Вот такая аморальная история приключилась у самого синего моря. Что делать, такое случается, и нередко. Будете в тех краях, сходите на морской берег, может и вам повезет.
У самого синего моря жил старик в своей старой, заросшей мхом землянке. Взяла как-то старика тоска зеленая, и пошел он на берег моря, захватив невод рыбацкий. Забросил он невод в пучину морскую раз, другой, а на третий попалась в сети рыбка не простая, а золотая. Ну, как обычно. И молвит ему рыбка человечьим голосом:
- Ну, что тебе надобно старче? Ведь уже все обговорили. Или опятьстаруха твоя житья тебе не дает?
- Померла старуха-то, - вздохнул старик с тоской. - Сыро в землянке,хворала она в последнее время, да и немолодая уже была.
-Да, жаль, - посочувствовала рыбка. - Хотя я не очень ее любила. Ну да омертвых лучше никак, чем плохо. Один, значит, маешься? Может помочьчем, дедушка?
- Помоги уж по старой памяти, матушка, а я тебя не забуду: свечку вцеркви поставлю, - просительно посмотрел старик на рыбку.
-Экой ты нехристь, старый! Разве ж за рыбу свечку ставят? Да бог стобой, тебе по старости простительно. Сколько годов-то стукнуло?
Старик снял картуз, почесал макушку и махнул рукой:
- Забыл я, государыня рыбка, годы свои. Со счету сбился.
- Ладно, сказывай, что за нужда у тебя, - нетерпеливо повела хвостомрыбка.
- Один я, понимаешь. Совсем один. Слово молвить не с кем, душу излитьнекому.
-Поняла я все, старый. Будет тебе собеседник, - подмигнула глазомзолотая рыбка. - Собеседница. Иди себе домой, не печалься. А землянкумы тебе на избушку со всеми удобствами поменяем. А то, гляди, уморишьсобеседницу.
- Ой спасибо, милая! Век не забуду такой твоей доброты! - И дедзасобирался в обратный путь.
-Эй, пенсионер, погоди, - остановила его рыбка. - Тут такое дело, тызаходи, если чего, поговорим. А то в море разговорчивых немного - рыбыодни. Только сетку свою больше не бросай, всю ведь чешую мне ободрал,перед морскими жителями неудобно. Слово я тебе скажу заветное. Кликнешьменя, а я тут как тут.
Сказала она старику слово заветное и уплыла в синее море, а просительнаш отправился восвояси.
Вернулся, видит - не обманула рыбка; стоит избушка, да ладная такая: с крыльцомвысоким, с трубой каменной да со всеми удобствами во дворе.
Заходит старик в горницу, а там девица сидит: не то, чтобы красивая, а неуродина, все при ней. Увидала хозяина, обрадовалась и давай емурассказывать, как ждала его да что делала. За стол посадила, картошкуиз печи достала, а сама знай новостями ублажает. Разомлел дед от такогообхождения, сидит картошку в миске мнет, огурцами малосольнымизакусывает. А девица ему про соседей все сплетни доложила и намеждународную обстановку переключилась: там тебе нефть дешевеет, туткризис приключился, а в стране заморской президента на царствоопределили, черного и внутри и снаружи.
К вечеру у старика от этих разговоров головная боль приключилась со звоном в ушах: уж больноговорливую девушку ему рыбка устроила. Три дня терпел дед эти разговоры, а на четвертый, утречком, потихоньку, не будить чтобы, за дверь вышел и к морю направился. Там он слово заветное молвил, и явилась пред ясны очи его старая приятельница-рыбка.
- Ну, как, дедушка, скука прошла твоя? - зевая спрашивает.
- Прошла то она прошла, да сил моих нету больше. Трещит сорока эта,словно заведенная. Пухнет головушка, боюсь в уме повредиться от басенейных. Выручай, соседушка, не дай погибнуть от разговоров пустых.
- Вот те на! - удивилась рыбка. - Хотела как лучше, а получилось как всегда. Так чего ж ты хочешь, если разговоры тебе уже надоели?
- Видишь, дело какое, - старик краской пошел. - Стосковался я по ласкеженской, по теплу телесному, - стоит и как школьник ножкой землюковыряет от смущения.
- Ишь ты, дела какие! - присвистнула рыбка. - Верно говорят: седина в бороду — бес в ребро. Ладно, я понятливая, никак тоже женщина. Иди себе, не переживай.
Старик, не веря такому счастью, чуть не вприпрыжку домой наладился. А там-то! Дети,быстро уши заткнули! Девица там сидит, вся из себя выдающаяся: на грудикрестик золотой аж горизонтально лежит, бедра, круты невозможно, изазывны, тело статное все из платья наружу просится, щеки краснымполыхают, губы, как две сливы, к поцелуям просятся, а глаза большущиеда зеленые жгут насквозь и, будто, молвят: «Вот она я, вся твоя!».
Потпрошиб старика и, не видя свету белого, бросился он к соблазнительнице,будто молодой, а она уж тут как тут, сама навстречу бежит, торопится. Ипостель уже расстелена, и печка жарко натоплена, и окна занавешены отлюбопытства соседского.
Три дня и три ночи предавался утехамстарый: вот как нужда довела, тут и годы не помеха, и хвори все какрукой сняло. Но к исходу третьего дня понял он, что протянет ногивскорости от марафонов этих сексуальных, а девице все давай и давай.Она и травы всякие ему заваривала для поддержания силы мужской, изаморское снадобье у купцов выпросила - виагрой называется. Да толькосилы нет больше в организме дедовом.
Как заснула она, под утрона четвертый день, выполз старый любовник на крыльцо и, собравпоследние силушки, добрался до берега морского. Едва вспомнил словозаветное и прохрипел слабым голосом вынырнувшей из морской пучины рыбке:
- Спасай, голубушка! Погибаю безвинно! Замучила ненасытная меня.
- Ну, так уж и безвинно, - усмехнулась рыбка. - Поди, не одни мученья-топринимал. Да что делать, избавлю тебя от насилия по-соседски. Чего жтебе такого подобрать-придумать?
- Ой, рыбонька милая! Не надо мне сексу этого и болтовни бабьей не требуется больше. Вот если будет такая возможность, простую мне бабенку справь, добрую и заботливую. И ну их,этих молодух, не по мне они уже.
- Ладно, сосед, оправляйся-ка ты домой. Будет тебе заботливая, - задумчиво молвила, уплывая, золотая рыбка. - Неужто и я в старости такой стану? Не дай бог.
Дома старика ждал порядок, чистота, скотина ухоженная, обед на столевкусный. А посреди всего этого благолепия сидит на табуреточке ладнаябабенка, не старая да и не молодая, средних лет, значит. Как вошел дедв горницу, тут она со словом приветливым разула-раздела его, рукиобмыла из ковшика расписного, да за стол усадила. Накормила сладко,разговорами не томила, а все как надо делала. После уложила хозяинаспать на перину мягкую, укрыла одеялом теплым, занавесочки задернула ипошла тихонько тесто месить для блинов утренних.
Нарадоваться не мог старик счастью своему: кормят его от пуза, да вкусно и разнообразнокак! Беседой не мучает новая хозяйка: ждет когда сам слово скажет, тути подхватывает. С хозяйством быстро управляется, скотину не обижает, запокупками на базар чуть свет бегает. Не жизнь, а малина. Сиди и плюй впотолок. Да только через неделю, а может через две, почувствовалсчастливчик наш тоску какую-то необъяснимую. И уж спать стал плохо, всевертится на перинах мягких, думы думает непонятные. Не радуют его блиныс икрой и жизнь беззаботная. Так прошла еще неделя и, отправившись отнечего делать по грибы, вышел он нечаянно к морскому берегу, ноги самивынесли.
Стал вспоминать слово заветное, едва вспомнил: от сладкой жизни всеслова забываться начали.
- Опять ты, неугомонный! - рассердилась поначалу рыбка, но приглядевшиськ деду, смягчилась. - Тоска заела? Правильно понимаю поведение твое?
- Тоска, будь она неладна! - старик уселся на берег и, подперев рукойбороду, стал смотреть вдаль. - Хоть топись, все одно жизни нету.
- Старость, она, известно, не радость, - уселась рядышком на отмелирыбка. - Но топиться мы не будем. Давай посидим просто и поговорим.
Долго они сидели так, до вечера. Много чего переговорили: о жизни все.
- Знаю я, кажется, как тебе помочь, седая голова. Не рассказывай мнебольше о своих желаниях, сама все знаю, - помахала золотая рыбкаплавником и уплыла.
Поплелся старик домой безо всякого желания, но охота топиться ужепрошла. За разговором успокоилась душа стариковская.
А как подошел он к дому, так и зашлось сердце от увиденного: стоит накрылечке старуха, живая, здоровая, да его дожидается, платочком машет.Обнялись крепко они, слезами умылись. Смотрят друг на друга,насмотреться не могут. В дом пошли. Правда, опасался старик, что новаяпостоялица обнаружится, но напрасные были опасения: не дура рыбка-то.
Наколол он дров, затопил баньку. Попарились всласть, нахлестались березовымивениками, кваску свежего попили. Потом отужинали славно и уселись уокошечка на звезды смотреть. Долго смотрели, молчали и вздыхали тихо.Эти вздохи у них вместо разговора были, да о чем и разговаривать:понимали они без слов друг друга, каждый взгляд словом становился,каждый вздох предложением. За долгую жизнь понимать научились разговорбессловесный.
Так сидя у окна и померли оба, за руки взявшись и улыбаясь. |
