Прошло столько лет, а я до сих пор жалею, что не расспрашивал отца о его фронтовой жизни. Знаете, то учёба, то работа, то дела. Кое-что отец рассказывал, но мало, урывками не считая это чем-то особенным или важным. Я знал, что с начала Великой Отечественной войны он находился в армии. Чтобы попасть в армию приписал к своему возрасту год. Воевал под Сталинградом. Имел два боевых ордена Красной Звезды и другие награды. По словам отца, в те дни там, под Сталинградом, стояли страшные морозы, а мёртвых на позиции было столько, что на них приходилось и кушать, и укрываться ими, спасаясь от холода. Немного рассказывал он и о своём фронтовом друге, уже не молодом, если не сказать пожилом человеке, по профессии учителе, с которым ему пришлось делить тяготы военной службы. Там, на передовой, они держались вместе, часто помогая друг другу. Каждый раз, когда отец начинал рассказывать о войне, я его вежливо выслушивал, но мои мысли были далеко. За окном стояли мирные семидесятые и те события, о которых говорил отец казались далёкими и нереальными. Но я никогда не забуду то мирное солнечное утро (наверное, это был выходной день, потому что вся наша семья была вместе), когда отец, посмотрев на меня, стал рассказывать мне реальные случаи из фронтовой жизни, очевидцем и участником которых он был. Конечно, мои увлечения не совпадали с тем, что рассказывал отец. Ну, представьте, молодой человек, студент радиотехнического факультета политехнического института, увлекающийся физиологией человека и тайно бегающий на лекции в соседний медицинский институт, молодой человек, в приоритете у которого радиоэлектроника и физиология, что может быть общего с военными воспоминаниями. Вот и я тогда не мог даже представить себе, что этот рассказ отца окажется связанным со всей моей дальнейшей жизнью, более того, с моей профессией. Конечно, мой отец в своём рассказе не использовал специальных научных физических и физиологических терминов, по профессии он был учителем истории и директором школы, но по прошествии лет, анализируя его рассказ, я стал понимать, что он вёл речь о неизвестной современной науке сигнальной системе, присутствующей в организме каждого человека и проявляющей себя в те или иные особенные моменты жизни людей.
Предрассветные звёзды светили по-особенному остро и зло. Холод пронизывал до костей. Пол тысячи не выспавшихся людей, в полном обмундировании, с заплечными вещмешками и оружием, продвигались по возможности быстрым шагом на накопительный рубеж, с которого должна была начаться атака на врага. Двое людей, один молодой, не достигший ещё двадцати двух лет, другой пожилой шли негромко разговаривая друг с другом.
— Понимаешь, Ваня, говорил пожилой, перед каждым человеком хотя бы раз в жизни открывается коридор в другие миры, с помощью которого этот человек может получить оттуда информацию, а иногда даже общаться с кем-то разумным в этих мирах. Другой вопрос как к этому отнесётся сам человек и как он воспользуется этим коридором.
Иван подумав отвечал:
— Я не верующий и считаю, что в жизни надо рассчитывать на свои силы и возможности. Вот повоюю ещё с годик в пехоте и подамся в боги войны, буду поступать в артиллерийское училище. Там оптика, разные таблицы, склонения, обучают даже по звёздам ориентироваться, словом есть чему поучиться.
— Да я тоже не верующий, нахмурив брови сказал пожилой, я же не веду речь о выдуманном людьми боге, а говорю о том, что мы во Вселенной не одиноки и есть цивилизации более развитые, чем мы, по крайней мере с большими возможностями. Конечно, хорошо в жизни рассчитывать на себя, но бывают ситуации, когда трудно отказаться от их помощи.
— А у тебя возникал такой коридор? — спросил Иван.
—Возникал
— Небось наобещали всякого добра и халвы в придачу? Продолжал подтрунивать Ваня.
— Наоборот, сказали, что не выживу, и ещё сказали, если я о чём ни будь попрошу, то просьба будет выполнена.
— Ты попросил?
— Да.
— О чём?
— Попросил, чтобы фашизм победили в мае
— Почему в мае? После некоторой паузы спросил Иван.
— Понимаешь Ваня испугался я. Если бы я попросил просто о победе над фашизмом, то они могли бы начать торговаться. А так я попросил о победе в мае, даже число придумал девятое мая. Если бы они стали торговаться, то число не трудно изменить, какая разница девятого или восьмого мая.
Они подошли к накопительному рубежу. Через минуту высоко вверх взлетела красная ракета и началась атака. Каждого ждала своя судьба. Но в тот далёкий 1942 год было совершенно не ясно сбудется ли судьба, намеченная человеком, сбудется ли судьба, предначертанная неизвестным божеством. Будущее всего человечества только начинало приобретать для людей определённость, выглядывая из-за сполохов страшной Сталинградской битвы.
Наш институт стоял недалеко от опушки леса. Стоило с километр пройти по дороге, перейти через железнодорожные пути, и вы оказывались в лесной сказке.
В тот день было тихо. Недавно выпавший снег одел веточки деревьев в ярко-белые пушистые одежды, манившие своей новизной. Ветра не было и деревья стояли неподвижные и нарядные, задумчиво любуясь своим зимним убранством. Я бежал по лесной дороге легко и свободно, не чувствуя выпавшего снега, пытаясь размять ноги, засидевшиеся за рабочим столом. Лёгкая куртка, не сдерживая движений согревала, и от этого, и от бега было не только тепло, но и казалось, что во всём лесу нарядно и тепло. Выбежав на небольшую поляну, я остановился и прислушался, было тихо и только чириканье синичек нарушало эту тишину. Порывшись в кармане, я достал горсть семечек и на ладони протянул их в сторону дерева, с которого раздавался птичий разговор. Через минуту одна из синичек села мне на ладонь и склюнув несколько зернышек упорхнула на ветку, от куда раздалось довольное чириканье: — Чирик, чик, чирик. Приходите ещё, разобрал я птичью скороговорку. Непременно подумал я и, осторожно повернувшись, чтобы не вспугнуть пернатое население поляны, пошёл назад, не задевая ветки заснеженных деревьев.
Заканчивался обеденный перерыв и нужно было возвращаться на работу. В институте своего решения ждали безотлагательные вопросы. По дороге я ещё раз вспоминал разговор с руководителем научно исследовательской группы, в которой я с недавних пор работал, Олегом Ивановичем Писанко. Это был коренастый мужчина крепкого телосложения с небольшой бородкой и напористым взглядом, встречавшим вас из-под больших очков. При первой же нашей встрече он пристально на меня посмотрел и сказал:
Читал ваши научные работы. Понравилось. Нам нужен научный сотрудник вашего профиля, работающий на стыке медицины и техники, хорошо знающий физиологию и технику, поэтому мы берём вас на работу. Коротко скажу о том, что необходимо делать, и я бы даже сказал так, что необходимо сделать. Наш институт является изготовителем уникальных источников электромагнитных полей. Эти источники, попросту говоря генераторы, создают электромагнитные поля в диапазоне частот от десятков до сотен миллиардов колебаний в секунду, по сути обеспечивая генерацию полей в диапазоне от СВЧ излучений до электромагнитных полей видимого диапазона. Конечно, эти источники большей частью применяются для технических нужд: для связи. локации, измерения дальности и т. д. Но…, и тут Писанко сделав паузу выразительно на меня посмотрел, но, продолжил он, если этими электромагнитными полями даже очень малой, исчезающе малой мощности, воздействовать на организм человека, страдающего тем или иным тяжёлым хроническим заболеванием, то такой человек часто выздоравливает и более того становится полностью здоровым. Проблема заключается в том, что никто не знает почему это происходит. А, если неизвестны физиологические механизмы выздоровления при воздействии этими электромагнитными полями, то не всегда удаётся правильно подобрать параметры лечения и добиться полного выздоровления. Поэтому, переходя на ты, сказал он, ты крути, верти эти источники электромагнитных полей как хочешь, но понимание почему от них выздоравливают люди вынь и положи мне на стол.
Я сидел за рабочим столом, собирая очередной прибор для лечения электромагнитным полем. Когда-то будучи студентом радиотехнического факультета я, как и другие студенты занимался изготовлением простейших самодельных радиоэлектронных устройств. Мои друзья по факультету делали для своих девушек, кто мощный усилитель с проигрывателем, кто магнитофон, ну а я пристрастился делать самодельные миографы и электроэнцефалографы, и сейчас это умение здорово пригодилось. Стыкуя лечебный прибор то с миографом, то с энцефалографом, я размещал электроды на одном из сотрудников нашего института и получал первые вполне сносные научные данные. После этого сгребая на своём столе радиоэлектронное “железо” в сторону, я клал полученные записи и пристально в них всматривался, пытаясь определить, где в них игра случая, а где закономерность. Смотрел я в записи, но перед глазами стояли рассказы отца. И уже с первых строк полученных черновых данных, записанных на различных клочках бумаги, я понял, мы имеем дело с третьей сигнальной системой в организме человека, может быть с той самой о которой рассказывал отец, а может быть с аналогичной, похожей на неё. Одно было для меня несомненно и это неоспоримо показывали полученные данные, мы имеем дело с сигнальной системой более древней, чем первая и вторая сигнальные системы, обнаруженные русским физиологом Иваном Павловым. Процессы, связанные с этой сигнальной системой, были настолько фундаментальными и важными для живых организмов, что её возникновение можно было отнести к начальным этапам жизни на нашей планете. Поэтому я назвал эту систему реликтовой сигнальной системой.
Я уже не помню кто привёл её в нашу лабораторию. За окном было лето. Всё сильнее пригревало солнце. Девушки щеголяли в немыслимо открытых сарафанах и шортах, смущая молодых людей своими нарядами, а передо мной, в лаборатории, сидела женщина в наглухо закрытом платье, застёгнутом на все пуговицы и крючочки, в дурацких гольфах выше колен, которые ей совершенно не шли, но с потрясающе доброжелательным, я бы даже сказал одухотворённым доброжелательностью, лицом. Звали её Наталия Сергеевна. Я внимательно выслушивал её историю. Оказывалось, что и закрытое платье с длинными рукавами и гольфы вовсе не случайны. Эта женщина около десяти лет страдала псориазом и на её теле были многочисленные псориатические высыпания. Два месяца тому назад она приехала в Киев и с распространенным псориазом поступила на лечение в профильную клинику. Однако, лечение не помогало. Ни таблетки, ни другие лекарства, ни ПУВА терапия не приносили результатов. Выслушав, я ещё раз посмотрел на её милое, доброжелательное лицо и сказал:
— Знаете, Наталия Сергеевна, давайте-ка дадим хороший бой вашему псориазу.
— Давайте, согласилась она, я приеду в любое время, когда вы скажете.
— А зачем, вы и так уже приехали. Садитесь вот в это кресло, сейчас мы с вами проведём несколько тестов. Она удобно устроилась в глубоком кресле и я стал проверять её внушаемость и гипнабельность. Убедившись, что и то, и другое не снижено, я включил монитор и сказал:
— Наталия Сергеевна, смотрите внимательно на экран монитора. Вы видите движущуюся светящуюся точку. Она иногда будет двигаться медленнее, а иногда останавливаться. Следите за ней. Она кивнула и стала внимательно смотреть на монитор. Я внимательно наблюдал за её лицом и телом и видел, что неврозы, наличие которых следовало бы ожидать при её заболевании, не доминируют над ней. По-видимому, сказывалась та самая доброжелательность. Я с облегчением вздохнул и подумал:
— Слава богу, вполовину меньше работы.
Через несколько минут её взгляд начал останавливаться и делаться неподвижным. Приближался момент инверсии.
— Ну, что ж, подумал я, взлетаем, и стал произносить императивную формулу внушения. Ещё через несколько минут Наталия Сергеевна глубоко спала. Посмотрев на часы, я сам себе сказал:
— К делу. На всё, про всё час, от силы час с небольшим.
Дело в том, что двумя этажами выше нашей лаборатории находился виварий для собак и через час, час с четвертью их должны были кормить. Во время этого процесса поднимался сильный лай и визг. Поэтому лучше было успеть сделать всю процедуру пока тихо.
Итак, первая точка воздействия в области теменной ямки, или другими словами двадцатая акупунтурная точка заднесрединного меридиана. Устанавливаю в этой области антенну и включаю генератор. Он успокаивающе и деловито гудит, выходя на режим, возбуждая в антенне исчезающе малую мощность электромагнитного поля. Начинаю осторожно вращать верньер генератора, изменяя частоту. На частоте пятьдесят три миллиарда шестьсот миллионов колебаний в секунду в организме Наталии Сергеевны возникает вегетативная буря, то есть происходит значительная физиологическая реакция, все признаки которой говорят о наличии у неё сновидений. — Это хорошо, думаю я, значит сигнальная система не разрушена и можно бороться. Всё будет хорошо, подбадриваю я сам себя. Даю возможность промелькнуть сновидениям и иду дальше, дальше, пока спит, пока тихо. Ну вот час и на исходе. Смотрю на лицо Наталии Сергеевны, пора будить. Отменяю все императивы, бужу.
Расспрашиваю о самочувствии. Наталия Сергеевна пытаясь сосредоточиться после сна рассказывает о том, что чувствует себя лучше. Расспрашиваю о том, что помнит о сеансе. Наморщив лоб, она пытается вспомнить, но тщетно. Помнит, что были сновидения, однако конкретно сны не помнит. Помнит, что было желание от чего-то убежать, что-то активно предпринять, оградить себя от чего-то. Ещё раз погружаю её в состояние гипноза и расспрашиваю о сновидениях. За время сеанса последовательно снились четыре сна. Первый сон — много детей в белом, хор, дети поют, дирижёр, руки дирижёра. По профессии Наталия Сергеевна преподаватель музыки. Второй сон — мама поливает цветы, потом много воды, Наталия Сергеевна хочет убежать. Третий сон — Наталия Сергеевна находится очень высоко, боится упасть, внизу много грязной воды, плавают старые газеты. Четвёртый сон — сыпется песок, ракушки, под песком рельсы, по рельсам идёт женщина с недобрым взглядом.
Мне удалось провести этой женщине четыре сеанса терапии, после чего я уехал во Львов на конференцию по медицинской технике. Я не припомню другой настолько спокойной поездки. Полупустая гостиница, доклад в полупустом конференц-зале, всё успокаивало и убаюкивало, а может это мне только казалось после напряжённой работы. Когда я вернулся в Киев, Наталия Сергеевна уже выписалась из стационара и уехала в свой город. Прошло два месяца. Дождливым осенним вечером у меня в квартире раздался телефонный звонок. Я снял трубку.
— Здравствуйте, поздоровался женский голос.
— Здравствуйте, ответил я.
— Это говорит Наталия Сергеевна.
— Да, я вас узнал.
— У меня всё в порядке, кожа полностью чистая. Понимаете, полностью. Я считаю, что это благодаря вам и я хотела бы вас отблагодарить.
— Наталия Сергеевна, я за вас рад и никакой благодарности мне не нужно. Но послезавтра у нас будет проходить конференция по этим самым методам лечения и если бы вы смогли приехать в Киев, то я просто показал бы вас коллегам. Мне было бы лестно похвалиться такой пациенткой.
— Да, я приеду, сказала Наталия Сергеевна, и я назвал ей адрес, где должна была проходить конференция.
Прошло два года. Был обычный зимний день. Я дописывал книгу о реликтовой сигнальной системе*, но настроение было не радужным. Дело в том, что с недавних пор я обнаружил за собой слежку, да и телефон, который годами работал бесперебойно, стал вести себя странно, выказывая все признаки прослушки, причём прослушки необычной и чужой. Из истории я знал, если тот или иной учёный делает открытие, то есть начинает исследовать принципиально новое явление природы, способное увеличить возможности человечества, то появляются силы, которые пытаются это открытие уничтожить. Раньше это делалось руками церковной инквизиции, в настоящее время это делается руками спец служб и прежде всего руками иностранных спецслужб. Перед моим мысленным взором проходила судьба Пастера, Коха, Флеминга, Максвелла, Вавилова, Королёва. Каждый из этих учёных, занимаясь наукой, подвергал свою жизнь опасности. Вспомнился и Галилео Галилей с его знаменитым: — А всё-таки она вертится. Да что там говорить, а наши отечественные генетики и кибернетики, которые были репрессированы просто так, за свои научные убеждения. Но ясно было и другое, если бы эти учёные струсили и не опубликовали результаты своих исследований, то человечество осталось бы ни с чем, без вакцин, без антибиотиков, без радиотехники и современной связи, и уже нечем было бы человечеству сражаться и побеждать в каждодневной войне между жизнью и смертью.
Я, конечно, всё это знал, но как мне не хотелось расставаться со своим мирным прошлым. Но начинался новый страшный этап в моей жизни, когда мне приходилось противостоять иностранным спецслужбам, отстаивая свои научные работы и добиваясь их публикации. И какие бы страшные угрозы со стороны этих спецслужб я ни получал в свой адрес, я всегда вспоминал один разговор со своим отцом. Однажды, отец подозвал меня к телевизору и сказал:
— Смотри.
На экране показывали хроникальные, снятые с самолёта, кадры разрушенного Сталинграда.
— Я знаю, ты там воевал.
— Дело не в этом, сказал отец, — смотри внимательно.
Квартал за кварталом самолёт пролетал над зданиями, превращёнными в руины. И, вдруг, под крылом самолёта открылась большая площадь, вокруг которой были сплошные развалины, а посреди площади стояла скульптурная группа взявшихся за руки танцующих по кругу детей.
— Смотри, ещё раз сказал отец, — вот эти дети, там, где они стоят шли страшные бои, но сколько там не стреляли, ни одна бомба, ни один снаряд, ни одна мина их так и не разрушили. Они так и остались стоять на площади, взявшиеся за руки танцующие по кругу дети.
*Геращенко С. И. Основы лечебного применения электромагнитных полей микроволнового диапазона. Киев, ”Радуга”, 1997
Автор: Геращенко Сергей Иванович
Sengey
09.10.2018
