Во времена, когда великий Рейн ещё не ведал изменений русла, вызванных строительством плотин и электростанций, а воды его были чисты и прозрачны, в нём водилось много рыбы, бобров, выдр и прочей живности. Река кормила не только жителей прибрежных деревушек, но и горожан. Никто не удивлялся карпам размером в половину человеческого роста, сомам весом в шесть пудов, форели, угрям; Всё это было доступно даже для бедняков. Однако изобилие рыбы никак не отражалось росте благосостояния не только простых людей, но и многих дворян. В городах и сёлах можно было встретить типов подозрительной наружности, многие из которых могли бы похвастаться специальными грамотами, подтверждающими наличие в них «голубой» крови. Это были виконты без виконтств, бароны без баронств и даже графы без какого-либо имущества. К числу этой братии принадлежал и двадцатипятилетний студент Герхард фон Шрёдель. В те времена быть студентом вовсе не означало, что человек учится; но Герхард, в отличие от многих собратьев по несчастью, числился в Гейдельбергском университете, которому иногда оказывал почтение, посещая лекции и сдавая экзамены.
Молодой человек обладал теми способностями, которые превозносят людей над серой массой посредственностей, благодаря чему неоднократно заслуживал похвалы профессоров. Однако посвящать своё будущее наукам он не стремился, поскольку видел, что его уважаемые учителя мало чем отличаются от нищих. Потому вместо того, чтобы убивать ночи на зубрёжку, он предпочитал коротать их в компании друзей или знаменитого доктора Фауста. Их излюбленным местечком был погребок герра Ауэрбаха, который угощал их пивом, позволял петь песни, спорить на научные темы и слушать рассказы многоуважаемого доктора. Следует заметить, что Фауст пользовался среди студентов непререкаемым авторитетом, поскольку на свете не существовало ничего такого, о чём бы он не знал. Казалось, будто сама Вселенная распахнула пред ним свои сокровенные тайны.
Как и всякая одарённая личность, доктор имел множество завистников из числа людей тёмных и посредственных. Они утверждали, будто он подружился с самим Дьяволом и продал ему свою душу в обмен на знания. Естественно, на свете не существовало такого суда, на котором досточтимый повелитель тьмы согласился бы выступить в качестве свидетеля, но многие доказывали, будто воочию видели, как великий естествоиспытатель творил чудеса. К примеру, не чудо ли иметь такую жену, как Елена? Эта златовласая женщина беззаветно любила доктора и обладала непостижимой красотой. Да, она любила его, несмотря на то, что он превосходил её по возрасту лет на тридцать, если не больше. Герхарду посчастливилось познакомиться с ней на одной из пирушек. Увидев её, он был ошеломлён, поскольку подобной красоты и грации ему не приходилось встречать нигде, хотя к своим годам он успел объездить пол-Европы. Да и как можно было оставаться равнодушным к этой женщине, если она, проникнув в сердце посредством взгляда, поселялась в нём навсегда, занимая его целиком и вытесняя всё на свете? Вместе с тем, никому из мужчин не приходило в голову посмотреть на неё с вожделением – она казалась чуть ли святой. Кое-кто из завистников придумал, будто доктор выколдовал из самой преисподней Елену Прекрасную – ту самую, которая в древние времена послужила поводом к Троянской войне. Ребёнка, рождённого ею от связи с доктором, считали самим Антихристом…
Как бы ни было, Герхарду пришлось принять участие в последней вечеринке, устроенной Фаустом у себя дома. Словно предчувствуя приближение безжалостной смерти, и стремясь оставить у друзей о себе самые приятные воспоминания, доктор вызвался исполнять желания каждого из присутствующих. Конечно, все восприняли это как шутку, потому требования были символическими. Одни просили в подарок книги, другие – чернильницы, а Герхард обратился за советом.
-- О чём ты хочешь узнать? – спросил доктор, награждая его пытливым, пристальным взглядом.
-- Герр доктор, я происхожу из дворянского рода, но остаюсь совершенно нищим. Отец перед смертью едва успел оплатить моё обучение за два года вперёд…
-- Понимаю, сын мой. Ты страдаешь из-за отсутствия состояния?
-- Ещё бы!
-- Стало быть, ты хочешь, чтобы я его подарил тебе? – улыбнулся Фауст.
-- Нет, что вы! Мне только хочется знать, разбогатею ли я когда-нибудь.
-- Захочешь – разбогатеешь. Но я бы посоветовал тебе искать любовь, а не состояние.
-- Доктор, что мне с той любви, если я беден, как церковная мышь?
-- Как, неужели ты сумел бы отказаться от любви красивой женщины? – удивился доктор, отступая на шаг. – Даже, если та женщина будет как две капли похожей на мою Елену?!
При этих словах юноша покраснел, на что собеседник покровительственно улыбнулся.
-- Дитя моё, никогда не жертвуй любовью, если таковая удостоит тебя своим вниманием. Иначе потеряешь всё.
В ту же ночь Фауст скончался. Под утро разбушевался неистовый ветер; с крыши дома, в котором жил доктор, сорвало черепицу. Впоследствии соседи наперебой доказывали, будто видели в окнах покойного адский свет и силуэт самого повелителя Мрака. Что касается Елены и ребёнка, они бесследно исчезли. Случилось это осенью 1540 года.
В те времена в Германии, Чехии и Австрии от колдунов и ведем не было отбоя. В одной лишь Праге инквизиция разоблачила более сорока школ, в которых обучали колдовству. Потому не удивительно, что после смерти доктора святая служба бросилась разыскивать друзей и соратников покойного, намереваясь навернуть их на путь истинный. Наблюдая за тем, как бесследно исчезают многие знакомые по ауэрбаховской пивнушке, Герхард предпочёл на время спрятаться в какой-нибудь глухой деревушке. Выбор пал на Дорф, расположенную на берегу Рейна, неподалёку от городка Бахараха. Поселившись в домике, отдалённом от остальных, бывший студент зажил припеваючи на те скромные средства, которые у него имелись. Съестное в этом забитом селении можно было купить за бесценок, а поскольку городской студент выглядел весьма солидно в сравнении с обыкновенными мужиками, все жители, встречаясь с ним на единственной улочке, почтительно кланялись, называя не иначе, как «господин доктор».
Зимой Герхард выходил из тёплого домика крайне редко, предпочитая посвящать время чтению или мыслям. Он не переставал думать о последних словах доктора.
Однако весна принесла с собой веселье, жизнь и надежды. Дни становились длиннее и теплее; доктор Шрёдель всё больше времени отдавал прогулкам. Иногда на пути ему встречалась карета – старая, ободранная, громоздкая, но важная, --в окошке которой можно было различить женское лицо.
-- Кто это? – спросил он у какого-то рыбака.
-- А, это наша хозяйка, -- с благоговением произнёс тот. – Если господину доктору угодно, я могу ему о неё кое-что рассказать.
-- Что ж, расскажи, -- пожал плечами Герхард.
-- Нет, герр доктор, не здесь, ибо в деревне даже деревья имеют уши. Не угодно ли будет вам проследовать ко мне?
-- Сочту за честь, -- сдержанно поклонился приезжий.
Соблюдая правила приличия, он отправился в ближайший кабак, где купил бутыль дешёвого вина и кольцо ароматной колбасы, после чего рыбак повёл его к своему дому. Впрочем, сие строение было бы правильнее назвать хибаркой – настолько оно обветшало от пронзительных ветров и бедности хозяина. Столь же ветхим и унылым казалось и внутреннее убранство единственной комнаты, состоявшее из печи, стола, скамьи и лежака; от края печи к окну была зачем-то натянута перегородка из обветшалой мешковины.
-- Там угол моей дочери, -- объяснил рыбак.
Представив, какая может быть дочь у этого человека, Герхард невольно поморщился: разве может родиться что-то красивое на мусорной куче? Ещё будучи школяром, он заметил, что у крестьян, посвятивших себя служению земле, как правило, рождаются дети некрасивые, с какими-то уродствами, словно сама земля накладывает на них свою неизгладимую печать ещё в утробе матери. От этих мыслей ему стало не по себе и он пожалел, что принял приглашение. Однако что-то ему подсказывало, что прежде, чем уйти, следует довести до конца дело, ради которого он пожертвовал своим одиночеством. При воспоминании о даме, разъезжающей в карете по болотистой дороге, в его голове начали роиться неуверенные, смутные мысли.
Наполнив вином большие кружки, хозяин залпом опрокинул одну из них и, откусив кусок колбасы беззубым ртом, произнёс:
-- Дама, которой вы интересуетесь, герр доктор, -- наша помещица, баронесса фон Дитмар.
-- Старуха, небось? – с сомнением спросил Герхард.
-- Напротив! – воскликнул рыбак, снова наполняя кружки. – Ей всего двадцать лет, она круглая сирота. До сих пор она была едва ли не самой нищей помещицей в округе, поскольку наследство родителей успешно растащили всевозможные опекуны.
-- До сих пор, ты сказал?..
-- Да… Потому что со вчерашнего дня она превратилась в завидную невесту.
-- Да? И благодаря чему, позволь узнать, произошла сия метаморфоза?
-- Дело в том, что скончался её дальний родственник, какой-то граф из Дюссельдорфа. Поговаривают, будто баронессе досталось весьма большое состояние да ещё графский титул впридачу.
С этими словами рыбак выпил, причмокнул от удовольствия и принялся за колбасу. Что касается гостя, его мысли начали приобретать осязаемые формы, вызвав некоторое волнение.
-- И как зовут досточтимую наследницу? – поинтересовался он.
-- Гертруда.
-- Значит, Гертруда фон Дитмар?
-- Ага… Фон Дитмар, а по дядьке ещё и Шлиффенберг. Да, графиня фон Шлиффенберг…
В этот момент скрипнула дверь и… На миг Герхард оторопел, ибо ему показалось, будто само солнышко пожаловало в эту жалкую лачугу. На пороге стояла девушка неземной красоты и большими, выразительными голубыми глазами созерцала эту сцену. Её длинные золотистые локоны поблёскивали от солнечных лучей, проникавших в домик сквозь окна. Плечи, грудь, фигурка – всё это было достойно внимания самых лучших скульпторов.
-- Елена Прекрасная? – побледнев, пролепетал Герхард, невольно вставая.
Девушка засмеялась. У неё была улыбка особенная, как ни у кого другого. Создавалось впечатление, будто внезапно расцветают сотни цветов, а в смехе чего только не было: и журчание весеннего ручейка, и трели соловья на рассвете, и загадочные песни морей. От этого смеха и взгляда девушки юноша совершенно потерял голову.
-- Это не Елена, а моя дочь Лорелея, -- сказал рыбак. – Но я вполне согласен с вами, господин доктор, в одном: она действительно прекрасна.
Шрёдель не помнил, как в тот вечер добрался домой. Он чувствовал себя, как пьяный. Только голова кружилась вовсе не от вина, а от любви – скоропостижной и всесокрушающей.
-- Так вот, что означали слова доктора Фауста! – бормотал он под нос. – Да ещё и смотрел хитрым, испытующим взглядом… Ай да старый пройдоха!..
Запершись в доме, он долго ходил взад-вперёд, пытаясь осмыслить происшедшее, но в мыслях вертелось только одно-единственное имя – Лорелея. Открывая или закрывая глаза, он мог видеть перед собой лишь её образ – настолько милый сердцу, что хотелось прыгать, летать, кричать от счастья и… плакать… Это была любовь – великая, непобедимая, долгожданная.
-- Только одного не пойму, -- спрашивал себя молодой человек. – Откуда доктор мог знать, что эта девушка будет в точности похожей на его Елену?..
Он не выдержал и на следующее утро отправился к ней. Лорелея была одна, поскольку отец отправился ловить рыбу. О чём они разговаривали, сколько времени неотрывно смотрели друг другу в глаза, что обещали? С того дня они начали встречаться: то Герхард приходил к ней, то она, улучив часок-другой, прячась от любопытных взглядов соседей, наведывалась к нему. Он и думать позабыл, что у девушки нет за душой ни гроша, а она… Она видела в нём бога и повелителя своей жизни, ей не было никакого дела до того, что он – недоучка и лентяй. Её неискушённое и честное сердечко любила той святой любовью, которая дарится судьбой всего раз в жизни, да и то далеко не каждому человеку. Эта любовь не ставит условий, не назначает сроков; посреди зимы она способна растопить льды, сокрушить всевозможные преграды, пробудить к жизни фиалки, перевернуть полмира и наполнить его диким, первобытным, сказочным счастьем.
… Над землёй раскрыл объятия нежный июльский вечер, когда Лорелея, застенчиво опустив взор, произнесла припухшими от поцелуев розовыми устами:
-- Герхард, я… У нас будет ребёнок…
-- Как?! - -вскричал он от радости, прижимая любимую к сердцу. – Ребёнок? Господи, какое же это счастье!.. Нам нужно немедленно обвенчаться. Я застра же договорюсь со священником.
Она отвечала на его слова теми ласками, которым её научила матушка-природа, ведь всё её существо было исполнено счастьем.
Возвратившись под родительский кров, женщина ощутила внезапную тревогу. Обыкновенно отец после утреннего лова отвозил добычу старшине. Тот отбирает самую лучшую рыбу для продажи, платит за неё скудные гроши и отправляет отца домой. Так что к обеду он уже возвращается. Попрощавшись с любимым, Лорелея беспокоилась о том, что уже глубокая ночь и папа, несомненно, будет ворчать за её позднее возвращение. Но его не было дома! Иногда рыбакам приходилось отправляться на вечерний лов, но к полуночи и эта работа завершается.
Между тем, со двора донеслись первые крики петухов. Не на шутку встревоженная девушка вышла из дома. Восточная часть небосвода посерела, предвещая скорый рассвет…
По мере приближения к своему дому Герхард чувствовал, как благодушное настроение покидает его, уступая место раздражению. Теперь ему суждено стать отцом семейства. Хорошо это или плохо? Почему этот вопрос возник в его голове именно сейчас? Он ведь так любит свою златовласую нимфу, что готов ради неё на всё.
Готов ли? И действительно ли на всё?..
Ребёнок… Беременность… Опьянённый любовной эйфорией, он и помышлять забыл о том, что когда-то придётся жениться. А сейчас это уже необходимо, потому что церковь и людская молва станут преследовать Лорелею. И отец… Неизвестно, как ко всему отнесётся старый рыбак.
Войдя в дом, Герхард заметил при свете свечи какой-то белый предмет на письменном столе. Это было письмо, подписанное… баронессой Дитмар.
-- С какой радости? – удивился он, ощущая непонятное сердцебиение.
Это было приглашение на бал, который молодая хозяйка поместья устраивает в честь своего дня рождения. Естественно, среди гостей будут «лучшие люди» -- священник, градоначальник, окрестные дворяне. Зачем к этой компании примешивать какого-то ничтожного студента? Да и откуда баронесса узнала о его существовании? К тому же, он ей не представлен…
Итак, завтра… Нет, уже сегодня, ровно в шесть часов вечера она будет его ждать. А это означает, что ему следует приодеться для сего случая, ради чего следует съездить в Бахарах – городишко невзрачный, но в нём, как и во всяком другом городе, должны существовать скупщики платья. Новый костюм нищий студент заказать не может, но приобрести подержанную одежду ему вполне по карману.
Поднявшись ни свет, ни заря, Герхард направил стопы к городу. В тот момент, когда он миновал столп, отмечавший конец деревни, в дверь его домика постучалась Лорелея. Ей был необходим чей-то совет, чья-то поддержка – ведь только что ей сообщили, что накануне вечером лодку отца отнесло к водовороту, который поглотил его безвозвратно. Поскольку на стук никто не отвечал, девушка обратилась к ближайшим соседям. Однако те ничего не могли сказать, поскольку сами не видели «герра доктора».
(прод. следует)
