах (некоторых таких "машинистов" я готова грохнуть в дождливую погоду,  машинки их порасцарапать). Кто-то встаёт и за руку отводит своих школьников,кто-то даже не высовывается из окна. А есть несколько детей,перестрадаших (или страдающих - я не знаю,как это назвать) детским полиомиелитом ,которых ведёт мама в школу.

И вот сегодня я иду позади такой пары: мама с дочкой. Девочка одета в такой славный розовый плащик с бантом сзади, бантики смешные у неё в косичках, идёт и ноги у неё так подворачиваются.....

И мама спрашивает: "Что? когда сильно быстро ходишь - болит?"

Дочка:"Болит..."-помолчала так и - "и когда медленно -тоже болит..." ещё молчание и - "и вообше всегда болит."

 Это так сказано было спокойно...не со слезами, не с криком,а ровным таким будничным голосом.

Страшно.

 

Автопортрет, сумбур и взрослость. На полпути в никуда...





Даже не знаю, стоило ли сегодня в таком настроении начинать что-либо писать. Скорее нет. Но как-то незаметно это стало частью меня. Проговаривание вслух накопившихся размышлений и мыслей, выставленных напоказ. Себе в блокнотик на кухне - это одно. Не вышло - порвал, скомкал, в ведро. А другое - прилюдно. И даже не знаешь, кто вообще читает, где живет, знает тебя или нет и с какой стороны себя выставишь ненароком. Но упорядочивает мозги. Типа общества анонимных алкоголиков. Как в анекдоте - "Собираемся и не знакомясь, начаем бухать по-черному". Только есть одно отличие - я не анонимный. Вот в этом-то весь остренький перчик и кроется. Заведи я блог инкогнито под маской,-боюсь случился бы армагедон портала, столько во мне есть всего, что от первого лица мог бы порассказать. А так - все по-честному. Есть что-то в этом - каждый вечер перед сном выплеснуть в пространство несколько мыслеобразов, за которые потом не должно быть стыдно перед случайной сотней-другой прочитавших. Ну а чего скромничать? Счетчик показывает, что читает таки кое-кто после почти полугода ежедневных писем в никуда. Даже начинаю мандражировать перед выходом заметки - а вдруг не оправдаю... Вот только не могу своими заскорузлыми извилинами понять - кто и зачем эту фигню читает? Явно ведь- не потому, что интересно. И уж никак не познавательно, за редким исключением эксклюзивного копипаста супер-медицинских новостей. Как художник я,- позорная копия отца, светлая память. Послезавтра будет два года. Два года без папы.... Как время летит. Оно же и лечит. Многое утихло, многое разгорелось с еще большей силой. Редкая ночь, чтобы не видел папу.
...Рисовал папа гениально. Почетный член союза архитекторов СССР. До сих пор во многих городах Союза живет его воплощение мысли в камне. 

К чему все это? Сегодня я набросал свой первый в жизни взрослый автопортрет. Взрослый - это значит, уже совсем взрослый. Нарисовал и вдруг понял, что впервые нарисовал себя, похожим на отца, понял, что жизнь начинает незаметно приобретать оттенок подведения итогов и попыток понять, как же прожить меньшую и, пожалуй, самую важную часть. Путаница в голове. Нет, не стоило начинать писать в таком настроении.

Современная семья

Взято с интернетов. Ничего не исправлено, оригинал.

Семья, в современном смысле этого слова, - это пиздец. Имеется пример где-то двадцати человек:

1. Выскочили замуж/женились сразу после 20-ти. Забили хуй на образование, на любое развитие и совершенствование. Погубили все свои интересы и стремления. Уничтожили реальную карьеру. Как всегда: познакомились, пару месяцев поиграли в "любовь", а потом вперёд - к родителям - насасывать на как можно большую сумму, чтобы свадьбу закатить и чтобы ВСЁ КАК У ЛЮДЕЙ.

2. Родители берут кредит на 500к+ и более, или достают все свои заначки, потом организуют этот масштабный фарс: лимузин, платье для невесты, которое стоит 100к и наденется всего раз в жизни на 5 часов, много гостей, чтобы ПЕРЕД ЕРОХИНЫМИ БОХАТО ВЫГЛЯДЕТЬ, шведский стол, оркестр, голуби, лепестки роз, потом на БОХАТОМ ЛИМУЗИНЕ они едут в ресторан, где ломятся столы и тамады дерутся за право руководить торжеством (естественно всё до последней копейки на деньги родителей), потом гулянка, пьянка, все "счастливы", играет музыка, все поголовно с пафосными ебалами в стиле - а ну, холопы, глядите КАКУЮ БОГАТУЮ СВАДЕБКУ МЫ ЗАКАТИЛИ! ЭХ, НАКАТИМ ЗА ЭТО!! и далее в этом духе. И всё ради того, что два несчастных долбоёба смогли официально закрепить свои следующие два месяца до развода. 

3. Штампы в паспорте поставлены. И что же вы думаете, что "счастливая семья" на крыльях любви упархивает в СВОЁгнёздышко? А вот нихуя. Те деньги, которыми можно было бы обеспечить безболезненное выплачивание ипотеки со сторонними вливаниями, первого взноса по ипотеке, или на крайний случай жизнь в съёмной хате, они просрали на быдлосвадьбу. И теперь все они живут у мамок и папок на шеях - в коммуналках/общежитиях, или в говняных двушках-хрущёвках и мучаются изо дня в день. Пиздец просто. А ведь на самом деле - очень многие попадают в эту свадебную ловушку и потом ещё долгие годы не могут из этого вырваться. Неистовый спрос неистово повышает цены, таков закон экономики. Все свадебные агентства прекрасно знают, что поток долбоёбов, которые мечтают всё БОГАТО сделать - не иссякнет ещё очень долго, поэтому всё критически дорогое. А ведь мамки и папки молодожёнов покупаются на это, блядь. Верят в их льстивые речи о внучках и светлом будущем. И в этом вся суть быдла - вместо того, чтобы потратить деньги с умом и действительно получить от этого пользу и счастье в будущем, они всё нахуй прожирают в один ёбаный день и на ёбаную свадебную чепуху. 

4. Личинка. Ну это просто словами не описать - сразу же, блядь, все эти ТП беременеют и ходят с пузом. Но тут-то и начинается самое веселье. Папаша-то - быдлораб с завода (не более. Если молодой папаша - то чаще торгует телевизорами в быдлорадо), который и так в долгах, как в шелках, а теперь ещё и обеспечивать личинку, жену, "маменьке с папенькой" помогать и прочее. Пиздец продолжается - вскоре после свадьбы начинаются ссоры со всеми в семье из-за денег. Тупая пизда лежит с пузом бегемота и нихуя не хочет делать, ибо нихуя не приучена к домашнему хозяйству, муж горбатится на рабских работах. Опять же - никакого лично времени, никакого отдыха, сплошное, концентрированное и стопроцентное мозгоёбство. И это наблюдается у всех членов семьи - нет личного времени и пространства. Это любого человека превращает в скотину.

5. Рождается личинка. Все "рады". Папаша в ахуе от цен на то, что просто НЕОБХОДИМО сраной личинке. И ведь действительно - цены на любые товары просто зашкаливающие. Мамаша-то - ленивая пизда и не будет стирать простынки, поэтому подавай ей салфеточки гигиенические тоннами, вместо пелёночек ей подавай подгузнички мягкие, чтобы "бедный" малыш не покрылся сыпью. Жертвы маркетологов, блядь. Молока у мамаши почти нет, т.к она водяру жрала и дымила день и ночь, поэтому нужно покупать смеси-заменители, которые вообще могут превратить новорождённого в отсталого-мутанта-дауна, да ещё и по цене 1к за банку. Папаша становится ещё большим рабом. Все мечты о своём жилье пропадают окончательно, т.к денег не хватает на элементарное, не то что там на квартиры и машины. Кредит естественно никто таким вот долбоёбам не даст. Покупать личинке нужно дохуя всего, что провоцирует всё новые и новые скандалы, которые приводят к напряжённой обстановке в семье, с женой и родителями. Личинка непрерывно орёт, отец, который и так большую часть дня скачет как обосранный олень, теперь и ночью не может нормально поспать. Обстановка накаляется добела.

6. Начинаются нескончаемые скандалы из-за денег, пизда по прежнему не хочет нихуя делать и сидит на диване целый день, изображая измученную после родов деву. Отец скачет по трём работам, забыв вообще обо всём. Пизда ругается со своими родителями, так как те 100% своего времени тратят на личинку, а пеизда сидит и читает журнальчики. 

ТА-ДАМ - через 3-5 месяцев после этого начинаются разводы.

Все члены семьи морально высосаны и уничтожены. Родители в горе, пизда страдает от одиночества, охуевший отец превращается в типичного овоща, или наоборот - со слезами счастья на глазах отдыхает от всего того говна и наслаждается жизнью. Теперь личинка не получит нормального воспитания и образования, никогда не увидит любви и понимания в семье.

А теперь коронный вопрос - НАХУЯ ЭТО ВСЁ? У меня очень много таких вот друзей и знакомых. Причём социальный статус их семей не сыграл огромной роли. Даже если они и жили отдельно от родителей, то всё равно повторялось всё то, что я описал выше. Сейчас им по 25-28, а выглядят они на все 40-45 - измождённые, убитые, уничтоженные этой адовой жизнью. И всё из-за какого-то мимолётного влечения к тупой пизде! ЗАЧЕМ?



Подарите ребёнку маленькое счастье.

Все дети мечтают о друге: щенке, котёнке или "хоть ком-то живом". Некоторые родители соглашаются сделать своего ребёнка счастливее, но не решаются отдать большие деньги за "породистого товарища". Предлагаю совместить приятное с полезным - спасти жизнь беспородного малыша. Есть чудесные котята, подготовленные к жизни в любящей семье. Если ваша семья такая, - отзовитесь. cat

Родителей не выбирают.


 
 
У каждого родителя своё понятие о воспитании, но приведенным здесь — доверять детей точно нельзя!


[ Читать дальше ]

Если ты папа...

Если ты папа, то ты навсегда папа. Ты не можешь перестать быть папой потому что случилось что-нибудь глупое или плохое!      (М.Парр)