Я сидела в самолете уставшая до нельзя. Но это была приятная усталость, блаженная усталость. Я застегнула ремень безопасности, закрыла глаза и погрузилась в воспоминания.

Это был чудесный отпуск, можно даже сказать идеальный. Хотя не все пошло по плану, не все было, как хотелось. Подкачала погода: не было и дня без дождя. Иногда он заставал нас на улице и даже негде было спрятаться. Мы промокали до нитки, а потом снова расходились тучи и выходило солнце. И ведь что интересно: именно в такие моменты ты вдруг понимаешь, что только тогда начинаешь что-то ценить, когда теряешь. Если солнце светит каждый день, то оно начинает утомлять и раздражать, и ты ждешь дождя как благословения. А когда сутками идет дождь, когда от серого неба и черных туч мир становится мрачнее и унылее, ты обращаешь свой взор к небу и молишь его о солнце, о тепле. И солнце выходит, и ты – счастлив, и мир приобретает другие краски. Он становится ярче и интересней.

И не имеет значения, где ты находишься, иногда даже не важно с кем. Важно, что ты видишь, как смотришь на этот мир, с каким настроением ты открываешь утром глаза и какой взгляд ты даришь людям, встречающимся тебе на твоем пути. И если на губах у тебя улыбка, если в глазах радость и заинтересованность, то и мир открывается тебе навстречу. И неважно, какое время года. Будь то зима с ее невинностью белоснежного снега, или осень с буйством красок, или весна с нежностью первой зелени и ароматом первых цветов, или лето с голубизной моря и жарким солнцем, дарящим всем тепло и ласку… Главное – видеть, какое время года. Видеть, как прекрасен этот мир, как он переменчив, как многогранен, как много в нем скрыто интересного, чарующего, магического. Но как нелегко подчас понять этот фокус, как нелегко поверить в чудо, поверить в магию. Но она есть. Она в тепле солнца, в прохладе воды, в улыбке любимого, в объятии, в первом прикосновении, в сплетении тел, в поиске наслаждения, в экстазе любви...

И каждый раз та поражаешься тому, как совершенна природа, сколько смысла во всем, даже если понять его часто не в наших силах. Но он есть. И надо верить в лучшее и в то, что все исполнено смысла, высшего смысла. Все, что случается – неслучайно. Все имеет смысл, и, как только ты понимаешь это, жизнь меняется. И не надо ждать, что потом будет лучше. Лучше – сейчас, а потом снова будет лучше, но уже по-другому. А потому наслаждение жизнью не надо откладывать на потом. Тут кстати действует тоже правило, что и везде. Чем больше учишься, тем больше знаешь. Чем быстрее ты научишься быть счастливым, тем легче тебе будет ощущать счастье все чаще и чаще, все интенсивнее. Чем больше ты будешь отдаваться во власть чувств и ощущений, тем более ты будешь ощущать наслаждение. И каждый раз, дойдя до предела, будешь рождаться заново и открывать глаза со счастливой улыбкой.

Я сидела в самолете и в голове моей мелькали моменты отпуска, и я переживала их снова и снова, хотя уже и была одна. Первая чашка кофе с круассаном по прибытии в Берлин, великолепный концерт, бесконечные прогулки, поцелуй под дождем, закат на скамейке под липой, слепой дождь на мосту в обрамлении средневекового города, ветер, развевающий волосы на катамаране в Северном море, крик чайки на острове, жалующейся мне на жизнь, завтрак на балконе с буржуйским ананасом, шоколадное мороженое с ликером в постели, потные уставшие тела, моя рука в его руке, небольшое кафе в центре Гамбурга, где под солнечную музыку за двумя чашками кофе мы пережидаем дождь… И его глаза, смотрящие в мои, и я – счастлива…

Момента абсолютного счастья, моменты наслаждения, моменты любви, моменты боли и блаженства, моменты восторга и радости- все это мой отпуск, все это моя жизнь.

Из недр моей души стремительно разлетаются птицы ярко алого цвета. Они улетают в теплые края. Ну и живите там, и гнездитесь, плодитесь. Оставайтесь! Что же вы каждую весну возвращаетесь? Дождь смыл тебя, как тяжкий грех, с моей души и наступила прохлада. Осень – библиотека наших грез. Они сгорают с опавшей листвою, и я вдыхаю запах дыма, и в глазах моих отражаются деревья, в их трогательной и беззащитной наготе, не соблазняющей, а напротив – успокаивающей. Никогда и ни перед кем не стоит так оголять свою душу. А я не смогла иначе. И не сломят меня морозы. И укроет снег нагие ветви. И все бы путем, но придет ведь новая весна.

Я вынимаю наушники из ушей, и меня пронизывает безмолвие увядающего сада.

Наушники, красный и синий, липнут друг к другу головушками, будто целуются. Словно – это мы с тобою. У них любовь. А у меня плохое магнитное притяжение. Ты и забыл, что и во мне когда – то звучала музыка. Я иду под бледным небом и только остались в голове строчки из попавшейся песни Ирины Билык: «Чи я зможу тепер позабути, що є кохання.

Часть осенняя.

Посвящение прекрасной незнакомке... (всгрустнулось ненароком вдруг)

(а и в самом деле, кому?...)  Алё?, не нашёл кому...

(самые честные фото - черно-белые)

Всю ночь не спал,                       ну что мне делать ? Букет к ногам ?                       Но он не первый,- цветы увянут,                        лишний раз                                  напоминая, что все бренно,                        и выставляя напоказ слегка натянутые чувства,                     мечты несбыточные,                                                боль. Боль встреч,                    переплетенья пальцев,                               прикосновения ресниц ... Но и ресницы выпадают,                       не успевая выполнять желаний наших                        и мечтаний... И, видимо,                нам не понять той мимолетности блаженства, Лишь только                       если потерять ... И вот тогда,               когда не сможешь зубами впиться                        в локоть свой, Когда тебе                  никто                            не звонит, а если звонит,-                         то                           чужой. Тогда лишь,                  в гулкой                                 пустоте, в слепящем,                беспробудном мраке Я затоскую                   по тебе и грусть не будет                           уж фальшивой. Пусть             стыдно будет и противно, Что всё             могло бы быть                                    иначе... Но счастье-                  обитает в прошлом - оттуда щеки жжёт                       и плачет почти фальшивою слезой... И,         просыпаясь среди ночи, Себя           бессмысленно терзаешь. А что терзать?!                   Лишь сердце мучать.. Быть может,                      счастие и в том, Что           можно                       посидеть вдвоем, в твои глаза                 смотреть                                украдкой, Твой голос слышать...                               Что ещё?! ---

  Вечерняя прохлада тихо сменяет дневную жару. Солнце красным как кровь диском медленно, словно нехотя, ползет за вершину горы, что выросла здесь в древние времена. Вокруг воцарилась сплошная тишина. Словно разъяренный демон смерти прошел по этой земле, не оставляя ничего живого. Только ветер грустно и тоскливо стонет время от времени. А земля уже устала издавать эти горькие и грустные звуки. У нее не осталось больше сил на это. Она страдает и плачет, ведь на ней растянулся праздник смерти – залитое кровью поле битвы. Здесь, еще полчаса назад дрались два еще выживших самурая. Но один из них уже лежит, обнимает землю и целует ее своими мертвыми губами. Каждый, кто увидит эту картину, наверное сойдет с ума от вида красной земли и сотней человеческих тел.   Но там, чуть выше, на холме слегка заметно шевелится силуэт. Это тот самый самурай. Единственный человек, что выжил в битве. Хотя и на представителя человеческой расы он мало чем похож. Скорее это тень, которая бродит этим полем в поисках своего хозяина. И вот он уже на вершине холма медленно подходит к мирно растущему дереву. Воин подходит к нему, останавливается и смотрит, как солнце прячется, словно не хочет видеть не его, не «результат» сражения. Самурай посмотрел на свой меч. Цвет оружия стал необычным – странная помесь стали, крови и плоти. Рука медленно опустилась и разжала пальцы. Меч с глухим звуком упал на землю. Он устал от битвы, устал впиваться во вражеское тело. Теперь он непривычно мирно и спокойно лежит на траве. Самурай подошел к дереву и присел возле него. Он посмотрел на свои руки. Они были малинового цвета и липкими. Потом он осмотрел себя. О ужас! Так он весь такого цвета. Малиновая жидкость была везде: на доспехах, на одежде, и даже по всему телу. Самурай на мгновение подумал, что пришло и его время увидеться с предками. Но эта кровь была не его. Только сейчас он осознал, что битва окончена и он – единственный, кто еще дышит. Нет. Этот воин не победитель. На этом поле нет победителей, только ветер да земля, которым от увиденного болит душа.   Сидя под деревом, самурай постепенно понимает, что он – ронин. Нет, ронин не потому, что он потерял своего хозяина. Он ронин совсем в другом смысле. Там, внизу среди травы, прогибающейся от злости ветра, лежат его товарищи и друзья. Он знал их еще с детства, они вместе учились искусству войны. Но потерял их. Он потерял всех: командира, хозяина, сослуживцев, а самое главное – своих самых близких людей. Похоже, судьба решила посмеяться над ним, оставив его в живых. Но как так! Он должен лежать там, среди товарищей, а его дух – сопровождать их в царство мертвых. Но вот он, сидит, дышит, видит, чувствует… От этого у самурая впервые в его жизни по щеке потекла слеза. Почему…?! Почему вышло именно так?!   Дальнейшее существование не имеет смысла. И это можно исправить. Самурай встал, поднял меч и снова присел под деревом. Он приложил меч к животу режущей кромкой и посмотрел в бесконечную даль горизонта, глубоко вдохнул и… остановился. Нет! А кто расскажет, как дрались его товарищи, как бесстрашно они отдали свои жизни, защищая не себя, а ту землю, на которой они лежат, и всех своих родных, жен, детей, свою честь… А ведь их всех еще надо похоронить, чтобы их духи упокоились с миром. И рука самурая медленно отвела меч в сторону и положила эту несущую смерть сталь в ножны. Уже из обоих глаз потекли искренние слезы. Смешавшись с кровью, они, словно два маленькие малиновые рубины, покатились по лицу вниз и упали на и без того красную землю.   Самурай медленно встал и развернулся в сторону дороги, ведущей в его деревню. Он сделал шаг, потом второй и пошел. Ноги с трудом отрывались от пахнущей смертью земли, тело как будто налилось свинцом, было трудно дышать, а внутри образовалась черная холодная пустота. Все это не от усталости. Самурай несет тяжелое бремя – очень плохие вести сотням жен, детям, родителям и друзьям тех, кто лежит повсюду вокруг него. Самурай придет и скажет, что все они больше не увидят своих родных, не услышат их голоса, не выпьют с ними по чашке чая. Все, что родные смогут сделать – это предать их тела страдающей земле; последняя дань тем, кого они так любили и уважали. От этих мыслей самураю становилось все хуже. Он все думал о том, как посмотреть всем этим родственникам и друзья в глаза и сказать, что все их близкие лежат на этом поле, а на нем даже царапины нет!   Самурай постепенно вышел на дорогу. Он обернулся и посмотрел на поле. Оно показалось очень мрачным и проклятым местом. А ночь уже наступала. В небе начали появляться первые звезды. Такое впечатление, что небо, увидев окровавленную землю, от скорби начало плакать. Темнота, словно черная и легкая ткань, медленно стала окутывать все вокруг. Самурай развернулся и пошел по дороге в деревню. Его тело постепенно стало превращаться в темную тень во тьме. Тень с каждой минутой отдалялась все дальше, пока не исчезла в полуночном мраке. Повсюду все еще царила непривычная тишина. Все и вся скорбило за погибшими воинами. Даже холодная и темная ночь.

В нем абсолютно ничего не было … Она смотрела на него и не могла понять, что в нем такого, что так ее цепляло… обычная внешность, ничем особым невыдающаяся.. но когда она долго не могла уснуть, именно это лицо стояло перед ней «святым образом». Только вел он себя с нею как – будто он был как минимум Ален Делон. Как-то даже предвзято, слишком уж уверенно. Она редко такое отношение прощала мужчинам.. Ругая себя, что поддалась странному обаянию, постоянно убеждая себя, что этот человек из тех, кто не глядя губит и разрушает ее… тем самым заставляя себя вырваться из плена этого лжеобаяния.