На городской площади перед высоким ухоженным зданием происходило нечто непонятное. Здание было выстроено когда-то в стиле позднего соцреализма, но площадь потрескалась и обезобразилась уже в нынешнем, свободном от человечности, времени.

Так вот. Собрался перед исполкомом народ разный. Все больше некультурный. Бизнесмены среднего и малого совсем звена. Эти работники рыночного прилавка требовали только одного. Чтобы их оставили в покое, забыли о них и дали вдоволь наторговаться. Вышедшие же к ним солидные дяди строгой ответственной наружности были явно против. Считая, что если каждому дать волю, то баланс сил в городе нарушится, а их дети ( то есть - дети вышедших к народу товарищей) перестанут иметь возможность набираться ума в Англии, а здоровья - на юге Франции. Отчего будет - несомненный стране убыток.

Работники рынка резонно доводили до общественности, что если так и дальше дело пойдет, то базары придется оставить под явные удары судьбы. Тогда народ будет лицезреть только дорогие бутики, а без работы останутся люди, до сих пор сами себя кормившие. На это ответственные начальники тихо посмеивались, давая понять, что такие вопросы волнуют их только отчасти. Больше для отчета, а не по существу. Так как они занимаются безотлагательным спасением экономики в целом, а вот - нации, только в частности.

Предвидя такой уклон полемики в целом, рыночники двинулись было в здание напротив, чтобы там утвердить свое понимание действительности. Однако, путь им преградили люди в специальной форме и нужными для таких случаев предметами. Дабы аргументированно провести среди заблудших масс разъяснительную работу.

В конце концов, под вечер, страсти улеглись, стало холодно, и народ разошелся насладиться сосисками с дешевым пивом. А так как вопрос не был окончательно решен, разбирательство перенесли на следующий день.

На следующий день вдруг обнаружилось, что все представители власти, то есть - простого народа, куда-то таинственно исчезли. Да-да. Самым непостижимым образом. Пропал целый общественный класс. Баланс был безнадежно нарушен. Все утро работники рынка ходили перед совсем пустым зданием соцреализма, чесали головы, разводили руками и говорили друг другу:

- И что мы теперь будем делать? Как дальше жить? Ведь мы не думали, что высшие силы настолько радикально подойдут к этому вопросу. А теперь сколько времени понадобится для того, чтобы научиться жить по-новому?

После обеда,когда совсем неожиданно чиновники города материализовались ( понимаю - фантастика, однако, дело обстояло именно таким образом), люди на площади сразу успокоились, повеселели и стали опять дружно орать и настаивать на том, чтобы их бизнес, такой нужный стране, оставили в покое...

Выхожу на улицу, гляжу - мраки одни. Стужа кругом опупенная. Пробирает до мозга костей. Так и норовит напомнить, что ноябрю скоро кранты. А уж летние денечки со всяким ласковым солнышком и вовсе где-то далеко позади. В глубине сознания, поди.

А снега пока - нет. Сердце томительно ждет его, беленького и лучистого. А его нету и все тут. Утром встанешь, глянешь в окно - мама дорогая... Одна серость несусветная. И грусть эта... все не дает покоя. Томление, значит, мерзопакостное. Сгонял бы куда-нибудь под экватор, где лето как-раз начинается, так не могу. Денежный вопрос для меня власть родная еще не отменила. Вот для себя отменила давно. А про меня забыла начисто.

Воробьи куда-то запропастились. Ума не приложу. Все размышляю, где они и что это все значит? То есть какие новые гадкие последствия для меня сие будет означать? Вот другие всякие птички за окном балуются, жизни радуются, а воробышек родных так и нет.

Но все-таки, просвет в туннеле есть. Это Новый Год, который уже на носу и который для всех, а не только для парламента с депутатами-урками. Жду, значит, курантов этих, чтобы в праздничных салатах забыть о судьбах моей родины и предаться мыслям о глубинах космоса. Нет, не Космоса, а космоса - уточняю!!! У того, киевского - глубины такие, что там застревать нельзя. Пропадешь начисто. В прокисшей гречке и рулонах бумаги для колбасы народной.

А потом, глядишь и весна придет. Весна-красна, для нас радость неописуемую несущая. Цвиточки первые и картошечки посадка для желудков неугомонных. За ней - лето. Как обычно мчащееся со страшной скоростью в новую осень с новым мерзопакостным ноябрем. Холодным и серым. Мрачным совсем.

Алкаш Федька шел себе по мостовой, неожиданно подпрыгнул и... пропал начисто. Его друг-собутыльник Леха из Портовой улицы крякнул от неожиданности, стал как вкопанный, и уже было собирался пообещать партии и народу, что никогда, в жысть, водку в рот не возьмет. Но тут из-под земли донесся глухой привычный мат - родной до боли. Приводящий обычно в головы внимательно слушающих такую изысканную речь - ясность и истинно народное понимание.