И катимся ли..Летим, наверное.
Сакраментальная фраза "А вот в наше время..."
Ну уж..пусть и смешно, но когда-то ситуация, в которой ученик нах послал своего преподавателя была ЧП... А сейчас - обычное дело.
Айфоны, айпады, вконтакте, девочки-уточки, бухающие малолетки, вопрос "А есть ли жизнь без инета?", чайлд-фристы.
Камо грядеши?(с)
Нет, новое поколение не хуже...оно просто другое. Или не просто..а ооочень другое.
Понять и принять?

Хочешь сделать ребенка счастливым? Сними ему хату в 17 лет, найди работу у знакомых по 3-4 часа в день и раз в неделю ходи в гости. И пригрози, что за неуспеваемость в школе\универе счастье закончится, и чадо переедет к тебе домой, где будут твои правила. А к 20 годам скажи, что бабло на хату у тебя закончилось, ты уже старый и хочешь на пенсию. И не плати вовсе. К 26 годам твое дитя будет тебе звонить и спрашивать - слы, батя, тебе денег не надо, может помочь чем?

Само собой, перед этим надо провести работу. До 5-7 лет у ребенка не должно быть особой свободы. Ты - отец, ты главный, как сказал - так и будет. А дальше ты вводишь паралельно выбор и обязанности. Хочешь выбирать, в какой одежде идти - стирай блеать любимую куртку. Хочешь жрать пельменей - вот тебе тесто, вот я фарш замутил, лепи и вари. Хочешь гулять до ночи - все уроки должны быть сделаны, все, которые заданы. И держи слово, свою жену-истеричку тоже затыкай, не женское это дело - детей воспитывать, женщина ребенка любить должна, любого, а воспитывать должен ты. Если обидится - пусть маме пожалуется, а услышишь, что мама говорит - папа злой - выведи на улицу и пизды ей выпиши, так, чтобы ребенок не видел. Папа с мамой всегда друг друга любят и всегда договорятся, похуй, какими средствами.

Денег нет на игрушки - это самое хуевое, что можно сказать ребенку. Ребенок будет думать, что у него родители нищеброды и неудачники. Игрушку нельзя потому, что ребенку больше не нужно игрушек. Хватит тех, что есть. Когда ты решишь, что ему нужна новая игрушка - тогда и купишь. Если ребенок очень хочет - пусть сделает что-то, чтобы тебе легче было заработать денег на игрушку. Посуду помоет с недельку, скажем. Пол вымоет. Полку приделает, пока ты работаешь.

Полезно отсутствие медиамусора, кода ребенку меньше 10. Если это в норме твоей семьи. А если ты сам сутками сидишь у ящика и втыкаешь в аниму, а дитяте - нини, то будешь ты для дитяти хуй простой.

Секции? Прекрасно. Отведи, покажи, пусть походит, не понравится - нафиг. Не хочет пробовать - сорок отжиманий, блеать, отец сказал, что попробовать надо, пусть пробует, не понравится - что-то еще. Нравится во дворе сидеть? Сиди, только блеать уроки сделай, а потом вали куда хочешь. С утырками под забором, надо сказать, вообще неинтересно, кроме тех же утырков, а если дитя твое умеет костер разжечь, спаять блеать робота и за пять минут нарисовать на асфальте фотореалистичное страхопиздище из ближайшего кино - то тем более ему нечего будет на лавках делать. Хочешь заинтересовать - покажи примером, что ты сам не хуйло неумелое, а кое-что в ебучем искусстве смыслишь. Хочет рассказать - выслушай внимательно. Увидишь хуйню - так и скажи: вот тут ты молодец, а вот тут у тебя беспомощные куски говна, надо поработать и будет цаца. Рано или поздно дитя найдет то, что ему реально в кайф, как найдет - радуйся, поддержи, покритикуй, интересуйся.

Один раз вывернув карманы и найдя сигареты - ты навсегда сломаешь ребенку доверие ко взрослым вообще, и все твои поучения будут восприниматься как хуйня.
Пришел бухой? Спит под дверью. Все. Никаких исключений. Мать-истеричку, мы помним, не слушать. Пришел позже часу ночи без предупреждения - спишь под дверью. Похуй, сам решай свои проблемы, позвонить не сложно, не бухать тоже не сложно. Одна ночевка под дверью - и твое дитя заречется пробовать любые незнакомые вещества, не предусмотрев на все 100% возможные последствия.

Карманные деньги - святое. Пусть хоть в говно закопает. Его деньги. Никакого контроля. Отдал и забыл. Установи недельный (не дневной), а еще лучше - месячный лимт. И из него пусть и выкручивается. К 8му классу пусть в этот лимит входит школьная фигня типа тетрадей-учебников. Потом - еда в столовке, потом - одежда. К институту твое дитя будет уже уметь само распределять свои финансы полностью - от еды до долгосрочных покупок типа компа, а то и машины. Хочет больше - подскажи, где заработать. И блеать поинтересуйся этим вопросом заранее, где школьнику-лоботрясу можно заработать бабла, быстренько и не особо тяжело. Пройдись блядь по ближайшим автомойкам и спроси, не надо ли им мальчик-помогала за мелкую деньгу. Пройдись по местным СТО и спроси, не надо ли им подметала-подержала. В парикмахерской спроси, может ли твое чадо подметать им на регулярной основе. Да, блеать, когда все играют, а ты работаешь - это сука обидно, но через час ты закончишь работать и на свои, сука, бабки, купишь что хочешь. Это, блеать, охуенно, это такой пиздец кайф, что хуй их на бухло просадит, пожалеет, лучше на скейт накопит и будет сука самым альфистым блеать альфой, потому что сам заработал, а не папа подарил.

А самое главное - быть с ним заодно. Можешь его хоть матом ругать, хоть пиздюком обзывать, если есть за что, пока вы вдвоем. Но при посторонних - у него есть своя честь, и у тебя есть своя честь. И если твой пьяный корефан твоему дитяти так небрежно - слы, мелкий, сгоняй за пивом быстра блеать, то единственный правильный ответ такому корефану - сказать ребенку: ты не мелкий, ты мой сын, он попросил невежливо, не хочешь - не иди, мне пива не надо. Чтобы ребенок знал, что за свою честь можно и нужно постоять, а не стоять, засунув язык в жопу. Что он не обязан никому делать услуги, если не чувствует такого блеать желания, за исключением если он кому-то в долгах.

Хочешь показаь ребенку свою любовь? Возьми на рыбалку. Сходи с ним в поход. Научи обои клеить. Помоги починить его сраный мопед. Долгани байдарку и сплавай в плаванье. Купи плейбой и покажи голых баб. Расскажи, как правильно отмазаться от бухла. Научи носки стирать. Чтобы, когда ты блядь сдохнешь и тебя черви сожрут, твое дитя на твой день рождения выпило 50 грамм, всплакнуло и сказало - сука, вот я сижу за столом, а мы его с батей делали. Научи его бегать и отжиматься. Научи его перл и линух, блеать. Научи его фотошоп и фантастику. Научи его лабать на гитаре и стучать по барабанам. Сходи с ним на концерт говнарии. Расскажи в деццтве, почему одни группы тру, а другие не. Послушай его говномузыку, скажи, что она охуенная, но тебя больше прет твой блацкмитол и дай ему бабла на наушники, чтоб не поганил музыкосферу в доме. Расскажи ему, что надо с девкой делать на первом свидании, на втором и на третьем, чтобы дала. Расскажи, как купить гандоны, покажи своим примером. Расскажи, нахрена они вообще надо и как их использовать. Сходи с дитем за цветами, объясни, какие цветы ты для своей жены выбираешь, почему, и зачем ты их покупаешь. Подари ему нож и научи его точить, метать, резать по дереву. Сходи с ним на карате и научись вместе с ним морду бить. Научи обзываться так, чтобы его дружбанчики-пиздюки часами обсыхали, когда он рот раскроет с целью точного бомбометания. Научи его, как не бояться старших. Научи его, почему других людей нужно слушать, но необязательно слушаться, и вообще нахуя ему башка на плечах. Сходи с ним в парикмахерскую, пусть сделает себе хаер огненно-красный, скажи, что твоя мама тебя б убила нахуй, если бы ты так домой пришел, но тебе нравится. Блядь, да ты просто закрой глаза и представь на секундочку, что у тебя самый охуенный батя в мире, и действуй соответственно тому, как бы должен был действовать он.

И да, суки, сейчас в мою сторону полетят блядь тонны фекалий с криками "быдло". Да идите вы все нахуй. Это быдло проживет счастливую жизнь, побывает в куче стран и сделает все, что ему захочется сделать в жизни, напишет книжку и сочинит песню, а не будет размазывать сопли по девственным усикам и вопрошать с ноем "нахуй так жить, посоны?" блядь.

Моей дочери почти 21. Взрослая. Но не самостоятельная.

прочитав, вспомнила свое детство, где папа всегда был рад поиграть со мной и всегда был готов помочь мне во всем
..он слУшал и слЫшал., вникая во все мои деЦкие проблемы...очень добрый, иногда наивный и смешной, но надежный, как скала...

много букофф, но читается легко)

(С)тырено

В детстве со мной много и самозабвенно играли, в основном, папа. Настолько, что мои дворовые друзья звонили в дверь и спрашивали у изумленной мамы: "Здравствуйте, а Витя выйдет?"

Среди прочего, папа со мной часто шутил. Однажды он убедил меня, что я управляю трамваем, двигая ручку водительской кабинки во втором вагоне. Изучил все технические остановки и подстроил все так, что я "останавливала" или "разгоняла" трамвай. А потом я "сломала" ручку и трамвай понёсся с горы на страшной скорости, а папа в панике говорил "что ты наделала?! Впереди поворот! Мы сойдём с рельс, что! что теперь делать?!"


Я действительно чуть не поломала ту ручку, пытаясь исправить положение дел, и когда все хорошо закончилось ("пронесло! мы все были на волоске!"), я ещё долго считала водительниц трамваев рисковыми и героическими тетками, типа пожарников или космонавтов. Папа не палился неделю, но потом, видя, что я сторонюсь всех ручек в трамвае, все-таки раскололся. Меня больше всего впечатлило, что он вот это вот готовился! Запоминал все нюансы пути, чтобы потом такое срежиссировать.

А однажды мы пошли кататься на санках. У нас рядом с домом протекала Красная река (реально красная, от заводских отходов), а за ней были городская больница и морг. И вот там были самые козырные горки. Мы пришли, а народу видимо-невидимо, на всех проторенных горках очереди. Папа говорит: давай отойдем, исследуем новую горку. Я первый проеду на санках, и если там нет никаких ужасных трамплинов, то ты - следом.

Ну хорошо. Папа съехал - аж не видно его. Возвращается, шапка набекрень, запыхался весь, говорит - отличная горка!
- А трамплинов нет?
- Нет. Отличная, ровная горка.

Я должна была насторожиться, обнаружив, что санки проломлены, но нет. Поехала, такая расслабленная. И когда я после третьего трамплина собралась, было поздно, потому что я врезалась в дерево и меня засыпало снегом с веток. Папа подошел, разгреб, вытащил.

Я, конечно, рот открыла реветь, а он меня всерьез не воспринимает. Говорит, давай же скорей кататься - видала, какая отличная горка?! Сколько трамплинов?! Прямо везение! И потом мы еще до ночи объезжали эту горку вдвоем на санках - сидя, лежа, на спине, на животе - пока не доломали их в хлам.


Все детство у меня не было аппетита. Когда папа приходил с работы, из кухни выбегала замучанная пыткой кормления мама и вручала ему с порога ложку: "На! Я больше не могу этого выносить!! Иди ты корми ее!"

- Да пусть не ест, - говорил папа.
- Она же умрет! Она вообще. Ничего. Не ест. Сутками. Как она живёт?!
- Ну умрет-не умрет, посмотрим.
- Посмотрим?! С тобой разведусь!... Врачи.... Диагноз... Ты хоть знаешь?! - из коридора доносились какие-то невнятные обрывки. - ... Малокровие!... Клапан сердца... Умрет!.. Иди корми!

И папа шёл. Он рассказывал мне сказки, пел песни, даже научился играть на гитаре, и когда я неосторожно открывала рот, засовывал туда ложку с кашей. Какое-то время смотрел, как каша вытекает у меня изо рта, потому что я так и продолжала сидеть с открытым ртом, не глотая, а потом молча брал мою тарелку и все съедал.

Мама была спокойна, что ребёнок поел. Она, конечно, подозревала... Но предпочитала верить, что "съела хоть что-то", а за папой закрепился титул "единственного человека, который может ее накормить".

В связи с малокровием мне покупали красную икру и давали с собой в бутербродах в школу. При том, что жили родители бедно. Мама однажды расплакалась, что у неё на стиральной доске расползлась папина рубашка. А на следующий день папа пошёл на работу прекрасный, как принц - во второй и последней рубашке. Свадебной.

К моменту бутербродов с дефицитной икрой жили уже получше, но в целом "как все советские люди". Я же их не ела и часто забывала выбросить по дороге домой. Вспоминала уже в подъезде и по такому случаю засовывала за батарею на втором этаже, рядом с почтовыми ящиками. Бутерброды сгнили и были обнаружены мамой.

Конечно, сейчас я могу себе представить ее состояние, но тогда я просто сидела на кухне и ждала, пока у всех пройдут хмурые лица. Меня никогда ни за что не ругали в семье, но я остро реагировала на общий упадок настроения. Бабушка, которая знавала настоящий голод и даже арбуз всегда ела с хлебом, конечно, сказала все, как есть. И припечатала: "Лучше б Витя съел, что ж выбрасывать-то!". На мысль о том, что он-таки предпочтительней мусорки, папа поднял брови и мы переглянулись. Он сидел в такой же позе, как я, и тоже ждал, когда у всех пройдёт траур.

Папу подозревали во всех моих болезнях. Когда я лежала попой кверху у бабушки на коленях и она искала наименее синячное место для укола, бабушка вкрадчиво пыталась добыть у меня признание:

- Светочка, скажи, папа давал тебе мороженое, когда вы ходили гулять? Я не буду ругать, но я же медсестра... Мне надо знать... Как же гнойная ангина? Давал мороженое? Давал?
- Нет.
- А два мороженых? - проницательно спрашивала мама. Но я не кололась. Хотя давал. Два.

Родители брали меня с собой в походы и поездки. Когда мне было лет 8, они с компанией ездили в Гурзуф, и я с ними. Жили в курятнике. Как на зло, все время лил дождь. Взрослые интеллигентно выпивали и резались в преферанс. Кто-то дал мне попробовать "на язычок" вишневую наливку и дня через два она закончилась. Ну, подумали, мало ли, кто-то выпил. Все восхищались, какой я спокойный и удобный ребёнок.

По вечерам папа ходил в единственный бар в Гурзуфе и брал меня с собой. Себе он покупал 50 грамм коньяка, а мне - горячий шоколад. Я не знала, что такое коньяк, но от объяснения, что это "спиртное", очень оживилась. Я же уже знала, что "спиртное" - это сладко и вкусно.

- Дай попробовать, - говорю.
- На. - отвечает папа.

Я отхлебнула большой глоток, примерно как я хлестала наливку из горла, и несколько мгновений думала, что умираю. Слезы из глаз, сопли из носа, душа из тела. Этот коньяк не выветрится из меня ещё лет десять - почти до конца университета меня невозможно было уговорить на "спиртное".

Когда я была подростком, ну может чуть старше Алеши сейчас, мы с папой вместе смотрели фильмы ужасов - тогда как раз первый раз показывали по телеку Фредди Крюгера. Мама нам обоим запрещала "это" смотреть, но засыпала рано. А мы смотрели.

Когда фильм закончился, папа пошёл спать, а я включила свет в коридоре, в своей комнате, в туалете, в ванной, на кухне, короче, везде, где только можно было, и пошла купаться. Выхожу из ванной - темно.

- Папа?

Тишина. Страшно до одури. Нужно как-то проделать путь до своей комнаты. Или хотя бы до выключателя. И тут на кухне, в темноте, падает вилка.

- Папа?! Это ты? Пожалуйста, скажи, что это ты?!

Я так умоляла, что он сознался. Ну успокоил, утешил, провел до комнаты, пожелал спокойной ночи, все дела.

Я запрыгнула в кровать и чуть не умерла от ужаса. Он подложил мне под простыню упаковку от цветов, которая страшно шуршит при любом прикосновении. Ну какой уж тут сон, пошли ржать на кухню и пить чай с хлебом, маслом и вареньем.

А однажды во время воскресной уборки он достал мамину старую шубу, залез в крошечный закуток между креслом и балконом, накрылся этой шубой и прикинулся ветошью. Не знаю, сколько он там сидел, но он знал, чего ждет - когда мама пойдет на балкон с тазиком белья. И она пошла.

Крику было - не вообразить. Идет себе человек на балкон белье развешивать под Мирей Матье, вдруг из угла с утробными звуками поднимается что-то черное, страшное, бесформенное... Потом - мать в кресле, бросает в него мокрые вещи из тазика и смеется сквозь слезы - "Сумасшедший! У меня чуть сердце не остановилось!" А бабушка выбежала из кухни с руками в штруделе: "Что? У кого сердце? Я бывшая медсестра!" И Мирей Матье разливается на всю залитую солнцем квартиру "je suis une femme amoreu-u-use"...

Я с первого класса не разрешала лезть в свои школьные дела и родители это уважали. Мой дневник и тетрадки никогда не смотрели, и их единственным способом узнать, как у меня дела, были "игры в учительницу". Я учила папу всему, что проходили в школе, и с упоением ставила ему колы по английскому.

В старших классах я ждала его с работы с домашкой по физике. Папа - физик по образованию, но заниматься со мной не мог. Все заканчивалось тем, что я бросалась учебниками, а он выходил из моей комнаты с возгласами "Ну как можно быть такой тупой!"

А когда я читала свою первую неадаптированную книжку на английском и швырялась словарями, потому что не понимала пять слов из шести в предложении, папа сидел у меня в комнате, наблюдал эту адскую истерику и говорил "Как ты будешь жить? Жить будешь как?". И добавлял, с интонацией: go to the window!

- Что? - остановилась я.
- Go to the window! Irresponsible! This is a table!- повторял папа с удивительно красивым произношением и пояснял, - это все, что я знаю на английском. Очень красиво. Гоу ту the ууууин-доууу!

Мне до сих пор смешно, как тогда.

В старших классах я много читала. Папа часто таскал у меня со стола книги и тоже их читал. Однажды спер у меня "Так говорил Заратустра", а потом ходил под дождем без куртки и без зонта, как сверхчеловек. А в другой раз... Тут нужна предыстория.

Я ездила домой со школы на автобусе, а рядом с остановкой была книжная раскладка, где я паслась в ожидании автобуса. Тогда был перестроечный бум книгоиздания - издавали все, что хотели и как хотели, и вот один раз смотрю - Vаркиз де Сад.

Я что-то слышала, но имела лишь смутное представление, что это "что-то такое..." И ладно бы там была Жюстина или Философия в будуаре. Но нет. Там было не что-нибудь, а "120 дней Содома". Я купила, а вечером поинтересовалась. Дочитала до какой-то страницы и, пораженная до глубины души (помним, я - советский подросток, к тому же "девочка из хорошей семьи") спрятала книгу с твердым намерением выбросить ее с утра пораньше.

И вот не знаю - шок стер все подробности - то ли мусоропровод оказался запаян и я оставила ее в закутке в подъезде, то ли я ее плохо заныкала, но следующее, что я помню, так это папу на кухне: сидит, пьет чай с булкой и вареньем и читает 120 дней содома. Я думала, умру от ужаса.

Папа был под большим впечатлением (во-первых, что кто-то выбросил такую книжку, а во-вторых, от самой книжки - помним, что он тоже был "простой советский человек" и не в курсах, как оно бывает...) и честно ее со мной обсудил. Мы подивились фантазии автора, загнались на тему "что если такое подробное пособие попадет в руки маньяка?", а потом расслабились и оборжали, как обычно.

Вообще, я всегда была уверена, что папа тащится от всего точно так же, как и я. И отчасти это было так - он играл в выбивного на равных, никогда не поддавался ни в какие настольные игры, не мог удержаться от соблазна, когда кто-то стоял спиной к нетронутому пышному сугробу... потому с ним и было так смешно и интересно.

Но лет в 14 у меня стали закрадываться подозрения, что все не так просто и безусильно. Мы с младшей сестрой спали в одной комнате, и точно так же, как некогда мне, папа читал сказки на ночь Оле. Я к тому времени успела их подзабыть, поэтому тоже слушала вполуха.

У Оли была любимая сказка "Про молодильные яблочки". В этой сказке у нее был любимый отрывок - про гигантскую птицу, которая выносит героя из пропасти. Лететь пришлось много дней, и у них закончилась провизия. Ох, не долечу, Иван, - говорит птица, - упаду с голоду. Иван отрезал мясо со своей ноги и скормил ей.

Она снова жалуется - мол, не долечу, пить умираю. Он напоил ее своей кровью. И так несколько раз, пока он с себя все не срезал и всю кровь ей не отдал. Прилетели. Иван - трупак, естественно. Тогда, сказано в сказке, "птица отрыгнула все назад", приложила к Ивану, куда следует, полила мертвой водой - все срослось. Полила живой - он глаза открыл.

На этом месте пятилетняя Олечка обычно говорила - "читай еще раз про птицу". И папа читал этот отрывок снова и снова, пока не засыпал сам. "Ты заснул! Читай про птицу! Как она его отрыгнула!" Я лежала и охреневала. С птицы, с зомбака Ивана, с папиной судьбы, который снова и снова просыпался, чтобы читать про птицу.

И вот что я хочу сказать про педагогику. Нет ее. Есть люди, живые и разные. Они шутят, швыряются учебниками, пьют коньяк, едят кашу... Главной "педагогике" я научилась у папы.

Она такая:Смотреть на вещи легче.

Еще открытость и любопытство ко всему сущему. Вот как папа: Ницше - так Ницше. 120 дней Содома... ну что ж, значит, они.

Вот и вся педагогика. Сейчас много информации, возможностей тоже, а соцсети повернуты на публичном шейминге родителей за неправильное поведение. Постоянный родительский невроз на почве "правильной педагогики" часто делает людей агрессивными по отношению к другим, "заблуждающимся" родителям.

Я читала, что маму трехлетнего мальчика, который играл в шахматы с Карповым в телевизоре, "надо долго бить чем-то тяжелым, а потом ставить записи о детской психологии в изолированной комнате", пока не поймет, тварь, про педагогику. И это - не крайний случай, средней свирепости высказывание, но довольно типичное. Я не в укор - очевидно, людям неспокойно, а от волнения чего только не наговоришь.

Понятно одно - все хотят своим детям счастья. Стараются просчитать, какими действиями его можно гарантировать. Ревностно следят за другими людьми - а они как причиняют своим детям счастье? Чаще всего, те, другие, причиняют его неправильно.

Но это иллюзия, что есть какие-то общие правила. По итогу, каждый одинок в этом квесте, потому что у него вот такой ребенок, а не какой-то другой. И сам он - вот такой человек, а не какой-то другой. Ошибки - это нормально. Провалы - неизбежно. Нет "неправильного" поведения. А если и есть, то невроз "правильного родителя" гораздо вреднее самогО "неправильного поведения".

И главное - невозможно просчитать счастье. Невозможно знать, что западёт человеку в память под грифом "счастливое детство". Будет ли это то, что требовало усилий, самосовершенствования и временных затрат, или случайный eye contact на кухне? Песня в воскресный день? Чай после фильма ужасов? Не то, чтобы я за пофигизм, мол, нам не дано предугадать... так какая разница.

Я пытаюсь сказать, что счастье не нуждается в просчетах. Счастье - это один из побочных эффектов обычной жизни. Педагогики не существует как самоцели. Самоцель - это, собственно, жизнь.

Будьте естественны, сердитесь, шутите, отвлекайтесь от детей на другое, грустите, парьтесь проблемами, ломайте санки, засыпайте над книжкой. А счастье... Дети очень чувствительны к счастью, его не надо специально добывать и вручать им в руки.

Дети распознают его сами, даже под маской Фредди Крюгера. И контрабандой унесут во взрослую жизнь.

©Свелана Дорошева всем мира и тепла!!

Ох уж этот инет, на что только не наткнешься, бродяжничая по его просторам 

– А вот и Костя из школы пришёл! Мы с Мишуткой тебя уже заждались! – ласковый голос мамы, радостное сопенье трёхлетнего братика, аромат маминых шанежек.

Как хорошо с мороза вбежать домой, бросить в прихожей облепленный снегом портфель и пальтишко, погреть замёрзшие руки под горячей водой в ванной и сесть за стол на уютной кухне, где светло, тепло и так вкусно пахнет. Мама наливает душистый чай в большую чашку с цветочками (это его, Костика, чашка) и накладывает на тарелку румяные шанежки с пылу с жару – ждала мама своего сыночка. Под ногами уже ползает Мишутка со своей любимой машинкой. А за окном – метель, синие сумерки спускаются на заснеженный город. Ничего, пускай спускаются – дома светло и тепло!

– Сынок, ты чего такой задумчивый? Кушай, а то остынет!

– Мам, а к нам сегодня приходил ом… нет, об… нет, мудсмен, короче!

– Омбудсмен?

– Ага… У нас это пилот… не помню. В общем, что-то пилотный такой…

– И что?

– Мам, мы неправильно живём! Совсем неправильно!

– Почему?

– Ну вот, смотри: дети – это на самом деле не дети!

– Как это?

– Ну вот! Они – люди! Понимаешь?! Такие же люди, как взрослые! И у них тоже права есть!

Мама задумалась. Костик взволнованно продолжал:

– Вот меня, например, нельзя ругать, нельзя лишать меня моих прав на личную жизнь…

– На личную жизнь?!

– Да! Вот, например, я хочу гулять ещё, а ты меня уже домой зовёшь, или я хочу на компьютере поиграть, а ты меня в магазин за хлебом отправляешь… А у меня есть право на отдых! Или вот: у меня должно быть полноценное питание – фрукты, мясо! А у нас же не всегда фрукты бывают? Так вот, это нарушение моих прав! А помнишь, меня папа шлёпнул? Ну, когда Мишка меня рассердил, и я это… ну, как дядя Витя с первого этажа, выругался. Помнишь? А папа меня шлёпнул! Это вообще грубое нарушение моих человеческих прав! За это меня даже у вас отобрать могут! Ладно, мам, ты не переживай! Расстроилась, да?

Мама молчала.

– А ещё этот, как его… сказал, что мы свои права защищать должны! Вот, например, наша Марьвановна задерживает нас после звонка, ну, там объявление какое-нибудь сделать, а это нарушение прав человека! Или ругается на нас, грозит выгнать из класса, а это тоже нельзя! Надо этому эсмену рассказать… И её даже уволить могут!

– Костик, а тебе не жалко будет любимую учительницу? Она ведь уже немолодая. Все силы вам отдаёт… Не жалко?

– Так жалко, конечно. Она добрая… Но ведь нужно, чтобы всё правильно было, так? Как же права человека?!

Мама внимательно смотрела на Костю и молчала. Задумчиво как-то так молчала…

Косте стало жалко маму: она у него очень хорошая всё-таки, и он её любит на самом деле. Но вот одну штуку нужно будет всё-таки сделать. Костя допил чай, порылся во всё ещё ледяном портфеле и вырвал из тетрадки листок в клеточку:

– Мам, ты не расстраивайся! Я всё понимаю! Я по-прежнему буду за хлебом… И с Мишуткой… Только вот что: ом... об… в общем, нам рассказали о мотивации. Вот это, по-моему, правильно! А то я у вас с папой совсем немотивированный какой-то расту! А так нельзя! Подожди, я тебе покажу!

Мама стала мыть посуду, а Костя пошёл в комнату, сел за письменный стол и, пока Мишутка ползал рядом с ним на ковре, старательно расчертил листочек. Немного подумал, минут десять писал, от старания закусив губу, а потом, чуть смущаясь, принёс маме. На листочке большими неровными буквами было написано следующее:

«За прошлую неделю:

Играл с Мишкой – 20 рублей.

Ходил два раза в магазин – 30 рублей.

Убирал за Мишкой его игрушки – 20 рублей.

Прибирался в детской комнате – 30 рублей.

Итого: сто рублей денег».

Мама внимательно прочитала. Машинально отметила пару грамматических ошибок. Цифра 20 – за игру с Мишкой – была исправлена несколько раз: сначала 30, потом снова 20. Мама грустно улыбнулась: сын колебался и написал поменьше. Она вздохнула и спросила тихо:

– А у меня права есть?

– Мам, у тебя-то они всегда есть, ты же взрослая!

– Можно мне тоже кое-что записать?

– Можно…

Мама пошла к письменному столу, задумалась и, пока Костик увлечённо катал с ликующим Мишуткой машины, что-то писала. Сначала она улыбалась, как будто придумала какую-то шутку, а потом отчего-то расстроилась. Закончив писать, протянула листок сыну и ушла на кухню. Мишутка сосредоточенно пытался сделать караван из своих машинок, а Костя стал читать. Родным маминым почерком, круглыми красивыми буквами было написано:

«Стирка, глажка белья.

Уборка квартиры.

Варка обеда и стряпанье шанежек».

А потом почерк мамы перестал быть красивым, а стал немного кривоватым, как будто мама плохо видела, что писала:

«Тревога и волнение, когда я ждала тебя, сыночек.

Боль, когда ты появился на свет.

Бессонные ночи, когда у тебя резались зубки.

Слёзы и страх за тебя, когда ты болел.

Вечера, когда я помогала тебе с уроками, читала тебе твои первые книги.

Выходные, когда я водила тебя в зоопарк, в кукольный театр, на кружок.

Первая седина в моих волосах, когда мы с папой весь вечер искали тебя, а ты заигрался на стройке с мальчишками и упал в яму, и мы нашли тебя только поздно ночью.

Мои силы, мои труды, моя жизнь.

Всё это – бесплатно.

Потому что я люблю тебя».

Костик стоял и держал листок в руках. Потом шмыгнул носом и медленно пошёл на кухню.

На кухне было тихо и темно. Мама молча сидела на стуле. Костик подошёл к ней, уткнулся в старенький мамин халатик и заплакал. Он плакал, как будто малыш. Как Мишутка. А мама тихо гладила его по голове.

Не воспитывайте детей, все равно они будут похожи на вас. 

Не, ну а че. День медработника, как день медработника. Тут ведь главное - что? Придерживаться гомеопатии. Что в переводе на народный означает - дабы не пришлось подобное подобным лечить.

Короче - никто ничем не заболел и в помощи себе подобных (коллег, т.е.) не нуждался. И то славно. А завтра будет усё: и новый день и новые подвиги.

А вообще денек жаркий выдался. И даже температура такая симметричная. Как внутри, так и снаружи.

А еще, по совместительству - сегодня день отца (или папы) - это кому как на язык лучше ложится. Мне "папа" ближе. Я всегда папу называл только так. На отца как-то язык не поворачивался. Даже в третьем лице. Почему? Ну, ХЗ, конечно - отдельный феномен. Кстати, мой папа называл свою маму (мою бабушку Мурочку) тоже очень странно - маман. Хотя французский знал он слабовато. Не гуманитарий был мой папа. Он был архитектор. Причем, от Бога. С днём папы всех нас. И с днём отца тоже!
 

привет всем!
в виду некоторых осложнений и семейных неполадок, тобишь папы((, я на некоторое время вас покидаюю
надеюсь не навсегда....
как помирюсь так сразу вернусь)))
До связи, друзья мои!!!

зы: пожелайте мне удачи в бою...