Отец
Обычно отцы сыновьям мало что рассказывают о своей жизни, видимо опасаются, что дети сочтут их хвастунами, или считают, что о чём тут рассказывать? Ну, жил честно, не воровал, не убивал, относился к другим так, как хотел бы, чтобы к нему относились, не подличал, не пресмыкался, ну, словом жил, как нормальный человек…
О своём отце, хоть и ведущим, но всё же обычном хирурге железнодорожной больницы, днём делавшим какие-то операции, а вечером, вернувшись домой, коловшим дрова, таскавшем воду, а потом, перед сном, при керосиновой лампе читавшем вслух интересные книги, или удивлявшем нас с мамой удивительными рассказами о том, что где–то уже существует такой прибор, размером с посылку из Львова от тёти Наты, в котором есть такое окошко, что если в него заглянуть, то очень запросто можно увидеть, что происходит на сцене Большего театра в Москве, а что и вовсе невероятно – в самом КРЕМЛЕ, и даже Сталина можно увидеть, если, конечно, он сам этого захочет…
А потом, однажды, приехал к нам, всего на один день, боец партизанского отряда, бывший санитар медсанбата, которому отец, как и очень-очень многим спас жизнь. Вот только тогда и только от этого дяди Феди я узнал, какой у меня отец. О том, как он, командир медсанбата, во время внезапной атаки на медсанбат польского эскадрона из дивизии генерала Коца, не растерявшись, бросился к «максиму» и тем спас не одну сотню раненых.… Как сбил из такого же, но спаренного «максима» мессершмидт, который расстреливал колонну машин и повозок с красными крестами.… Как при помощи двух пулемётных расчётов, двух десятков санитаров с трёхленейками и колоны полуторок со снятыми глушителями, прорвал порядки немецкого полка, занявшего подходы к мосту через Днепр. По рёву двигателей немцы решили, что приближается колона танков, и разбежались. Мост за последней машиной взлетел в воздух…. Как три дня и три ночи был под непрерывным пушечно-миномётным огнём в "котле" под Борщами, когда немцы методично добивали тех, кого отец спас, переправив с правого берега Днепра. Как имел возможность бежать из Бориспольского концлагеря, но не бежал, т.к. был единственным врачом в лагере. Как, вернувшись в Кагановичи (ныне Полесское – чернобыльская зона.) восстановил работу местной больницы, а заодно связался с партизанами и подпольщиками. Лечил раненых партизан, передавал в отряд оружие. Как предложил немецкой комендатуре провести силами больницы обследование городка на предмет защиты «непобедимой немецкой армии» от инфекционных заболеваниях и извёл не один килограмм мела на надписи на еврейских домах «тиф», «тиф», «тиф»… до освобождения ни один немец так и не сунулся в запретную зону.… Как паршивый лейтенантишко НКВД, глядя оловянными глазами мимо отца, спросил, - У тебя, майор, пистолет был? Патроны были? Так почему же ты не застрелился, а предпочёл позорный плен и сотрудничество с немцами?… и отправил отца в штрафроту искупать кровью.… После чего ни одна славянская душа пальцем не шевельнула, чтобы помочь, а эти жиды пархатые из тех домов, где были надписи «тиф», «тиф», «тиф»… снарядили пять телег и всем кагалом двинули в Киев. Одному Богу известно, как им удалось найти место формирования штрафной роты, отыскать и вызволить отца из этой мясорубки. Отец ничего этого мне не рассказывал. Единственное, что он мне как-то сказал – как подвёл черту – жид – не национальность, а состояние души, и жидов среди русских и украинцев, как ни горько это осознавать, гораздо больше, чем среди евреев…
Я это только к тому говорю, что если бы не тот, единственный дядя Федя, что остался в живых после того как «свои» разоружив партизанский отряд, послали всех «искупить кровью» - голыми руками отбивать у немцем «вон ту высотку», рассказал мне о моём отце, я ничего не знал бы и, думаю, был бы духовно много беднее. …Отец всё время перебивал рассказчика: - да брось ты ерунду молоть, ну тебе подвернулся бы тогда под руку пулемёт, ты не стрелял бы? – Давай лучше выпьем за то, чтобы они (т.е. я и мы все), никогда такого не видели и не испытали. Много позже я понял, что отец страшно стыдился того, что попал в плен… Сталину, Жукову и другим мясникам за свои деяния стыдно не было, а отец очень стыдился. Слова той скотины безмозглой из НКВД висели чёрным клеймом на отце всю жизнь.
Не скромничайте, рассказывайте детям о себе, о своей жизни, если, конечно, не прожита она бесцельно...
Вот это сладкое чувство победы!
