МИРОТВОРЧЕСКОЕ

Смирись, майдановская рать: прикинь, спасет тебя Европа ль? Нет, я за то, чтоб все отдать, как вы отдали Симферополь: не продолжая непокорств, не повторяя Межигорий... Отдать, покуда Краматорск не превратился в крематорий; отдать Луганск без долгих слов, Донецк и Харьков, не оплакав; отдать Одессу, Киев, Львов, а если выйдет, то и Краков. Не потому, что так плоха родная ненька Украина, не потому, что с МБХ я выступаю заедино, не потому, что всех нагнуть я жажду мерою такою, — а потому, что это путь к ненарушимому покою. Отдайте Родину на раз, со всем народом, если примут. Все сразу станет, как у нас — беру не пенсии, но климат: застынут даже воды рек. Уйдут смятение и злоба. Вы успокоитесь навек, никто не рыпнется до гроба. Россия станет ваша мать. Приникните к родному лону! Чтоб иногда маршировать, оставят пятую колонну, единой нации говно, как замечал Ильич победно. Но это будет так смешно, что даже, в сущности, безвредно.

Вы сразу встанете с колен. Все завершится общей мессой. Вы захотели перемен? Они кончаются Одессой. Стремились в рай — попали в ад. Ведь ясно было: очень скоро вас в каждой смерти обвинят за то, что вы погнали вора. Пройдется красным колесом мятеж, подпитанный с востока: вас обвинят теперь во всем необратимо и жестоко. Не то беда, что вы давно искали помощи у НАТО: свобода тянет вас на дно, свобода будет виновата! Сопротивленье — страшный грех и непростительнейший навык. Вам отвечать теперь за всех — равно за правых и неправых. Кто отступал, кто нападал, кто доверял и кто дурачил, — а виноват за всех Майдан: и то, зачем он это начал? Мол, все устроится само, лишь свергнем рыцаря наживы... А надо было жрать дерьмо, и все бы, кстати, были живы. И Крым бы, кстати, был при вас, включая скважину на шельфе, и газ бы шел не как сейчас, а вдвое слаще и дешевле. Теперь у вас такой бардак, такой беспримесный упадок... Лишь Путин может сделать так, чтоб в Украине был порядок: объединенье большинства, позор навек пред целым светом — чтоб вся страна была мертва и хорошо жила при этом!

И к вам, заморские друзья, я обращаюсь заедино: с Россией ссориться нельзя. Она ваще непобедима. Кто сладит с ней, с такой большой — в полях теряется столица, — с ее угрюмою душой, что даже смерти не боится, и не боится ничего, хотя врагов у нас несметно, — поскольку все давно мертво и потому уже бессмертно! И я за то, чтоб прочий мир, покуда он не стал руиной, пришел на общий братский пир сдаваться вслед за Украиной: вот будет жизнь! Ни лишних слов, ни оппозиции, ни страха... А если будет Киселев — вы не заметите и краха. Весь мировой жидомасон, что до сих пор глумился грозно, впадет в блаженный общий сон. Идите к нам, пока не поздно! Ваш срок, по-моему, истек, все ваши смыслы дружно скисли. Вам намекал на это Блок, он написал про это «Скифы». Россия — ваша кость и твердь, решительная, как шпицрутен, непобедимая, как смерть, и бесконечная...

Улица –овского. Кто этот –овский?

Воин, учёный, певец?

Что-то он выдумал или наделал,

Просто герой наконец.

Славили –овского. Песни слагали,

Кичились правом любить,

Ф.И.О. себе под-кумира меняли,

Чтобы похожими быть.

-Овского всюду портретов висело

Больше, чем в храмах икон,

И не один укатил в заполярье

Недолюбивших вагон.

Что стало с –овским. Никто и не знает,

В моде другие сейчас,

Лишь иногда на домах проступает

Имя, пустое для нас.

Пока хоть чего-нибудь стою,

Пока говорю и горю,

Я сердце весною омою

И радость другим подарю.

Долой монотонность лиц постных,

Из сна выползайте на свет,

Бросайте ярмо високосных

И — в пропасть непрожитых лет.

Пусть ходит несчастье кругами,

Оно не рискнёт нападать,

Я буду всегда рядом с вами,

А вместе — чего нам терять?

Надеждой других окрылите,

Не бойтесь чудными прослыть,

И слёзы улыбкой утрите,

Нам завтра сегодня творить

Я помню, как меня касались твои руки,

как ты шептал: я счастлив быть с тобой.

Как целовал... я помню твои губы...

я помню, как смотрел в моё лицо...

 

я помню, как дышал ты: часто, громко...

как ты кричал... шептал... вздыхал... дрожал..

как каждое мое прикосновенье

тебя чуть жалило...

но уносило в рай...

я помню твое тело, твои губы.

Я помню жар объятий и тепло.

Я помню всё. Отчетливо и четко.

Но помнить — это мало!

Я хочу ещё!!!

 

После паузы длиною в три с половиной недели (слава Богу, хоть не девять с половиной недель!) Злой поэт Некрот собственноручно добавил на свой русскоязычный Сайт-Близнец по имени Рупс сразу пять стихотворений.

Почему не удалось добавить их раньше? Да кто же знает.
Хотя...
Может, так оно было задумано - подарить их посетителям аккурат к 14 февраля? Да, да - ко дню святого Валентина по католическому календарю, который вот уж много лет назад провозгласили "днем всех влюбленных"!

Вы же только всмотритесь/вчитайтесь в названия добавленных произведений!

"Пропадаю без любви"!
"Зачем и кто же выдумал любовь?"!
"Ты бросила меня"!
"Без тебя"!
"Когда ты рядом"!

Одно из этих стихотворений сейчас можно будет прочитать прямо здесь, никуда не кликая и не переходя.

***
Зачем и кто же выдумал любовь?
Не знают люди большего секрета.
И тысячи страдальцев вновь и вновь
Себя терзают в поисках ответа.

Зачем другую любит он? Она
Зачем с другим в обнимочку проходит?
А кто-то снова плачет у окна,
Письмо кому-то долго не приходит...

Ждет - не дождется девушка звонка,
Расстаться парень с бывшею не в силах.
В чужой руке любимая рука,
Милок ушел, подруга разлюбила...

А Саша, провожая лебедей
Печальным взглядом, стонет втихомолку.
А Маша гибнет без любви своей -
Уже разбито сердце на осколки.

И будет так, пока живет наш мир,
И никуда не денемся мы с вами:
Заполнен плачем радиоэфир
И при деньгах продюсеры с певцами.
Александр НЕКРОТ


Любовь так и прет, ага?

Между прочим, и иллюстрация к сегодняшнему блогопосту взята со страницы С Днем влюбленных на сайте Блог Зарапова Эдуарда.

А хотите знать, почему Александр Некрот пишет "день влюбленных" в кавычках и как он относится к этому "празднику" (тоже в кавычках!)?

Тогда милости просим по ссылкам:
Валентинов день: стоит ли праздновать?
А у нас не "день влюбленных", а у нас - Трифона

Заодно рекомендую:
15 (2) февраля — Сретение Господне
Советская власть отняла у народа счастье?

Да, и это еще не всё!

Завтра - Прощеное воскресенье. И я обращаюсь ко всем посетителям моего блога со словами:
Простите меня, Христа ради,
простите меня, Христа ради,
простите меня, Христа ради,
если чем-нибудь обидел Вас!

А вот теперь, кажется, всё!

Буду рад комментариям - как всегда.

Источник: http://rups.nekrot.net/blog/srazu_pjat_stikhotvorenij_ko_dnju_vljublennykh/2010-02-13-61.

The secret*Щоб ЕВРО сховано в коморі
Щоб сало рохкало у дворі
Щоб в гаражі стояв Феррарі
В сараї Лексус ще у парі
У хаті -з мрамору камін
Та і басейн хоча б один
Щоб гідромасажер з джакузі
Щоб Хеннесі бовталось в пузі
І щастя вам не лізло боком
Коротше, ВСІХ ВАС З НОВИМ РОКОМ!!!*
спасибі Вам на файнім слові
й у Вас хай рохкає в коморі  
а в хаті шоп з вогнем камін
та й чоловік... хоча б один
...басейн з мармуру та джакуззі...
мартіні шоб гуляло в пузі  
 доляри, йєври й рублі у вас були
усюди, скрізь, назавжди... многа
й надьожний друх шоб був - Сірога  
карочі, йа ваз поздоровляйу
й з новим роком ваз вітайу

Йуцкен*Нушо, С ПРАЗНЕГАМ. Жылаим вам фсиво и многа   *
 ога! ис празднекам вас всег!
пусь срасу квам придьод успег!
любви и щаздьйа ишоп многа!
агрусь таска пусь нафиг валят
мы - йа имой   друган сирога
вас снаслажденийем пахвалят
затошо вы такийе йесць!
мыскажым прафdу ани лесць!
бесваз нам былабы хруснейе
асваме (гыыгг хьох!) нам висилейе

http://www.youtube.com/watch?v=cQyGYdRqulQ

3.
А!
Празднично!
Достойное Начало!
По-африкански праздничное!
Достойное Льва
или истошно морализирующей Обезьяны...
...но вам- Ничего,
вам милейшие Подруги,
у Ног чьих мне
присесть довелось. Дела-а...
Чудесно, правда!
Сижу вот тут,
вблизи Пустыни, а только-
далёко от этой Пустыни:
растрачен в Ничто,
а именно- проглочен
Оазисом этим малейшим:
вот он зевает
милейшей Пастью,
наиблагоуханнейшим Рыльцем-
вот и валюсь в него,
вниз, глубже- я средь вас,
мои милейшие Подруги. Дела-а...
Хайль, хайль Киту,
оставившему Гостя своего
во Здравии!.. вы разумеете
моё учёное Вступление?..
Хайль его Брюху,
будь оно
столь милым Оазисом,
в чём я, однако, сомневаюсь.
Для этого пришёл я из Европы,
что сомнительна как все Замужние Бабёнки.
Бог ей в Помощь!
Амен!
Сижу я здесь,
в мельчайшем Оазисе,
будто Финик:
бурый, сладкий весь, позлащён,
жаден до круглых Девичьих Пастей,
но более жаден до девичьих
ледяных снежнобелых режущих
Клыков- по ним, именно,
томится Сердце всех Фиников. Дела-а...
Подобно названным Южным Плодам,
подобно, всеподобно,
лежу вот,
Летучими Жучка`ми
отанцован, обыгран,
а также- помельче Жучков,
глупыми, злобными
Желаниями, Порывами...
осаждён вами,
немыми, чувствительными,
Девы-Кошки
Дуду и Зулейка,
... обсфинкчен: мне бы в Слово
Чувств поболее умять
(прости мне, Боже, это Словоблудие!..)
...сижу вот, Лучшим Духом лакомлюсь,
Райским Духом, пожалуй,
лёгким, светлым Духом, златотканным:
столь добрый Дух, разве
с Луны ниспадает-
то ли случайно, то ль от щедрот?
как старые Бояны сказывают...
Хоть я, Недоверчивый, и в этом сомневаюсь,
ради чего и пришёл из Европы,
сомнительной как все замужние Бабёнки.
Бог ей в Помощь!
Амен.
Этот, лучший Дух вкушая
Ноздрями- Чарами полными,
без Будущего, без Памяти
сижу вот, вы
милейшие Подруги,
да присматриваюсь к Пальме,
как она, подобно Плясунье
стелется, клонится, колышет Бёдрами-
поглядишь да и повторишь...
подобна Плясунье, которая, сдаётся мне,
уж долго, опасно долго,
всегда, всегда стоит на одной Ножке?!
То ль забыла она, сдаётся мне,
о второй Ножке?
Зря, однако,
искал я недостающую
Серёжку...
то бишь, Ножку...
В святой Близости
ея всемилейшей, всенежнейшей
Вееро-Ветро-и-Вёртко-Юбочечки  та1 в сатя .нге
Да, коль поверите мне, милейшие Подруги,
вполне: та её потеряла...
У-ху-ху-ху-ху! (плач- прим.перев.)
Нет её
и не будет,
второй Ножки!
О, жаль милой Пропажи!
Где она прозябает-печалится,
Одинокая Ножка?
В Ужасе, быть может, пред
ужасным, жёлтогривым
Львом-Зверюгой? Или вовсе:
обглодана, истерзана...
Жалость какая! Жалко! Обглодана. Дела-а...
Не плачьте со мной,
мягкие Сердца!
Не плачьте со мной, вы
Финики-Сердца, Кокосы-Груди!
Вы, Сахарно-Тростниковые-
Сердца!
Будь Мужчиной, Зулейка! Крепись! Мужайся!
Не плачь впредь,
бледная Дуду!
... Иль прибегнуть мне
к Укрепляющему :для Сердца
сыщу тут?...
Добрую Сказку?
Святочную Присказку?
А!
Изыди, Достоинство!
Дуйся, опавшая
Шкура Добродетели!
А!
Ещё Раз рыкну,
морально рыкну,
как Морализирующий Лев пред Дочерьми Пустыни рыкает!
Ибо Добродетельный Вой-
для вас, милейшие Девушки,
болше , чем Всё:
он- Европейская Страсть, Европейский Голод-Жар!
И вот, стою уж
как Европеец:
я не могу иначе.
Бог в Помощь мне!
Амен!
* * * * *
Пустыня ширится: увы тому,
кто огораживает Пустошь:
Песок сгрызёт Поковы и Хомут,
и Камнепадом Седока Обрушит.
Смерть-Хищница горит-грозит:
твоё Житьё сжуёт -им Рот набит.
Запомни, Человек, здесь Рая нет:
ты- Камень, а Пустыня- Смерть.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

3.
Ha!
Feierlich!
ein wuerdiger Anfang!
afrikanisch feierlich!
eines Loewen wuerdig
oder eines moralischen Bruellaffen…
— aber Nichts fuer euch,
ihr allerliebsten Freundinnen,
zu deren Fuessen mir,
einem Europaeer unter Palmen,
zu sitzen vergoennt ist. Sela.
Wunderbar wahrlich!
Da sitze ich nun,
der Wueste nahe und bereits
so ferne wieder der Wueste,
auch in Nichts noch verwuestet:
namlich hinabgeschluckt
von dieser kleinsten Oasis —
sie sperrte gerade gaehnend
ihr liebliches Maul auf,
das wohlriechendste aller Maeulchen:
da fiel ich hinein,
hinab, hindurch — unter euch,
ihr allerliebsten Freundinnen! Sela.
Heil, Heil jenem Walfische,
wenn er also es seinem Gaste
wohlsein liess! — ihr versteht
meine gelehrte Anspielung?…
Heil seinem Bauche,
wenn es also
ein so lieblicher Oasis-Bauch war,
gleich diesem: was ich aber in Zweifel ziehe.
Dafuer komme ich aus Europa,
das zweifelsuechtiger ist als alle Eheweibchen.
Moege Gott es bessern!
Amen!
Da sitze ich nun,
in dieser kleinsten Oasis,
einer Dattel gleich,
braun, durchsusst, goldschwuerig,
luestern nach einem runden Maedchen-Maule,
mehr aber noch nach maedchenhaften
eiskalten schneeweissen schneidigen
Beisszaehnen: nach denen naemlich
lechzt das Herz allen heissen Datteln. Sela.
Den genannten Suedfruechten
aehnlich, allzuaehnlich
liege ich hier, von kleinen
Fluegelkaefern
umtaenzelt und umspielt,
insgleichen von noch kleineren
thoerichteren boshafteren
Wunschen und Einfaellen, —
umlagert von euch,
ihr stummen, ihr ahnungsvollen
Maedchen-Katzen
Dudu und Suleika
— umsphinxt, dass ich in Ein Wort
viel Gefuehle stopfe
(— vergebe mir Gott diese Sprachsuende!…)
— sitze hier, die beste Luft schnueffelnd,
Paradieses-Luft wahrlich,
lichte leichte Luft, goldgestreifte,
so gute Luft nur je
vom Monde herabfiel,
sei es aus Zufall oder geschah es aus Uebermuthe?
wie die alten Dichter erzaehlen.
Ich Zweifler aber ziehe es in Zweifel,
dafur komme ich
aus Europa,
das zweifelsuechtiger ist als alle Eheweibchen.
Moege Gott es bessern!
Amen.
Diese schoenste Luft athmend,
mit Nuestern geschwellt gleich Bechern,
ohne Zukunft, ohne Erinnerungen,
so sitze ich hier, ihr
allerliebsten Freundinnen,
und sehe der Palme zu,
wie sie, einer Taenzerin gleich,
sich biegt und schmiegt und in der Huefte wiegt
— man thut es mit, sieht man lange zu…
einer Taenzerin gleich, die, wie mir scheinen will,
zu lange schon, gefaehrlich lange
immer, immer nur auf Einem Beinchen stand?
— da vergass sie darob, wie mir scheinen will,
das andre Beinchen?
Vergebens wenigstens
suchte ich das vermisste
Zwillings-Kleinod
— naemlich das andre Beinchen —
in der heiligen Naehe
ihres allerliebsten, allerzierlichsten
Faecher- und Flatter- und Flitter-Roeckchens.
Ja, wenn ihr mir, ihr schoenen Freundinnen,
ganz glauben wollt, sie hat es verloren…
Hu! Hu! Hu! Hu! Hu!…
Es ist dahin,
auf ewig dahin,
das andre Beinchen!
Oh schade um dies liebliche andre Beinchen!
Wo — mag es wohl weilen und verlassen trauern,
dieses einsame Beinchen?
In Furcht vielleicht vor einem
grimmen gelben blondgelockten
Loewen-Unthiere? oder gar schon
abgenagt, abgeknabbert —
erbarmlich wehe! wehe! abgeknabbert! Sela.
Oh weint mir nicht,
weiche Herzen!
Weint mir nicht, ihr
Dattel-Herzen! Milch-Busen!
Ihr Suessholz-Herz-
Beutelchen!
Sei ein Mann, Suleika! Muth! Muth!
Weine nicht mehr,
bleiche Dudu!
— Oder sollte vielleicht
etwas Staerkendes, Herz-Staerkendes
hier am Platze sein?
ein gesalbter Spruch?
ein feierlicher Zuspruch?…
Ha!
Herauf, Wuerde!
Blase, blase wieder,
Blasebalg der Tugend!
Ha!
Noch Ein Mal bruellen,
moralisch bruellen,
als moralischer Loewe vor den Toechtern der Wueste brullen!
— Denn Tugend-Geheul,
ihr allerliebsten Maedchen,
ist mehr als Alles
Europaeer-Inbrunst, Europaeer-Heisshunger!
Und da stehe ich schon,
als Europaeer,
ich kann nicht anders, Gott helfe mir!
Amen!
* * * * *

Die Wueste waechst: weh dem, der Wuesten birgt!
Stein knirscht an Stein, die Wueste schlingt und wuergt.
Der ungeheure Tod blickt gluehend braun
und kaut, — sein Leben ist sein Kaun…
Vergiss nicht, Mensch, den Wollust ausgeloht: du — bist der Stein, die Wueste, bist der Tod…

текст оригинала - прим.перев.

3.
Ах!..
Торжественно!..
Достойная встреча!
По-африкански торжественная!
Достойная льва
или рыкающего нравоучениями бабуина…
Лишь ничего не достает вам,
дражайшие сударыни,
у ног которых было дозволено
мне, европейцу под сенью пальм,
посиживать. Вот такие дела.
Воистину волшебство!
Сижу я ныне
возле самой пустыни, но
вдали от любой пустыни,
вопустынясь в ничтожестве:
дав себя проглотить
оазису здешнему, -
крошечный, как он призывно
зевает
благоуханнейшим своим ртом, -
как тут не рухнуть,
не пасть, не прорваться,
не оторваться от вас.
Дрожайшие сударыни. Вот такие дела.
Слава, слава сему Киту,
о благоденствии помышляющему
и гостя здешнего. Вам
внятен ли мой намек?..
Слава его чреву,
Будь оно
благословенным оазисом вроде
вашего, в чем я отнюдь не уверен.
Лишь для этого я и покинул Европу,
вызывающую подозрения
большие, чем любая замужняя баба.
Да поможет ей Бог! Аминь!
Сижу я ныне,
попав в здешний оазис,
подобен плоду пальмы –
бурому, сладкому, в золотых крапинках,
алчущему круглых девичьих уст,
но алчущему куда сильнее
девичьих ледяных белоснежных острых
зубов – по которым вечно
тоскует сердце плодов горячих. Вот такие дела
Подобно этим южным плодам,
подобно, слишком подобно,
лежу я здесь, окруженный
игрою и пляской
маленьких крылатых жуков,
окруженный в не меньшей мере
злой и безумной
игрою страстей и желаний, -
окруженный вами,
немые провидицы,
девы-кошки
Дуду и Зулейка,
окруженный сфинксами, если уж воплощать
столько чувств в единое слово
(да простит мне Господь
это косноязычье!..),
сижу здесь, вдыхая
воздух воистину райский,
легкий, светлый и золотой,
какой иногда нисходит
разве что с самой луны -
то ли случайно,
то ли из милости,
как уверяют нас древние поэты,
хоть я, во всем сомневающийся,
подвергаю и это сомненью.
Лишь для этого я и покинул Европу,
вызывающую подозрения
большие, чем любая замужняя баба.
Да поможет ей Бог! Аминь!
Вдыхая этот чудесный воздух
ноздрями, наполнившимися, как кубки,
не ведая ни прошлого, ни грядущего,
сижу я здесь,
дражайшие сударыни,
и гляжу на пальму,
которая, как плясунья,
клонится
стелется и качает бедрами, -
так что поневоле начинаешь ей вторить…
Как плясунья, которая, как мне кажется,
слишком долго, устрашающе долго
удерживается на одной ноге…
Уж не забыла ль она, как мне кажется,
про вторую ногу?
Но по меньшей мере напрасно
искал я потерянную
напарницу –
то есть вторую ногу –
в священной близости
наипрекрасной, изящнейшей
веероподобной, овеянной ветром юбки.
Да, уж поверьте мне,
Дражайшие сударыни,
Она ее потеряла.
О-го-го! О-го-го!
Потеряла,
навсегда потеряла
вторую ногу!
А как жаль, а какая была красивая!
Где она теперь бредет и печалится,
эта одинокая нога?
Трепещет ли перед
ужасным, желтым, гривастым
разбойником львом? или вовсе
тронута порчей, прахом
пошла – а ведь жаль! – прахом! Вот такие дела.
Заплачьте же со мною,
мягкосердные!
Заплачьте со мною,
плодовые души и млечные груди!
Комочки
сердечек, легко разгрызаемых!
Но мужайся, Зулейка! будь твердой!
Не плачь,
бледная Дуду!
Или же вам нужно
что-нибудь возбуждающее
мужество?
Проповедь?
Заповедь?
Ну что же!
Вперед, достоинство!
Надувайся,
добродетель,
покуда не лопнешь!
Еще один рык –
нравоучительный!
Нравоучительным рыком льва
зарычу дочерям пустыни!
Ибо вой добродетели,
дражайшие сударыни,
есть нечто безмерно большее,
чем европейская страсть, европейский
смертельный голод!
И во т я стою перед вами,
я, европеец,
и не могу иначе.
Да поможет мне Бог! Аминь!
* * *
Не прячь пустыню, ведь она растет!
За камнем камень точит, губит, жрет.
Чудовищная смерть с набитым ртом
Алкает пищи – и стоит на том.
О человек, запомни навсегда:
Ты камень? Да! Пустыня? Да! Смерть? Да!

неизвестно, кем выполненный перевод, его "анонимность"- на совести редактора сайта http://www.nietzsche.ru/books_b.php )- прим. Терджимана Кырымлы

Зачем же ты, милая, так изменилась?

Зачем потушила улыбку в глазах?

Зачем же ты в горестях вся растворилась?

Зачем утопаешь в соленых слезах?

К чему все страданья и горькие речи?

К чему ворошить что минуло давно?

К чему зажигать давно погасшие свечи?

К чему искать то, что листвой занесло?

Ты знаешь, печаль в этом мире не вечна,

Ты сможешь найти понимание в нем!

Ты будешь дышать, ведь мечта безгранична!

Любить и сгорать вечной страсти огнем!