Проводник

Накануне, приехав в Ворохту с женой и её подругой, он услышал, что в каких-нибудь нескольких километрах от гостиницы находится древняя достопримечательность.

-- Пройти, конечно, можно, да только одевайтесь потеплее: на перевалах нынче дуют мощные ветры, -- ответил человек, которого рекомендовали в качестве проводника. – Вы выбрали, мягко выражаясь, не совсем удачное время для подобных походов: на дворе глубокая осень.

В отличие от остальных сельчан, он свободно изъяснялся на русском языке.

-- Меня зовут Иваном, -- сказал он напоследок.

На следующее утро группа из четырёх человек вышла в путь, едва забрезжил рассвет.

Скала Писаный Камень считается знаменитым памятником природы, истории и культуры. Огромные глыбы песчаника высотой до 20 метров, расположенные на самой вершине горы, образуют ровную площадку, с которой открывается потрясающий вид на окрестные горы. Писаный Камень - это древнее языческое святилище, где в старину постоянно горел священный огонь. На поверхности скалы за тысячелетия осталось множество рисунков (петроглифов) и надписей, откуда и происходит название памятника природы. Правда, за последние годы цивилизация оставила на нём свои следы: наряду с древними надписями на скалах можно увидеть типичные образцы современной, не совсем цензурной, наскальной живописи.

Подъём, собственно, не представляет собой особенных трудностей. Здесь не обязательны альпинистские навыки, но для столичных жителей, не привыкших к передвижению по пересечённой местности, нагрузка на ноги и лёгкие довольно ощутимая.

--  Смотрите, -- остановился Иван, переводя дыхание, когда группа преодолела последние смереки. – Отсюда камень виден, как на ладони.

Действительно, посреди совершенно голой вершины красовалась огромная скала, которая, казалось, взирала на непрошеных гостей мрачным, изучающим взглядом.

-- А можно подойти к нему поближе? – спросила одна из женщин.

-- Вообще-то да… Только не здесь.

-- Это трудно?

-- Нет. Но с тех пор, как Янукович велел построить здесь вертолётную площадку, к камню никого не пускают. Впрочем, если у вас возникло такое желание, мы обойдём периметр охраны с другой стороны…

С этими словами Иван снова исчез за ближайшими елями. Остальные послушно последовали за ним. Полчаса блужданий между деревьями, ориентируясь на неприметные тропинки – и вот туристы оказались у самых скал.

-- Шикарно выглядят! – восхищённо произнёс Юрий, прикасаясь к холодной поверхности камня.

Женщины снимали объект на камеры.

-- Интересно, а предки приносили в жертву людей? – вдруг спросила одна из них.

-- Да, было такое время, -- ответил проводник. – Собственно, весь этот комплекс и являлся огромным жертвенником. Здесь в определённые дни собирались мальфары и жрецы Горного Духа, проводили обряды с целью умилостивить силы природы и… приносили в жертву самых красивых девушек.

-- Но почему именно девушек? Это не справедливо! – возмутилась другая дама.  – А как же насчёт гендерного равенства?

-- Наверное, жрецам было известно, что в женщине сосредоточена особенная сила, -- улыбаясь, ответил Иван. – Сила, которой в мужчине нет… Впрочем, вы и сами можете убедиться, насколько по-разному камень воспринимает мужчин и женщин. Достаточно лишь прикоснуться к поверхности.

-- Камень холодный совсем, -- заметил Юрий.

Женщины сняли перчатки и потрогали поверхность скалы изнеженными наманикюренными ладонями.

-- Неправда, он тёплый! – удивлённо воскликнули они в один голос.

-- Ну вот, -- всё также улыбаясь, констатировал Иван. – Для всех мужчин он холодный, зато для женщин всегда излучает тепло. Существует поверие, согласно которому достаточно приложить к Писаному камню обе ладошки, сосредоточиться и тихонько прошептать самое сокровенное желание, чтобы камень исполнил его.

-- Да? Сейчас…

С этими словами не только женщины, но и Юрий приложились к камню. Никто не заметил, как Иван поспешно улёгся на землю и зажмурил глаза.

Вмиг окрестности потемнели, в ушах зазвенело, как будто резко понизилось давление. Это продолжалось не более нескольких секунд, но когда проводник поднял голову, туристов уже не было. Они исчезли!

Нисколько не удивляясь сему факту, как будто в нём содержалось нечто само собой разумеющееся, Иван поднялся и, поклонившись камню, отправился в обратный путь.

-- Жертва принята, -- промолвил он, невольно содрогаясь.

Когда на перевале дует пронизывающий северный ветер, в горах трудно отыскать признаки жизни. Всякий комочек протоплазмы, принадлежащий к миру живых, стремится поскорее спрятаться от холода и возможной смерти, поэтому ищет спасения в щёлочках, пещерах, под корнями елей, в домах. В такие моменты ни на вершинах, ни в долинах вы не услышите пения птиц или торопливого шелеста лап четвероногих. Идёшь по старому лесу, испытывая закономерный дискомфорт из-за отсутствия характерных для живого леса звуков. Стоит остановиться – и ты вмиг подавлен гнетущей тишиной, угрожающе нависшей над головой и давящей на барабанные перепонки многотонным грузом. Инстинктивно спешишь домой, но спуститься с вершины далеко не так просто, как на неё взобраться. То и дело ноги скользят по каменистой почве или по грибам, раздавленным бесчувственными подошвами ботинок. Вот из мрачной тучи, охватившей вершину холодными объятиями, зашелестели колючие капли осеннего дождя: спустя минут пять почва под ногами превратится в сплошное болото. У каждого обрыва осознаёшь своё ничтожество на фоне величия матушки-природы. Ориентируясь по потоку, стремительно бурлящему по камням вниз, переправляясь через его притоки, иногда задыхаясь, спотыкаясь о невозмутимые кочки и стволы елей, поваленные бурями, спускаешься всё ниже и ниже, пока, наконец, не замечаешь где-то внизу просвет. Там находится долина и дорога – ухабистая, болотистая, безнадёжная, --  она и выведет к дому…

Домики – неказистые, как правило, похожие друг на дружку, -- расположены без какой-либо системы; часть из них возведены на склоне горы, некоторые – у самого берега Чёрного Черемоша, а иные – вдоль дороги. Строятся они, в основном, быстро, без кирпича (от которого в этих местах будет столько же толку, сколько от самолёта). Древесины – хоть завались: горы поставляют её человеку с самых древних времён. Этот материал более вынослив, чем кирпич, который боится дождливых периодов и безжалостных ветров. В последние годы для утепления употребляется пенопласт.

Выдержит ли кирпич, подточенный дождями и непомерно дорогой из-за трудной доставки, ураган или землетрясение? А трясёт здесь порядочно. После того, как стихия отбушует, переломав тысячи деревьев, взбурлив потоки, превратив крохотные огороды в массу грязи, вздыбив реки и разрушив человеческие постройки, не верится, что здесь совсем недавно находился вполне современный посёлок «со всеми удобствами». Жалобно чирикают птицы, плача по разрушенным гнёздам, исступлённо воют бабы-гуцулки, хмуро взирают мужики. И только чудо-камень, называемый Писанным, возвышается на вершине Буковецкого перевала и, кажется, оценивающе взирает на происходящее

 Но жизнь продолжается: снова выглядывает из-за туч радушное солнышко, начинают стучать молотки, настойчиво визжат пилы. Проходит несколько дней, смотришь – вокруг снова красуются дома, ещё краше прежнего, снова улыбаются люди, призывно звенят колокольчиками коровы.

Когда всё хорошо, кажется, что даже коровы пресыщаются вольготной жизнью – стоят, предоставленные сами себе у дороги и лениво жуют жвачку. Разбалованные…Мужики – как правило, безработные, -- сделав кое-какую работу, увиливают из-под надзора дражайших и всевидящих жён и встречаются у ближайшего магазина, торгующего водкой. Красуются едва ли не у каждого двора миниатюрные каплички и звучит непременное «Слава Ису!» Но вся эта идиллия может в любую минуту нарушиться очередным природным катаклизмом. Старожилы в таких случаях говорят: «Горный Дух гневается…» Христианство в мировоззрении среднеарифметического гуцула играет огромную роль, ибо на него вся надежда – на Бога вездесущего и милосердного, -- только он и способен спасти и сохранить. Тем не менее, здесь оно, возведённое чуть ли не в степень фанатизма, странным образом переплетено с суевериями, верованиями и страхами, издревле сверлящими покой и души населения. Хрупкий налёт цивилизации, порождённый вполне современными постройками и удобствами, настолько слаб, что легко сметается первым же порывом ветра, первой же бурей, первым же оползнем, так что кажется, будто в любую минуту эти радушные и бесхитростные люди готовы снова собраться у древнего камня и, как тысячи лет назад, принести в жертву красавицу или иностранца.

Здесь в верховьях множества речушек, слишком мало значения придаётся тем условностям, из-за которых в больших городах развязываются войны и драки. Мало придаётся значения и деньгам. А какой с них толк, если видна насквозь человеческая сущность, которую не прикрыть дорогими костюмами от Шанель и не спрятать за шелухой из импортной мебели и золота?

Если проследовать вдоль шоссе, рассекающего посёлок на две приблизительно равные части, вниз, к мосту, воздвигнутому через Черемош, по левую сторону можно заметить среди зарослей верб довольно большой дом в полтора этажа. Кое-где брёвна, составляющие его каркас, прохудились, подгнили, из чего можно было сделать вывод, что сие жилище в течение длительного времени существовало без жильцов. Этот дом, на фоне общей массы домов со свежевыкрашенными стенами, казался угрюмым, печальным, замкнутым, как будто жил своей тихой потусторонней жизнью, превратившись по неведомой причине в изгоя среди общей массы человекообразных существ.

Ураган в Карпатах – дело не шуточное, но довольно привычное. Ивану даже нравилось, когда неистовый ветер, достигающий 40-50 метров в секунду, рвал и метал всё вокруг, утверждая таким образом верховенство природы над человеческим сумасбродством под названием «цивилизация». Нравилось как художнику, но уж никак не проводнику.

Старая древесина то и дело жалобно скрипела, не то умоляя о пощаде, не то настойчиво предупреждая о присутствии смерти. Хозяин дома провёл в этих местах не один год, он родился здесь же. Ещё в детстве ему приходилось наблюдать, как добротные на вид дома в какой-то миг превращались в уродливые потрёпанные корабли без крыш. Не ураган, то землетрясение… Прислушиваясь к очередному скрипу кровли, Иван то и дело отрывался от чтива и обращал вверх взор, наполненный беспокойством. Даже назойливая муха, слишком рано прервавшая спячку, успевшая порядком надоесть своим беспрерывным жужжанием, в эту ночь почему-то не подавала признаков жизни. Может, этот крохотный комочек живой протоплазмы предчувствует нечто ужасное? «Впрочем, в наше время стоит больше бояться людей – этих хищных и коварных «птиц без перьев», нежели стихии,-- пытался успокоить себя Иван, грустно улыбнувшись. – А муха не подаёт признаков жизни только потому, что её мог сожрать паук…»

Но надо быть полным глупцом, чтобы не понимать красноречивых знаков, посредством которых повелитель гор выражает своё недовольство и волю.

Повелитель гор… Тотальная христианизация в течение столетий вытесняла всякие представления о силах, обладающих подлинной властью в природе. Спросите о чём-либо у первого встречного, и услышите стандартный ответ:

-- Так Богу угодно…

Стандартный, исчёрпывающий и вполне удовлетворяющий неприхотливые умы. Упоминания о существах вроде лесовиков, русалок и кикимор сохранились разве что в незамысловатых сказках, которыми бабушки, утомлённые жизнью и трудами, потчуют на ночь капризных внучат. Утомлённые жизнью и… тайным, подсознательным ожиданием смерти…

В отличие от всех этих запуганных людишек, Иван знал нечто большее. В своё время этому способствовали рассказы деда и отца.

-- Запомни, мальчик, -- говорили они, -- нельзя копать землю, нельзя рубить все деревья подряд, нельзя строить плотины.

-- Почему? – удивлялся тогда Иван. – Ведь благодаря всему этому люди могут стать богаче, счастливее…

-- Нет, потому что человеку не следует иметь более того, чем необходимо для существования. Избыток благ только разлагает душу, но ни в коем случае не приносит счастья. Человеческие сердца ожесточаются, черствеют… И закончится тем, что люди перегрызут друг друга, но перед тем уничтожат природу.

Это дед с отцом впервые сказали Ивану, что всегда перед началом или завершением любого дела следует приносить жертвы Горному Духу. Возникший в начале творения из огня и раскалённого воздуха, он присутствует везде и во всём; что бы человек не задумал или не сделал, становится тотчас известным ему.

В древние времена люди придерживались традиций и не вызывали у Горного Духа раздражения, потому тот ограничивался жертвами символическими в виде хлеба или курений. Но иногда, в те или иные эпохи, находились люди, которые приносили вред среде. Например, устраивали пожару в лесах или строили плотины, нарушая баланс в природе. Тогда Горный дух отвечал землетрясениями, оползнями или ураганами, и задобрить его было возможно лишь посредством человеческой жертвы. Несколько тысяч лет назад в эти земли пришёл чужой, агрессивный народ, принёсший много вреда горам. И тогда произошло сильнейшее землетрясение, разрушившее множество домов и породившее немало камнепадов. А к утру на вершине Чёрной горы люди обнаружили огромный плоский камень, предназначение которого стало сразу понятно жрецам: Горный Дух требовал человеческих жертвоприношений! Наверное, потому что прегрешения человеческие превзошли допустимую норму… Так или иначе, завоеватели были вынуждены приносить в жертву своих сыновей и дочерей, не смея роптать по сему поводу. Впоследствии эти люди ушли из этой земли, а позже и вовсе рассеялись по миру, и сейчас даже никто не вспомнит, как они назывались.

Горный Дух иногда является людям в каком-нибудь осязаемом облике. Например, в виде белого волка или невиданной птицы. Если такое случается – жди изменений. Как правило, ничего доброго ожидать не приходилось…

Однако, взрослея, Иван, воспитуемый в условиях советской школы, всё чаще поддавал эти рассказы сомнениям, а со временем большая их часть и вовсе стёрлась из его сознания. Он даже не придал значения тому, что отец и дед ушли из жизни почти одновременно, словно какая-то властная сила наказала их за излишнюю болтливость. А потом последовали годы учёбы в вузе, женитьба, работа. Цивилизация вконец засосала его, не оставляя места для воспоминаний и воображения.

Работая художником, он достиг бы определённых высот на своём поприще, если бы бывшая супруга поддерживала его. Молодому художнику пробиться довольно сложно, его доходы зависят от спроса и обстоятельств. Жена, оказавшаяся типичной обывательницей, требовала денег, и ей не было дела до его внутренних порывов.

Почему мужчины ошибаются? Да хотя бы потому, что влюбляются, прежде всего, в собственную иллюзию и в глазах красавицы склонны видеть лишь то, что хотят увидеть. Мудрая женщина изо всех сил стремится развить эту иллюзию ещё сильнее, чтобы она всецело владела сознанием мужа и, в конечном итоге, укрепляла брак и перерастала в настоящую любовь. Глупые женщины поступают наоборот – начинают проявлять свою подлинную мещанско-потребительскую сущность, насилуя духовность мужа, ломая его «я», капризничая, зачастую мстя древним способом, а потом требуют: «Ты ДОЛЖЕН меня любить такой, какая я есть!» Стремясь удовлетворить запросы любимой, Иван искал «халтуры», что, в конечном итоге, привело к потере самого себя.

Брак все равно распался, жена ушла к другому человеку – более удачливому и состоятельному. А Иван остался ни с чем. Внутренняя трагедия разъедала его изнутри, как неумолимая ржавчина металл. Он даже начал выпивать, как поступают многие люди в подобных ситуациях, и неизвестно, к чему бы такое увлечение его привело, если бы в одну глухую ночь к нему не пришло прозрение. Неведомый глас говорил с ним во сне, призывая бросить всё и вернуться в родительский дом. В течение той памятной ночи в него вошло некое знание, едва не разрушившее его разум.

И вот уже почти пять лет Иван живёт в родной деревне, проводя большую часть времени в горах. Лучшим его другом стало одиночество, единственным советчиком – голос Горного Духа. Он не только водил группы к жертвеннику, но и стал активным борцом за сохранение целостности гор. Но общество, охваченное бешеной страстью к наживе, почти не прислушивается к его словам. Леса безжалостно уничтожаются; как грибы, вырастают бесчисленные коттеджи, строятся развлекательные комплексы. Правда, за грехи Шуфрича и Балоги, надругавшихся над природой, Горный Дух жестоко наказывает народ, смывая деревни, разрушая постройки; да ведь этот народ уже настолько поглупел, что не способен уловить взаимосвязь между явлениями…

Выполнять роль проводника между Горным Духом и людьми – роль не столько почётная, сколько изнуряющая и опасная. Знать, что ведёшь несчастных, изнеженных, а подчас и глупых туристов на верную смерть – это значит слишком много для того, чтобы самому, такому же смертному, оставаться невозмутимым и жизнерадостным…

И вот человеческое кощунство превзошло предел: кое-кому понадобилось устроить вертолётную площадку у самого жертвенника. Мало им заповедников, в которых безжалостно выстреливаются звери и строятся дачи, мало им памятников старины, приносимых в жертву человеческому хамству и себялюбию… Подобному нет прощения, а следовательно рано или поздно придёт расплата – жестокая и масштабная. К сожалению, и безжалостная…

Ещё не завершено до конца благоустройство Буковеля, а в умах власть имущих уже созрела идея устроить такой же комплекс в Дземброне, а впоследствии соединить оба объекта. Запланировано строительство множества развлекательных и спортивных комплексов, гостиниц, ресторанов. Сколько понадобится для достижения этой цели вложить средств? А сколько придётся уничтожить дикой природы? Пронырливые делки уже осторожно скупают землю в окрестностях Дземброни, и стоит она пока довольно дёшево, чтобы спустя год или два резко подняться в цене.

На конец осени в район Верховины должны съехаться члены правительства, представители строительных корпораций и некие тёмные личности, чтобы окончательно решить деловые вопросы. «Час близок»,-- почувствовал Иван.

И вот наступил этот день. Всё было рассчитано с точностью до минуты. Складывалось впечатление, будто даже погода подстроилась согласно желаниям хозяев страны – был благодатный солнечный день, один из тех дней, когда хочется жить и радоваться жизни. С самого утра атмосфера наполнилась теплом солнца, пением птиц и каким-то неуловимым ощущением счастья. Внезапно воздух сотрясли звуки двигателей – в небе появились несколько вертолётов. Гуцулы, оторвавшись от своих дел, уставились в небо и провожали полёт «железных птиц» загипнотизированными взглядами. В то же время на ухабистой дороге появились дорогие машины. Их было не две-три, а много десятков. Это были хозяева и их свита. Они привыкли к тому, что всё живое и неживое склоняется перед ними и почтительно уступает дорогу. Но простые деревенские коровы, по всей видимости, не знали об этом. Потому, как вчера или позавчера, они спокойно ходили, где им нравится. Две из них, звеня колокольчиками, привязанными к шеям, вышли на дорогу, преграждая путь машинам. Даже дураку понятно, что сигналить в таких случаях ни в коем случае нельзя: коровы почти дикие, они могут испугаться и наделать беды. Но водитель первого автомобиля разорвал воздух резкими и пронзительными звуками сигнала. Одна из коров вздрогнула от неожиданности и, повернувшись к наглому чёрному чудовищу, бросилась на него. Машина жалобно задрожала, послышались неприятные звуки разбиваемых стёкол. Из машины выскочил человек в чёрном, на ходу извлекая из наплечной кобуры пистолет. Выстрел, второй, третий, -- и вот корова, жалобно замычав, свалилась в кювет. Такая же судьба ожидала и второе животное.

Со двора ближайшего дома выбежала женщина. Ей не было никакого дела до чинов и планов хозяев страны. Только что на её глазах была застрелена корова – едва ли не единственная кормилица семьи в условиях тотальной нищеты и безработицы. Причитая и вопя, она склонилась над телом животного и, осознавая своё бессилие, просила Всевышнего наказать виновников.

-- Поехали, -- вдруг послышался властный голос из следующей машины. – А то сейчас соберётся биомасса и начнёт вонять. А с этой разобраться и заставить заплатить за машину.

Снова заработали двигатели и кортеж продолжил путь.

 У самой вертолётной площадки уже ждали столы, украшенные изысканными яствами. Хозяина жизни, возомнившего из себя Великого князя всея Руси, встречали многочисленные слуги и подхалимы. Ступив на земную твердь, он окинул самоуверенным взглядом простор и ухмыльнулся:

-- Ну, что, пацаны? Теперь это всё – наше!

Ему поддакивали, угодливо заглядывая в глаза. Кто-то спешно поднёс бокал с шампанским. Приняв его в руки, он подошёл к камню и, прикоснувшись к его поверхности, заявил:

-- И ты тоже наш…

Но что это? Небо вдруг заволоклось чёрными тучами; молния, озарив окрестности ярким, зловещим светом, ударила в самый центр камня, и он раскололся на две части, одна из которых, подпрыгнув, покатилась на массу машин. В ту же минуту раздался устрашающий гул, вершина затряслась, опрокидывая деревья и вертолёты. Главное действующее лицо этого спектакля исчезло вместе с некоторыми приближёнными; остальные же, напуганные до полусмерти, побежали к машинам, на ходу выкрикивая приказания своим слугам:

-- Разворачивайтесь! Скорее назад!

Некоторым это удалось. И вот кортеж, потеряв пышность и надменность, медленно покатился вниз, к посёлку. Хозяева страны хотели поехать по той же дороге, но им пришлось сделать непредвиденную остановку. Всё население деревни ожидало их на перевале. Гуцулы взирали на машины мрачными взглядами, которые не обещали ничего хорошего. В руках у каждого зловеще сверкали винтовки, вилы и даже автоматы.

-- Чёрт! – вскричал водитель первой машины. – Они же нас покрошат! И далась вам та корова! Быстрее, быстрее разворачивайтесь на Верховину! Это единственный путь…

Беспорядочно скользя по краю дороги, иномарки развернулись и, надрывно жужжа двигателями, понеслись прочь, насколько позволяла ухабистая дорога.

Вдогонку прозвучали несколько выстрелов.

-- Говорил же я Хозяину, что нужно и здесь прокладывать хорошие дороги! – в сердцах воскликнул чиновник во второй машине. – А его, видите ли, задело, что гуцулы на выборах голосовали против него!..

Кое-как спустившись с горы, кортеж следовал вдоль межгорья, приближаясь к мосту через Чёрный Черемош. Снова задрожала земля. Толчки силой добрых семь-восемь баллов спровоцировали оползень. Целые груды камней и деревьев оторвались от почвы на высотах и, устремившись вниз, увлекали за собой новые и новые массы камней. Всё это с невероятным грохотом свалилось на мост, который обрушился от недопустимого веса. Река, в это время года узкая и мелкая, вдруг вздыбилась и всей массой воды налетела на берега, смывая камни, деревья, машины.

Спустя какую-то минуту стихия угомонилась. Черемош снова превратился в покорного ангца, каким ему и следует быть в эту пору, камни перестали падать, наступила мёртвая тишина. Только огромные тучи пыли постепенно рассасывались в воздухе, напоминали о происшедшем бедствии.

А с небольшой высотки, расположенной над берегом, за всем этим молчаливо наблюдал одинокий человек. Лёгкий ветерок шевелил его седые волосы, словно дразня и щекоча. Но лицо его оставалось каменным и непроницаемым…