Она уходила всегда. Без слов и объяснений, без записок и без писем. Просто ключи на столе и прощальный взгляд на всё. Щелчок зажигалки и дым дорогих сигарет. Она уходила, оставляя всё позади. Она всегда знала, когда надо уходить. Уйти первой. Пока не привыкаешь, пока сердце не привязалось, пока не начинаешь говорить и делать глупости, пока не влюбляешься. Она знала себя и знала, когда нужно нажать на стоп, чтобы потом не было больно. Она знала тот рубеж, который значил, что она подпустила слишком близко. Что пришло время развести мосты, спалить воспоминания и всё перечеркнуть. Она не позволяла себе задержаться чуть дольше. Она уходила, оставив лишь запах своих духов в пустой квартире...

Она думала всегда только о себе, никогда не задумываясь о чувствах тех, от кого она уходила. Зачем? Даже если им и было больно, то в этом их вина. Они допустили ошибку, которую не допускала она. Она всегда уходила раньше. Раньше любых слов. Раньше ненужных ей обещаний. Раньше просьб. Уходила, чтобы освободиться. Чтобы не держать себя в оковах бессмысленных чувств.

А потом всегда была тишина в ответ на смски. Молчание на поток слов. Закрытые двери и автоответчик. Завядшие цветы у порога и нераспечатанные письма в почтовом ящике. Так она уходила всегда...но после образовывалась пустота, которую надо было чем-то заполнять. И она заполняла. Снова. А потом опять уходила. С легкостью перешагнув порог, и не оглядываясь назад.

Но в этот раз было по-другому. Она задержалась чуть дольше. Она допустила ошибку. Но всё равно ушла. Потому что уходила всегда. Но сердце впервые не молчало. Впервые было больно обрывать ниточки и сжигать воспоминания. Впервые было что-то, что не давало уйти так же легко, как и прежде. Впервые уходить не хотелось. Но она уходила. Потому что не делала исключений. Потому что считала, что так должно быть. И так будет лучше. Для нее. И был щелчок зажигалки и ключи на столе, как и прежде. И закрытые двери, и пропущенные звонки. И тишина в квартире. Но и комок в горле. И слезы на ресницах. Впервые она что-то чувствовала. Впервые пустота в ее сердце не заполнялась так же легко. Впервые она подходила к закрытым дверям, ища в себе силы открыть их. Переступить через себя. Но не находила. И двери продолжали быть закрытыми, а звонки — пропущенными. А жизнь брала свое, время уверенно шло вперед.

И много лет спустя, случайно столкнувшись в толпе, встретив до боли знакомый взгляд она поняла... что тогда ушла напрасно. Что сейчас могло бы быть всё по-другому. Но она предпочла тогда не менять своих же правил и ушла. И сейчас видела в глазах боль и непонимание. Слабая улыбка в ответ на незаданный вопрос, и она вновь развернулась и ушла, затерявшись в толпе.

Ведь она уходила всегда...

Источник: http://angelsworld.narod.ru

Сентябрь ворвался в город ранним утром: звоном будильника, осенним солнцем, цветами, черными юбочками и штанами, белыми блузками и рубашками, бантами, волнением и метушней. Осень вступила в свои права и уже на каждом календаре красовалась дата: 1е сентября. Первый месяц осени довольно покрутился над городом, убеждаясь, что успел заглянуть в каждый дом… но тут его внимание привлекло что-то явно необычное… он метнулся туда и сквозь прикрытые занавески углядел еще один календарь… но там было до сих пор 31 августа! Сентябрь даже обиделся… как это так? Везде осень, а тут еще лето? Он недовольно поднял ветер, распахивая форточку и пытаясь сорвать листок календаря… но ничего не вышло: здесь еще царило лето, в этой комнате, в этом доме, в сознании его хозяйки.

Девушка проснулась от порыва ветра… потянулась за часами, глянула на время и снова отвернулась к стенке, обняв подушку. Сегодня никуда не идти, значит хотя бы полчаса сна можно еще урвать. Правда, поспать так и не удалось. Телефон стал отчаянно пищать. «Надоел, право», — буркнула девушка, машинально проверяя, кто там что пишет. «С первым днём осени!», гласило короткое сообщение. Девушка моргнула пару раз и уставилась на календарь: 31 августа… какой сентябрь? Правда, тут что-то не состыковалось: вчера же было 31 августа? И сегодня тоже? Девушка улыбнулась и откинулась на подушки. Ну и пусть… еще один день лета. Осень не обидится. Она включила музыку, и радио запело знакомые песни. Подпевая и пританцовывая в такт музыке, девушка стала собираться. Любимые джинсы, не менее любимая кофта… в комнате привычный бардак, но девушку это не смущает. На ходу «позавтракав» бутербродом и выпив чашку кофе, она бросает в рюкзак яблоко, берет плеер, и выходит на улицу. Осеннее солнце ярко светит, и приходиться вернуться в дом за очками.
«А что? Не такая уж плохая осень», — улыбается она сама себе. Знакомый маршрут и идти легко… а все же вокруг еще по-летнему зелено. И на небе ни тучки, правда, чуть прохладно. Знакомый парк, знакомая тропинка, кое-где лежат первые желтые листья. А совсем скоро будет сплошной лиственный покров, но это будет потом. Ее любимое место никем не занято, и девушка, не спеша, направляется туда. Людей мало, все где-то: в школе, в институте, на работе… а у нее сегодня последний свободный день. Последний день лета. В ее сознании, по крайней мере.

Девушка усаживается поудобней, закрывает глаза, подставляя лицо осеннему солнышку, и разрешая мыслям свободно течь. Завтра уже все будет по-другому. Начнется водоворот, который затянет и ее. Осень и ее дела. Осень и ее суета. Осень и ее грусть. Осень…
Надо будет вставать рано, что-то делать, куда-то спешить и как всегда опаздывать, делать всё и сразу, уставать, не спать… девушка, открыла глаза и улыбка скользнула по ее губам. Она еще не пустила осень в свою душу, и та жила в лете, где всё намного радостней и проще. Радио мешало меланхолические осенние песни, с легкими хитами лета, девушка подпевала и тем, и другим, просто наблюдая за природой. А природа готовилась к осени. Большой старый дуб шелестел кое-где уже желтой листвой, как бы показывая свое могущество. Птички усаживались на его толстые ветви и что-то там чирикали. Стройные березы спускали свои косы к земле, а молоденькие клены казались совсем беззащитными.
Ветер гулял по парку, проказничая, веселясь и поя свою собственную песню. Покружив вокруг девушки и поиграв ее волосами, он принес к ее ногам желтый кленовый листок.

Приведя прическу в относительный порядок, девушка подняла листок и внимательно его рассмотрела: «Ну, что дружок, станешь первым в моей осенней коллекции?», — проговорила она и аккуратно положила листок возле себя, чтобы ветер не унес его дальше. Время незаметно шло, и в парке стали появляться люди. Гордые первоклассники, шли рядом с родителями, увлеченно рассказывая о своем первом учебном дне, об учительнице и о своих одноклассниках. Школьники постарше, весело смеясь, обсуждали изменения, произошедшие за летние каникулы, и с неохотой вспоминали о необходимости учиться. Впрочем, самый бесшабашный народ – студенты. Уже с самого первого дня, они собирались стайками, и рассуждали какую бы пару им на этой неделе прогулять. Хотя это можно отнести лишь к курсам постарше, ведь первокурсники еще очень гордятся своим званием «студент» и поначалу сидят в библиотеках, усиленно готовясь к многочисленным семинарам.
Совсем скоро парк заполнился детьми, их родителями, бабушками и влюбленными парами, которые не замечали никого кроме друг друга.

Девушка достала из рюкзака яблоко и подкинула его пару раз на ладони. Она с наслаждением откусила большой кусок и встала. Окинула взглядом парк и улыбнулась. Улыбнулась этому парку, этим людям, этой осени и самой себе. Закинув рюкзак за плечи, дожевывая яблоко и подпевая очередной песни, она отправилась в обратный путь. Дорога домой, как всегда, показалась короче. По пути она собрала в свою коллекцию еще пару расписанных осенью листьев.
Придя домой и, упав на диван, девушка в задумчивости посмотрела на календарь, где все еще красовалось 31 августа. Она встала и подошла к нему:
— Ну, здравствуй… осень, — улыбнулась она, срывая листок последнего дня лета…

Источник: http://angelsworld.narod.ru/creative/

Лёгкость изначальной ирреальности наступает, если закрыть глаза и на какой-то отрезок времени отречься от существования окружающего мира. Тогда всё предстаёт в своём первозданном виде. Тот самый мир, каким он был до нашего появления - как нетронутый лист бумаги, хранящий девственность проходящего времени, пока не коснётся его поверхности рука творящего.

Юностью, играющей на струнах лучей солнца, дарящих тепло и свет растущему, пробежит миг, в который родится окружающий мир, новый, как снова написанное письмо, адресованное в никуда, что ощущается всем существом, и кажется реальным обретение абсолютной безмятежности.

 Но есть ли смысл подобного творения, если через мизерный отрезок времени теряется приобретённое и сотворённое из тончайших ниточек пространства и времени, и снова в сознание с силой разрушительного взрыва галактики врывается неумолимая реальность бытия, и становится очевидным пребывание в этом странном уголке, в котором всё перемешалось, словно в калейдоскопе времён и миров?

Есть. Как есть свет неизмеримо далёкого светила, лучи которого доходят до нас через миллионы лет.

Смысл... Смысл, который мы тщетно ищем, теряя... смысл...

Мы здесь, чтобы сделать этот мир другим...

Мы закрываем глаза, чтобы увидеть, каким должен быть этот мир...

Неужели всё так... просто?

  Ветер здесь горяч и просторен. Он толкает в спину, когда идешь по тропинке над обрывом и чешет растопыренной пятерней жесткие, сожженные солнцем травы. Тропка узкая, надо идти осторожно.
  Дойдя, там, где ливни промыли расщелину до самой морской воды, встать над ней, повернув к ветру левую щеку, пусть воет в ухо.
  Посмотреть вокруг. И перед собой. Море должно сверкать, потому что солнце в зените и бросает с размаху свет на фольгу соленой воды. Скалы, что чуть правее чернят уголок глаза, должны показывать немые в общем шуме брызги у ног своих, будто отведя до боли плечо, бросаешь ненавистные хрустальные рюмки, вазы, крюшонницы и - ахнуть об угол, ахнуть! - до острых фонтанов в стороны...
  Небо должно быть выгоревшим до полного летнего ничто, чтоб видно было от самых зрачков уже - и вверх и в стороны - бесконечно оно...
  А идти туда нужно - пешком. Через машины в копоти и пыльное городское шоссе, через заброшенные цеха старого завода, стадо облезлых коз на пригорках и кострища с закопченными пустыми бутылками, через развалины бывших домов и бывших заборов вкруг бывших садов, где вишни, вишня, вишня джунглями и миндаль с абрикосами, а на крошеных камнях томная смородина пластает узкие руки ветвей.
  И, когда ноют колени и спина считает килограммы рюкзака, все прибавляя и прибавляя их, когда волосы истрепаны и перепутаны безнадежно, а лицо горит от пощечин вера и солнца - выйти. Выйти, уйти от людского, держа его за локтем, пусть будет, но пока там, позади, и пусть не высовывается!
  Уронить взгляд в узкую, ножом времени взрезанную глину древнего берега, услышать бубнеж волн там внизу.
  И, откинув голову, размахнуться и бросить в сверкающую пустоту вялые, горькие, липкие, тягучие зимние горести. Не упадут хламом на песок - гнить старыми водорослями, - на то и ветер. Ему можно верить - силен и справится.
  И после - идти в Лето.

Написано на материале портала Самиздат Максима Мошкова, но характеризует общую ситуацию с чтением в сети (прим. Елены Блонди)

  Читатель для автора Самиздата (в дальнейшем СИ) - существо неизученное, таинственное и практически неуловимое, как легендарная птица эпиорнис.

      Периодически на СИ даже вспыхивают споры о том, не вымер ли этот тип вообще? Оппоненты с жаром приводят разнообразные слухи, выдавая их за факты, - мол, некто Х в разговоре с Y сказал подошедшему Z, что лично застукал это существо у себя на персональной полянке, и якобы даже держал за шиворот и имел долгую и продолжительную беседу. Читатель попался говорливый, - видать, наклюкался у поэтических источников нашего поэта в прозе Х, - и долго хвалил скромного, краснеющего Х, выклянчил у него автограф, чмокнул в животик и пугливо уполз в виртуальное небытие, не оставив адреса...

      Автор распаляется. Воображение наше начинает нас пучить. Однако... заглянув в собственный раздел, находишь горячие строки друзей, добрых знакомых и кровных родственников, отличающихся, кстати, завидным долготерпением - это ж надо, читать всё то, что мы тут накропали! - хотя, вполне возможно, что сердобольные друзья просто жалеют блаженненького... а за его спиной корчат друг другу многозначительные рожи. Мол, ничего-ничего... от нас не убудет, а он пусть пишет... а то опять придётся прятать от него водку и острые вилки, верёвки и мыло, уксус и валидол... и выгуливать беднягу подальше от трамвайных и железнодорожных путей.

      Впрочем, обиднее, когда вместо благодарного читателя с заплаканными глазами, с размаху наступаешь на след некоей жизнедеятельности, типа: "На словах ты Лев Толстой, а на деле - х...й простой!" или "Букавок многа нечитал". Не пугайтесь, это уже наш брат, автор, постарался... чтобы не расслаблялись засранцы-конкуренты. А то, ишь чего удумали!.. Расплодились тут, - проходу уже не стало...   Корпоративные разборки, в общем :)

     Изредка появляющиеся мушиные следы "аффтаржжошпишиисчо!" я лично считаю тривиальным вирусом, запущенным сердобольным Мошковым. Генератор случайных чисел разбрызгивает сии пятнышки более или менее равномерно по всем СИ-шным нивам. Нечто вроде удобрения :) ...э-э-э... одобрения.

ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ В АВТОРСКОМ РАЗДЕЛЕ КОТА ИРВИНГА СТИВЕНСА

Эссе "Гитарист"

Человек петь может по двум причинам: либо, когда ему очень хорошо, либо, когда очень плохо. В случае ниже, больше подходит второй вариант.

Один парень гитарист недавно расстался с девушкой. Он с ней повстречался пять месяцев, что очень ранило его душу, до самого беспредела. Чтобы как-то утолить свою боль, он начал петь. Так, как хорошо владел испанским, и у него была гитара, которую приобрел, когда учился в училище культуры на народника, то он хорошо знал ноты, и для себя учил вокал, а знания испанского позволили ему разучивать песни на испанском. Славно пел песни во своем дворе: Juanes - La camisa negra, DJ Mendez - Razor Tongue, Enrique Iglesias - Bailamos и много других композиций. От чего возле него стало обитать много девушек, которых восхищало его пение. Нигде ещё в центре Украины в каком-то дворе никто не пел на испанском языке.

Те девушки, которые собирались вокруг этого отчаянного гитариста, у них были парни. Парни узнали о том, что они собираются вокруг какого-то гитариста и стали своих девушек ревновать к нему. В один прекрасный день собрались они все вместе, и наваляли тому гитаристу изо всего размаху с прикушенной губой по печени, а гитару разбили.

Гитарист не оказался в таком положении долго. Он был любим всеми во дворе и много кто мог за него вступится, потому что никому никогда не делал вреда и много кто его уважал. Один парень заснял видос, как его избивали. И это видео показал той братве, которая потом решила вступится за гитариста. С той братвой гитарист в детстве играл в футбол, поэтому они всегда за него горой.

Парней тех быстро вычислили, и наваляли им точно так с прикушенной губой, как и тому гитаристу и всё на глазах гитариста. Он высказался им в том, что не имел намерения соблазнять их девушек. Он расстался со своей девушкой, которую любил, а она его разлюбила и полюбила другого. Ему просто нет дела до других девушек и поет потому, что ему больно на душе. Этим он привел в чувства всех.

В итоге те обидчики купили гитаристу новую гитару, и плясали под его играния и испанские песни вместе со своими девушками. Та братва тоже, они все теперь дружно собирались, чтобы развлекаться испанской пляской в стиле латинос, и чтобы гитарист смог унять свою печаль по своей любимой
девушке, которая принадлежит другому.

Как по мне, нет смысла завидовать тем, кто умеет хорошо петь и дарить хорошие песни и музыкальную игру. Это всё из-за глубокой печали сердца, сочувствовать таким людям нужно, а не бить по печени с прикушенной губой.

Весна. Май. Киев. Среди зелени тенистых каштанов начинают зажигаться белые, а кое-где и красные пирамидальные свечи соцветий. В этот час позднего утра совсем немного людей на дорожках Первомайского парка. Золотистые солнечные зайчики, проскакивая сквозь листву деревьев, весело прыгают по асфальту тропинок. Князь Владимир, опираясь на крест, глядит в подернутую голубоватой дымкой даль за Днепром, как будто на посту, охраняя свой город. Легкий ветерок с днепровских склонов доносит еле уловимый запах цветущих деревьев на обзорную площадку у памятника. Виль стоит в непринужденной позе, слегка опираясь на парапет, тоже разглядывая заднепровский пейзаж и, время от времени, поглядывает на аллею, ведущую к площадке. Он ждет Энну - свою любовь, свою судьбу. Ведь сегодня - день их первого свидания, первый день Времени.

Вдруг Виль слегка напрягается. Из зеленоватого сумрака аллеи на площадку быстрым шагом, как будто летя над землей, выходит девушка. Ее волосы, подхватывая ветерок, мягко подлетают в такт ее шагам. Виль весь как бы подается вперед, замечая видимый только ему одному сияющий фиолетово-золотистый ореол вокруг стройной фигуры девушки, и узнавая Энну. Они подходят друг к другу, их руки встречаются, а сияния вокруг них сливаются в одно, закручивающееся бешено вращающейся серебристой спиралью, и ограждающее соединившуюся пару от всех вредоносных влияний внешнего мира. Их глаза встречаются, и так, взявшись за руки и не отводя взгляда, они долго стоят, не замечая вокруг ничего. Им не нужны слова - за них говорят их глаза, широко распахнутые у Энны и слегка прищуренные у Виля. Но вот слышно уже первые слова.

- Вот мы и встретились. Здравствуй, любовь моя.

- Здравствуй, Виль. А я все боялась, - вот не узнаю тебя. Я ведь никогда не видела это...

Энна делает округлый жест руками, как бы очерчивая сияние. Виль весело улыбается, и шутливо грозит Энне пальцем.

- Ты мне так и не поверила, ах, ты, Фома неверующий... Теперь убедилась?

- Это было так неожиданно и чудесно...

Они поворачиваются, обнявшись, в сторону Днепра. Виль обводит рукой пространство перед ними.

- Энна, смотри - это наш город, это наша планета. Теперь их судьба в наших руках.

- Да, милый, наступает Время.

- И мы теперь всегда будем вместе, и не расстанемся никогда.

- Никогда-никогда... И Любовь наша будет вечной.

- Да, Энна, вечной, навсегда...

- Пойдем, любимый, походим по парку, поговорим. Нам еще многое нужно обсудить.

И они, взявшись за руки, медленно скрываются в зеленоватом полумраке аллеи, негромко беседуя между собой. И, кажется, будто мир вокруг стал неуловимо другим.

И Время началось...

Где-то в межгалактическом пространстве. В глубочайшем мраке, лишь кое-где рассеиваемом тусклыми туманными светлячками галактик, медленно плывет полупрозрачная сфера. Частицы света, пришедшие из невообразимых глубин пространства, почти беспрепятственно пронизывают ее во всех направлениях, и кажется, что этот бесплотный призрак вот-вот исчезнет, навсегда растворится в безбрежном океане Космоса. Но так только кажется, потому что во всей Вселенной не найдется ничего, что смогло бы разрушить этот шар, разорвать тончайший покров, скрывающий от нескромных взглядов внутренний мир, мир, который будет существовать всегда. Бесконечно много обличий у этого мира, полностью подчиняющегося прихотям своих обитателей, создавших его. Сейчас это небольшой заповедный уголок планеты, приютившей некогда их в трудное время, которую они, по давней привычке, называют просто Земля. Прозрачное осеннее утро освещает трепетным светом небольшой участок густого смешанного леса, начинающего уже кое-где желтеть, посреди которого, на большой зеленой поляне, стоит старинный английский замок. Золотистые лучи рассвета через высокое готическое окно падают на постель, на которой в объятиях друг друга сладким утренним сном спят Двое. Они одни в этом мире, который принадлежит только им.   

Где-то, может быть совсем на другом конце Вселенной, плывет в пространстве другая, точно такая же сфера, мир, принадлежащий другим Двоим. Сегодня они должны встретиться, и местом этих традиционных встреч почти всегда служит Земля, маленькая планета желтого карлика, затерянного в глубинах пространства.   

В старинном замке озорной световой зайчик тихонько ползет по носу Энны. Она чихает и просыпается, открывает глаза и смотрит на Виля. Тот шевелится, потом снова затихает и продолжает сладко посапывать. Энна встает, подходит к окну и, потягиваясь, подставляет свое прекрасное обнаженное тело льющимся из него ласковым лучам. Ее покрытая легким загаром кожа начинает, как бы просвечивать изнутри, а длинные темно-русые волосы окутывают тело светящимся ореолом. Виль просыпается, приподнимается на локте и долго, с нежностью и лаской, смотрит на Энну. Она оборачивается, ловит его взгляд, и, охваченная внезапным порывом, бросается в его объятия... Долгий поцелуй, кажется на целую вечность... А потом... Приятная усталость, и какое им дело до мира, лежащего по ту сторону тончайшей, почти невидимой преграды, созданной их чувством и разумом: ведь даже если он погрузится во вечный мрак или исчезнет в огне первородного яйца, их мир, внутренний мир, будет существовать всегда.   

Энна и Виль сидят на лужайке перед замком, смотрят на лес, откуда ветерок несет к ним первые желтые листья, кружащиеся и падающие к их ногам, и ведут неторопливый разговор.   

- Милый, сегодня Сцена просто чудесна, я давно не видела осени на Земле.   

- Я рад, Энна, что тебе нравится.   

- Виль, ты ведь неспроста сделал такую Сцену, сегодня день Встречи.   

- Да, любимая.   

- Сегодня мы увидим Землю, старое Солнце, и встретимся с Айнной и Ивом.   

- Думаю, что они тоже скучают по нас, и очень обрадуются Встрече.   

- Я вся горю нетерпением, не пора ли начинать Переход, ведь до Земли так далеко.   

- Милая Энна, ты все никак не можешь привыкнуть, что Времени не существует для нас.   

- Я привыкаю, я стараюсь, любимый. Но уже действительно пора, Айнна и Ив ждут нас у Земли, взгляни на Панно.   

- Ты права, Энна, начинаем Переход.   

Виль делает неширокий взмах рукой, голубой купол неба становится прозрачным, его затопляет чернота Космоса, лишь в невообразимой дали тускло светятся туманные пятна галактик. Неуловимо быстрый жест Энны, чернота купола на мгновение задергивается красной туманной завесой, а потом загорается разноцветными ослепительными бриллиантами созвездий. Лес, лужайку и замок заливает поток золотистого света близкой звезды, полнеба занимает голубой шар планеты, а чуть в стороне, очень близко, плывет полупрозрачная сфера второго Корабля. Панно на миг расцвечивается огнями приветствий, а затем оба Корабля начинают медленно спускаться, погружаясь в глубину голубого океана газа, окутывающего планету. Здравствуй, Земля, мы вернулись...   

На поляне перед замком небольшое озеро. На берегу, у края обрыва сидят Четверо - Айнна, Энна, Ив и Виль. В прозрачной глубине воды видно медленно проплывающую перед ними поверхность Земли: леса, пустыни, города, океаны. Неторопливо льется беседа, им некуда спешить, они видели многое, но путь Познания не имеет конца и познанным нужно поделиться. А если где-то нужно действие, то надо получить совет друга, а, может, и совсем объединить усилия разума и мощь обеих Кораблей. Целые галактики Корабль может погружать в небытие и вызывать обратно к жизни. То и другое приходилось делать им не раз, они помнят все. Тяжелым грузом ложится на них их память, и лишь Встречи облегчают эту нелегкую ношу. А потому длится день Встречи, а на Земле текут годы, века, тысячелетия, и никто не знает, когда наступит вечер.   

Но вот он наступает. Длинная тень ложится от замка на прозрачную гладь озера. Энна и Виль прощаются с Ивом и Айнной, оба Корабля снова медленно поднимаются вверх, к горящим в черной пустоте бесстрастным звездам. Они стоят на берегу озера, в тени старинного замка, тесно прижавшись друг к другу, и долго смотрят вслед другому Кораблю, пока тот окончательно не исчезает в темных глубинах Космоса.   

И снова их только Двое. Они стоят у высокого готического окна и смотрят на лес, который осенний закат окрасил в глубокие багровые тона.   

- Виль, знаешь, я не могу припомнить случая, чтобы тебе так удавалась Сцена.   

- Спасибо, Энна.   

- Прости, всегда, когда кончается Встреча, мне так тоскливо.   

- Энна, милая, для нас нет Времени, будут еще Встречи. Ведь все познается в контрастах, и лишь Двое могут быть всегда вместе, только Любовь властна над Временем.   

- Я знаю, любимый.   

Они обнимают друг друга, их губы сливаются в долгом поцелуе. Он поднимает ее и несет к постели... Через некоторое время Энна засыпает на плече Виля. Он еще долго не спит, вдыхая запах ее волос и глядя в темноту за окном. Над замком спускается ночь.   

В глубоком мраке, царящем между галактиками, медленно плывет Корабль, охраняя покой своих обитателей. Лишь редкие частицы света проскакивают сквозь его призрачную сферу, не замечая его. В нем спят Двое, и где-то, может быть на другом конце Вселенной, другие Двое тоже спят, и другой Корабль тоже охраняет их покой.   

Завтра будет новый День...