О смысле войны

 

Страна вся пылает и клочья летят,
Всюду танки горят --все в ад в один ряд,
И душ миллионы на алтарь принесут,
И скажет нам Дьявол:всё, мол, зер гут.

Во Вселенной столкнулись две силы опять,
Каждой хочется время вернуть как бы вспять,
Мясники соревнуются в искусстве кровИ,
Тут хоть к Богу взывай, но напрасно зовИ.

Гранат взрывы, и танков, миномётов огонь,
Кровь пролитая всюду рождает лишь вонь,
Ну, а после всего, как уляжется шум,
Ты посмотришь и скажешь: тут всё наобУм.

Зря страдали все люди с обеих сторон,
Как и крОви пролито не один эшелон,
Ведь победа досталась не тем, кто пролил,
А тому, кто в деньжатах их всех победил.

Прошли годы, эпохи, меняется всё,
Наплевать теперь многим на прошлое всё,
Позабыли уроки кровавых полей,
Колбаса лишь была бы, и снова "налей".

 

Поколенья сменились, забыли урок,

Что история дала, --не стал он нам впрок;

Ради долларов с евро простили мы всё,

И зов предков, и кровь – всё быльём поросло.

 

Вот гитара уж воет и плачет в руках,

Она помнит весь ужас, и месть, как и страх,

Коль потомки продали и память, и честь,

Наказаний им будет, что и не счесть.

 

Ведь нельзя предавать нам забвению то,

Что мильоны невинных на полях полегло,

А уж если забыли, продали – ну, что ж,

Народ наш, видать, на такое лишь гож…

Где тот сверхчеловек, что нас должен сменить? --
Без него, средь шакалов, уж трудно мне жить.
Я хочу, чтоб сорвалось вселенское зло,
Паразитов и плесень бураном снесло.

 

Как-то раз в «Червоне дышло»,--

Так зовут все наш колхоз,--

Гость приехал заграничный,

Чтоб скупить весь наш навоз.

 

В их Европе его нету,--

Грязь отсутствует совсем,--

Вот и шлют они привет нам,

Сочинённый невесть кем.

 

А навоз, скажу вам, братцы,

Есть основа жизни всей,--

Было бы откуда брать бы,

Землю сдобришь – жни и сей.

 

Урожайность повышает,

Так что всё и не собрать,

Как конфетка во рту тает,

Хлеб и ягод не продать.

 

Председатель наш, каналья,

Всё уже давно продал,--

И коровы, и сараи,

И свиней, и ток… нахал.

 

Вот приехал гость с Европы,

Слёзно начал нас просить:

Хоть готовьте ваши ж..ы,

Было б что домой возить!

 

Но такой случился кризис, --

Поголовье всё ушло

На налоги… Брат, ты видишь:

Время жёсткое пришло!

 

И тогда наш председатель

Обеспокоился совсем:

Он же, серый обыватель,

Ох, нажил себе проблем!

 

Он ведь хочет в санаторий

Повезти свою жену,

Тёщу можно в крематорий,--

Её можно хоть во тьму.

 

А его жена привыкла

На курортах отдыхать,--

Ведь Канары – то не «дышло»,

Её надо ублажать.

 

Да ещё любовниц ворох,

Из них очередь в район,--

За любовь платить не хочет? –

Значит казни стОит он!

 

Вот и просит он нас слёзно:

-- Мужики, и бабы все,

Угостить бы вас пронОсным,

Ублажите гостя все!

 

И, стараясь, чтоб не видел

Гость с Европы тех потуг,

Каждый, кто деньгИ не видел,

За сараем сел и тух.

 

Были вопли и стенания,--

Всех лекарство пронесло,--

Вдохновлённое старанье

Как-то вдруг на нас нашло.

 

Словно пушки под Полтавой,

Или гром Бородино, --

Потекла в вагоны «слава»,--

Наше, русское г…о.

 

Стонут бабы, как при схватках,

Злобно воют мужики,--

Стыдно нам при свиноматках

Искупать грехи свои.

 

Дни прошли, минули ночи…

Искупили мы грехи,

Словно кто-то нас сурочил,--

Так воняли те «духИ».

 

Наконец вагоны полны,

Хоть ты песнь победы пой,

И довольный председатель

Дал нам «сотку» на пропой.

 

Гость довольный европейский,

Ведь не знает, что навоз,

Не коровий – простой, сельский,--

Поставлял ему колхоз.

 

Но наглеть он с нами начал, --

В толерантность он играл,--

Говорит: -- «Червоне», значит,

Несовременно, -- вот нахал!

 

Он доказывал, что «дышлу»,

Чтоб навоз свой продавать,

«Голубым» бы стать полезно,--

Толерантность…его мать!

 

Председатель тут осёкся,--

Он ведь знает, что проблем

С «голубым» не оберёшься,--

Ни «шерше» тебе, ни «фем».

 

А фемины засмеялись,

Всё представив голубым,

Они со смеху валялись –

Укачались проносным.

 

Ну, представьте: голубые

И берёзы, и поля,

Председатель, ну и «дышло»,

Так же, как его семья.

 

Тут уж рожи строят злые

Агроном, завхоз, завгар:

-- Не нужны нам те блатные

Прибамбасы янычар!

 

-- То – москальства выкрутасы

Или происки жидов!

Голубые их пампасы…

Послать в задницу скотов!

 

У баб мнение стабильно –

Аффективно и лабильно,

Иногда и сексапильно –

Пилят больно уж обильно.

 

-- С «голубыми» спать не будем,--

Заявила наш главбух,--

И с Европой мы не будем,

Председатель наш – лопух!

 

Так две партии возникли –

Голубая и краснА,

Где-то средние поникли,--

Их мыслЯ давно ясна.

 

«Средним» главное, что была

В магазинах колбаса,

Чтоб жена в ночИ не ныла,

Не кусала, как оса.

 

Ну, а мы, как патриоты,

Наше «дышло» отстоим:

Убирайтесь все проглоты,

Не признаем «голубым»!

 

Европеец то прослышав,

Говорит: -- Ану молчать!

Не окраситесь – не стану

Ваш навоз я покупать!

 

Оскорбил он, как каналья,

Наше «дышло» и навоз,

Стали думать мы: а нужен

Ли нам всем такой извоз?

 

И, оставив кривотолки,

И Европу в стороне,

Чтобы было больше толку,

Мы собрались при луне.

 

Тут проблема не простая,

Обнажилась при луне –

Вот пришла вражИна злая,

От неё страна в г…е.

 

Председатель продать хочет

Наш колхоз в Евросоюз,

Пусть себе язык он точит,

Тот блатной козырный туз.

 

Тут ведь дело не в оттенках,

Мы ведь были молодца,

А теперь  -- позором в стенку

Морду нашего лица.

 

-- Не быть этому! – решили

Мы на сходке под луной,--

ДОлжно «дышлу» быть «червоным»,

Нам не нужен «голубой»!

 

Что касается навоза, --

«Голубым» не отдадим,--

Мы в поля его повозим,

Пользу пусть даёт своим!

         Не знаю, для кого как, но мне надоели "вирши" подобного рода.                         

                                   Почему такая грусть,печаль?
                                   Может жизнь прошедшую вам жаль?
                                   Может кто-то вам сейчас не рад?
                                   Так верните вы себя назад!


                                   Станьте снова доброю душой,
                                   Щедрою,открытою,большой,
                                   Подарите радость,доброту,
                                   И улыбки милой, теплоту !


                                   И не хмурьте понапрасну бровь,
                                   Подарите всем любовь!
                                   Станьте вы заветною мечтой!-
                                   Грешным-путеводною звездой!


                                   Не берите в руки топоры,
                                   Не кричите,что везде воры!
                                   Покажите мудрость всем свою,
                                   И вам скажут:"Я тебя люблю!"


                                   Жизнь-зеркало отразит черты,
                                   Мрака или дивной красоты,
                                   И на очень много,много лет,
                                   Оставит неизгладимый след.

 Потому напросилась пародия. Может, поймёт?...

Как прошедшей жизни жалко –

Хоть всю выброси на свалку!

Мне никто совсем не рад,

Мне бы грохнуться на зад!

 

Вы не хмурьте бровь напрасно,

Ведь пишу стихи прекрасно,

Теплоту дарить хочу я,

Правда, шлют меня все к х…ю.

 

Я – Кент-Стар, то всем известно,

Признаюсь в таланте честно,

Я - -скромняга и галантен,

Не на шутку я талантен!

 

Я для вас – звезда в ночи,

Не валяйтесь на печи!

Прозеваете мой стих,

Шум дневной совсем утих.

 

Топоры возьмите в руки,

Ваши руки – не для скуки;

Вы, как я, стихи пишите,

Но… слабо вам, уж свалите!

 

Красотой я дивной славлюсь,

И всем женщинам я нравлюсь.

Не признАю равнодушных,

Стихотворцев малодушных.

 

Мой талант – полёт стрелы,

В нём есть пение пчелы,

Ведь назад лет очень много

На Олимпе был я богом.

 

Что Парнас, и что мне музы?

Всё шары гоняют в лузы.

Только я шестьсот стихов

Сочинил для тупых лбов.

 

Мне Венера ночью снится

И приходит, коль не спится,

На Олимп меня всё тянет,

Без меня Афина вянет.

 

И Олимп по мне тоскует,

Всех мои стихи волнуют,

Только люди не поймут:

Что же делаю я тут?...)))))))))

Я волосы любимой себе нарисовал
И облик её милый в мечтах я дописал,
Шедевр получился, чего греха таить,
Теперь вот растерялся – не знаю, как мне быть.

Волнами ниспадают те локоны до плеч,
И мысли порождают, что светят пуще свеч,
Мечту себе создал я, но далека она,
Меня спасти могла бы, как глоток вина.

Их запах будоражит, в меня насквозь проник,
Прекрасно дополняют божественный тот лик,
Ты женщина иль нимфа – вопрос себе задал,
Иначе почему бы покой я потерял?

Они подобны свету в рассвете голубом,
Как в жизни эликсире плыву я в свете том,
Одно прикосновенье к тем чудным волосам –
И вознесусь я к небу, и стану богом сам.

        Начиналось  летнее  утро. Солнечные  лучи  слегка  позолотили  кроны  деревьев, тяжёлые  капли  росы  шелестели  по  листве, падая  на  кустарники. Эта  капель  и  разбудила  двуногое  существо, почивавшее  в  тяжёлом  сне  под  одним  из  кустов. Протерев  глаза, ОН  долго  не  мог  понять, что  происходит  и  как  он  очутился  в  незнакомом  месте. Вчера  он  пил, и  пил  много. Почему?  Зачем?  Обстоятельства  ему  было  трудно  припомнить, поскольку  мешало  то  состояние, при  котором  в  голове  вава, а  во  рту -- бяка. Тем  не  менее, ОН  попытался  это  сделать.     Опостылевшая  работа, надоевшее, беспросветное  существование, постоянные  ссоры  с  женой -- разве  это  не  может  служить  поводом  к  выпивке? Нет, потому  что  до  вчерашнего  дня  он  никогда  так  не  напивался. Было, значит, ещё  что - то.
С  высоты  упала  очередная  капля  росы. Ощущение  было  не  из  приятных, поскольку  она  упала  за  шиворот. Это  заставило  ЕГО  подняться, что  потребовало  значительных  усилий  воли. В  голове  шумело, в  животе  страдало, довольно  грузное  тело  пошатывалось.
Так  что  же  было  вчера? Пытаясь  вспомнить, ОН  осмотрелся. Сквозь  заросли  глаза  разглядели  лёгкий  просвет. Там  либо  просека, либо  поле. Наверное, там  находится  шоссе. Он  остановит  первую  же  попутку  и  доберётся  домой. Там  немедленно  примет  ванну  и  уляжется  спать. Блин, сегодня  же  на  работу!... Да  ну  её!...
Неуверенными  шагами  пробираясь  сквозь  кусты, ОН  вспоминал. Ага, утром  жена  занималась  привычным  делом -- пилила  мозги. "А  ты  знаешь, что  у  нас  нет  денег  для  того, чтобы  повезти  дочь  на  море?  А  тебе  известно, что  ей  нужны  модельные  туфельки? А  ты  не  хочешь  купить  мне  новую  стиральную  машинку?!" И  так  далее. Денег  всегда  не  хватало, хоть  ОН  и  зарабатывал  довольно  неплохо. Почему  их  не  хватало? Потому  что  жена  постоянно  чего - то  хочет. Блин, словно  матрац  из  "Золотого  телёнка"...
Потом  ОН  пошёл  на  работу. Там  начальник  тоже  пилил. "А  почему  вы  не  сдаёте  отчёт? А  вам  известно, что  на  ваше  место  есть  полсотни  желающих?  А  вы  знаете, что  никакого  повышения  для  вас  не  будет?!" Он  не  сдал  отчёт  только  потому, что  тот  же  шеф  не  предоставил  ЕМУ  статистические  данные...
Перед  обеденным  перерывом  ЕМУ  сделалось  плохо. Просто  как  будто  выключился. Пришёл  в  себя  в  медпункте. Медсестра  взирала  на  него  каким - то  странным  взглядом. "В  чём  дело? -- поинтересовался  ОН. -- Что  со  мной  произошло?" "Вы... Даже  не  знаю, как  вам  это  сказать..." -- замялась  дама.
"Да  говорите, как  есть!" -- нетерпеливо  воскликнул  он.
"Вы...  беременны!" -- ответила  служительница  Асклепия.

Известие  поразило  его, как  обухом. "Я  же  мужчина! Как  я  могу  быть  беременным?!" "Бывает..." -- пожала  плечами  сестра. Она  посоветовала  ЕМУ  стать  на  учёт  у  гинеколога.

ОН  долго  не  мог  поверить  в  это  известие. Потом  решил: "Медичка, наверное, нанюхалась  чего - то  или  просто  тупая. Пойду - ка  действительно  к  гинекологу.  Он  простоял  в  очереди  часа  два. Из  кабинета  женской  консультации  доносились  то  стоны, то  смех, а  то  и  вопли. Десятка  два  женщин, составляющие  очередь, посматривали  на  НЕГО  недвусмысленными  взглядами. Наконец  подошла  ЕГО  очередь.

-- Да, вы  действительно  беременны! -- воскликнул  эскулап, поправляя  очки  после  осмотра.

-- ????!!!!!

ЕМУ  сейчас  было  трудно  вспомнить, что  именно  и  в  какой  форме  он  ответил  врачу. Но  после  посещения  кабинета  женской  консультации  ему  вдруг  пришла  в  голову  примирительная  мысль: "А  что  в  этом  удивительного? Дома  сношают, на  работе  сношают, пойдёшь  в  магазин -- сношают... Так  и  вправду  можно  забеременеть..."

ОН  решил  напиться. Начал  с  пивка. Потом  ощущений  показалось  маловато. Встретил  старого  друга. Выпили  коньячку  с  шоколадкой. Потом  ОН  остался  в  одиночестве  и  заказал  водки... Как  очутился  в  незнакомом  лесу -- не  помнил...

Вот  и  лес  закончился. Куда  ни  взгляни, простиралось  русское  поле. Колосились  созравшие  хлеба, чирикали  жаворонки... Красота... Эта  красота  дополнялась  ещё  одним  важным  элементом: по  полю, утопая  выше  колен  в  пшенице, к  НЕМУ  приближалась  женская  фигура  в  белой  одежде. Её  длинные  волнистые  волосы  развевались  лёгким  ветерком, глаза -- поразительно  голубые  и  выразительные -- взирали  на  НЕГО  добродушно  и  почти  с  любовью.

-- Ты  кто? -- удивился  ОН.
Дышать  было  трудно, голова  гудела, ноги  подкашивались. Хотелось  по  лёгкой  нужде. Очень  хотелось, но  не  станешь  же  перед  этой  незнакомкой...

Между  тем  дама  приблизилась  к  нему  и, протянув  руку, коснулась  его  небритой  щеки.

-- Я -- фея  этого  поля, -- ответила  она  ласковым  голосом. -- Вижу, тебе  тяжело. Но  я  могу  исполнить  одно  твоё  желание..

Женщина  отличалась  той  неповторимой  красотой, о  какой  мечтают  художники. Ох, аж  сердце  сжалось!!!  Как  же  она  красива!!! Но  ЕМУ  в  эту  минуту  отнюдь  не  до  красоты. Как  болит  голова, как  хочется  в  туалет!...

-- Я  сейчас... -- подкрепляя  слова  неопределённым  жестом, промямлил  он, делая  шаг  к  кустам.

-- Нет, человек, -- властным  тоном  остановила  ЕГО  она. -- Нельзя, пока  не  произнесёшь  желание. Таков  закон...

А  в  эту  минуту  в  его  глазах  туманилось  от  навязчивого  желания  сходить  по  нужде. Голова  ничего  не  соображала. "Какая  фея? Что  за  чушь?!" -- ппронеслось  в  сознании.

-- Слушай, а  иди - ка  ты  в  Ж..у! -- проворчал  ОН.

... Утро. Над  полем  радостно  чирикают  жаворонки. В  воздухе  царит  аромат  лета  и  жизни, на  земле  колосятся  хлеба... Словно  море, они  колышутся  под  ласковыми  порывами  ветерка.

На  опушке  всё ещё стоял  мужик  с  вытаращенными  глазами. Спущенные  до  колен  брюки  были  совершенно  мокрыми. Из  его  Ж...ы  торчала  голова  бедной,  ошеломлённой феи...

            -- Ну, как говорится, сочувствую… -- произнесла женщина лет тридцати пяти, обращаясь к хозяйке дома, голова которой была покрыта чёрным платком. – Держись, Лена…

                -- Угу… Держусь… -- пролепетала та, делая вид, будто смахивает предательскую слезинку.

     При этом она опустила взор, словно стремясь спрятать от окружающих свои подлинные эмоции.

      В это время комната, в которой находился гроб с покойником, была почти пуста, если не считать вдовы, двух её сестёр и матери. Вопреки обычаю, бабка-молельница, вместо того, чтобы остаться с покойником на всю ночь, сослалась на проблемы со здоровьем и ушла. Каждое произнесённое слово звучало в этом обиталище смерти как-то кощунственно, ибо нарушало священную тишину, отражаясь молчаливыми стенами и зеркалами, спрятанными за плотными занавесями.

         -- Правда, я так понимаю, что смерть мужа – не слишком уж большое горе для тебя, -- с понимающим видом заметила одна из сестёр.

      -- Света, как ты можешь такое говорить! – прошептала Лена, украдкой оглядываясь по сторонам, инстинктивно остерегаясь посторонних ушей.

         -- А что? – деловито воскликнула сестра, принимая «оборонную» позу. – Ни для кого не секрет, что ты его не любила.

       -- Любила! – усердно замотала головой вдова. – Конечно, любила…

                -- Ага… -- не без иронии заметила Мария, другая сестра. – Ровно настолько, чтобы наставлять ему рога!

                Лена снова оглянулась на покойника, невольно краснея.

                -- Да ты не беспокойся, он уже ничего не услышит, -- улыбнулась Марья. – И мне кажется, что ему теперь даже всё равно.

                -- Так, девчонки, -- вмешалась мать. – Прикусите языки, нельзя так говорить.

                -- А что, мама? – воскликнула Светлана. – Была такая любовь, что аж позавидовать можно было. А потом оказалось, что наша Ленуся вышла за Ивана только ради выгоды.

      -- Ну да, -- подключилась Мария. – Дом в два этажа, дача, муж-предприниматель, да ещё довольно молодой, ублажал по-всякому…

      -- Только не любила его жена… -- не то задумчиво, не то сочувственно вставила Света. – Не любила… Зато как высоко задирала носик! Перестала с родственниками знаться…

                -- Девки, замолчите! – снова подала голос бывшая тёща. – Нельзя в такую минуту…

                -- Ма, а не ты ли выступала главной советчицей для Ленки?

                -- Это какой такой советчицей? – насторожилась старуха. – Что вы имеете ввиду?

                -- А в плане как забеременеть не от мужа, но устроить так, чтобы выглядело, будто от него? Или как примазываться к Ваньке, пытаясь выклянчить у него если не шубку, то новую меблишку…

                -- А вы обе – разве намного лучше? – строго заметила мать. – Тоже мне, моралистки нашлись… Да если бы не мои советы, вы все давно померли бы с голоду…дурочки!

                Разговор с каждой минутой становился всё более увлекательным. Первоначальные хлопоты, характерные для первых суток после успения человека, улеглись, обед был заказан в ближайшем кафе, потому родственницы покойного, страдая от безделия, придумали для себя занятие – словопрения.

                -- А ты, а ты! – воскликнула вдова, делая угрожающий шаг к Марии. – Разве не ты однажды залезла к нему в постель, изо всех сил стараясь соблазнить его, чтобы потом заставить развестись со мной и жениться на тебе?!

                -- Да тюфяк твой Ванька! – краснея, ответила сестра. – Импотент…

                -- Ага, импотент, -- кивнула Лена. – Просто не захотел он тебя…

                -- Ну да, -- обиженно ответила сестра. – Нежный он слишком…был. Нет, чтобы взять бабу, так ему ещё всякие тонкости подавай…

                -- Зато ребёнок у тебя чужой! – вставила Светка. – Это все знают. Твой Серёжка даже похож на Ваську, кума моего!

                -- Девки, прекратите! – приказала жёстким тоном мать.

                -- Ой, мама, хоть ты не строй из себя слишком правильную! – деланно хихикнула Светка.

                -- А я что? Я права…

                -- Мать, а помнишь, как два года назад ты подсунула Ваньке яду? Сразу после того, как он, исходя из высокой любви, оформил на Ленку дарственную…

                -- Я? Я?!

                Мать покраснела, как вареный рак, её руки задрожали, словно под воздействием высоковольтного напряжения. Заикаясь, задыхаясь, она пыталась возразить, но вид красноречиво выдавал её.

                -- Мама? – пролепетала Ленка, глядя на старуху удивлёнными глазами. – Ты?!

                -- Не верь, дочь, не верь!..

                -- Ай, мама!.. А я-то думала: и что это за непонятная болезнь приключилась с моим благоверным!..

                Осознавая, что дальнейшие споры бесполезны, мать собралась с духом и заявила:

                -- Что ж, Лена… Ты прости меня, и покойный пусть простит… Но мне было жалко тебя. Ты так страдала, поскольку была вынуждена жить с этим человеком… Один лишь его вид так изводил тебя!.. Видишь, я – честная, я чистосердечно каюсь перед тобой…

                -- Ой, не смеши меня! – саркастически рассмеялась Светка. – «Честная»… Но честность не помешала тебе дождаться, когда Ванька оформит документы на всё имущество…

                -- А вы, две дурочки, почто завидуете? – вскричала мать. – Кто мешал вам обзавестись такими мужьями? Сами выскочили замуж за голодранцев, нищенствуете, зато завидовать умеете…

                То ли от того, что возражать было нечего, то ли от утомления, женщины приумолкли. Сквозь тягостную паузу затишья можно было расслышать тиканье настенных часов и лёгкое потрескивание свечки, освещающей призрачным светом место у гроба. Мария, заняв место в громадном кресле, бросила мимолётный взгляд на покойника.

                -- Я слышала, будто у мертвецов быстро растёт борода, -- промолвила она задумчиво. – А у Ваньки не растёт…

                Присутствующие рефлекторно оглянулись на гроб.

                -- Какое это имеет значение? – вздохнула Ленка. – Я о другом думаю…

                -- Наверное, о том, как бы поскорее вступить в права? – улыбнулась Светка. – Ничего, скоро вступишь.

                -- Шесть месяцев нужно… -- предположила Мария.

                -- Нет, -- замотала головой мать. – Я слышала, будто если по дарственной, то сразу.

                -- А что, девчонки? – с озорством предложила Мария. – По такому случаю не мешало бы и выпить немного?

                -- Повремени, -- строго сказала мать. – Дождитесь обеда.

                -- Но повод-то хороший, -- не унималась старшая сестра. – Дом, дача, бизнес, какие-то счета в банках…

                -- Снова завидуешь? – уставилась на неё вдова.

                -- Если честно – да, завидую. Потому что ты теперь полноправная хозяйка жизни. Денег куры не клюют, можешь завести любовника или снова выйти замуж.

                -- А кто тебе мешает?

      -- Ну, подбрось мне этак тысчонок сто, чтобы я могла подкорректировать свой внешний вид, тогда и выйду… Сестричка, ты же поможешь? Да и Светке тоже, а то её благоверный уже износился вовсе…

         -- Какие же вы обе!... – краснея от негодования, произнесла Ленка. – Вы ещё со школьной скамьи мне надоедали!..

                -- Это чем же надоедали? – воскликнула Мария. – Родные-то сёстры?!

                -- Всё время чем-то шантажировали меня…

       -- Так было за что, -- снова ехидно хихикнула Светка. – То с парнями целовалась, то оставалась у них на ночь…

        -- Вот я и не удивляюсь, что Ваньке сына родила от другого мужика, -- вторила ей Мария.

        -- Ленка, так ты поделишься с нами денежками? – спросила Светка. – Или, быть может, обнародовать, как ты «любила» своего Ванечку? Или расскажем, почему это вдруг от тебя не потребовали, чтобы ты везла своего благоверного на вскрытие…

         Родственницы выясняли отношения, отвернувшись от гроба. Занятые словоблудием, они не могли слышать, как со стороны гроба донёсся лёгкий звук движения. Покойник вдруг шевельнул одной рукой, затем другой; Движениями, поначалу неуверенными и робкими, он осторожно освободился от аксессуаров, общепринятых для умерших, и медленно поднял голову над стенкой гроба.

                Тёща заметила его в тот миг, когда он, упираясь о стенки, занёс ногу, пытаясь вылезти наружу. Её взгляд наполнился неподдельным ужасом, губы задрожали; едва успев поднять руку, чтобы указать на Ваньку, старуха произвела несколько конвульсивных вдохов и беспомощно откинулась на спинку стула. Ничего не понимая, сёстры поднялись с мест и оглянулись назад.

                Между тем Иван сделал решительное движение и встал на ноги. Гроб пошатнулся и свалился на пол, издав звук настолько громогласный, что казалось, будто невидимые силы, пришедшие из самой преисподней, пытаются разворотить этот дом.

                Самое примечательное заключалось в глазах Ивана, воскресшего столь некстати. Широко раскрытые, сонные, почти ничего не видящие, они дико блуждали вокруг да около, словно в поисках жертвы. Сделав шаг в направлении женщин, он вытянул вперёд руки…

                Однако с каждым мигом в его глазах появлялось всё больше осознанности. Не обращая внимания на падающие за его спиной тела, он медленно приблизился к стене, сорвал занавеску и, глядя на собственное отражение, произнёс:

                -- Никогда бы не подумал, что можно за какой-то час узнать столько нового… Стоит лишь умереть…

         Вовка Грозный готовился к этому дню тщательно и скрупулёзно. Впрочем, нельзя сказать, что за год вперёд. Нет, решение этой задачи, самой важной из всех, которые возникали перед ним до сих пор, пришло ему в голову спонтанно, вчера. Тем не менее, ради воплощения замысла в жизнь он провёл насыщенный вечер и бессонную ночь.

       Как, чем, посредством каких таинственных рычагов можно обратить внимание дамы сердца, когда тебе всего 11 лет, а она учится в седьмом классе? Особенно, когда дама столь очаровательная, как Полина... О, Вовке это стоило многих усилий! Он перебрал в уме многие варианты. Можно сделать стойку на руках, взобравшись на самый край крыши девятиэтажки, что находится по соседству; можно броситься со скалы в реку... Но он понимал, что всё это -- совсем не то, что нужно. Необходимо совершить настоящий ПОСТУПОК, который запечатлелся бы в её памяти на всю жизнь, который сразил бы её наповал, смял, уничтожил её скептицизм и заставил смотреть на него серьёзно.

     Неприступная, но такая красивая!.. Вовка грезил о Полине уже больше года, её образ не выходил из головы, являясь ему в снах, тревожа всё существо. Но он так любил её!...

       Например, он терпеть не мог уроков литературы. Всякие стишки или душещипательные рассказы, рассчитанные на слабаков, отвращали его, пугали, вызывали настойчивое желание уснуть. Но вчера... Какая-то странная нежность переполнила всё его существо, заставила перелистать много книг. Он искал нужные слова, как и способ передать их любимой. Если бы только она захотела его выслушать! Увы, девочка всегда находилась в окружении многочисленных подружек и приятельниц. Неизменно насмешливая, она была способна уничтожить любого какой-нибудь шуткой или остроумным высказыванием. Даже некоторые учителя избегали споров с нею. Но, вместе с тем, насколько же она очаровательна! Не может быть, чтобы девушка, обладающая ТАКИМИ глазами, могла оказаться плохой и циничной!..

         И Вовка избрал способ -- единственный, который уж точно обратит её внимание и запомнится. Он, словно заядлый карточный игрок, поставил на кон судьбы всё -- своё достоинство, честь, имя, жизнь.

        Школьная линейка, о которой предупредили лишь вчера, не отличалась ничем особенным: директриса занудным, словно умышленно гипнотическим тоном, перечисляла огрехи в учёбе и ставила задания на будущее. Выступил физрук, вечно жалующийся на "слабаков" и "сачкистов". Дождавшись момента, когда наступил тот перелом, когда никому сказать уже было нечего и пора было "сворачивать удочки", Вовка, набравшись решительности, бросился к микрофону с листом бумаги и книгой в руке. Книга -- для уверенности... В этом ничтожном клочке бумаги заключались все его надежды, вся его судьба.

      Не обращая внимания на недоумённые взгляды педагогов и старшеклассников, Вовка произнёс срывающимся голосом:

        -- Полинка, это для тебя...

        В ушах зазвенело. Или в микрофоне... Вовке показалось, будто его слышит весь мир.

        Со стороны угла, в котором сгруппировались его ровесники, послышалось хихиканье, но Вовка уже ничего не слышал кроме усиленного биения своего сердца. Да и впервые оказавшись перед микрофоном, он не мог обращать внимание на такие мелочи.

       В первый миг его хотели прервать. Как же: хулиганистый парнишка, троечник, вредина, позволил себе немыслимое!..

      Но директриса сделала едва заметный знак и все застыли. Предчувствуя нечто из ряда вон выходящее, присутствующие ждали...

         --  Тебя одну я вспоминаю,

             Когда не спится мне...

 

       Накануне он долго думал, подбирая нужные слова. Он был несказанно удивлён, что  строки из стихотворения забытого арабского поэта, запыленный сборник которого он извлёк из недр маминой книжной полки,  отразили все его помыслы, все его чувства. Сейчас бедняга даже не заметил, как училка литературы удивлённо и с непередаваемым наслаждением вытаращила на него глаза.

       -- ... Когда под утро засыпаю,

         Приходишь ты во сне.

         Минута, словно бесконечность,

         Когда ты далека;

         Когда ты рядом, даже вечность --

         Быстра и коротка!..

 

         Завершив первый столбик, он оторвал взгляд от листа и перенёс его в ту сторону, где, по его расчётам, находилась Полина. Красный, как вареный рак, но с надеждой и любовью в глазах, он ждал какого-то неуловимого отзыва с её стороны: застенчивого потупления взора, сочувствия, понимания. В эти минуты даже старшеклассники взирали на него с уважением.

         Он оторвал взгляд от текста. Да, ещё накануне он предполагал, что может быть стыдно, но не настолько же! В этот миг он почувствовал на себе такое!... Создалось впечатление, будто на него взирает вся Вселенная... Ох, лучше бы он не смотрел на публику!..

        Однако что это? Полина, милая Полинушка, ради которой он всё это затеял, повела себя не так, как он предполагал. Где её девичья застенчивость, где её понимание?

         Глядя ему прямо в глаза, она широко улыбнулась и, торжествующе оглянувшись на подружек, произнесла:

          -- Гы-гы!..

        Ей всегда вторили многочисленные подхалимы и воздыхатели. Но она не могла подразумевать, что у неё много не только подружек, но и завистниц. Вместо того, чтобы подхватить её настроение, девочки как будто отстранились от неё и опустили глаза. Только один голос поддержал её "гы-гы" -- голос мальчика, которого Вовка до сих пор считал закадычным другом.

          "Это позор! Я уничтожен! -- возопил парень в глубине своего существа. -- Лучше умереть!"

         От отчаяния на его глазах выступили слёзы. Если бы речь шла о драке один на один или даже с двумя противниками, Вовка, не моргнув и глазом, принял бы вызов. Но сейчас всё обстояло не так. Противник был невидимым и подлым... И ОНА...

        Подчиняясь какому-то безотчётному инстинкту, Вовка взглянул на Полину другим взглядом. Не понимая, что делает, он отошёл от микрофона и, вертя книгу с листом в руках, подошёл к НЕЙ. Все присутствующие застыли, подразумевая, что сейчас должно состояться нечто особенное. Может, очередной акт объяснения?..

       Но, приблизившись к девочке, которая продолжала взирать на него с нескрываемой иронией, Вовка поднял книгу и, не обращая внимания на листок, унесённый ветром, выкрикнул:

         -- Ты дура!... ДУРА!!!!!!

        Голос сорвался, из глаз брызнули слёзы бессилия и отчаянья. Книга с силой опустилась на голову Полины...

         Публика, ошеломлённая и поражённая, безмолвствовала.

        И только учительница литературы, провожая убегающего и уничтоженного Вовку понимающим взглядом, незаметно вытерла платочком предательскую слезинку на своей щеке...

         

 Ах, как прекрасен миг мелодии любви!—

Ты только лишь взгляни, как совершенна!

Но лишь в сердцах, -- тут как ни поверни,--

В других местах она мгновенна.

 

Как зависти тревожна дребедень!

Она тупа, -- такая же, как пень;

Когтями раздирает нашу суть,

И, как ни странно, топкая, как муть…

 

Но мы с тобой преодолеем мутный путь,

Каким бы ни был трудным, узловатым,

И вскоре позабудем липкую мы жуть

Интрижек подленьких, замысловатых.

 

Лишь музы – наши лучшие друзья, --

Премного выстрадав, мы это знаем;

Но всё ж для сердца, как мелодия,

Нам нужен тот, о ком  мечтаем.

В душе была осень, умирал я, тоскуя,
Пришла ты ко мне -- в небо взвился, ликуя;
Потом была проза осенней печали,
Навязчиво чувство: меня обокрали!

На белом коне хотел въехать я в город,
И замыслов было во мне целый ворох, --
Крестьянка в пути повстречалась случайно,
Подумал я было: то есть неслучайно!

Вот лето прошло соловьиных рассветов,
Ушли уж бесследно все замыслы эти,
И музы оставили с ликом печальным,
На лицах своих с выражением тайным.

И осень настала. Прохладной походкой
Любовь та ушла. Налейте мне водки!
Чтоб смог я забыться в море безбрежном,
С тоскою своей... Помышляя о вечном...

Какая женщина в окне!
Цветут фиалки в декабре? --
Увидел я тебя такую,
И вот, теперь совсем тоскую.

Белогвардейский ли романс,
Судьбы предательской аванс? --
Изнемогаю от красы,
Ну, что ж, недаром я -- Весы...

Цветут фиалки в декабре,
И женщина -- в моём окне,
И смотрит на меня с любовью,
И без неё мне жизнь не полна.

Когда тоскую иль в печали,
И душу мне когда порвали,
Я на Мечту переключаюсь,
А после -- очень долго маюсь.

Какая женщина в окне!
Она -- фиалка в декабре! --
О, Муза, от тебя я томный,
Меня сжигает огнь любовный!...