Цитаты из русских классиков которые я встречал у американских авторов - вот что меня заинтересовало. Когда вы представляете себе бал из книги Льва Толстого “Война и мир”, этого прекрасного образца французской (между прочим) словесности, который дошел до русскоязычных читателей в переводе самого автора, что вы видите? Неужели нечто сказочно прекрасное, как в мультфильмах Уолта Диснея? А что если я скажу вам, что этот бал не был похож на сказку? 

В русском языке слово означающее “аристократ” и слово означающее “прислуга” происходят от одного слова, которое означает “человек со двора”. Крестьяне в московской империи были рабами помещиков и тех, кто считался аристократией, а сами русские “аристократы” были рабами царя. Именно рабами! Часть крестьян работала непосредственно в хозяйстве их господина, во дворе. И от одного корня, который означает “двор” происходит и раб - дворовой, и раб-дворянин. русский язык позволяет такие вещи, когда одно и то же слово может менять значение с положительного на отрицательное при помощи небольшого изменения. 

Совершенно не интересуясь мнением своих подданных, московские правители вводили для них те обычаи. которые считали нужными. К этим, насильственно введенным обычаям относятся и балы на европейский манер. Существовали предписания, в каких платьях должны являться участники бала, как они должны были танцевать. Например, танцующие должны были как можно громче топать ногами, так что танец дворян на балу и строевая муштра солдат на плацу отличались только тем, под какую музыку они совершались. По сути своей и одно и другое было муштрой. 

Бесправных солдат в российской армии часто забивали насмерть за малейшие нарушения. На балах смертельные случаи также были не редкостью. 

Поскольку помещения в те времена освещались свечами и отапливались каминами с открытым огнем, то можно было умереть от удушья, или сгореть заживо, угодив платьем в огонь, и таких случаев было множество.  Однажды так погибли две сестры, одна из которых задела свечу, а вторая пыталась спасти первую и тоже сгорела.

Мир человека, проживавшего в 19м веке в российской империи, был миром рабов, бесправных рабов и деспотов. Великий композитор Глинка, покидая Россию, снял с себя всю одежду и выбросил ее, после чего пересек границу империи голым, чтобы не взять с собой ничего из того ужаса, которым была жизнь в России. Из такого мира происходят романы Достоевского, пьесы Чехова и титанические по своему объему произведения Льва Толстого. Их мир, их контекст, та атмосфера в которой они жили и создавали свои произведения создают ощущение особенности их мыслей у тех, кто читает их произведения находясь в совершенно другом мире. 

Федор Достоевский был приговорен к смерти за то, что участвовал в политическом клубе. Его вывели на место казни, завязали глаза, и какое-то время держали так перед строем солдат с нацеленными на него ружьями, и только потом объявили ему о замене смертной казни каторгой. Именно этот человек создавал образы преступников, и наказания для них. “Тварь ли я дрожащая, или право имею!” - Это слова человека, который отправился совершать убийство ради мелкой наживы, а не защищать что-то наподобие билля о правах, или великой хартии вольностей. Вот на что нужно дать самому себе право в московской культуре - на такое же насилие над ближним, какое творят над самим тобой. Раскаяние такого человека - возврат к рабскому страху. К стати, сам Федор Достоевский любил эпатировать собеседников рассказами о своих связях с несовершеннолетними девочками. Это при том, что возрастом согласия тогда был равен 12 годам.

Андрей Курбский, князь, а по сути - дворовой холоп Ивана Ужасного, в разгар опричнины в 1564 году, опасаясь гнева царя, бежал в Великое княжество Литовское, а позже - в Польшу.

При этом сам Курбский был жестоким и деспотичным по отношению к своим слугам, оправдывая свои зверства тем, что он, как хозяин имеет полное право наказывать своих холопов. 

Солженицын не возражал против рабства. Он всего лишь желал, чтобы железный ошейник раба был подбит мягкой тряпочкой. 

Из страха ты взят и в страх возвратишься. 

Разочарование в обществе характерно для всех, кто кто когда-либо видел общество. Общество, о котором писали Толстой и Достоевский не просто имело в себе нечто плохое, как и любое другое общество. Главная беда в том, что это общество не желало иметь в себе ничего хорошего.

Когда читаешь русский роман, никогда не можешь понять, идет ли повествование от лица жертвы, или от лица палача. Хотя для русского романа это совершенно безразлично.