Первый комбат "Айдара" Сергей Мельничук заявляет, что в Генштаб "зашли большие средства" за сдачу Счастья и ТЭС.  Об этом он заявил в комментарии корреспонденту телеканала "112 Украина".

"Есть оперативные данные, что в Генштаб зашли "большие средства" за то, чтобы сдать город Счастье и особенно не сам город их интересует, их интересует Счастьинская ТЭС, потому что если мы эту ТЭС сдадим, фактически Луганск будет без электроэнергии", - отметил он.

"Раньше давали 20 млн... Вчера я связывался с одним из оперативников СБУ", - уточнил Мельничук на вопрос, откуда у него такая информация.

Напомним, ранее комбат батальона "Айдар" Сергей Мельничук заявил, что отказался сдать город Счастье террористам за 20 млн долларов. Кроме того, Мельничук заявлял, что бойцам "Айдара" предлагали деньги за оставление позиций у Луганской ТЭС, и ДТЭК идет на поводу у сепаратистов.

Бойцы "Айдара" сегодня пикетируют Минобороны с требованием не расформировывать батальон. В Министерстве обороны Украины заявляют, что организационные изменения в батальоне "Айдар" не коснутся личного состава.

Напомним, первый комбат "Айдара" Сергей Мельничук заявил, что  "Айдар", который официально подчинен Министерству обороны и действует в Луганской области в составе подразделений АТО, расформирован.   В самом Минобороны и Генштабе это якобы отрицают.

В декабре прошлого года начальник Генштаба ВСУ Виктор Муженко заявлял, что до конца 2014 г. батальон "Айдар" должен быть реорганизован. Ранее нардеп от Радикальной партии, первый комбат "Айдара" Сергей Мельничук заявлял, что, учитывая эскалацию ситуации на Востоке, намерен возвратиться в зону АТО.

На днях в столичный военный госпиталь доставили нескольких тяжелораненых бойцов 90-го аэромобильного батальона. Это они держали последнюю линию обороны Донецкого аэропорта или, как его теперь называют, «украинского Сталинграда». Десантники защищали участок аэропорта даже после того, как боевики взорвали опоры здания и наши воины оказались погребенными под грудами бетонных обломков. Многие «киборги» получили тяжелые ранения и переломы. Но и в таком состоянии они не выпускали из рук оружие, отбивая атаки российских наемников.
     Бойцы с позывными «Итальянец» и «Чуб» лежат в одной палате хирургического отделения: у обоих осколочные ранения рук и ног, гематомы, ушибы. На подоконнике стоят свежие цветы, торты и пирожные — это от волонтеров. Они забегают в палату каждые пять минут: «Мальчики, что вам еще нужно?» Раненые мотают головами: мол, все есть, ничего не надо. Что меня поразило, у бойцов одинаковый взгляд — отрешенный, безжизненный. Когда я начала расспрашивать их о пережитом, мужчины не могли рассказывать спокойно: вертелись на койках, пытались вскочить на ноги, иногда их глаза наполнялись слезами…

     — Не фотографируйте нас, — просит 32-летний «Чуб». — И фамилий не называйте. Сепаратисты внимательно читают украинские газеты, а потом используют всю информацию против нас, часто запугивают семьи бойцов… Два дня, проведенные в Донецком аэропорту, я буду помнить до конца своей жизни.
— Мы ведь знали, на что шли, — подключается к разговору 41-летний «Итальянец». — В середине января украинские военные контролировали только крошечный клочок на первом этаже нового терминала. Второй, третий, четвертый, пятый этажи здания, а также подвал занимали боевики. На ста квадратных метрах, которые удерживали наши ребята, стояли бойцы из группы огневой поддержки нашего батальона и еще несколько бойцов из 93-й, 74-й и 80-й бригад. Шли постоянные ожесточенные бои, хлопцы морально устали. Они очень сильно просили забрать раненых. Фактически два дня мы слушали по рации их просьбы: «Заберите „трехсотых“… Заберите „трехсотых“. Но наш выезд откладывался без всяких на то причин, и только 19 января, в четыре часа утра, нам дали команду выдвигаться на терминал.
     — Ехали в специальном тягаче, — объясняет „Итальянец“. — Он хоть и бронированный, но „прошить“ его из крупнокалиберного пулемета — раз плюнуть. „Сепары“ стреляли непрерывно. Пять раз попали в тягач снарядами из реактивного противотанкового гранатомета. После каждого попадания так трясло, что мы думали, и гусеницы отвалятся! Но как-то проскочили. Только подъехали к новому терминалу, нас тут же стали забрасывать гранатами — они летели с третьего и четвертого этажей. К счастью, никто не пострадал — мы за секунду заскочили в здание. Увидев нас, хлопцы так обрадовались! Аж духом воспрянули.
     --- По сути, мы приехали, чтобы заменить их. Но боевики не давали нам возможности вынести раненых из здания. Так гатили из тяжелой артиллерии, что пол под нами ходил ходуном. На помощь должна была прийти наша тяжелая техника и артиллерия. Однако сепаратисты не подпустили ее даже к территории аэропорта. Поэтому и бойцы, и раненые, и погибшие остались вместе с нами в забаррикадированном со всех сторон крайнем углу первого этажа.
     Сначала нас было 55 человек. Двадцатого января, на рассвете, с верхнего этажа по нам выстрелили из тяжелого орудия. Один из осколков пролетел через весь зал и попал нашему товарищу в горло — он умер мгновенно. Спустя несколько часов боевики подорвали центральный зал терминала. Мы так поняли, что взрывчатку заложили снизу, в подвале. Перед этим „сепары“ обложили зал противотанковыми и противопехотными минами. Это все разом так бахнуло — на нашем этаже снесло все стены! А ведь они были толщиной в полтора кирпича. Но их как ветром сдуло.
     Нас привалило кирпичами. Еле выбрались: слава Богу, тогда все остались живы. От взрыва наши баррикады рассыпались в пыль. Перед этим мы установили на них специальные сетки, чтобы брошенная в нас граната не закатилась за баррикаду. Понятно, что от сеток не осталось и нитки. Пришлось срочно создавать новую линию обороны,
 из всего, что было под руками, — поясняет „Чуб“. — Ящики с боеприпасами, засыпанные пустыми гильзами мешки, обломки здания — кирпич, бетон, железо… Баррикады были нашей единственной защитой от террористов. Мы ведь удерживали только небольшой участок первого этажа. По нему бегали боевики и, прячась за колоннами, стреляли по нам. Время от времени палили из „рукавов“ (устройства для сообщения самолетов со зданием аэровокзала. — Авт.). Плюс с верхних этажей забрасывали нас гранатами. Правда, без особого результата. Но после того как они взорвали центральный зал, у них появилась возможность бить по нам прямой наводкой. Начались такие перестрелки! Если „сепары“ стреляли по нам с верхних этажей, то клали залпы так, чтобы пули, отскакивая рикошетом от бетонных колонн, залетали в наш угол. Но мы тоже не молчали: отвечали им тем же.
     Скорее всего, это были чеченцы. Каждый выстрел из подствольного гранатомета сопровождался выкриками: „Аллах акбар!“ Они были хорошо вооружены. По нам „работали“ из стрелкового оружия различных калибров, из подствольного и танкового гранатометов, из станкового пулемета… Двоих ребят серьезно ранило. Мы оттащили их в закоулок, где был минимальный риск попадания осколков. Тогда многие наши получили ранения. Но почти все остались в строю. Например, у ног нашего старшины разорвалась граната. Раны были страшные, а он все равно сидел с нами на баррикадах, отстреливался.
    
— После того как террористы взорвали центральный зал, наш генератор накрылся. Сидели в полной темноте. Свечи были, но мы их не зажигали. Малейший огонек — и враг сразу определяет твою позицию. Правда, курили постоянно. Как? Накрываешься бушлатом, поджигаешь сигарету и так, под бушлатом, куришь. Еды у нас хватало, а вот с водой, правда, были проблемы. Когда после взрыва рухнули стены, то кирпичами раздавило все баклажки. Вода замерзла. Приходилось собирать кусочки льда и рассасывать их. Ночью пошел дождь: мы поставили наружу кусок уцелевшей баклажки и собрали в нее немного воды.
     Хлопцы держались как настоящие „киборги“. Из обломков битых кирпичей мы построили еще одну — чуть дальше первой — баррикаду в форме полукруга. И таким образом полностью закрыли подходы к нам. Боевики обстреливали нас целый день, мы успешно отбивали атаки. Это был прямой, тяжелый бой… Поняв, что так просто взять нас не получится, 20 января террористы в подвале заминировали балки перекрытий первого этажа, а затем взорвали их.
     Еще 15 января, — хмурится „Чуб“. — Была договоренность: мол, обе стороны прекращают огонь, чтобы забрать из нового терминала „двухсотых“ и „трехсотых“. „Сепары“ своих забрали, а сами не дали нам вывезти ни одного… Взрыв был такой силы, что рухнула почти вся конструкция здания, даже крыша. Сразу „легли“ два нижних этажа — первый и второй, потом третий и четвертый. Мы, пролетев не меньше десяти метров, приземлились в подвале. Кто-то погиб сразу, а у кого-то — ни царапины.
     Больше всех пострадали те, кто находился по центру нашего угла. Мало кого из них мы смогли отыскать вообще… Повезло стоявшим по краям. Лично меня спасло то, что за минуту до взрыва сильно захотелось спать. Отошел на край баррикады, присел на ящик — и тут что-то громыхнуло. Вспышка — и я начал падать. В глазах темнота. На лету цеплялся за что-то руками, от чего-то отпихивался ногами. Каким-то образом оказался под бетонной плитой. Она легла под углом сорок пять градусов, прикрыв меня от падающих сверху обломков. Слышу, кто-то подо мной просит: „Слезь с меня“. Я отодвинулся. И тут снова: „А теперь слезь с меня“… Нам еще повезло, что две плиты упали рядом под наклоном. Обрушься они плашмя, никто из нас точно не выжил бы.
     — Не знаю, какую взрывчатку использовали сепаратисты, но это было что-то очень мощное, — добавляет „Итальянец“. — После взрыва балки перекрытий выглядели так, будто их разрезали гигантским ножом. За пару секунд до взрыва раненый старшина попросил, чтобы я оттащил его чуть в сторону — сходить по нужде. Он оперся на меня, мы сделали два шага — бах! — и так, в обнимку, провалились куда-то вниз. Летим — и нет ни конца ни края. Помню, я упал, потерял сознание… Очнулся и сразу стал смотреть по сторонам: где старшина? Вижу, лежит рядом. „Толян, ты живой?“ — спрашиваю. „Вроде да“, — говорит. Я ощупал себя — целый. Потом старшину — тоже нет переломов. Помог ему подняться на ноги, и мы стали вытаскивать из-под груды обломков ребят.
     Это было жуткое зрелище: вокруг куски бетона, здоровенные металлические трубы, а под ними лежат наши хлопцы. Страшные, открытые раны… У некоторых ноги были вывернуты на 180 градусов — их буквально прижало к ушам. Живых вытаскивали, мертвых уже не трогали…
     — У одного парня в нескольких местах были сломаны позвоночник и ноги, — продолжает после долгой паузы „Чуб“. — Его вообще перемолотило, как в мясорубке. Он кричал страшно. Просил, чтобы его пристрелили… Раненых выносили через коридор, соединяющий подвал с первым этажом, и укладывали в уцелевшей рампе (площадка с навесом для разгрузки и погрузки самолетов. — Авт.).
     Там же мы заняли крайнюю точку обороны — это двадцать квадратных метров. Оружия почти не осталось. Нам удалось найти под завалами несколько автоматов Калашникова и два пулемета. Тут же начался бой: боевики атаковали нас со всех сторон. Часть выживших бойцов отстреливалась, другие бегали вниз — искали среди обломков патроны и гранаты — и подавали их нам наверх.
     Наши рации тоже остались под завалами. Чудом уцелели только несколько мобильных телефонов. С их помощью мы вышли на связь с руководством батальона и товарищами из других бригад. Запросили подкрепление и срочную помощь раненым. Медикаментов у нас не было: все индивидуальные аптечки сорвало взрывом. Наш медик Костя делал что мог, но травмы были такие, что ребята умирали у нас на глазах… Мы ждали подмогу девять часов.
     — Объясняли, как обычно: мол, решаем вопросы, готовим команду, готовим прикрытие, — вздыхает „Чуб“. — Эти байки мы слушаем уже давно. Поэтому понимали: особо рассчитывать на помощь нельзя. Надеялись только на себя.
     — Снизу начали доноситься странные звуки, — вспоминает „Итальянец“. — Очевидно, боевики начали минировать опоры подвала — как раз под нами. Я понял: еще полчаса, и все — нам конец. Достал из кармана мобильный, собрался звонить жене, чтобы попрощаться. Но в последнюю секунду сдержался. А ровно через минуту командование дало приказ отходить из аэропорта. Половина наших остались с ранеными. А мы начали выходить из терминала группами по нескольку человек. Думали: нащупаем безопасный коридор, выпросим на базе помощь и, не мешкая, вернемся уже с подкреплением.
     — Выходили через взлетное поле, а это зона постоянного обстрела, — продолжает „Чуб“. — Была ночь, и боевики нас не заметили. А то бы расстреляли, как зайцев на поляне. Самым тяжелым было пройти через перекрестный огонь. „Сепары“ как раз обстреливали позиции украинских военных, расположенные неподалеку от аэропорта, из крупнокалиберного пулемета „Утес“. Наши, понятно, отстреливались. И все эти снаряды летали прямо у нас над головами. Пока стреляют, падаем на взлетную полосу и лежим. Затихло — подскочили и бежим со всех ног. Двое ребят были с переломанными ногами. Но бежали наравне со всеми. Они не просто жить хотели. Они хотели спасти своих товарищей, которые лежали на бетоне, истекая кровью, без медикаментов, без обезболивающего… 
     Выскочив со взлетной полосы, чуть не напоролись на группу вражеских диверсантов. Хорошо, что у нас был с собой тепловизор. Вовремя заметили движущихся прямо на нас мужиков с автоматами, успели спрятаться. Возле бетонного ограждения аэропорта остановились, чтобы подождать идущую позади группу. И тут по нам начал „работать“ пулемет. Заметили, значит — у боевиков, полностью окруживших территорию аэропорта, тепловизоры тоже имеются. К счастью, никого из наших не задело. Мы таки выбрались к своим. Хлопцы напоили нас горячим чаем, погрузили в БТР и повезли в ближайшую больницу. Потом мы узнали, что на рассвете еще двое наших сумели выйти из аэропорта. Всего оттуда выбрались 17 человек.
     Шестнадцать бойцов вместе с нашим комбатом Олегом Кузьминых попали в плен. Что с Олегом сделали в Донецке, вы уже знаете… В Интернете на „сепарских“ сайтах разместили видео с телами погибших из нашего батальона. Когда мы уходили из аэропорта, эти ребята были ранены, но живы. Боевики добивали их из автоматов.
    
— В мистику не верю, а вот в Бога — верую, — отзывается „Итальянец“. — Я уже 15 лет хожу в церковь. И когда стало понятно, что выжить нам вряд ли удастся, позвонил жене и попросил ее молиться за нас. Супруга тут же позвонила нашему пастырю, а он — другим священникам. Потом я узнал, что, когда боевики взрывали здание аэропорта, за нас молились в сотнях церквей по всему миру, даже в Америке.
     — Вот лежу здесь, в госпитале, и мучаюсь, — признается „Чуб“. — Не раны болят — душа. В жизни часто так бывает: оглядываешься назад и понимаешь, что можно было все изменить. Можно было спасти хлопцев. Были варианты… Мы говорили ребятам, что идем за помощью. Обещали поставить всех на ноги, но любой ценой вытащить их оттуда. Нас заверяли: утром в аэропорт пойдут два бронированных транспортера. Однако они выдвинулись не через два часа, как нам обещали, а только через сутки. И все равно не дошли, их взорвали по дороге. Водителей еле спасли — вытаскивали из горящих машин.
     — А я корю себя за то, что ушел из нового терминала, — говорит, едва сдерживая слезы, „Итальянец“. — Наш старшина — тот, раненый, с которым я в обнимку летел во время взрыва, был мне как брат. Мне сказали, что он первый, впереди группы, вышел на взлетное поле. И я побежал за ним. Но когда догнал первую группу, ребята сообщили: по дороге старшина принял решение остаться с „трехсотыми“ и вернулся назад. 
    
»Киборгами» украинских солдат, самоотверженно защищавших аэропорт, прозвали за боевые качества и храбрость.   

Соединенные Штаты Америки готовы представить мировому сообществу доказательства того, что российский президент Владимир Путин причастен к убийству Александра Литвиненко и взрывам жилых домов в Москве.
     Так, по информации The Telegraph, американскими спецслужбами был тайно осуществлен перехват причастных к устранению Александра Литвиненка, бывшего сотрудника российских спецслужб, который бежал на Запад и был отравлен радиоактивным полонием в центре Лондона. Соответствующие доказательства были переданы американцами британским властям.

Слушания относительно расследования смерти Литвиненко пройдут в течение девяти ближайших недель в Высоком суде Лондона.

Материалы американской разведки являются решающим доказательством того, что к убийству Литвиненко причастен Кремль. Как отмечают иноСМИ, Литвиненко могли устранить в связи с  расследованиями, которые он проводил в ряде европейских стран после того, как выехал из России.

Сэр Роберт Оуэн, возглавляющий расследование по делу о смерти Литвиненко, заявил, что в его распоряжении «достаточно доказательств» того, что Российская Федерация непосредственно причастна к убийству Литвиненко.

Также иноСМИ напоминают, что Литвиненко, являвшийся в прошлом агентом ФСБ, утверждал, что теракты в Москве, когда в результате взрывов жилых домов пострадали сотни жертв, были организованы Кремлем. Именно эти теракты стали формальным поводом развязанной Россией войны в Чечне, которая призвана была поднять невысокий на тот момент рейтинг Путина, обеспечив ему президентский пост.

Доказательства причастности Кремля ко взрывам домов также скорее всего будут обнародованы в ходе публичных слушаний в Высоком суде, полагают иноСМИ.

Слідом за бійцями батальйону "Крим" — учасниками прориву з-під Іловайська, які розповіли про сотні і сотні трупів у коридорі смерті,   почали називати ймовірну кількість втрат військові експерти і аналітики.
     По свидетельствам уцелевших, у нас огромные потери убитыми — несколько сот человек, потери, сопоставимые с потерями за всю предыдущую кампанию".
     Знайомому нововолинцю, медик із 51-ї  бригади повідомив телефоном, що трупів із полів під Іловайськом винесли близько 800. Тілами загиблих завантажили 11 камазів — внасипку. 
Ще сказав медик, що багато хлопців помирають через відсутність ліків у польових умовах. Що з 70 поранених бійців вижило лише 11. Бо на всіх було дано аж три ампули знеболювального і флакончик перекису водню...
         Отже, до кількості вбитих додаємо кількість тих, кого не змогли врятувати медики.
Це вже біля  900, а ще багато зниклих безвісті і буде більше тисячі.     
  Але в будь-якому разі масштаби трагедії не сумісні з мовчанням!

"По свидетельствам уцелевших участников, резкое превосходство количества убитых над ранеными у наших ребят объясняется тем, что после того как на поле боя, после артиллерийского и танкового расстрела колонны, остались лежать несколько сот наших раненых, доблестные "русские офицеры", про которых снимают популярные к закупке руководством украинских телеканалов сериалы, организовали их добивание.
     Российские военные выстроились в цепь, и, прочесывая местность, достреливали наших беспомощных от ранений бойцов.
      С точки зрения военной чести — это последняя стадия падения, ниже только организованное убийство детей.
      По некоторым данным, это второй отмеченный эпизод добивания наших раненых регулярными военными Московии.
    
Это — так, чтобы не осталось иллюзий относительно того — с кем мы имеем дело.
Повторяю, в этот раз добивали раненых не дикие урки из состава Лугандона, а самые что ни на есть российские военные — в составе своих штатных подразделений".

Чому президент досі не оголосив всеукраїнську жалобу?  Чому разом із нами від садизму "новоросів" і російських окупантів, які методично добивали поранених у полі, не здригнувся весь світ? 
     Чому влада досі не хоче сказати нам гірку, нестерпно гірку, але правду?  Та тому, що
провина лягає на цю ж владу.
     Тоді за що, питається, вмирали наші хлопці?  І хто відповість за цю українську трагедію?
Очевидно, суд буде після каденції злочинної цієї влади зрадників.
    
     Олексій Арестович.    Наталя Камишникова

Игорь Беркут, лидер партии "Великая Украина" рассказывает о том как правительство новой Украины собирается избавиться от миллионов ненужных граждан.

Фантазии на тему о "третьем Майдане".
 Он не будет похож на предыдущий "Майдан", но таковым всё равно будет, хотя название может и не совпадать.
      А что дальше?  А дальше представить легко - то же самое пассионарное меньшинство сражается и побеждает.  Следующий этап выборы.  Большинство, дружными колоннами идут  голосовать за "нового" оратора, который будет стоять не на тракторе, а на танке, возможно с вилами, а возможно пришлют с той же "крапленой колоды", но со Львова (который сидит в резерве).  А в итоге финал такой же - возвращают бывших (тех, кто дергает веревочки) во власть.
     Значит, после победы НЕЛЬЗЯ устраивать всеобщие выборы, не очистив страну от принципиальных и закулисных врагов Украины. . Нужна революционная диктатура пассионарного меньшинства над большинством  политически инфантильным (незрелым).
     В США начинали выборы через фильтры "выборщиков" и определённые цензы. О них и надо говорить ДО проведения новых выборов, если они нужны. Надо только помнить: пассивность сейчас не спасает - спасает разумная активность.
     Из горящего автобуса тренированные солдаты выскакивают быстрее, чем перепуганные пассажиры. Наше большинство и есть перепуганные пассажиры истории, которые впадают в панику или эйфорию через историческую незрелость и доверчивость к средствам массовой  информации, которые в руках власти.
     Станислав Овчаренко. (mix)

Советник министра внутренних дел Зорян Шкиряк заявил, что ГАИ в Украине будет функционировать до июля. Об этом сообщает УНН.

После этого ГАИ будет реформировано в патрульную службу.

По его словам, до июля все гаишники могут не волноваться за сохранение своих рабочих мест. «До июля гаишники будут продолжать выполнять свои обязанности. Если кто-то из них захочет служить в патрульной полиции Киева, то должен пройти испытания и учебный отбор. Среди сегодняшних гаишников также есть много тех, кто хочет продолжить службу в патрульной полиции», — рассказал он.

Правительство Украины приняло решение о введении режима чрезвычайной ситуации на территориях Донецкой и Луганской областей, режима повышенной готовности на всей территории Украины и создании Государственной комиссии по чрезвычайным ситуациям.