Тонкие лиловые лепестки роз кружились в хороводе. Один за другим, од ин за другим - создавая самый прекрасный, идеальный круг. Они вот-вот поднимутся вверх, все также плавно кружась, и полетят в облака. Оставив после себя лишь горькое ощущение утраты чего-то волшебно-настоящего.

Роберт и Диана смотрели на завораживающее зрелище впервые с тех пор, как посадили свою единственную розу. Большего они не могли себе позволить. Но им и не нужно. Роза отлично принялась и обещала разрастись в целый колючий кустарник. Подумать только - с одного хиленького цветочка!

Когда лепестки начали подниматься в воздух, минуя все законы тяготения и человеческой логики, Роберт лишь крепче стиснул Диану в своих объятьях.

- Наша первая весна. - добавил он, наблюдая за самым необычным танцем в своей жизни. В его зеленых глазах не было и намека на сожаление.

- Да. - Тихо ответила Диана и зажмурилась от радости. - Как думаешь, высокого они улетают?

- Не знаю, - Роберт пожал плечами, продолжая жадно ловить каждое движение странных па лиловых лепестков. Мало что знали об этом явлении и ученые. Они не раз пытались проследить за полетом лепестков до конца, но каждый раз густые низкие тучи уносили эту тайну с собой. Облака словно хотели, чтобы человечество верило в чудо. Хотя бы раз в год. И люди верили. А ученые лишь разводили руками и принимались за другие, более важные дела.

- Я люблю тебя, Диана, - прошептал Роберт и нежно укусил ее за мочку уха.

- И я люблю тебя, - ответила она. Ее короткие чудные волосы ветер поймал не с первой попытки, и теперь довольно щекотал ими небритый подбородок Роберта.

- Как думаешь, любить очень важно? - добавила она.

- Важнее всего, - он улыбнулся. - К тому же, без нас эта роза была бы самой обычной, без единой капли волшебства. Ее лепестки бы просто опадали, засыхали, темнели и превращались в прах. Возможно, в танце роза находит новую жизнь. Благодаря нам.

Заиграла соседская скрипка, немного фальшиво, но весьма довольно сообщая всей улице о том, что ее маленький хозяин проснулся. Лепестки словно услышали новый мотив и сменили темп танца. Казалось, еще чуть-чуть и они начнут подпевать скрипке, пусть и едва слышно.

Но звон струн продолжал одиноко выстраивать простенькую мелодию. Внезапно Роберт подумал о том,что ему всегда нравилась скрипка.

- Ты знаешь, я всегда больше любила гитару, - словно прочитав мысли, произнесла Диана. - Жаль, что так и не научилась на ней играть. Быть может, роза слушала бы меня, подготавливая зажигательное фламенко для следующей весны.

Диана улыбнулась. Как и Роберт, продолжая следить за покидающими землю лепестками. Теперь они казались почти прозрачными, призрачными. Были безумцы, считавшие, что роза, растущая у влюбленных в саду, крепче соединяет сердца людей и за это платит частичкой себя. И так - каждую весну.

Диана верила в это, ей нравилось это легкое безумие, поэтому и относилась к цветку с особым трепетом. Быть может, даже больше, чем к Роберту. Хотя и любила его всем своим маленьким человеческим сердцем почти год. 

Вскоре после того, как лепестки затерялись среди облаков, соседская скрипка замолкла. Роберт взял Диану за талию и неловко попытался станцевать что-то бально-спортивное, передразнивая движения лепестков. Она улыбнулась и поцеловала в губы.

- Пойдем в дом, Роберт, скоро начнется дождь. Я приготовлю тебе чай, а ты почитаешь газету вслух, - она схватила его за руку, и потащила за собой по тонкой тропинке, вытоптаной среди высокой и густой травы.

Едва они закрыли за собой дверь, мелкие пресные капли плотно окутали город. Роберт и Диана повернулись и посмотрели сквозь полупрозрачную дверь. Казалось, что маленький куст розы, оставшийся без единого бутона, жадно пил воду. 

- У них тут нет комаров. Совсем.

Важно! Если у вас хрупкая психика, тонкая душевная организация или же вы
чопорная английская старушка-аристократка, то бегите отсюда!» (С)
А если нет - читайте и заходите:

Ситуация



Несколько годов назад проезжал транзитом Новочеркаск. То исть застрял там конкретно у родственника.

В один прекрасный день поехали мы на Дон купаться. День был выходной и
народу как водится там плавало как.... Ну в общем много там народу было.
Половина купалась, половина загорала.. Кстати, загорающая половина
занимала весь пляж и как купающаяся половина народу умещалась на пляже
по выходу из воды для меня до сих пор загадка. Но дело не в тем.

Купаюсь значит. Тут друг вынимает меня их под воды и показывая на
середину Дона грит, смотри чо делается! Катер с голыми девушками плывет!

Я щурюсь вдаль, но близорукость позволяет разглядеть только то,  что там
действительно что то плывет. И все. Я в тоске обвожу взглядом пляж, а
там все как один стоят как суслики и зачарованно пялятся на катер.

Несправедливо то как! Ору друзьям - Вам то хорошо, а у меня очки на
берегу остались!!! Я честно хотел только им пожаловаться но не рассчитал
силу вопля. Короче ко всему пляжу обратился.

Пляж рухнул и грыз песок от гогота. Самые сердобольные предлагали бинокли. Кто то протягивал свои очки.

А я стоял в воде и краснел.......


Проголосуйте пожалуйста на сайте за Ирину и Сергея, сделайте мне подарок!

Марта всегда приходит неожиданно

Сегодня мне приснился дивный сон. Солнечный тёплый день. Мастерская. пятна солнца падают на папку с акварельной бумагой. Подхожу к ней, приоткрываю. - Первый лист уже исписан акварелью, а остальные ещё пусты. Беру карандаш, кисть... пишу, выписываю во вне, то, что вижу... аккуратно касаюсь свежего изображения на бумаге рукой и бумага начинает издавать музыкальные звуки и рассказывать свою индивидуальную историю. Потом меня кто-то недоумевая спрашивает, указывая на свой белый лист бумаги, - а что здесь? - Почему здесь тишина? - Я говорю, - да это же просто! - И прикасаюсь к его белому листу бумаги карандашом, легко провожу пальцем по свежему наброску, но бумага молчит... тогда я со страхом оглядываюсь на свою папку акварельной бумаги, беру чистый лист и трогаю его кистью и он начинает звучать... Странно, я и не подозревал, что говорить может только бумага из моей пачки... это для меня становится открытием, как и то, что оказывается есть бумага что не умеет издавать звуков и говорить. На этом сон обрывается и наступает утро сегодняшнего дня.
Каждому из нас отмерена своя пачка бумаги, и только эти листы, когда к ним прикасаешься своим творческим почерком смогут говорить и у них будет что сказать миру. И когда ты прикасаешься к ним, с них слетает музыка и голос, рассказывающий свою историю. Каждое поле не исписанного чистого листа в этом мире чьё-то или твоё, если тебе есть что сказать. Мы не сможем ничего сказать на чужом поле... Сегодня мне приснился дивный сон.

Я их не в первый раз вижу, а слышу – чаще. Всю зиму, на улице Шмидта, что краем обрывается в пролив, из-под навесика у двух роскошных недостроенных домов – смех и разговор, собачье взлаивание и иногда маленькое радио. - Девушка, а сфотографируйте нас!

За десять минут разговора и смеха получила предложения: чайку, кофе, водочки, яичницы, дом купить за двести сорок всего тысяч (спросила тысяч чего, и на меня демонстративно махнули рукой), посидеть на диване, замуж выйти, прийти день рождения попраздновать в недостроенный бар под обрывом.

- А то, может, последний, – смеется Валерий так, что в ответ обязательно рассмеешься, – рак он же не спросит, вот шестьдесят пять справлю, успею, а там посмотрим…

Читать полностью »

Я расскажу вам об одной актрисе, об одной своей однокласснице, об одной девочке, об одной женщине, которую никак не могу забыть.

Однажды мой друг встретил на площади свою первую любовь. Она смотрела на него с ожиданием, бесконечно долгие пару секунд. Оба торопились. Оба не думали друг о дружке бог ведает сколько времени. И вот - она смотрит на него, а он - прячет взгляд.

- Она подурнела, - пожал плечами мой друг - она стала толще. Годы берут своё.

Последнее произносилось со смешливой иронией. Наши годы штурмовали лишь третий десяток и брать им пока особо было нечего.

- Ты преступник, - сказал ему я

Можно не помнить о ней бесконечно долго, а потом наткнуться - в выпускном альбоме, в сводках новостей. И если ничто не ёкнет, значит, всё было зря. И жизнь твоя - прежде всего.

[ Читать дальше ]  

Все частные дома были похожи, видно, строились по одному утвержденному плану и потому – два высоких окна смотрели на прохожих через зеленый или синий штакетник, рябящий меж толстых, сложенных из “камушка” (пиленого известняка) тумб, похожих на квадратных белых медведей. Ворота, тоже зеленые или синие, имели в себе отдельную дверь, чтоб не открывать их всякий раз для человека. Но чаще – без ворот. Личных автомобилей было меньше, намного.

Так что – высокая калитка и кнопочка звонка на побелке тумбы. Звонок тоже не у всех и это всегда меня мучило. Потому что, приходя к подружке, нужно было высматривать через копья штакетника, а есть ли кто во дворе, и хорошо, если этот кто – был. Или кричать что-то, в надежде, что услышат в доме, через непрерывный гул телевизора. А что кричать? Я даже в магазин зайти не могла, если от холода и ветра дверь внутрь была прикрыта. Все представляла себе, как подхожу, дергаю ручку, а он вдруг закрыт и мне придется обратно, на глазах у всех. – Грузчиков, выпивающих на бетонных блоках в траве, бабок на дальней лавочке, – да все припали к окнам и из-за занавесок следят, ухмыляясь за моим топтанием у закрытой двери! Тогда я приходила домой, неся в кулаке зажатую мелочь на хлеб, и врала, что в магазине обед, а мама удивлялась, – переучет, что ли, у них…

Читать полностью »

   

Алевтина приехала с таким фарфоровым лицом, что я, разговаривая, все присматривалась, удивляясь. На светлой коже раньше полыхал румянец во все щеки, из-за которого тринадцатилетняя Алька меня изрядно насмешила когда-то.
- Я знаю, - похоронным голосом сказала она, покачивая раздутым ранцем с обрезанными лямками (на спине мы их не носили, не дети, а модные в те времена дипломаты появились у нас только в классе девятом), - я знаю… У меня диабет!
- Алька, какой диабет, ты что?
- Видишь, - ткнула себя длинным пальцем в щеку, заставив нежную розу заполыхать, - а? Я вчера прочитала, бывает "диабетический румянец".
- Да ну тебя, - успокоилась я, что Алька не умрет, оставив меня без подруги.

Дальше