хочу сюди!
 

Альона

36 років, телець, познайомиться з хлопцем у віці 30-40 років

Замітки з міткою «литература»

Свеча горела

Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду
. — Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
 Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона.
 Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные.
 У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке.
 За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими
по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.

 — Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович.
 — Н-на дому. Вас интересует литература?
 — Интересует, — кивнул собеседник.
  — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
      «Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.
 — Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он.
 — По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
 — Я, собственно… — собеседник замялся.
 — Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович.
 — Если вам не понравится, то…
 — Давайте завтра, — решительно сказал Максим.
 — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
 — Устроит, — обрадовался Андрей Петрович.
 — Записывайте адрес.
— Говорите, я запомню.
     В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.
— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями.
— Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться?
Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права,
история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен.
Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?
    Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались
кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил.

    Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их. Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы.

    За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы. В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак…
   
     Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.
«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду». Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.

     Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
 — Проходите, — засуетился Андрей Петрович.
 — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович.
— Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет.
А сейчас уже не преподают и в специальных.
— Нигде? — спросил Максим тихо.
— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям.
Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты…— Андрей Петрович махнул рукой.

 — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?
 — Да, продолжайте, пожалуйста.
 — В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.
    
     Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.
 — Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец.
 — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!

  — Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.
 — У вас есть дети?
 — Да, — Максим замялся.
 — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать.
Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?
 — Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо.
 — Научу. Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.
 — Пастернак, — сказал он торжественно.
 — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…
 — Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.
 — Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я,— Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты.
Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?
     Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.
 — Конечно, Максим, — сказал он.
 — Спасибо. Жду вас завтра.
 — Литература – это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате.
 — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты.
 Вот послушайте. Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть. — Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать. «Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин». Лермонтов «Мцыри». Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий…

     Максим слушал.
— Не устали? — спрашивал Андрей Петрович.
— Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста. День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.
    Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн. Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков. Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый. Классика, беллетристика, фантастика, детектив. Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.

    Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.
 — Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос. Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?
     
    Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.
— А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу.
— Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.
— В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.
— Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу.
— Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.
— Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри.
— С какой публикой?
— Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.
— С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович.
— О чём вы вообще говорите?
— Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов.
— Новости посмотри, об этом повсюду трубят. Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей.

      Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами. «Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован….

     Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…». Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.
    
    Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота. Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил. Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.

     Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать.
 На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.
   — Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.
   — Что? — Андрей Петрович опешил.
   — Вы кто?
   — Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик.
   — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.
  — От… От кого?! — От Макса, — упрямо повторил мальчик.
  — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…
  — Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка.
Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.
 — Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.
 — Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик.
  — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить? Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.
  — Боже мой, — сказал он.
  — Входите... Входите, дети.

             Майк Гелприн,  2011г.

 

Новогодняя сказка для взрослых и детей

Когда-то,  давным-давно, в одном прекрасном и живописном королевстве, жил очень злой и коварный волшебник. Глядя на то, как беззаботно и радостно живут все люди в королевстве, его злое, черное сердце наполнялось негодованием и завистью, потому что сам он не мог испытать подобных чувств. Злодеи никогда не могут быть по- настоящему счастливыми. Единственное, что может приносить им хоть какую-то низменную радость – это власть. Именно поэтому волшебник так мечтал завладеть этим королевством, сделать всех его обитателей своими рабами. Этого волшебника звали Ллиб Стйег. Жил он в своем старом и мрачном замке, который стоял на самой вершине горы, за черным лесом, вдали от города. Там он занимался колдовством,
стараясь придумать нечто такое, что помогло бы ему поскорее осуществить свою мечту. Он был очень богат, в подземельях его замка хранились несметные сокровища и одинокими зимними вечерами он частенько спускался по узким, извилистым ступенькам, отпирал свои сундуки и любовался золотым сиянием, которое вдруг, словно лучи солнечного света, озаряло темницу. Так сверкали драгоценные камни и блестящие золотые слитки, которыми доверху были набиты эти сундуки, стоявшие плотными рядами вдоль выцветших, сырых стен. 

— Ох, это все мое. — восклицал он, дрожащими от возбуждения руками перебирая свои сокровища. — Мое золото, мои рубины, мои изумруды. А скоро у меня будет еще больше золота. Скоро все королевство станет принадлежать мне. 

Сколькими богатствами бы он ни обладал, ему всего этого было мало. Люди в городе недолюбливали его, потому что он редко появлялся на их улицах, а некоторые рассказывали о нем страшные истории, будто он ворует маленьких детей, запирает их в темных подземельях своего замка и использует для своих зловещих колдовских ритуалов. Старика Ллиба крайне раздражали такого рода слухи, во-первых потому, что в них была изрядная доля правды, а во-вторых из за того, что они портили ему репутацию. А ему было ну просто необходимо завоевать доверие этих людей. Ведь когда тебе верят, гораздо проще обмануть людей и заставить их выполнять то, что ты хочешь. Старый волшебник хорошо это знал. И поэтому, хоть как ему это было неприятно, он решил притвориться добрым и щедрым человеком. Появившись в городе, он принялся раздавать детям конфеты, при этом стараясь улыбаться настолько добродушно, насколько это могло у него получиться. 

— Как вы здесь живете, в такой бедности, в такой убогой тоске, ох бедные, грязные, несчастные детишки? — наигранно страдальческим голосом спрашивал он, заламывая свои худые, костлявые пальцы и качая седой головой. 
— У нас все хорошо. — радостно отвечали дети, ожидая очередную порцию сладостей. Старик из мрачного замка теперь часто наведывался к ним, участливо расспрашивая обо всем.
— Нет, как же так? У вас не может быть все хорошо. — в отчаянии изумлялся Ллиб. — Вы живете в жалких трущобах, а на обед ваши матушки готовят вам бобовую похлебку вместо сладкого пудинга и персиковых пирожных. Ну разве это жизнь? 
Дети растерянно посмотрели на него округлившимися глазами, тут же представив, какой он на вкус, этот сладкий пудинг и персиковые пирожные. 
— Да, мои хорошие, мои сладкие, мои глупые детки. — проворковал он, склоняясь над ними и стараясь улыбаться, как можно шире.  — Кто из вас самый умный и смышленый? Кто ответит на вопрос, в чем же здесь проблема? 
— В том, что у наших родителей нет денег на вкусную еду. — грустно отозвалась маленькая девочка.
— Ох нет, моя сладкая. — еще шире улыбнулся старик, протягивая ей аппетитную конфету. — Проблема в том, мои дорогие, что вас развелось слишком много. Но вы не беспокойтесь, мои сладкоежки, очень скоро я решу эту проблему. И жизнь станет так хороша, так хороша. — и он едва не затанцевал на месте, всплеснув руками, воображая, что все его мечты уже осуществились. 

Он понимал, что управлять таким огромным количеством людей будет слишком сложно, да и не нужно ему было столько рабов. Ллиб уже давно мысленно избавился от половины населения этого города. Все эти люди ужасно раздражали его, особенно дети. Они вечно смеялись, бегали, шумели, такие возмутительно радостные и счастливые. Он бы без сожаления задушил каждого из них, но понимал, что действовать нужно более осторожно. Поэтому и занимался самым ненавистным для него делом на свете, притворялся добрым. Легче всего было обдурить глупого и трусливого короля, который больше всего в жизни любил золото. Ллиб Стйег узнал об этом и начал одалживать ему крупные сумы, он присылал королю золотые слитки, а позже и целые сундуки с золотом.
 — Дорогой Ллиб Стйег, — говорил король. — Как же я могу вас отблагодарить? Вы знаете, что мое королевство маленькое и небогатое. Когда же я смогу вернуть вам долг?
— Ну что вы, ваше величество, — притворно улыбаясь, отвечал волшебник. — Вы не должны ничего возвращать. Лучшей благодарностью для меня будет ваша верная дружба. Я буду счастлив и дальше помогать вам, принимать участие в делах королевства, ведь меня так заботит его судьба, давать вам советы, к которым вы будете прислушиваться. Вот и все, чего я желаю. 

Глупый король, конечно же, согласился с условиями Ллиба Стйега. И с тех пор волшебник всегда был рядом с ним, сначала советовал ему, а после и вовсе начал сам составлять указы, а королю оставалось лишь поставить на них свою подпись. 
Со временем злой колдун смог так же подкупить и почтенных советников короля, которые теперь слушались лишь его. Но и этого ему было мало. Он хотел, чтобы его слушался весь народ. Трудно было достичь этого, ведь люди по прежнему не любили его, матери забирали своих детей домой, как только видели его на городских улицах, а на площади у колодца хозяйки пересказывали друг другу страшные истории о нем. Он знал, кто распускает эти слухи. Это была фея Джулиана, что жила на окраине города. Все жители королевства любили ее за доброту, мудрость и честность. Она была так прекрасна, что казалось, будто все расцветает вокруг нее. Ее невозможно было обдурить, подкупить золотом или запугать. И поэтому она была
для Ллиба Стйега самым страшным врагом. 

«Ну ничего, скоро они все перестанут тебе верить. И тогда ты будешь бессильна.» — думал он, глядя, как она, довольная, возвращается из леса с корзинкой трав, в светлом, струящемся платье и в венке из цветов на голове. За ней, как всегда, бежали веселые дети, что любили ее, как свою родную мать. Ллиб только злобно заскрежетал зубами, глядя ей вслед. Он терпеть не мог, когда люди радуются, а фея Джулиана все время устраивала в городе веселые праздники для всех, с танцами и звонкими песнями. 
«Когда город будет в моих руках, веселью и свободе придет конец. — думал старик. — Все они будут молчать, как мышки, и выполнять мои приказы, дрожа от страха. Уж я научу их покорности!»
И пока жители королевства радовались, ни о чем не подозревая, Ллиб Стйег воплощал в жизнь свои коварные планы. Темными ночами он закрывался в мрачном замке на горе и до самого рассвета читал заклинания и проводил свои страшные опыты, а днем спешил в город, где у него тоже было много работы. Ему совершенно не оставалось времени для сна, от этого он становился еще более злым и раздражительным. Ему хотелось испортить настроение всем, кто находился вокруг него. И хоть его колдовское зелье, над которым он неустанно работал все это время, еще не было готово, он собрал людей и зловещим голосом начал говорить о том, что вскоре жизнь в королевстве переменится.

— Никто из вас больше не сможет вот так свободно разгуливать по городу, как сейчас, или собираться с друзьями. Нигде не будет раздаваться веселый смех и пение, везде будут слышны лишь плач и рыдания. — говорил он, и его черное сердце переполнялось злорадством при виде страха на лицах собравшихся.
— Какой ужас. — говорили люди. — Но что же произойдет? Неужели начнется война? Кто посмеет напасть на нас?
— О нет, не война, — улыбнулся Ллиб Стйег. — Война – это так не современно. Она не в силах уничтожить столько людей. Ваш город падет от болезни, от страшной и неизлечимой чумы, какой еще не видел мир! 
Люди испуганно ахнули.
— Откуда ты знаешь все это?! — послышался голос из толпы.
— Я Ллиб Стйег! Я знаю всё! — закричал чародей. — Я вижу будущее! И только я могу спасти вас от страшной участи. Лишь я один смогу создать лекарство от губительной болезни!
Но на самом деле злой волшебник создавал совершенно иное зелье. И когда оно наконец-то было готово, он позвал своего слугу, вручил ему флакон и строго приказал:
— Как только наступит ночь, отправляйся в город и вылей это зелье прямо в колодец, из которого все они берут воду. 
И когда слуга отправился в путь, довольный колдун потер ладони и на радостях затанцевал по замку, напевая себе под нос:

«Это зелье колдовское
Я в колодец вам плесну.
И начнется здесь такое,
Что не снилось никому.
Отниму я ваш покой,
Заражу вас всех чумой!!!»

И он безумно расхохотался, а его смех еще долго разносился по пустынным коридорам замка. 

Этим временем взволнованная фея Джулиана не могла уснуть в своем домике, она сердцем чувствовала приближение беды, но не могла понять, откуда эта беда исходит. С первыми лучами солнца она вышла на улицу и прошлась по городу, все было, как обычно, но все же она была уверена, что-то не так. Фея решила пойти в лес и спросить у духов природы, они точно должны знать, что происходит. Она обращалась к самым старым и высоким деревьям, которые видели на своем веку столько всего, что могли дать ответ на любой вопрос, но теперь и они молчали. Она обращалась к птицам, но птицы сказали, что сами только проснулись. Тогда она обратилась к ветру, что не спал никогда. И ветер шепнул ей, что великое несчастье случилось с ее любимым королевством, коварный чародей Ллиб Стйег замыслил уничтожить добрых жителей города, а остальных превратить в своих рабов. Услышав эту печальную весть, фея Джулиана тут же помчалась в город и обнаружила там ужасный переполох. Люди плакали и звали на помощь. Из общих криков она поняла, что у некоторых умерли дети, у других родители и друзья, мужья или жены. И повсюду слышались страшные слова. «Чума в городе!»
Джулиана пыталась успокоить испуганных и объяснить, что здесь нет никакой чумы, все это происки злобного Ллиба Стйега, его черное колдовство, но ее никто не слушал, городом овладела настоящая паника. И лишь виновник всего этого, Ллиб, оставался невозмутимым. Он тут же отправился к королю и заявил, что необходимо срочно принять меры, чтобы спасти королевство от гибели, остановить распространение страшной болезни. И сам же продиктовал список необходимых новых законов, по которым теперь будут жить все в этом королевстве. Отныне жителям города запрещалось устраивать праздники и веселиться, все торговые лавки и мастерские закрывались, а на улицы разрешалось выходить лишь в черной чумной маске с длинным 
птичьим клювом, и лишь до захода солнца. Полный список запретов вывесили на главной площади, а для тех, кто не умел читать, королевские слуги зачитывали новые указы, расхаживая по городским улицам. Конечно же, сразу нашлось много недовольных, которые справедливо заметили, что эти законы безумны и громко заявили, что не собираются их придерживаться. Но королевские слуги предупредили их, что в таком случае, согласно с новыми указами короля, все непокорные будут немедленно схвачены и отправлены в темницу. 

— Если король объявляет войну своему народу, то он сам должен отправиться в темницу! — воскликнула Джулиана из толпы. — Мы свободные люди, живущие в свободном королевстве! И никто не может отнять у нас эту свободу!
— Взять ее! — закричал Ллиб Стйег королевским стражникам. — Схватить непокорную бунтарку! Она не уважает самого короля, не подчиняется законам!
Но воинственная толпа преградила стражникам дорогу, защищая свою любимицу, что так часто всем помогала. И слуги короля вместе с Ллибом Стйегом вынуждены были отступить.
— Я фея Свободы! — громко произнесла она. — И никто не смеет приказывать мне.
Ее прекрасные и нежные черты приобрели суровое и непоколебимое выражение решимости. 
— Добрые жители города, — обратилась она к собравшемся. — Спасибо вам, что защитили меня. Но так же вы должны защищать свои права и свободу, которые они пытаются у вас отнять. Злой волшебник Ллиб Стйег хочет сделать всех вас своими рабами. Он будет убеждать вас, что все эти запреты и ограничения придуманы для вашего блага, чтобы защитить вас от страшной болезни. Не верьте ему! Не верьте королю и всем, кто ему служит! 
— Ты все правильно говоришь! — закричали мужчины и женщины. — Мы никогда ему не поверим. Мы верим лишь тебе. Ты всегда помогала нам. Ты поможешь и теперь, ведь так?
— Я сделаю все для того, чтобы помочь вам. — ответила Джулиана. — Но вы должны оставаться спокойными и не поддаваться панике, не верить в то, что вам будут говорить люди короля. Все они, как и сам король, служат темным силам, все они 
продались за золото волшебнику Стйегу.

И фея Джулиана действительно пыталась помочь бедным жителям города, как могла. Она целыми днями и ночами ходила от одного дома к другому, наведываясь к больным, поила их целебными отварами из лесных трав и шептала заговоры, накладывая на них руки. Но несмотря на все свои усилия, она видела, как чума распространялась по королевству все быстрее с каждым днем. И все больше людей впадало в отчаянье. А Ллибу Стйегу только этого и нужно было. 
— Ваша фея лгунья и аферистка! — говорил он. — У нее нет лекарства от чумы. Она погубит вас всех! Всех, кто поверит ей! Только у меня есть настоящее лекарство! Только я один спасу  вас!
И Джулиана с грустью заметила, что многие люди начали идти к колдуну за помощью. Он поил их своим чудодейственным эликсиром, обещая скорое выздоровление, а если кто-то умирал, выпив этот эликсир, он уверял всех, что тот был безнадежно болен, и даже волшебство не в силах было ему помочь. И люди не догадывались о том, какое действие оказывает на них это колдовское зелье. Они не замечали, что приняв его, становились безразличными ко всему, черствыми, злыми и жестокими, неспособными думать и чувствовать. Теперь Ллиб Стйег полностью управлял ими, словно куклами в театре. Вернувшись в свой замок, он больше не появлялся в городе, наблюдая за происходящим сквозь хрустальный шар, в котором отображались все те люди, которые выпили его эликсир. Он мог видеть, куда они идут и что делают, слышать, о чем они говорят и даже читать их мысли, изменяя их так, как ему было нужно.
 
«Все должны быть на контроле.
Не видать вам больше воли!
А кто против нас восстанет,
То того совсем не станет!» 

радостно напевал он, сжимая костлявыми пальцами свой волшебный шар. Ему даже не нужно было выходить из своего замка, чтобы увидеть, что происходит в городе. 
    Чем больше людей принимало волшебный эликсир, тем более несчастной и одинокой чувствовала себя фея Джулиана. Лишь она одна понимала, что происходит, но больше никто ей не верил. Люди короля обвинили ее в подстрекательстве и все королевские стражники преследовали ее, чтобы схватить и бросить в темницу. Она видела, как изменились жители города. Добродушные и милые люди превратились в глупых, жестоких и безразличных к чужим страданиям. Они рисовали краской кресты на дверях домов, в которых обитали больные, а после бросали туда камни или поджигали дома, утверждая, что лишь так они избавятся от чумы. Каждый человек, который пытался их образумить, становился их врагом, как и тот, что осмеливался говорить правду. Но таких теперь было очень мало. Королевские стражники арестовывали всех, кто высказывал несогласие с новыми правилами. Свободе больше не было места в этом городе. В конце концов дошло до того, что добрую и прекрасную фею Джулиану забросали камнями и выгнали за пределы города. Она могла бы пойти прямо по дороге, туда, где за горизонтом виднелись башни чужих городов, но она не намерена была сдаваться до тех пор, пока в королевстве еще оставались те, кто нуждался в ее помощи, и поэтому свернула к лесу. Ей нужно было набрать трав для отваров, чтобы лечить больных. Да и сама она нуждалась в новых силах, которые черпала из природы. Однако, подойдя к лесу, она натолкнулась на преградившего ей дорогу рыцаря.

— Стой! Сюда нельзя. — грозно проговорил он.
— Это почему же? — удивилась Джулиана. 
— Таков приказ короля. — сухо ответил рыцарь. Его лицо было полностью закрыто железным забралом шлема, виднелись лишь глаза. Руку он держал на мече, готовый к бою в любой момент.
— Теперь король не разрешает ходить в лес? — спросила фея. — Но ты ведь осознаешь, насколько безумен этот приказ? 
— Не мне обсуждать приказы короля. 
— Как тебя зовут, рыцарь? — поинтересовалась девушка.
— Мне велено ни с кем не разговаривать. — отрезал он.
— Но ты ведь уже со мной разговариваешь. А значит, уже нарушил один из приказов. — Джулиана слегка улыбнулась. 
Рыцарь угрюмо молчал.
— Послушай, — продолжила она. — Ты просто весь день стоишь здесь и сторожишь лес? Как думаешь, почему король отдал тебе такой приказ? — заметив, что мужчина не очень-то разговорчив и не спешит отвечать на ее вопросы, она добавила. — Знаю, тебе велено ни с кем не разговаривать, но с твоей стороны было бы крайне невежливо вести себя подобным образом с дамой. 
— Король защищает город от чумы. А я всего лишь выполняю его приказы. — наконец отозвался он. 
— Значит, чума прячется в лесу? Поэтому ты никого туда не впускаешь?
— Я никого не впускаю, потому что такова воля короля. Согласно его новому указу, всем жителям королевства запрещается ходить в лес. Так что, возвращайся домой. Не вынуждай меня применять силу.
— Применять силу к беззащитной девушке? — возмутилась фея. — А я ведь думала, что долг рыцаря в том, чтобы защищать невинных, а не нападать на них! Если король прикажет тебе убивать своих соотечественников, женщин и детей, ты тоже будешь исполнять его волю? А если он прикажет тебе броситься на собственный меч или прыгнуть со скалы, как поступишь?
— Зачем ты говоришь мне все это? — разозлился мужчина. — Разве я похож на разбойника или безумца? Я всего лишь выполняю свой долг, закон один для всех.
— Очень даже похож! Как иначе назвать человека, который стоит возле леса и не пропускает людей, грозя им расправой?! Когда закон угнетает свободу, запрещает говорить правду, превращает людей в рабов, то долг каждого благородного и честного человека состоит в том, чтобы нарушать такой закон! Сейчас ты служишь не королю, у нас давно уже нет короля, есть лишь трусливый глупец на троне, который служит тому же, кому служишь ты, Ллибу Стйегу! — голос Джулианы дрожал от негодования, а в глазах пылал гнев.
— Опомнись! Что ты говоришь? За такие слова я должен взять тебя под стражу и отправить в темницу. Твоя смелость не доведет тебя до добра. —  предупредил стражник.
— Может и так. А куда делась твоя смелость, рыцарь?  — воскликнула Джулиана. —  Почему ты прячешь свое лицо за железным шлемом и воюешь с беззащитными женщинами? Кого ты так боишься, чумы? Что ж, можешь арестовать меня, если так тебе подсказывает сердце. Этим ты безмерно порадуешь колдуна Ллиба, он уже давно охотится за мной, натравливая на меня всех своих покорных слуг. 
— Я не хочу арестовывать тебя, отважная девушка. Но отправляйся домой. Здесь тебе делать нечего. Я не имею права пропустить тебя.  — отвечал ей рыцарь. 
— Ох нет, ошибаешься! Ты не имеешь права не пропустить меня! Я свободна, как и любой человек, я вольна идти туда, куда сама пожелаю. И никто не может удерживать меня, отнимать у меня то, что дала сама Природа. Ллиб Стйег знает это, он знает, что от Природы леса я черпаю силы, чтобы помочь людям. Именно поэтому он пытается запретить мне это, как и всем остальным, отдалить людей от Природы, чтобы мы утратили связь с ней, стали слабыми и уязвимыми.

     Фея Джулиана принялась рассказывать о том, как злой волшебник Ллиб Стйег захватил королевство с помощью колдовства и хитрости, как он превратил всех жителей города в рабов, и это страшнее любой чумы! Но рыцарь Рудольф, так звали мужчину, пока что был не готов воспринимать все это на веру. Он с детства привык подчиняться приказам и уважать короля, он был так воспитан, и поэтому не мог согласиться с феей Свободы, которая убеждала его, что нужно бороться и поднимать восстание. Он был уверен в том, что поступает правильно, не пуская ее в лес, и лишь после того, как девушка ушла, он задумался над ее словами. И правда, какая угроза могла таиться в лесу, если чума как раз в городе? 
Летом горожане всегда ходили в лес, собирали там ягоды, грибы и целебные травы. Почему же теперь закон запрещает им это делать?
 
     Фея Джулиана вернулась в город тайно, грустная и опечаленная. У нее не было сил помогать людям, она больше не была нужна им, никто теперь ей не верил, а Ллиб Стйег назначил награду за ее голову, объявив девушку преступницей, опасной для общества. Вскоре она узнала страшную новость. Злой волшебник похитил и посадил в темницу ее сестер, что жили далеко за лесом, фею Любви, фею Доброты и фею Правды. Теперь они томились в цепях, а люди окончательно утратили все эти добродетели. Правда, Доброта и Любовь были забыты. Лишь Свобода еще существовала, но от нее все отреклись добровольно. Забытая всеми фея Джулиана, которую когда-то так любили в этом королевстве, теперь вынуждена была скрываться от 
людей, набрасывая на себя темный плащ с широким капюшоном, под которым, низко опустив голову, она прятала свое лицо. 
Однажды, обнаружив, что ее запасы закончились, она отправилась в единственную торговую лавку, что оставалась открытой в этом городе, но торговка выставила ее за порог, заявляя, что ничего ей не продаст, ведь у нее нет клюва.

— Без клюва продавать запрещено. Я в темницу не хочу! — закричала женщина. 
— Что? Какой клюв? — не поняла Джулиана. — Продайте мне, пожалуйста, хотя бы хлеб. — она протянула торговке монеты. 
— Нет, сказала же, надевай черную чумную маску с птичьим клювом! Без нее ничего не продам!
— Что с вами? — пыталась вразумить ее фея. — Неужели вы совсем обезумели? Я пока что еще не превратилась в курицу, чтобы носить клюв! Вы не дадите человеку хлеба, пускай он даже будет умирать от голода?! Где же ваше сердце и разум?
— Не велено, не положено, — отвечала женщина, словно была какой-то механической, заводной куклой. — Без клюва продавать запрещено. 
— Да это же фея Джулиана! — закричал кто-то, проходя мимо лавки, из которой злобная продавщица выталкивала изумленную девушку. — Хватайте ее! За нее мы получим награду! 
Джулиана даже не успела опомниться, как на нее набросились, крепко хватая за руки, чтобы она не смогла вырваться.
— Ведите ее во дворец, прямо к королю! — послышались яростные голоса.
Но среди них раздался другой, сильный и уже знакомый ей голос.
— Отпустите ее! — скомандовал он, пробираясь сквозь толпу и расталкивая непослушных.
— Рыцарь Рудольф, — кричали со всех сторон. — Но она ведь преступница и бунтарка. Она ходит с открытым лицом! Во время чумы! Она подвергает всех нас опасности! Она не чтит закон и короля! 
— Замолчите! — резко прервал он их. — И расходитесь по домам! Я сам разберусь с ней. 
Недовольные и возмущенные, они все же отпустили девушку и ушли. 
— Ну вот, я же предупреждал тебя, что твоя смелость не доведет до добра. — проговорил Рудольф, обращаясь к ней. В этот раз на нем не было шлема и она могла видеть его красивое лицо. 
— Даже если мне придется расстаться с жизнью, я умру свободной. — гордо заявила девушка, вздернув подбородок. 
— Ты бы умерла пленницей, если бы я не вмешался. — напомнил он ей.
— Спасибо, что спас меня, рыцарь. — проговорила фея. — Похоже, я ошибалась, в тебе еще осталась смелость и благородство.
Он ничего ей на это не ответил, лишь молча вошел в лавку и потребовал у хозяйки хлеба, сыра и побольше фруктов, высыпая на ладонь несколько монет. Торговка даже не вспомнила о маске с клювом, глядя на его крепкую фигуру и меч, что висел на поясе. Когда он вышел и положил все это в корзинку Джулианы, она не сдержалась от улыбки.
— А как же закон короля?
— Думаю, с законом что-то не так, если хотя бы одному человеку в королевстве придется умереть от голода. — сказал Рудольф.
— Так ты все слышал? — спросила она. — Я не думала, что в этом городе еще остались думающие люди, которые готовы помочь и не боятся попасть за это в темницу. Спасибо тебе.
— Да, ты была в чем-то права. — признался мужчина. — Люди в городе действительно изменились. А я всего лишь выполняю свой долг, не нужно благодарить. 
— А как насчет того долга, что велит тебе не пускать людей в лес? Ты все еще придерживаешься его? — поинтересовалась Джулиана. 
Рыцарь улыбнулся.
— Придерживаюсь. — он заметил, какой печальной она снова стала и добавил. — Но если ты все так же отчаянно стремишься попасть туда, то я могу  тебя пропустить. Приходи, если хочешь, когда я буду на службе. Другие рыцари точно не пропустят тебя. 

     После этого, когда Джулиана приходила, он и правда всегда пропускал ее. Она успевала насобирать трав и пообщаться с духами леса до захода солнца. Рыцарь Рудольф все больше проникался доверием к ней, теперь он понимал, как сильно ошибался раньше. Джулиана открывала для него новый мир, она рассказывала столько чудесных историй и учила его быть свободным. Но одна тревога всегда печалила и омрачала ее прекрасные черты лица. Как спасти королевство и сестер от Ллиба Стйега. 
Как-то раз, встретившись с ним в лесу, как обычно, Джулиана заметила, что ее друг сильно переменился, он был задумчив и печален, как никогда. 
— Что случилось? — обеспокоенно спросила фея.
— Меня вызывал к себе король. — ответил Рудольф. — И ты была абсолютно права насчет их всех. Наш король действительно служит колдуну Стйегу. Я лично видел, как он получил от него послание. И в этом послании был приказ. — тут он замолчал, опустив голову, не зная, как сказать об этом.
— И что это за приказ? — насторожилась Джулиана. — Скажи мне.
— Он хочет убить твоих сестер. — наконец выговорил рыцарь. — И ему нужен тот, кто это сделает. Он потребовал от короля выслать ему подходящего человека. Король посчитал, что этим подходящим человеком являюсь я. 
Фея Джулиана невольно ахнула и закрыла лицо руками.
— Но я, конечно же, не стану этого делать. Я сказал об этом королю. — поспешил заверить ее Рудольф. — Король был вне себя от гнева. Сначала он не мог понять, почему я отказываюсь. Он обещал мне много золота и говорил, что я всегда был его самым верным псом, что я должен и дальше выполнять приказы и убивать тех, кого велят убить. Я сказал, что всегда был человеком, а не псом, и он долго смеялся над этим, а потом спросил, кто внушил мне подобную чушь, ведь такие, как я…не способны думать самостоятельно, такие, как я, созданы только для того, чтобы служить и выполнять приказы. А потом…потом он просто  прогнал меня. После стольких лет верной службы. 
Джулиана обняла его, видя, как сильно он страдает, а затем неожиданно ей в голову пришла потрясающая идея. Она отстранилась от него, и глядя ему в глаза, проговорила:
— Кажется, я знаю, как спасти королевство и моих сестер. Нам безумно повезло, что все обернулось именно так! Что они выбрали для этого черного дела именно тебя!
— О чем ты говоришь? — удивленно спросил рыцарь.
— Замок Ллиба Стйега неприступен. Туда не впускают никого. Кроме тех, кто является по приглашению самого хозяина. Мои сестры томятся в страшных подземельях этого замка, а тебя избрали для того, чтобы убить их. Это значит, что ты сможешь беспрепятственно войти в замок, с мечом на поясе. Подумай, разве это не шанс?
Мужчина все еще непонимающе смотрел на нее.
— Это единственный выход. — сказала Джулиана. — Единственная возможность покончить со злым чародеем навсегда. Когда он умрет, заклятье будет разрушено, и все станут такими, какими были прежде, больше не будет чумы и безумных законов, снова восторжествует Свобода! Только ты один можешь спасти наше королевство. Ты должен убить Ллиба Стйега, мой рыцарь. 
— Если это необходимо, я сделаю так, как ты говоришь. — немного помолчав, ответил Рудольф. — Твои сестры будут свободны, а колдун умрет. Ради этого я вернусь к королю и приму его предложение.

Фея Джулиана благословила его,  а когда рыцарь ушел, она отправилась к духам леса и молила их всех о том, чтобы рука его была крепкой, не дрогнула в нужный момент, чтобы меч был острым, а разум светлым, воля твердой, а сердце отважным. 
Она понимала, насколько хитер, изворотлив и коварен Ллиб Стйег, и насколько опасно оказаться в его логове, полном самого темного колдовства. Она молилась о том, чтобы Рудольф смог одолеть волшебника и вернуться к ней. 
     Казалось, что ветер застыл, не было ни малейшего дуновения, солнце перестало светить, или ей только казалось? Время превратилось в бесконечность. Когда она вдруг услышала ужасный грохот, похожий на раскат грома, но гораздо страшнее, девушка поняла, что-то свершилось. Она опрометью бросилась в город и обнаружила большое замешательство среди людей. Они, как будто не понимали, что произошло, где они и зачем делают все эти безумные вещи, носят какие-то черные маски с птичьими клювами, грубят друг другу, ведь они никогда не делали этого раньше. Многие начинали плакать, осознав, что натворили. Заклятье Ллиба Стйега больше не имело над ними власти, чары разрушились. Люди посмотрели вокруг и поняли, что
нет никакой чумы, что все это было обманом, страшным чародейством. Они обнимали друг друга, снимая свои зловещие чумные клювы, и просили прощения за то, какими жестокими и безразличными были все это время. Увидев на улицах фею Джулиану, они вспомнили, как обижали ее, как бросали в нее камни и обзывали лгуньей, когда она говорила им правду. Все горожане бросились к ней, умоляя простить их, но Джулиана не обращала на них внимания. Она протискивалась сквозь возбужденные толпы людей и бежала к горе, откуда и раздался тот страшный грохот. Выбежав за городские ворота, она полетела, словно ветер, к чудовищному замку Ллиба Стйега. Поэтому она первая увидела вышедшего оттуда рыцаря Рудольфа. Джулиана 
бросилась к нему в объятия и долго не могла поверить своему счастью, что он был жив, что он был с ней, а страшное заклятье разрушено.

— Колдуна больше нет. — сообщил он ей. — Я отрубил ему голову. Тогда в замке поднялся такой страшный грохот, что я думал, будто он обвалится прямо на меня, но вдруг все утихло, а двери темниц сами распахнулись.
Джулиана увидела, как следом за Рудольфом из замка вышли три прекрасные девы. Это были ее сестры. 
— Этот отважный рыцарь спас и освободил нас из плена. — объявила фея Правды. — Если бы не он, то мы уже были бы мертвы. 
— Он не только отважен, он имеет невероятно доброе сердце, небезразличное к чужим страданиям, что важнее всего. — добавила вторая сестра, фея Доброты. 
— А все потому, что он любит. Без Любви не было бы ничего. — проговорила последняя из сестер. — Разве не ради тебя, Джулиана, он отправился на бой с Ллибом Стйегом? И твоя Любовь придала ему сил в этой битве. 
— Все вы правы. — отозвалась фея Джулиана и ласково взглянула на Рудольфа. — Он спас наше королевство. Вернул людям Свободу. А теперь нам всем пора вернуться в город, вас там очень не хватало все это время, милые сестры. 

     В городе их всех встречали, как героев. Особенно Рудольфа и Джулиану. Когда народ узнал о том, как рыцарь Рудольф убил злого колдуна и спас сестер-фей, все единогласно избрали его новым королем, а прежнего короля и всех тех, кто служил по доброй воле волшебнику Стйегу, изгнали из королевства навсегда. 
Вскоре Джулиана и Рудольф поженились и сыграли веселую свадьбу, на которую были приглашены все жители города. На улицах звучала музыка и песни, все танцевали, веселились и желали счастья молодым королю и королеве, которые после этого еще долгие годы вместе, рука об руку, справедливо правили королевством. А печальные времена Ллиба Стйега были забыты, как страшный сон. 



Нихоа!

А я тут мимо проходил. Дай, думаю, отложу ссыль на новое место моей активности.

Мастер.

На мой взгляд этот украинский писатель один из самых значимых на сегодня и безусловно Мастер. Не удалось к сожалению с ним встретиться и поговорить, обстоятельства так сложились. Это Виталий Сергеевич Забирко. https://ru.wikipedia.org/wiki/Забирко,_Виталий_Сергеевич
 Давно с удовольствием познаю его творчество, очень умный и интересный человек, который много думает о нашем будующем и пишет об этом. Боюсь многие его прогнозы сбудутся. А размышления и термины- вдохновляют. Например "рассадник культуры". Хорошо ведь? А вот почитать для начала рекомендую эту работу:
Похороните меня в земле Парадаса4http://nemaloknig.net/read-333443/?page=1#booktxt
Кому трудно пойдёт, начните с этого:https://www.litmir.me/br/?b=107726&p=13

Певцы грядущей смерти: 5 персидских поэтов

Певцы грядущей смерти: 5 персоязычных поэтов, которых стыдно не знать совсем.

Певцы грядущей смерти: 5 персоязычных поэтов, которых стыдно не знать совсем.

Даже в эпоху, когда мир был разобщён (по крайней мере, на самолёт сесть было нельзя и в интернете загрузить книгу — тоже), образованный человек знал литературу не только своей страны — но и соседей, и даже дальних стран. А уж в наше время тем более стоит знать самые главные имена. Например, пять знаковых персидских поэтов, которые повлияли и на восточную, и на западную культуру.


Рудаки
Этого поэта десятого века зовут «Адамом персидской поэзии» — с неё начались шесть веков её славы. По легенде, он сложил 180 тысяч строф — но известно доподлинно только около тысячи. Происхождение Рудаки темно, только одно из автобиографических стихотворений даёт понять, что он вышел из бедной семьи и в юности терпел нужду. Тем не менее, что скорее характерно для образованных семей, к восьми годам будущий поэт знал наизусть Коран на чужом ему арабском языке (сам Рудаки жил в нынешнем Таджикистане).

Культовый советский антрополог Герасимов, исследуя останки поэта, обнаружил странную вещь: в зрелости или старости его кто-то ослепил, прижав к глазам раскалённое железо. По версии иранских учёных, Рудаки ослепил правитель за то, что тот был исмаилитом (и заодно уж конфисковал его нажитое поэтической славой имущество) — но после, раскаявшись, велел послать поэту в качестве извинения драгоценные подарки. Рудаки от подарков отказался и уехал в деревню.

Памятник Рудаки.

Памятник Рудаки.

До нашего времени дошли касыды Рудаки «Мать вина» и «Жалобы на старость», но чаще вспоминают его рубаи, например, вот такие:

Однажды время мимоходом отличный мне дало совет
(Ведь время, если поразмыслить, умней, чем весь ученый свет)
«О Рудаки, — оно сказало, — не зарься на чужое счастье.
Твоя судьба не из завидных, но и такой у многих нет».

Слепую прихоть подавляй — и будешь благороден!
Калек, слепых не оскорбляй — и будешь благороден!
Не благороден, кто на грудь упавшему наступит.
Нет! Ты упавших поднимай — и будешь благороден!

Все тленны мы, дитя, таков вселенной ход.
Мы — словно воробей, а смерть, как ястреб, ждет.
И рано ль, поздно ли — любой цветок увянет,
– Своею теркой смерть всех тварей перетрет.

Джами
Если с Рудаки классическая персидская поэзия начинается, то Джами она заканчивается. Его биография словно противоположна Рудаки: Джами родился под Нишапуром (Иран) в богатой семье, его отцом было влиятельное духовное лицо. Образование он получил в Герате — одном из центров персидской культуры (ныне — город в Афганистане), и Самарканде (Узбекистан).

Джами был склонен к мистическому взгляду на жизнь.

Джами был склонен к мистическому взгляду на жизнь.

Позже Джами сделал, как и Рудаки, роскошную придворную карьеру, но увлёкся суфийским учением и бросил всё мирское, чтобы вступить в орден суфиев. Будучи мистиком по натуре, Джами был постоянным оппонентом самого Авиценны, человека, как часто бывает с врачами, приземлённого. Он известен также своим циклом поэм, одна из которых посвящена легендарной любви Лейли и Меджнуна. Кроме стихов, писал он и прозу. Большинство его строф посвящены, конечно, размышлениями над конечностью земного пути и тщетностью мирского, например:

Как ни грохочет эхо громких дел,
У эха и у славы есть предел.

Омар Хайям
В советское время многие увлекались рубаи математика и врача родом из иранского Нишапура. Биография его также соответствовала советским представлениям о хорошем: родился в семье ремесленника, перенёс крах родной цивилизации — нашествие туркменов-сельджуков, во время которого погиб цвет иранской науки, в шестнадцать лет, осиротев, отправился искать лучшей доли в Самарканд — и покорил его.

Омар Хайям был замечательным математиком и человеком тонкого ума.

Омар Хайям был замечательным математиком и человеком тонкого ума.

Омар Хайям был, без сомнения, выдающимся математиком своего времени и неплохим поэтом, но правда в том, что большинство его знаменитых рубаи на самом деле… Написаны другими — в более сложные времена, когда за дерзкие стихи можно было оказаться сурово наказанным. Так что каждый, кому хотелось написать несколько строк о вине (и вовсе не обязательно в суфийском символическом значении) или бренности правителей, выдавал свои стихи за строки давно умершего учёного: мёртвого не накажешь! Так что Омар Хайям в поэзии — это коллектив авторов.

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Мехсети Гянджеви
Женской версией Хайяма была легендарная Мехсети Гянджеви — не в том смысле, что врач и математик, а в том, что когда женщине хотелось написать стихотворение о любви и не опозориться, она скрывала своё авторство за именем легендарной поэтессы. Долгое время Гянджеви из-за этого считалась вообще мифической личностью, но сейчас уже выяснено, что она действительно жила в Гяндже (как и знаменитый Низами Гянджеви), в нынешнем Азербайджане, и с малых лет проявляла поэтический талант, вступая в состязание со взрослыми поэтами-мужчинами (впрочем, сохраняя все необходимые приличия).

Памятник Мехсети Гянджеви.

Памятник Мехсети Гянджеви.

Вероятно, она также совершила путешествие по нескольким центрам персоязычной культуры в зрелом возрасте, но остаток жизни провела на родине. По предположениям, как раз из-за славы поэтессы (а может быть, и из гордости) она никогда не вышла замуж.

Мой шапочник смышлён и остроглаз,
Он шапки шить атласные горазд.
Из сотни лишь одна хвалы достойна,
А я хвалила каждую сто раз.

Фирдоуси
Многие слышали об эпической поэме «Шахнаме», но не все припомнят авторство — а написал её великий Фирдоуси из Ирана. В Советском союзе старались не слишком рассматривать его детство — ведь Фирдоуси был сыном помещика. Впрочем, семью его трудно назвать богатой, тем более, что во времени Фирдоуси война шла за войной.

Поэму Фирдоуси написал, находясь на службе у султана Махмуда, но тот отказался заплатить и вообще оскорбился — ему показалось, что поэма вышла с фигой в кармане против правителей иноземного происхождения. Тогда Фирдоуси написал ещё одну поэму, в которой прямо называл султана сыном раба и пустился в бега.

Памятник Фирдоуси.

Памятник Фирдоуси.

Фирдоуси умер в родном городе, но на этом его злоключения не кончились — духовные лица запретили хоронить его на кладбище, и поэта зарыли в его собственном саду. Однако, к недовольству духовенства, после этого могила надолго стала объектом паломничества. Ни одного короткого стихотворения Фирдоуси не известно.
Источник: https://kulturologia.ru/

Камни возопиют

Ухвалили печать наложить 
На язик мій, на душу, — 
Тож тепер вам усім вперекір 
Говорити я мушу. 
Зрозумійте й затямте собі, 
Ви, сліпців покоління, 
Що, як зглушите душу живу, 
Заговорить каміння. 
(Іван Франко, поема "Мойсей")

Пробный камень

Пробный камень — об обстоятельствах, событии, поступке и т. п.,
позволяющих обнаружить свойства, качества кого -, чего - либо.

— Ведь женитьба дело важное, пробный камень всего человека.
     Тургенев, Гамлет Щигровского уезда.

 Нынешняя власть много лучше прежней, но с кем она, с нами ли?
 Пробный камень тут - прогрессивный налог на доходы,
предотвращающий  безмерное обогащение отдельных лиц.
  Есть он - власть с народом, нет его - с олигархами. 
 
   В утешение прочтите вот этот прекрасный рассказ
   

Описание к списку 101 книге

эту статью тут опубликовать не смог. То срачка то пердячка у этого ресурса. То слишком длинное то домен недопустимый опубликовал у себя в блоге. Там все допустимо и все нормально работает https://www.liveinternet.ru/users/5614449/post459389492/

Успех Homo Sapiens. Представьте, Анна Каренина достает смартфон

       На глаза попалась вот эта книга великолепного писателя-историка. Проглотила, несмотря на дефицит времени. Онлайн в Сети, между делом. Более того, появилось желание прочесть и 2 других его вещи: "Sapiens. Краткая история человечества" и "Homo Deus. Краткая история будущего". Всё вместе, это свежий аналитический взгляд на историю человека с момента появления его на этой земле, на его настоящее и попытка прогнозирования будущего, в котором явно прорисовываются непростые отношения человека и искусственного интеллекта.  Это "то, что врач прописал" для тех, кто лёгкому чтиву предпочитает что-то посерьёзнее, способствующее размышлениям о сути жизни и помогающее разобраться в её глобальных процессах. Советую. Читать или нет - вам решать, в этом вам помогут некоторые отрывки.

 

       "Человек — серийный убийца окружающей среды: даже с орудиями каменного века наши предки ухитрились истребить половину проживавших на суше млекопитающих. …

       Деньги — самая всеобъемлющая и многообразная система взаимного доверия из всех, когда-либо придуманных. Это единственное, чему доверяют все. …

       Стремительный рост коллективной мощи и явный эволюционный успех Homo Sapiens сопровождались ростом индивидуальных страданий. Мы стали намного могущественнее своих предков, но не стали счастливее. …

       Эпикур предложил людям целый этический набор «надо» и «не надо», чтобы провести их по опасной дороге к счастью. Он явно кое-что смыслил в этом деле. …

       Пугающий симптом: при более высоком уровне благосостояния, комфорта и безопасности число суицидов в более развитом мире становится гораздо выше. …

       Современная нам потребительская идеология учит, что для счастья нужно потребить как можно больше продуктов и услуг. Если нас что-то не устраивает или чего-то недостает, надо поскорее купить какую-нибудь вещь (машину, одежду, экологически чистую пищу) или оплатить услугу (нанять домработницу, обратиться к специалисту по семейным отношениям, записаться на курсы йоги). Заметьте, сегодня любая реклама — это маленький миф о том, как очередной продукт или услуга улучшат вашу жизнь. …

       Погоня за улучшениями в жизни завела в тупик. Как часто молодые люди после окончания учебы поступают на работу в известные фирмы, давая себе при этом слово, что будут работать как проклятые, чтобы накопить достаточно, только до 35 лет. Затем займутся делом своей мечты. Но в 35 у них ипотека, дети в приличной дорогой школе, необходимость содержать две машины, оплачивать домработницу… и ощущение, что без приличного вина и отдыха за границей и жить-то не стоит. Неужто возвращаться к примитивному существованию. Нет, выход один – работать ещё больше. Роскошь превращается в необходимость и порождает новые обязанности. …

       Люди обычно думают, что жизнь – это драма принятия решений. Произведения искусства – будь то пьесы Шекспира, романы Джейн Остин или пошлые голливудские комедии – обычно фокусируются на герое, который должен сделать непростой выбор. Быть или не быть? Последовать совету жены и убить короля Дункана – или прислушаться к голосу совести и пощадить его? Выйти замуж за мистера Коллинза или за мистера Дарси? В фокусе и христианской, и исламской теологий находится драма принятия решения: спасение души зависит от правильного выбора. …

       Что случится с подобным взглядом на жизнь, если мы будем все больше полагаться на искусственный интеллект, предоставляя ему право решать за нас? Сегодня мы уже доверяем Netflix выбирать для нас фильмы и спрашиваем у Google Maps, куда поворачивать. Но как только мы начнем полагаться на искусственный интеллект в выборе образования, места работы и супруга, человеческая жизнь перестанет быть драмой принятия решений.  Представьте себе, что Анна Каренина достает смартфон и спрашивает алгоритм Facebook, что ей делать: остаться с Карениным или сбежать с красавцем графом Вронским. ...

       Будет ли у нас модель, позволяющая наполнить такую жизнь смыслом? …"

Сторінки:
1
2
3
4
5
6
7
8
26
попередня
наступна