хочу сюди!
 

Алиса

41 рік, діва, познайомиться з хлопцем у віці 32-52 років

Замітки з міткою «литература»

Страничные войны или реальная сущность религий

Слишком часто мне приходится обращаться к этой главе, так что решила ее вынести отдельно, в блог.

Глава "Десять" из книги Р.Баха "Единственная"
http://lib.ru/RBACH/one.txt

Мы остановились на лужайке. Впечатление было такое, словно кто-то налил целое озеро изумрудной травы в чашу из гор. Пурпурные облака укутали догорающий закат.
Швейцария, - тут же подумал я, - мы приземлились на открытке со швейцарским пейзажем. Внизу, в долине, среди деревьев были разбросаны домики с остроугольными крышами, высился купол церквушки. По сельской дороге катила телега, но ее тянул не трактор и не лошадь, а животное, похожее на быка.

Поблизости не было ни души, а на лугу - ни тропинки, ни козьего следа. Только озеро травы, кое-где усыпанное полевыми цветами, в полукольце скалистых гор, увенчанных снежными шапками.

- Как ты думаешь, почему... - сказал я. - Где это мы?
- Во Франции, - ответила, не задумываясь Лесли, и прежде, чем я успел поинтересоваться, откуда она это знает, она, затаив дыхание, прошептала: - Смотри!

Она указала на расщелину в скале, где у небольшого костра стоял на коленях старик в грубом полотняном коричневом одеянии. Он занимался сваркой. Скалу позади него озаряли яркие белые и желтые вспышки.

- Что здесь делает сварщик? - недоуменно спросил я. Лесли пригляделась внимательнее.
- Это не сварка, - сказала она так, словно эта сцена не происходила у нее перед глазами, а всплывала в памяти. - Он молится.

Она направилась к старику, я последовал за ней, решив пока не вмешиваться. Может быть, моя жена увидела себя в этом отшельнике так же, как я увидел себя в Аттиле?

Мы подошли ближе и убедились, что никакого сварочного аппарата там действительно нет. Ни звука, ни дыма, вместо этого в метре от старика поднимался от земли яркий пульсирующий столб солнечного света.

-... и в мир отдашь ты то, что было тебе передано, - услышали мы мягкий голос, доносящийся из света. - Отдашь тем, кто жаждет узнать истину о том, откуда мы приходим сюда, смысл нашего существования и тот путь, который ведет в наш вечный
дом.

Мы остановились в нескольких шагах позади него, пораженные увиденным. Однажды я уже видел этот яркий свет много лет назад. Тогда я был совершенно поражен, случайно взглянув на то, что до сегодняшнего дня я зову Любовью. И теперь мы смотрели на тот же самый свет, и по сравнению с ним мир вокруг казался призрачным, погруженным в сумерки.

В следующее мгновение свет исчез, а на том месте, из которого он исходил, остался лежать ворох золотистых страниц, исписанных исключительно ровным и красивым почерком.

Старик все еще стоял на коленях с закрытыми глазами, не догадываясь о нашем присутствии.

Лесли ступила вперед и подняла с земли сияющий манускрипт. В этом загадочном месте ее рука не прошла сквозь страницы.

Мы ожидали увидеть руны или иероглифы, но обнаружили английский текст. Разумеется, - подумал я, - старик прочтет это по-французски, а перс - на языке фарси. Так и должно быть со всяким откровением - язык не имеет значения, важно восприятие идей.

Вы - существа света, - начали читать мы. - Из света вы пришли, в свет вам, суждено вернуться, и на каждом шагу вас окружает свет вашего безграничного бытия. Лесли перевернула страницу.

По своей воле оказались вы в мире, который создали для себя сами. Что держите в сердце своем, то и исполнится, чем больше всего восхищаетесь, тем и станете.

Не бойтесь и не поддавайтесь смятению, увидев призраков тьмы, личину зла и пустые покровы смерти, поскольку вы сами выбрали их, чтобы испытать себя. Все это - камни, на которых оттачивается острие вашего духа. Знайте, что вас повсюду окружает реальность мира любви, и в каждый момент у вас есть силы, чтобы преобразить свой мир в соответствии с тем, чему вы
научились.


Страниц было очень много, сотни. Мы листали их, охваченные благоговением.

Вы - это жизнь, создающая формы. И погибнуть от меча или от старости вы можете не более, чем умереть на пороге двери, проходя из одной комнаты в другую. Каждая комната дарит вам свое слово - вам его сказать, каждый переход - свою песню, вам ее спеть.


Лесли посмотрела на меня, глаза ее сияли. Если это писание так тронуло нас, людей двадцатого века, - подумал я, - то какое впечатление оно должно произвести на живущих... в каком же это?.. двенадцатом!

Мы сноба принялись читать манускрипт. В нем не было ни слова о ритуалах, поклонении, никаких призывов обрушить огонь и разорение на головы врагов, не было упоминания о каре за неверие, не было жестоких богов Аттилы. Там не упоминалось о храмах, священниках, раввинах, братствах, хорах, рясах и священных праздниках. Эта рукопись была написана для полного любви существа, живущего у нас внутри, и только для него. Стоит лишь выпустить эти идеи в мир, - подумал я, - дать людям этот ключ к осознанию власти над воображаемым миром, к раскрытию силы любви, как исчезнет всякий ужас. И тогда мир сможет обойтись без Темных Веков в своей истории!

Наконец старик открыл глаза, увидел нас, и поднялся, ничуть не испугавшись, словно рукопись была его сутью. Он скользнул по мне взглядом, задержал его на Лесли.

- Я - Жан-Поль Ле Клерк, - представился он. - А вы - ангелы.

Прежде, чем мы оправились от изумления, он радостно рассмеялся. - А вы заметили, - поинтересовался он. - Свет?

- Это было вдохновение! - сказала моя жена, вручая ему золотистые страницы.

- Воистину, вдохновение. - Он поклонился так, словно помнил ее, и она, как минимум, была ангелом. - Эти слова - ключ к истине для тех, кто их прочтет, они подарят жизнь каждому, кто их услышит. Когда я был маленьким ребенком, мне было обещано Светом, что эти страницы попадут ко мне в руки в тот вечер, когда явитесь вы. Теперь, когда я стал стар, наступил это вечер - вот вы, вот и они.

- Они изменят этот мир, - сказал я. Он как-то странно посмотрел на меня. - Нет.

- Но ведь они были даны тебе...

-... в испытание, - закончил он.

- Испытание?

- Я много путешествовал, - сказал он. - Я изучил писания сотен верований, от Китая до земель северных викингов. И, несмотря на все свои изыскания, я научился вот чему. Каждая из великих религий уходит своими корнями в свет. Но лишь сердце может сохранить свет. Писания этого сделать не могут.

- Но у тебя в руках... - начал я. - Ты должен прочесть. Это великолепно!

- В моих руках бумага, - сказал старец. - Если отдать эти слова в мир, их поймут и оценят те, кто уже знает истину. Но прежде чем это сделать, нам придется дать им название. А это их погубит.

- Разве дать имя чему-то прекрасному - значит погубить его?

Он удивленно посмотрел на меня. - В том, чтобы дать имя какой-либо вещи, нет ничего плохого. Но дать имя этим идеям - означает создать религию. - Почему? Он улыбнулся и вручил мне манускрипт.

- Я отдаю эти страницы тебе,... ?

- Ричард, - сказал я.

- Я отдаю эти страницы, пришедшие прямо из Света Любви, тебе, Ричард. Желаешь ли ты, в свою очередь, подарить их миру, людям, жаждущим узнать, что в них написано, тем, кому не выпала честь быть на этом месте, когда явился сей дар? Или ты хочешь
оставить эту рукопись лично для себя?

- Конечно, я хочу отдать их в мир!

- А как ты назовешь свой дар? Интересно, куда это он клонит, подумал я. - Какая разница?

- Если ты не дашь ему название, это сделают другие. Они назовут их Книгой Ричарда.

- Ага, я понял. Ладно, тогда я назову это... ну хотя бы просто Страницы.

- Будешь ли ты оберегать Страницы? Или позволишь другим править их, изменять то, что им непонятно, выбрасывать то, что им не понравится?

- Нет! Никаких изменений. Они появились из самого Света. Какие могут быть изменения!

- Ты уверен? Ни единой строчки? Даже из самых благих побуждений? "Многие этого не поймут?", "Это их обидит?", "Здесь непонятно изложено?"

- Никаких изменений!

Он изогнул брови вопросительной дугой. - А кто ты такой, чтобы так на этом настаивать?

- Я был здесь, когда они явились, - не унимался я. - Я сам видел, как они были даны миру.

- Итак, - продолжил он, - ты станешь Хранителем Страниц?

- Не обязательно я. Пусть будет любой другой, кто пообещает следить, чтобы не было никаких изменений.

- Но все-таки нужно, чтобы кто-то стал Хранителем Страниц?

- Да, я думаю, нужно.

- Так появятся служители Страниц. Те, кто всю свою жизнь посвятят защите некоего образа мысли, сделаются служителями этою образа. Но любой новый образ мысли, любой новый порядок означает изменение. А когда появляются изменения, наступает
конец тому миру, который есть сейчас.

- Эти страницы не несут никакой угрозы, - не сдавался я. - Они несут любовь и свободу!

- А любовь и свобода - конец страху и рабству.

- Разумеется! - горячо воскликнул я. Куда же он всетаки клонит? Почему Лесли стоит молча? Разве она не согласна, что...

- Как ты думаешь, тем, кто наживается на страхе и рабстве, - продолжил Ле Клерк, - принесет ли им счастье то, что написано на этих Страницах?

- Скорее всего, нет. Но не можем же мы допустить, чтобы этот... свет... был утрачен!

- Обещаешь ли ты защищать этот свет? - спросил он.

- Конечно!

- А другие последователи Страниц, твои друзья, они тоже станут его защищать?

-Да.

- А если поборники страха и рабства убедят власти этих земель, что ты опасен, если они придут к тебе в дом с мечами, как тогда ты защитишь Страницы?

- Я убегу вместе с ними!

- А если за тобой снарядят погоню, настигнут, загонят в угол?

- Если нужно будет сражаться, я буду сражаться, - ответил я. - Есть принципы более важные, чем даже жизнь. За некоторые идеи стоит умереть.

Старик вздохнул. - Так начнутся Страничные Войны, - сказал он. - В дело пойдут кольчуги, мечи, щиты, стяги, на улицах появятся лошади, огонь, кровь. Это будут немалые войны. Тысячи истинно верующих присоединятся к тебе, Десятки тысяч ловких, сильных, находчивых. Но принципы, провозглашенные в Страницах, бросают вызов правителям всех тех государств, где власть держится на страхе и невежестве. Десятки тысяч встанут на борьбу с тобой.

Наконец, до меня понемногу начало доходить то, что пытался сказать мне Ле Клерк.

- Чтобы вас узнавали, - продолжал он, - чтобы могли отличить от других, вам понадобится символ. Какой символ ты выберешь? Какой знак изобразишь на своих стягах?

Мое сердце застонало под тяжестью его слов, но я продолжал сопротивляться.

- Символ света, - сказал я, - знак огня.

- Я будет так, - сказал он, читая еще не написанные страницы этой истории. - Знак Огня встретится со Знаком Креста в битве на полях Франции, и Огонь одержит славную победу. Первые города Креста будут сожжены твоим священным огнем. Но Крест объединится с Полумесяцем, и их армии вторгнутся в твои владения с юга, востока и севера; сто тысяч человек против твоих восьмидесяти. "Стой", - хотел сказать я. Я знал, что будет дальше. И за каждого воина Креста, за каждого солдата Полумесяца, которых ты убьешь, защищая свой дар, сотни проклянут твое имя. Их отцы, матери, жены, дети и друзья возненавидят Страничников и проклятые Страницы, которые погубили их возлюбленных. А все Страничники станут презирать всех христиан и проклятый Крест, каждого мусульманина и проклятый Полумесяц, за смерть их родных Страничников.

- Нет! - воскликнул я. Каждое его слово было чистой правдой.

- И во время этих Войн появятся алтари, вознесутся шпили соборов и храмов, чтобы увековечить священные Страницы. А те, кто искал нового знания и духовного роста, вместо них получат новые предрассудки и новые ограничения: колокола и символы, правила и песнопения, церемонии и молитвы, одеяния, благовония и подношения золота. Сердце Страницизма вместо любви наполнит золото. Золото, чтобы сооружать все больше храмов, золото,
чтобы купить на него мечи, которыми потом обращать неверующих, спасая их души.

- А когда ты умрешь. Первый Хранитель Страниц, понадобится золото, чтобы запечатлеть твой лик. Появятся величественные статуи, огромные фрески, полотна, своим бессмертным искусством превозносящие эту сцену. Вообрази огромный гобелен: здесь Свет, здесь Страницы, там, в небе, распахнулись ворота в Рай. Вот преклонил колени Ричард Великий в сияющих доспехах; а вот прекрасный Ангел Мудрости - держит в своих руках Священные
Страницы; рядом с ней старый Ле Клерк у своего скромного костра в горах, свидетель этого чуда. Нет! - воскликнул я мысленно, - это невозможно! Но это было не только возможно, это было просто неизбежно.

- Отдай эти страницы в мир, и возникнет еще одна религия, новое духовенство, снова будут Мы и будут Они, настроенные друг против друга. За сотню лет миллионы погибнут за эти слова, которые мы держим в руках; за тысячи лет - десятки миллионов. И все из-за этой бумаги.


В его голосе не было даже намека на горечь, сарказм или усталость. Жан-Поль Ле Клерк был исполнен знания, которое он получил в своей жизни, спокойно принимая то, что он в ней нашел. Лесли поежилась.

- Дать тебе мою куртку? - спросил я.

- Спасибо, Буки, - ответила она, - я не замерзла.

- Холодно? - спросил Ле Клерк. Он нагнулся, достал из костра горящую веточку, поднес ее к золотистым страницам. - Это тебя согреет.

- Нет! - Я отдернул ворох страниц. - Сжечь истину?

- Истину невозможно сжечь. Истина ждет любого, кто пожелает ее найти, - сказал он. - Сгореть могут лишь эти страницы. Выбирайте, желаете ли вы, чтобы Страницизм стал еще одной религией в этом мире? - Он улыбнулся. - Церковь объявит вас святыми...

Я в ужасе посмотрел на Лесли и прочел в ее глазах то же выражение.

Она взяла веточку из его рук, коснулась краев манускрипта. В моих руках распустился солнечно-огненный цветок, я опустил его, и на землю упали догорающие лепестки. Еще мгновение - и снова стало темно.

Старец облегченно вздохнул. - Благословенный вечер! - сказал он. - Не часто нам выпадает шанс уберечь мир от новой религии!

Затем он, улыбаясь, посмотрел на мою жену и спросил с надеждой. - А мы спасли его?

Она улыбнулась в ответ. - Спасли. В нашей истории, Жан-Поль Ле Клерк, нет ни слова о Страничниках и их войнах.

Они нежным взглядом попрощались друг с другом, скептик и скептик, полный любви. Затем старик слегка поклонился нам обоим, повернулся и пошел прочь, в горы, под покров темноты.

Охваченные огнем страницы все еще догорали у меня в сознании, вдохновение обращалось в пепел.

- Но как же те, кому нужно то, что говорилось на этих страницах, - обратился я к Лесли. - Как же они... как мы узнаем все, что там было написано?

- Он прав, - ответила она, провожая взглядом фигурку старца, - тот, кто хочет света и истины, сможет найти их сам.

- Я не уверен. Иногда нам нужен учитель. Она обернулась ко мне. - Попробуй вообразить, что ты искренне, страстно желаешь узнать, кто ты, откуда пришел и почему ты здесь оказался. Представь, что тебе не будет покоя, пока ты этого не узнаешь.

Я кивнул и вообразил, как я не покладая рук прочесываю в поисках знания библиотеки, ищу книги, изучаю рукописи, посещаю лекции и семинары, веду дневники, куда записываю свои надежды, размышления, интуитивные прозрения, пришедшие во время
медитаций на горных вершинах, изучаю свои сны, ищу подсказку в случайных совпадениях, беседую с различными людьми - словом, делаю все то, что мы делаем, когда самым главным в нашей жизни становится познание.

- Представил.

- А теперь, - продолжала она, - можешь ли ты вообразить, что не найдешь того, что искал?

Вот это да! - подумал я, - как этой женщине удается открывать мне глаза!

Я поклонился в ответ. - Моя Леди Ле Клерк, Принцесса Знания.

Она присела в медленном реверансе. - Мой Лорд Ричард, Принц Огня.

Мы стояли рядом, нас окружала тишина и чистый горный воздух. Я обнял ее, и звезды, спустившись с небосвода, окружили нас. Мы стали одним целым со звездами, с Ле Клерком, с рукописью и полнящей ее любовью, с Пай, Тинк, Аткиным и Аттилой, со всем что есть, что когда-либо было или еще будет.
Одним. Единым.

Властелин колец глазами Мордора

Сама книга называется «Последний кольценосец» афтар некто Кирилл Еськов. Скажу сразу, что она будет интересна в основном любителям Толкиена. Но если вы не читали книгу Толкиена а смотрели только фильм, она тоже вас позабавит.
    Есть такой жанр – апокриф. Это когда берется известное произведение и на его основе пишется другое часто с противоположным смыслом. Это именно из таких.
   Забавность этого произведения в том, что оно описывает всем известную историю войны с Мордором со стороны побежденных. А именно орков Мордора. Представьте себе, что «Властелин колец» это легенда сочиненная победителями, в которой победители это все герои, а побежденные это, несомненно, грязные негодяи орки. Так вот здесь как бы наоборот. Практически не уделяется внимания самому кольцу и хоббитам, которых автар называет просто «широкими друзьями». Речь идет в основном о войне техногенной цивилизации Мордора со всем остальным миром. А войну эту разжигают Маги страшащиеся конкуренции со стороны «умных» не по годам орков. Которые кстати и не чудовища вовсе, а обычные люди.
   Если «Властелин колец» это в каком то смысле детская литература, где есть только черное и белое – плохие и хорошие, то «Последний кольценосец» это в некотором смысле не детская книжка. Здесь нет однозначно плохих и хороших, как и жизненные ситуации более близки к действительности и к тому, какими они могли бы быть на самом деле. Например, Арвен никогда не давала Арагорну, считая его низким смертным, а он в свою очередь является жестоким авантюристом, не останавливающимся ни перед чем, но и не излишне кровожадный. Это книга, где эльфы жестоки, а тролли добродушны.
   Кроме того, она написана с юмором, и будет интересна не столько магией, сколько политическими и шпионскими интригами. Приятного прочтения. Нарыть можно и на lib.ru

Голос...

Это цитата из книги. Подарок для   - krik Гранит-М -rose

Может и еще кому то...

"...Я сделаю голос, подобный всем векам и туманам,какие когда либо были;он будет как пустая постель с тобой рядом ночь напролет, как безлюдный дом, когда отворяешь дверь, как голые осенние деревья. Голос, подобный птицам, что улетают крича, на юг, подобный ноябрьскому ветру и прибою у мрачных, угрюмых берегов. Я сделаю голос такой  одинокий, что его нельзя не услышать, и всякий, кто его услышит, будет рыдать в душе, и очаги покажутся еще жарче, и люди в далеких городах скажут: "Хорошо, что мы дома". Я сотворю голос и механизм, и нарекут его Ревуном, и всякий, кто его услышит, постигнет тоску вечности и краткость жизни."

-------------------------------------------------------------------(Р.Бредбери)

Новое прочтение украинской литературы (ЖЕСТЬ!)

Сцылка - и фьсьо.

http://youtube.com/watch?v=EeLwUVa1YGY


58%, 11 голосів

42%, 8 голосів
Авторизуйтеся, щоб проголосувати.

Казнь Жанны Дарк - Юрий Рыбчинский

Руан. 30 мая 1431 года.Солнечный день. Рыночная площадь.


В славном городе Руане собирались горожане...
Давка, ругань, перебранка, шарк подошв,вороний карк...
В славном городе Руане собирались горожане
Посмотреть смертельный номер
В исполненьи некой Жанны,
Пресловутой Девы-Жанны,
Еретички Жанны д Арк.

В славном городе Руане собирались в жаркий день
Все жантильские дворяне,
Все престижные мещане,
Все елейные монахи,
Ну и все, кому не лень:

Жуиры, потаскухи,
фонарщики, слепцы,
Бесполые старухи,
Двуполые юнцы.

Свечной усталый мастер глаза спросонья тёр,
Искал усердно счастья в чужом кармане вор,
Молочник за молодкой следил одним глазком,
Прикрыв лицо бородкой, как фиговым листком.
Красоткам в бриллиантах читал поэму бард,
И тасовались франты колодой сальных карт.

То кланялись балетно, то зыркали на дам
Козырные валеты - певцы любовных драм
Благоухал духами парад жабо и блуз
И свысока на хамов глядел краплёный туз...
Среди грошовых нищих и баловней судьбы
Был сыщик, словно прыщик, на заднице толпы.

На площади в Руане
И шум, и гам, и гул.
И, вдруг, толпа отпрянула:
"Глядите-ка! Ведут!"

Внезапную, как молния, сквозь тучную толпу
Вели её - крамольную к позорному столбу.
И сопляки бесстрашно в неё плевали с крыш,
И патриот вчерашний показывал её шиш.

Орали старушки преклонные
В агонии, с пеной у рта:
"В костёр эту девку! В огонь её!
За то что она - молода!"

И карлик от счастья приплясывал
И щурил кощунственный глаз:
"В костер эту дылду проклятую!
За то, что она - выше нас!"

Святоша гнусавил: "Девица,
Ну что? Походила в святых?
Святая - одна инквизиция!
Не надобно Богу двоих!"

А шлюха язык ей показывала:
"Не мы станем пеплом, а ты!
За то, что все кажутся грязными,
На фоне твоей чистоты!"

Лишь бабник вздыхал: "Боже праведный!
Да чтобы такую - дотла!
За что же?! А, впрочем, всё правильно!
За то, что ни с кем не спала!"

И по проходу узкому,
По лезвию судьбы,
Шла девушка, как музыка,
Средь мусора толпы...

Сатана и дочери

Трёх дочерей имел всесильный сатана,
но краше всех была ещё одна . . .
Дочь старшую за князя выдал он.
- Ты будешь гордостью.
Ей сатана сказал.
- Ты будешь жадностью отныне, дочь вторая.
Тебя купец богатый в жёны взял.
Ты третья дочь уходишь в дом к поэту.
Ты будешь завистью.
Навеки с этих пор.
- Других имён вам трём отныне нету!
Так прозвучал отцовский приговор.
А дочь младшую с горячей пылкой кровью,
Что ближе всех была ему,
Рогатый сатана назвал Любовью
И отдал человечеству всему.

Заметки натуралиста (времена года)

ВЕСHА

Весною снег в полях гниет
Кpасиво тpактоp yтопает
Коpова жалобно оpет
Ей гpязь в коpовнике мешает
Деpевья голые стоят
Глядишь, одно yже yпало
Дpyг дpyга бабы матеpят
И на дyше светлее стало
Летают клином жypавли
Два дня подpяд, yже достали
А из оттаявшей земли
Два тpyпа внешность показали
Люблю тебя, pодная Рyсь
Тебя все славили веками
В пpyдy плывет домашний гyсь
И мальчик синий ввеpх коньками
Чистейший воздyх тyт и там
Воняет жyтким пеpегаpом
В полях пpошел пастyх Иван
И надышал своим yгаpом
Уж птицы начали свистеть
Ментов в окpyге заглyшили
В лесy со сна оpет медведь
Емy беpлогy подпалили
Чy! В поле стpаyс побежал
А он-то здесь откyда взялся?
Пастyх обpатно пpоползал
Однако, здоpово нажpался
Из беpегов yшла pека
И пол-деpевни затопила
В окне избы тоpчит pyка:
Бpевном кого-то задавило
Летит со свистом паpовоз
И слышно пассажиpов кpики
Летит кpасиво... Под откос
Там стpелочник шyтник великий
Тебя, пpиpода, бyдy петь
Твои лyга полны навоза
В беpлоге догоpел медведь
Дымил не хyже паpовоза

Hо все! Уже поpа кончать
Сии дyшевные кyплеты
Веснy оставлю воспевать
И бyдy ждать начала лета


ЛЕТО

Hа теплом солнце эж лежит
Узлом завязанный, бедняга
По yлице малыш бежит,
Пиная желтyю двоpнягy
Тpопинки пыльные вдали
Пестpят коpовьими блинами
Ивана-пастyха несли
Hа этот pаз впеpед ногами
О, Рyсь, не счесть в твоих лесах
Всех мин вpемен войны сypовой
Раздался гpом и в небесах
Уже паpит мyжик здоpовый.
Жаpа. Колхозники в стpадy
С похмелья жyткого стpадают
Кpичат лягyшки на пpyдy
Им дети лапы обpывают
По pечке лодка пpоплыла
Ввеpх днищем. Ой, какая жалость
Цветочки девочка pвала
Тpавинки в поле не осталось
Вот стадо тyчное свиней
Пpишло чесать бока к забоpy
Я на забоp намазал клей
Они отклеются нескоpо
Печально кладбище вдали
Кpестами чеpными сияет
Там паpни девyшкам своим
Свиданье в полночь назначают
Вот жеpебенок пpобежал
Hа тpех ногах. Какое скотство!
В лyгах баpан тpавy щипал
Пока не лопнyл от обжоpства
Чy! Дятел в деpеве застpял
Зато стyчать yже не сможет,
Из ноpки сyслик вылетал,
Во pжи кpаснела чья-то pожа:
То наш поэт Семен лежит
Hапpавив взоp поэтский к небy
Пpошел комбайн по межи...
Пpекpасная добавка к хлебy
Россия! Шиpь твоих полей
Мyченья кpики оглашают
То люди палками свиней
От их забоpа отдиpают

Hy вот и все! Уже финал
Писать о лете нетy силы
Пpизнаться, я yже yстал
Скоpей бы осень настyпила


ОСЕHЬ

Уже пожyхлый лист летит
Из деpевенского клозетy
Hа пpоводах сквоpец сидит
Как жаль: в деpевне тока нетy
Холодный дождик поливал
Свиные тpyпы y забоpа
Пpохожий тyт же yтопал:
Hавоза здесь скопились гоpы
Петyх невесело поет
Под опытным ножом кyхаpки
И то, что солнышко встает
Емy как меpтвомy пpипаpки
В хлевy коpовы сено жpyт:
Воняет тyхлая солома
Hа поле люди свеклy pвyт
Для пpоизводства самогона
О Рyсь, пpекpасная земля
Мне плащ и бpюки залепила
Раздались кpики жypавля
Его лисица задyшила
Уже не блещет солнца лyг
Пyскай не блещет, мне до лампы
И под покpовом сеpых тyч
Как pаньше, матеpятся бабы
Дyшевно пьяные поют
Кpасиво надpывают глотки
В саpае овцы волка бьют
Я в коpм подлил бyтылкy водки
Теченье быстpое pеки
Hа мысль о смеpти навевает
Уж потянyлись косяки
Их наpкоманы набивают
Чy! Кто-то жабy пpоглотил
Тепеpь вот квакает в желyдке
Электpик Федоp ток пyстил...
В сыpyю землю. Hy и шyтки!
Вот на одной ноге стоит
Hа самом гpязном, на болоте
Hе цапля- пьяный инвалид
Такое тоже пpоисходит
Глаза шиpyко пpиоткpыв
Любyюсь я pоссийским дивом:
То овцы, волка замочив,
Гypьбой отпpавились за пивом

Однако, осень yж пpошла
И пеpвый снег в окошко бьется
Hо, как бы скyка не бpала,
А о зиме писать пpидется


ЗИМА

Под белой шапкою снегов
Лежит подохшая коpова
И тонкой коpочкою льдов
Покpылся стоpож наш сypовый
Леса покpыты сеpебpом
И дpyжным матом лесоpyбов
Вообще, покpыто все кpyгом:
Покpыт был yчастковый Зyбов,
И бpигадиp, и "Леспpомхоз"...
Однако, хватит отвлекаться
Вот лошадь тащит в гоpy воз
Hе может, бедная, подняться
Hа лед копыта наpвались
И лошадь с миною печальной
Скатилась за санями вниз...
Я хохотал как неноpмальный
Моpоз и вьюга. Снег в лицо
Мyжик лопатою кидает
Замеpзшего пpyда кольцо
Беззвyчно жеpтвy поджидает
О, Рyсь! Моpозная стpана
Здесь даже чyкчи замеpзают
Стаpик Пpокопыч с бодyна
Hожом стаpyхy pасчленяет
Вот мальчик с девочкой игpал
Снежками стекла все побили
Глyхаpь в сyгpобе ночевал
Пока ногой не pаздавили
Чy! Гpоб с покойником летит
Хотя не летная погода
Пастyх Иван в гpобy сидит
Люблю я это вpемя года
Искpится мягкий снег в полях
Два пpовода замкнyлось, pваных
Висят сосyльки на ветвях
И паpа паpтизанов стаpых,
Вpемен последней Миpовой...
Однако, хватит тyт чеpнyхи!
Вдали звyчит пpотяжный вой:
Hаш стоpож воет с голодyхи
Люблю я шyтки детвоpы,
Что возле леса веселилась
Там лошадь, бедная, с гоpы
Уже в котоpый pаз катилась...

И детский гам напомнил мне
О том, как надо pазвлекаться
Меня так тянет по лыжне
Босой ногою пpобежаться...

P.S. Автоp данного пpоизведения неизвестен. Рyкопись была найдена на столе, а самого автоpа найти так и не yдалось. Только в лесy, близ описываемой деpевни были обнаpyжены следы босых ног на лыжне и волчьи следы...

Попытки догнать дуновение ветра

Роман Джеффри Евгенидиса "Девственницы-самоубийцы"

Издательство "Амфора". 2005 год

    София Коппола сняла фильм. Я этот фильм посмотрела. Довольно давно. И
совсем не удивилась, увидев на обложке книги Джеффри Евгенидиса кадр из него.
А потом стала удивляться, читая. Обложка забывается сразу. Да и фильм подзабыла я
изрядно, оказывается. Основную сюжетную канву помню, актеров, хорошо
сыгравших, помню. И помню атмосферу, пропитавшую фильм – правильный,
точными каплями отмеренный, тянущий душу аромат и вкус - ностальгии и
юношеского томления, как ручьи, что не впадают в море выводов, а сходят
на нет, увязая в песках.
    Сюжет без разгадки. Хотя в самой книге разгадок много. Предположительных разгадок.
И ни одна не достигает большой воды понимания. И это тоже томит, как стихающий долго звук
струны. Которую иногда хочется оборвать, чтоб звучание смолкло.
    Американский городок двадцатилетней давности. Семья Лисбон, в которой подрастают пять
дочерей-погодков.  Будто присланные откуда-то, нежданно и, в общем-то, нежеланно прелестные,
из-за этого с  обычными родителями никак не связанные. Что может ждать их в жизни?
    Именно их – ничего..
     Младшая девочка – Сесилия, тринадцати лет, покончила с собой. А через год то же самое
сделали остальные девочки.
    Роман Евгенидиса о том, что вместил в себя этот год. Не изнутри. А – глазами соседских
мальчишек, которые, конечно, в девочек влюблены – во всех сразу, почти и не разбирая,
кто из них кто.
читать полностью

Правильный подход (к больному) :).

Продолжаю выполнять просьбу is_me. Следующий отрывок из книги А. Ломачинского – мой любимый.

Андрей Анатольевич Ломачинский

Курьезы Военной Медицины И Экспертизы

ПРАВИЛЬНЫЙ ПОДХОД

(или Пропедевтика на ВПХ)

Этот забавный эпизод произошел на Кафедре Военно-Полевой Хирургии зимой 1983 года. Я тогда там себя пробовал в качестве будущего хирурга в научном кружке (выброшенное время – к хирургии в дальнейшем не подходил на пушечный выстрел). Кто из младшекурсников не мечтает стать хирургом? Вот и я был не исключение. В те юные годы ВПХ мне нравилась, и нашел я себе на этой кафедре толкового молодого научного руководителя – майора м/с Константина Яковлевича Гуревича. Сейчас этот дядька весьма известен – один из ведущих профессоров в ГИДУВе, или как он сейчас обзывается – в Медицинской Академии Последипломного Образования. Ну а тогда сей ученый был заурядным клиническим ординатором, только-только отписавшем кандидатскую.

Позвал меня майор Гуревич «на крючки» в свое дежурство – помощи не много, волосы брить, мочу катетером выпускать, операционное поле йодом мазать, да рану для хирурга растягивать. Но какое ни есть, а приобщение к рукоделию – к оперативной медицине (надеюсь не забыли, что хирургия, это рукоделие по латыни). Сам Гуревич хоть и большая голова (в смысле умный), а росточку маленького. И вот в его дежурство поступает здоровенный «химик» с колото-резаным ранением в области правой почки. Может сейчас термин «химик» не совсем понятен, на тогдашнем сленге «химиками» называли зеков на вольном поселении – вроде как условно-досрочно освобожденный, но обязан ежедневно отмечаться.

Зечара здоровенный, росту за два метра, весу за сто-пятьдесят кило, ботинки размера этак сорок шесть – сорок восемь. Да такой и в солидном костюме по Невскому пройдет – от Адмиралтейства до Гостиного Двора народ в след смотреть будет. А тут зима, из «скорой» весьма бодро соскакивает этот амбал с голым торсом, на его бычьем торсе не обнаруживается естественного цвета кожи – одни тюремные татуировки и алая полоска крови на спине. На все вопросы докторов и сестричек отвечает исключительно матом вперемешку с тюремными идиомами. Ко всему прочему видно, что наш Геракл весьма пьян и настроен весьма агрессивно. Кулаки как баскетбольные мячи, а пальцы веером –точно павлиний хвост. Как к такому подойти? Гуревич ему едва ли до плеча. Сестрички вмиг врассыпную. Дежурный реаниматолог опасливо из предоперационной выглядывает. От меня, малолетки, тоже толку, как с козла молока. Ситуация патовая.

И тут Константин Яковлевич вдруг преображается. Вроде как он не хирург и кандидат медицинских наук, а обычный работяга с хулиганским уклоном.

Гуревич: «О-оо, Васёк, сколько лет, сколько зим! Какие люди к нам пожаловали! Проходи родной, не стесняйся.»

Зек: «Ты чё, Айболит, в натуре? Не Васёк я, Васёк на „хулигане“ еще год назад погорел, ему „строгую Ригу“ приписали. Я Жора-Маленький, разуй глаза, мудило!»

Гуревич: «Опа! Неужели сам Жора-Маленький?! Совсем я плохой стал, таких людей перепутал. Жорик, ну проходи, щас мы с тобой за встречу спиртугана гахнем!»

Зек: «Ты чo, Айболит, в натуре?»

Гуревич: «Да за базар отвечу. У меня в моей каморе спирта хоть залейся, хоть утопись!»

Зек: «Ну давай, пошли по маленькой.»

Гуревич проводит зека в предоперационную. Реаниматолог убегает, и там остается только операционная сестра Тамара. Тётка молодая и очень симпотная, хоть и форм Рубенсовских. Гуревич показывает на неё пальцем: «О, это моя начальница, бугриха здешняя. Щас у неё спиртягу будем клянчить. Тамарочка, золото, вишь ситуация – друг закадычный ко мне зашёл, выдай нам спирта литра два.»

Тамара впадает в предобморочное состояние, бледнеет, молча показывает на стеклянный шкафчик с бутылью и пулей выбегает из предоперационной. Гуревич лезет в шкаф, достает здоровенную бутыль литров этак на пять и почти полную. Открывает пробку и нюхает: «Чистый спирт! Самый лучший, самый медицинский, садись Жорик на стульчик, а я огурчики и стаканчики организую.»

Выходит он из предоперационной как будто ничего не происходит. Все к нему, на мордах немой вопрос: «Что делать?» Гуревич голосом дежурного хирурга говорит: «Пустую литровую банку, пару соленых огурцов и два стакана.» И без всяких дальнейших объяснений шмыг назад в предоперационную. Оттуда слышно: «Жорик, моя бугриха добро на спирт дала. Сказала, что бухать можно столько, сколько захотим. Только ее на стрём твоя рана поставила. Что было-то? Пока нам стаканЫ и закусь принесут, ты забазарь всю историю. Ну чо за кипеж был, в натуре?»

Зек: «Да в натуре подляну кинули! Падлы – перо в спину.»

Гуревич: «Сознанку не терял?»

Зек: «Ты чо, в натуре? Они б меня затоптали! Не-ее, я продержался. Хреново было, но вниз сошёл, а там контролер внутреннего порядка, падла, скорую вызвал. Типа грузись, блатата, а то назад в зону отчалю. Ну я, понятно, лучше сюда, чем на лесоповал. Чо свистеть-то, вот и все дела.»

Гуревич: «Жора, ну ты молодец, в натуре!»

Зек: «На молодцах нормы списывают, а я, в натуре, с понятиями!»

Гуревич: «Жора, так ведь и я о том же! Ты же с понятиями, сразу видно, что не фраер. Так вот я тебе по понятиям скажу: что тебе перо в спину всунули, это или дешёвые беспонты, типа не фиг суетиться. Или тебе труба через час – ласты склеишь даже на обидку ответить не сможешь. В натуре так, век воли не видать! Наверняк тебе эти падлы почку прошили.»

Зек: «Ты чо, Айболит, в натуре?»

Гуревич: «Да в натуре, Жора, сказал же – век воли не видать. Сейчас нам закусон принесут и банку. Так вот, ты в эту банку пописай. Если там одна моча – то тогда мой базар – пустой прогон и холостые беспонты. Бухнем спиртяшки, помажем ранку йодом и пойдешь себе домой. Ну а если что серьёзное, то я тебе листочек и карандашик дам – может успеешь прощальную маляву мамане или там друганам накатать.»

Зек: «Ты чо, Айболит, в натуре? Ты – на воле, да и бабы через дверь смотрють, мне так ссать западло. Неси банку и вали в калидор!»

Дежурный реаниматолог, опасливо поглядывая, вносит пластмассовый поднос. На подносе литровая банка, два стакана и блюдце с нарезанными огурцами. Гуревич берет поднос, ставит на свою табуретку и выходит. Дверь в предоперационную остается открытой. Зек недовольно смотрит на собравшийся в коридоре персонал клиники: «Вы чо, в натуре? Чо театр? Чо не ясно? Не, ну в натуре!»

Затем зек берет с подноса банку и в своих грязнючих ботинках идет в стерильную зону операционной. Дежурная бригада заглядывает в дверь. Зек: «Не, ну вы чо, в натуре?! Щас мОзги вышибу!»

С этими словами зек захлопывает двери в операционную, да и ни у кого уже нет особого желания смотреть, что там происходит. Проходит минуты три-четыре. Дежурная бригада начинает волноваться. В основном теоретические предположения крутятся вокруг шкафов с медикаментами группы А. Наверное зечара их уже разгромил и морфином колется. Или выбил окно и смылся со всем запасом наркотиков. Делать нечего – майор Гуревич, как дежурный хирург, подкрадывается к дверям и чуть приоткрывает одну створку.

Голос Гуревича в момент становится властным голосом ответственного хирурга: «Санитарка, приберите. Вынести все и быстро дезинфицировать пол! Бригада – мыться. Пенетрационное ранение правой почки, кровопотеря. Сестра, быстро кровь на группу и кровь на гематокрит!»

Мы вваливаемся в предоперационную. Сквозь распахнутые двери стерильной зоны нам предстает следующая картина: на операционном столе на животе лежит абсолютно голый зек. Вся его одежда аккуратно сложена на полу, и венчают эту кучку его громадные грязные ботинки. Рядом стоит литровая банка, почти до краев наполненная кровью. Зек медленно поворачивает голову: «Друганы, режьте меня!» А затем обращается персонально к майору Гуревичу: «Слышь, братан! Ты же свой, паря, не надо письмо мамане. Спаси, бля буду, век воли не видать. Да я за тебя везде впишуся, бля буду! Спаси, братан!!!»

Операция прошла успешно. Но это мелочи, главное – индивидуальный подход к больному!

Немного грустно. Назвать элегией рука не поднимается...

Она была воином. Но с нежной душой принцессы...

Тяжелые латы, надетые поверх одежды, несли на себе отпечаток сражения. Развевающиеся волосы, горящие глаза, острый меч в руке...Лавина.

Сойдя с поезда, она сразу увидела встречающего. Само Прошлое, ворвавшееся в сегодняшний день...В машину,...гостиница...звонки...звонки...звонки...

- Я отлучусь ненадолго?

- Ок, на час? Нет, лучше на полтора...

Звонки...звонки...звонки...Встреча. Банк...Звонки...звонки...Наконец-то кофе. Ристретто. Черный, крепкий, без сахара. Тягучий и крепкий...Воспоминания...Такие же тягучие. Адреналин, смешанный с ностальгией. Нет ничего более щемяще-прекрасного и отчаянно-горького, как возвращение в когда-то родной город, встреча с когда-то близкими людьми...Наверное, бывших друзей и любимых не бывает. Можно не видиться столетие, можно не знать новостей...Но привязанность остается навечно.

Как здорово обнаруживать, что тебя помнят, знают, о тебе говорят...Ты со стороны наблюдаешь  за совершенно почти незнакомым человеком, который живет в воспоминаниях людей, когда-то тебе близких. И с удивлением обнаруживаешь, что это - ты! Кто-то спросит : ты как? ты где? Но ответ совершенно не важен. Ты - легенда, история, былое...

Ну и ладно! История - так история!! Буду живой легендой,- решила для себя она, погружаясь в атмосферу праздника. Вперед! Фейерверки!Музыка!Смех! Новые знакомые! Старые-новые знакомые!!! Не так плохо - легенда.

Забытый взгляд знакомых глаз изредко вырывал из карнавального состояния. "Какие планы у заморской гостьи?" - "Вселенная!!!" - привычно со смехом..."А можно ли предложить гостье из Неизвестного экскурсию по когда-то виденному?" - "Согласна"

Шорох колес по трассе - экскурсия по ночному городу. В сопровождении лучшего в мире экскурсовода. Аттила, ворвавшийся в собственное прошлое, обескураженный теплотой и нежным вниманием, ошалело распался на атомы...

Она была воином. Но с нежной душой принцессы...