Р. М. РИЛЬКЕ

Нет одиночеству предела…
Оно как дождь: на небе нет пробела,
в нем даль морей вечерних онемела,
безбрежно обступая города, -
и хлынет вниз усталая вода.

И дождь всю ночь. В рассветном запустенье,
когда продрогшим мостовым тоскливо,
неутоленных тел переплетенье
расторгнется тревожно и брезгливо,
и двое делят скорбно, сиротливо
одну постель и ненависть навеки, -

тогда оно уже не дождь, - разливы… реки…

Пер. М. Рудницкого

Ф. ЛАРКИН

В постели лежа, глядя в темноту,
Быть откровенным легче с тем, кто рядом
Тут можно говорить начистоту.
Но мы молчим все дольше, все труднее…
Там, в небе, ветер строит на лету
И рушит облачные мавзолеи,
Не успокаиваясь ни на миг.
А мы лежим немея — не умея
Покинуть одиночества тупик,
Найти в душе, пока еще мы живы,
Слова, что милосердны и не лживы, —
Или почти добры, почти правдивы.

Пер. Г. Кружкова (?)

Любовная лирика З. А. Миркиной 

Нарастанье, обступанье тиши... 
Нас с тобою только сосны слышат. 

Прямо в небо, прямо в сердце вниди... 
Нас с тобою только звезды видят, 

Наклонившиеся к изголовью, 
И остались мы втроем — с Любовью. 

Для того лишь и замолкли звуки, 
Чтоб Она смогла раскинуть руки. 

Для того лишь мир и стал всецелым, 
Чтоб Она смогла расправить тело. 

Задрожали, растеклись границы, 
Чтоб Она сумела распрямиться, 

Каждый миг ушедший воскрешая... 
Боже правый, до чего большая! 

Боже святый, до чего огромна! 
Кто сказал, что Ей довольно комнат? 

Кто задумал поместить под крышу 
Ту, которая созвездий выше? 

Кто осмелился назвать мгновенной 
Ту, которая под стать Вселенной?! 

Любовные стихи в узком смысле слова Зинаида Миркина стала писать только на старости лет, из чувства тревоги, что я умру раньше и она останется в одиночестве (Григорий Померанц). 

1 
Мы два глубоких старика. 
В моей руке — твоя рука. 
Мои глаза — в глазах твоих. 
И так невозмутимо тих, 
Так нескончаемо глубок 
Безостановочный поток 
Той нежности, что больше нас, 
Но льется в мир из наших глаз, 
Той нежности, что так полна, 
Что все пройдет, но не она. 

2 
Мой сокровенный, тайный мой, 
Какою бездною немой, 
Каким безбрежьем тишины 
С тобою мы соединены! 
Я, в душу погрузясь твою, 
До дальних далей достаю. 

С минуты первой до сих пор 
Из глаз в глаза течет простор. 
Весь бесконечный небосвод 
Из глаз моих в твои течет, 
И нету ничего священней 
Легчайшего прикосновенья. 
Оно — как тихое моленье 
И тайное богослуженье. 

Глаза в глаза, ладонь в ладонь, 
И — разгорается огонь, 
Который все солнца зажег, 
Который высекает Бог.

Сказочное царство

1.
...И будто давненько я был
властителем дивного царства,
но ворог мой трон сокрушил
оплётом глухого коварства.

Могильные плиты молчат,
присыпаны пеплом и лавой,
но травы над щебнем торчат,
питаясь остаточной славой.

Бесцветная эта страна
ристалищем воен бывала,
а древняя эта стена
от тысяч врагов укрывала.

Зловещие стрелы неслись
и всадников копья мелькали,
утёсов безлюдную высь
алтарные жертвы питали.

Неслыханной брани урок
над жизнью возвысил свирепость —
и пала в предвещанный срок
под натиском старая крепость.

И город престольный мой пал,
и храбрая рать перебита,
и в плен я ворожий попал
чужая взяла меня свита —

я рок свой безвестный терплю,
заложник чужому вассальству,
и плачу, и молча скорблю
по старому дивному царству.

2.
Злата-осень злато листьев мечет,
пёстрый пурпур выцветил урон;
небосклон, печалями увечен,
тихо рушит царственный мой трон.
Растуману мелкий дождь перечит:
одиночке мало сна и дня.
Я устал, устал, разгромом мечен!
Мать-бедняга, слышишь ты меня?

Тёмный вечер тёмки-тени стелит,
заливает отчие поля.
Я забыл порыв стремлений в теле,
опустил крыла, покой целя,
потерял пути, утратил цели,
бесприютен в келье сна и дня.
гасну молча в сумрачном приделе!...
Мать-бедняга, слышишь ты меня?

Вихорь свищет в тополях уснувших,
листьев сушь гоняет в ноябре;
в страхе стонут голых веток души,
в страхе плачет чайка на заре
и, юдоль и бездну не нарушив,
веет бог предсны на склоне дня...
Там, во мне мольба напевы душит...
Мать-бедняга, слышишь ты меня?

3.
Улыбчива пёстрая осень,
чьи слёзы и краски что прах,
чей вихорь тревожный уносит
унылые вздохи и страх...
Усталый, я гибну в печали —
потёмки баючат меня,
уж вечер студёный началит
открытые створки окна.

Студ-вечер толкует мне вздоры
и плачет так странно навзрыд:
сомкнём, мол, усталые взоры,
ужасный конец нам открыт!
Донежьте меня, мои други —
до срока стемнел мой денёк!
И тени сплывают как струги,
и памяти сник огонёк.

Неслышно закат догорает
над траурным домом моим;
печать моё сердце терзает:
я страшным разгромом томим.
Мне б только погибнуть в покое,
средь бед свой конец обрести;
о, родина-мать в неустрое,
жми сына к землице-груди!

4.
Усталости сон незаметно овеял дружину
и месяц холодый обрывам не дарит огня.
Чернеет в траве задремавший бойцовский дожинок,
как будто забывший разгром отгремевшего дня.

И вечер спустился, стихии спокойные зают!
И скатертью небо, где россыпи звёзд небедны.
и вижу я, бдящий, как там далеко исчезают
священные степи отеческой дивной страны.

И в памяти близкой об осени грустно-прощальной
невольно тону я от скорби и горести пьян, —
и словно легенда старинная мне сообщает
гайдуцкую песню дремучих отцовских Балкан.

Я вижу поля и бесцветные голые скалы,
и нивы в цвету и потоки, чей гомон не тих
и будто внимаю сквозь ропот вечерне-усталый
заветным речениям пращуров храбрых моих.


So will ich liegen und horchen still
Wie eine Schildwach`im Grabe,
Bis einst ich hoere Kanonengebruell
Und wiehernder Rosse Getrabe.

Неinrich Неine

Так буду лежать я во гробе своём,
Как бы на часах и в молчаньи,
Покуда заслышу я пушечный гром,
И топот, и конское ржанье.

Генрих Гейне, "Два гренадера"; перевод А. Фета

5.
И я опять и вновь усну, и я опять и вновь угасну,
как гаснет день усталый и зарёй родится, чист и ведр.
и я опять и вновь усну, и прорасту не понапрасну,
стихиен, гордый и велик, стихиен, горд и щедр.

Я буду спать, но вечно бдеть...
И если вихрь средь бела дня затронет града твердь,
под стук копыт и вызвон шпаг в неистовом раздоре
отрину я потёмки сна, встряхнусь от праха горя,
и в нечислимый легион суровых стройных войнов
под рёвы медных труб и песни страшные достойно
войду плечом к плечу.

И ураганом быть мечу
секущему как льдины беды,
и в триумфальной пьяни
спою я гимн победный
своей геройской брани.

И я опять и вновь усну, и я опять и вновь угасну,
как гаснет день усталый и зарёй родится, чист и ведр.
и я опять и вновь усну, и прорасту не понапрасну,
стихиен, гордый и велик, стихиен, горд и щедр.

Христо Ясенов
перевод с болгарского Терджимана Кырымлы


Приказно царство

1.
...И сякаш отдавна съм бил
владетел на приказно царство —
и някакъв враг е разбил
престола ми с тъмно коварство.

Надгробните плочи мълчат,
посипани с пепел и лава,
но в техните билки личат
останки от минала слава.

И тия безцветни страни
били са свърталища бойни,
и тия старинни стени —
закрила за хиляди войни.

Летели са кобни стрели
и рицарски копия стари —
а тия безлюдни скали
били са прибежни олтари.

Била е нечувана бран
и време на страшна свирепост —
и в някакъв ден предвещан
е паднала старата крепост.

Престолният град е сломен
и храбрата рат е разбита —
и аз съм попаднал във плен
сред чужда и вражеска свита —

затуй — по незнайна съдба —
заложник на чуждо васалство —
аз плача и мълком скърбя
по старото приказно царство.

2.
Златна есен златни листи рони,
цветен пурпур багри всеки клон;
дъхат скърби мойте небосклони,
рухва бавно моят царствен трон.
През мъглата дребен дъжд ромони
и навява сънни самоти...
Аз съм морен, морен от погроми! —
Бедна майко, чуваш ли ме ти?

Тъмна вечер тъмни сенки стели
и залива родните поля.
Аз забравих устремите смели,
аз отпуснах вихрени крила
и загубил пътища и цели,
безприютен в свойте самоти —
гасна мълком в тъмните предели! —
Бедна майко, чуваш ли ме ти?

Вихър свири в сънните тополи
и пилее сухите листа;
стенат плахо клонищата голи,
плаче плаха чайка над света
и — прибулил бездни и юдоли —
бог развява сънни самоти...
Някой в мене пее и се моли...
Бедна майко, чуваш ли го ти?

3.
Усмихна се пъстрата есен
сред сълзи и краски, и прах
и вихър тревожно понесен
развея въздишки и страх...
Аз чезна печален и морен,
люлеят ме страшни тъми —
зад моя прозорец отворен
студената вечер шуми...

Студената вечер говори —
и плаче — и странно ридай..
Да склопим измъчени взори —
настанал е страшния край!
Любете ме нежно, другари -
тъй рано над мен се стъмни!
Погаснаха сенките стари
на светлите минали дни.

Погасна несетно лъчата
над моя тъй траурен дом,
тежи ми в сърцето печата
на някакъв страшен разгром.
Аз искам спокойно да гина
сред тия безкрайни беди —
притискай ме, майко-родина,
до своите земни гърди!

4.
Сън морен обвея несетно дружините бойни
и пламна изрязан над урвите месец студен.
Чернеят спокойно в тревата задрямали войни,
забравили сякаш разгрома на страшния ден.

Пониса се вечер и тъй е спокойно и леко!
И висне небето, и в звездни премени сияй —
и гледам аз буден как чезнат далеко, далеко
свещените степи на родния приказен край.

И в близкия спомен на тъжно-прощалната есен
потъвам неволно - от горест и скърби пиян, —
и сякаш дочувам - в старинна легенда унесен —
хайдушката песен на стария роден балкан.

И виждам полята, и виждам скалите безцветни —
и цветните ниви - и бистрите речни води —
и сякаш дочувам през ромона думи заветни —
заветните думи на моите храбри деди.


So will ich liegen und horchen still
Wie eine Schildwach', im Grabe,
Bis einst ich hore Kanonengebrull,
Und wiehernder Rosse getrabe,

Неinrich Неine

5.
И аз отново ще заспя, и аз отново ще погасна,
тъй както гасне морний ден, за да изгрее чист и ведър,
и аз отново ще заспя, и пак отново ще израсна,
стихиен, шеметен и горд, стихиен, шеметен и щедър.

И аз ще спя, и аз ще бдя...
И ако в някой светъл ден премине буря през града
и чуя тропот на коне и металичен звън на шпаги,
аз ще напусна мрачний сън на свойте горести недраги
и в многобройний легион на стройните сурови войни
наред със медните тръби и страшните напеви бойни
ще вдигна своя боен стан.

И сам ще бъда ураган,
разгромил всички скърби ледни,
и тържествуващ и пиян,
ще пея химните победни
на свойта героична бран.

И аз отново ще заспя, и аз отново ще погасна,
тъй както гасне морний ден, за да изгрее чист и ведър;
и аз отново ще заспя, и пак отново ще израсна
стихиен, шеметен и горд, стихиен, шеметен и щедър.

Христо Ясенов

Как мы познакомились с И.И.Павловым.

 Это было 4 марта 2007 года. Мы, человек 15 представителей одесской интеллигенции собрались по приглашению известной немецкой танцовщицы Каролы фон Хердер в ее пятикомнатной большой квартире, находившейся в старом доме, расположенном наискосок от Кирхи, чтобы помянуть Николая Васильевича Гоголя в годовщину его смерти. 

Самым старшим среди присутвовавщих был поэт Игорь Иванович Павлов. Познакомились с ним. На просьбу моей жены Нины почитать свои стихи Павлов ответил:«Сегодня не мой день». Он был не многословен, вел себя очень скромно, просто. О чем мы беседовали на вечере с Игорем Ивановичем Павловым я не помню. Но он на нас произвел впечатление необычного человека. Чувствовалось особое отношение к нему молодежи и самой хозяйки дома.

Как поминали Гоголя. На небольшом столике стояло душистое домашнее вино, на тарелках – бутерброды с салом, с брынзой, соленые огурцы. Был пирог с грибами, какой любил Гоголь. Из зубчиков чеснока на столике выложили слово «Гоголь».

Мы с Ниной принесли с собой том посмертного издания Гоголя с его Завещанием, открытки с репродукциями его портретов, копию моей работы с картины украинского художника Пимоненко «Святочное гадание», изображающую двух молоденьких девушек в украинских национальных одеждах, гадающих по тени на стене.

Пили вино, закусывали бутербродами, пирогом и варениками с творогом, картошкой. Каролла символически обошла  всех по кругу, обмакивая очередной вареник в сметану и бросая его в открытый рот очередному гостю. Это вызывало всеобщий смех. Все помнили          героя Гоголя - Пацюка, у которого вареники летели в рот сами.

При горящих свечах Игорь Иванович читал Завещание Гоголя, отрывок из Мертвых душ… Карола цитировала запомнившиеся ей отрывки из Гоголя по памяти! Под гитару пели украинские народные песни. Присутствовавший здесь автор прочел свой рассказ о посещении дома Гоголя  в Одессе. Три девочки – ученицы Каролы танцевали танец «Майская ночь», а зрители пытались угадать по танцу, кто из девочек изображает ведьму. Потом танцевала и сама Корола.

Мы с Ниной ушли в половине второго ночи. Шли до своего дома пешком.

Впоследствии, когда встречались с Павловым, он приветливо с нами раскланивался.

Раньше слышали что-то из стихов Игоря Ивановича в исполнении поэтессы Галины Маркеловой. Теперь, когда вышла его книжка, получили возможность познакомиться с ним как с поэтом. Вчера вечером с Ниной по очереди читали вслух его стихи.

Как магнитом меня притягивают необычные люди,  да и сам я, как говорят друзья, - "белая ворона". Но тогда у Каролы Игорь Иванович "не раскрылся", не захотел поговорить о своем творчестве, почитать свои стихи - "сегодня не мой день", а больше случая получше его узнать не представилось - ходили мы разными путями. 

Теперь его книжка стихов - это откровение для меня: настоящий поэт, уникальный, неповторимый человек.

Приведу его стихотверение.

КАРМЕН РИЭРЕ

                                      "Дорогая, сядем рядом,

                                       Поглядим в глаза друг другу"

                                                                      С.Есенин

Ты мне скажешь в этот вечер,

Что изюм не так коричнев,

Что мой дом не так беспечен,

Поцелуй - давно привычен,

Упрекнешь, что мало значишь,

Для ленивца и бродяги,

Отвернешься и заплачешь

В мои белые бумаги.

Ты мне скажешь, что сегодня

Нет того, что было прежде,

Что пора увять бесплодно,

Что пора уйти надежде,

Что ничто не учевидно

И ничто, увы, не ново,

Что о прошлом плакать стыдно,

Ибо жили бестолково.

Что же я тебе отвечу?

Обниму, прижму шутливо

И скажу чистосердечно: 

- Ты права. И ты красива.

Улетело наше лето,

Отшумели. Отшутили...

Не расстались! И об этом

Я скажу в высоком штиле:

- Дорогая! Ваши плечи

Пахнут утренним туманом.

А когда-то наши встречи

Пахли снегом и обманом.

Это значит - мы коснулись

Некой тайны... Нежной тайны...

Это значит - ветры с улиц

Преднамеренно случайны.

Это значит - мы любили,

Это значит - мы летели,

Это значит - нас забыли

Снегопады и метели.

Это значит - я опрпавдан.

Это значит - все по кругу...

"Дорогая сядем рядом,

Поглядим в глаза друг другу!".

Поминали Игоря Ивановича на 9-ый день со дня смерти во Всемирном клубе одесситов. Выпивали, закусывали. Галя Маркелова обвела весь зал взглядом и тихо говорит, как бы обращаясь к Павлову: "Игорь, мы поминаем тебя лучше, чем ты жил". Вот окончание одного из его стихотворений% "Что-то нынче не спится... Поесть бы...

Ниже привожу несколько фотографий с того вечера у Каролы фон Хердер. Это не все, что я снимал.  Надо напечатать и остальные.

Успенский В.Н.

                                                              

Весь мир ему да будет домом

"Вечерняя Одесса", №83 (9609) // 09 июня 2012 г.

 Игорь Павлов

 Ушел из жизни поэт с глазами врубелевского Пана, лицом схимника и осанкой поручика — Игорь Павлов: 7 июня мы проводили его в последний путь...

 Плакали оттого, что любили и расстались, и что его будет недоставать. Жизнь его оказалась долгой — 81 год. Как никогда, поняли: всему придет конец, даже хорошему человеку. Гражданскую панихиду устроили в знаменитой Кирхе — евангелически-лютеранском кафедральном соборе Святого Апостола Павла. Проповедь и заупокойную молитву произнес, под колокольный звон, епископ Уланд Шпалингер.

 Этому храму Игорь Павлов не чужой. В 1965 — 1968 годах творческая интеллигенция Одессы мужественно противостояла намерению властей стереть Кирху с лица земли, и Павлов был в первых рядах борцов, вместе с художником Олегом Соколовым, пианистом Юрием Диким, поэтом Хаимом Токманом и другими. Кирха стала символом сопротивления порядочных людей тоталитарному режиму. А буквально за несколько дней до кончины Игорь Иванович, по свидетельству поэта, физика Гали Маркеловой, твердо сказал: «Я — лютеранин». Хотя, говорят, был крещен в православной церкви...

 «Его выгнали со второго курса РГФ, — вспоминает Галя Маркелова, — потому что выяснилось, что он говорит по-немецки лучше преподавателей. И НКГБ сразу раскопал, что Павлов, по бабке с материнской стороны, — фон Лемке, из остзейских баронов. А я уже в 70-х выяснила, увлекшись составлением родословных, что был в Одессе статский советник Павлов — его дед. Вот этот испуг юности, репрессия в университете, навсегда рассорил Игоря с властями и официозом».

 Игорь Иванович был, что называется, из породы «городских сумасшедших»... но четко мыслящим, трезвым и слегка ироничным в характеристиках, внешне невозмутимым в реакциях. Во всяком случае, таким его помню я. Трудно вообразить себе человека более неофициального! «Человек без прописки». И без прочей документации, закрепляющей социальный статус гражданина. Как характеризовала его мироощущение писательница Ольга Ильницкая: «Весь мир мне — дом».

 «Он был очень веселый человек! Спроси у его крестницы Аси: она с ним дружила, считая духовным отцом, я-то — биологический, — улыбнулся на мои расспросы художник и поэт Игорь Божко, рассказывая о совместных с Павловым «приколах» в художественной мастерской. — А знаешь, он недавно высказывал мне намерение перейти в своих стихах на украинский язык: он его знал прекрасно!».

 «Он был именно одесский поэт, хотя и родился в селе Усатово, — рассказывает поэтесса Анна Стреминская (Божко). — По его же признанию, почти никогда из Одессы не выезжал. Трудно себе представить современного поэта, не бывшего в Киеве или Москве, не ездящего на фестивали, не гоняющегося за наградами, не стремящегося к членству в каких-либо союзах. Именно таким поэтом был Игорь Иванович.

 Он был поэтом в таком смысле этого слова, когда оно, скорее, воспринимается как диагноз. Почти ничего другого он не хотел, да и не умел, делать, всю жизнь писал стихи, иногда подрабатывая сторожем в библиотеке или выполняя заказы как художник-оформитель. Жил он, «как птица небесная», не особенно заботясь, «что есть, что пить и во что одеться». Все это ему предоставляли друзья. Пословица «не имей сто рублей, а имей сто друзей» прямо относилась к нему. Ему не давали пропасть, не оставили его и в последние дни, когда он попал в больницу с обширным инсультом.

 Было в нем что-то неистребимо детское. Был невероятно доверчив, вследствие чего и потерял свою маленькую квартирку напротив «Привоза», написав генеральную доверенность на имя аферистки. В спорах он всегда входил в какой-то подростковый азарт. Я, шутя, ему говорила: «Игорь Иванович, вам десять лет!». «Неправда, одиннадцать с половиной!», — запальчиво отвечал он.

 Когда у него еще была квартирка, то там могли жить девушка, сбежавшая от властной мамаши, странствующая монахиня, бомжи, которых он приютил. Я глубоко уверена, что Одесса без него будет совсем другим городом»...

 ..Из упомянутых друзей первейший, за последние, почитай, полтора десятка лет, — архитектор Константин Британов, взявший на себя полную заботу о поэте: существе, что уж таить, сложном, непредсказуемом и капризном. Взял на себя, потому что пленился стихами. Случай, скажу вам, прямо-таки из эпохи Ренессанса. А когда Павлова не стало, Константин немало хлопотал, преодолевая бюрократические рогатки: поднял все доступные государственные архивы, чтобы доказать, что родственники Игоря Ивановича покоятся на Втором христианском кладбище, и добиться подзахоронения. Там и похоронили, после отпевания в православном кладбищенском храме, Павлова: рядом с его мамой, на 26-м участке старого кладбища.

 Покуда Игорь Иванович был жив, участие в нем проявила также игуменья Серафима, дав согласие забрать его в монастырскую богадельню ради специального ухода... но не успели: Игорь Павлов скончался.

 О «квартирке» — «центре поэтической вселенной Одессы» вспоминала Галя Маркелова накануне прощания с Павловым, на заседании кружка «Зеленая лампа» во Всемирном клубе одесситов. Это была их, шестидесятников, романтическая юность. «Игорь Диваныч», восседающий на диване чуть ли не двадцатых годов, с полочкой для слоников и коммунальными клопами; дамские коктейли из «Ркацители» и «Биомицина» (для нынешнего поколения: марка «Бiле мiцне»), которые умел замутить «Сатирыч» и «Занудыч», как еще именовали Павлова... и стихи, и споры! Поэты Борис Нечерда, Ефим Ярошевский, Анатолий Гланц, Владимир Домрин, Морис Бенимович... Художники: будущие «мамаи» Маринюк, Басанец, Стрельников; Сычев и Хрущ; Серафим Чаркин, Михаил Черешня. Да хватит ли газетного листа — перечислить всех!..

 Ныне те из них, кто «далече», откликнулись, оказали помощь. Из США — инженер, филолог, поэт Гирш Резников; из Государства Израиль — раввин Гершон Берман...

 «У него было мифологическое сознание, он постоянно что-то придумывал и в этом жил», — сказала о Павлове Ольга Ильницкая и поведала удивительную историю, которая произошла в Москве. «Он и Она» прожили вместе сорок лет. Затем «Она» пожелала эмигрировать, «Он» же ни в какую не хотел, — пошли конфликты, кончилось разрывом. Полтора года они не виделись. И однажды Оля Ильницкая, по телефону, «Ему» в утешение, прочла стихотворение Игоря Павлова:

 Слушай, Галя, жизнь — плохая. 

Приходи на чашку чая.

Хоть в халате, в бигуди, —Приходи!

...Приходи сидеть, скучать,

Жесткий бублик в чай макать.

 Вскоре Ольге позвонил тот человек. Весть была поразительной. «Он» набрал «Ее» номер и, умоляя: «Только не клади трубку!» — прочел стихотворение Павлова. Короткие гудки. А через сорок минут «Она» стояла на «Его» пороге. В домашнем халате и тапочках (через всю-то Москву). Вошла... и осталась. Уже два с половиной года они снова вместе.

 «Его какие-то записи на случайных клочках... Коробка из-под телевизора, набитая рукописями, которые он постоянно теряет, нисколько ими не дорожа...» — это еще прижизненные одесские легенды о Павлове, нечто вроде «наволочки Хлебникова».

 Но... наконец-то из киевской типографии прибыл тираж: 500 экземпляров. Избранные стихотворения Игоря Павлова помещены в 132-страничный сборник «Акаций белое вино». Издатель — «Порты Украины» (главный редактор — Константин Ильницкий). Ах, не успел поэт увидеть эту книгу.

 Над книгой трудился журналист, поэт Марк Эпштейн. «Месяца полтора назад, — сказал он мне, — говорил Игорь Иванович о том, как жаль ему, что не случилось в его жизни хорошего литературного критика и серьезного, нелицеприятного разговора о стихах. Критиков настоящих сегодня днем с огнем поискать. А ведь стихи Павлова — продолжение русской поэтической традиции. Но корректным разбором стихотворчества никто теперь не занимается. Игорь Иванович ведь не боялся, что его будут ругать, — ему хотелось честного разговора!».

 «Это — русское слово, — вторит Галя Маркелова, которая настойчиво проталкивала в творческой среде Одессы идею издания сборника Игоря Павлова. — Нет, не тот русский суржик, за который все «борются». Это — прекрасный русский язык «последнего барона фон Лемке»!».

 Тина Арсеньева

Презентация книги Игоря Павлова

«Вечерняя Одесса», №85—86 (9611—9612) // 14 июня 2012 г.

 В среду, 13 июня, в помещении Всемирного клуба одесситов (ул. Маразлиевская, 7) состоялась презентация книги «Акаций белое вино» Игоря Павлова — одного из лучших поэтов Одессы, который совсем недавно ушел от нас. 

 Ему так и не довелось подержать свою книгу в руках. В день, когда верстку отослали в типографию, Игорь тяжело заболел. В день, когда поэта хоронили, типография отправила тираж в издательство. Опоздали всего на несколько дней... 

 Долгие годы он и не помышлял о книге, из чего отнюдь не следует, что он не думал о ней. Просто его не особенно заботила собственная литературная судьба: еще одно проявление «безбытности» Павлова, с чем согласятся все, близко знавшие его. Он был поэтом «par excellence», для которого ничто, кроме Слова, не имело особого значения. У таких поэтов вообще плохо с публикациями: им трудно поставить точку, перестать работать над текстом, даже если этому тексту десятки лет. 

 Он говорил, что хотел бы достойной профессиональной критики. Его никак не устраивал комплиментарный тон дружеских отзывов. Он обладал камертонным поэтическим слухом, не приемлющим ни фальши в стихах, ни лести в общении. И если поэт — это метафора, то Игорь Павлов — большой поэт. 

 Эта книга опоздала. Она уже не порадует автора. Но этому городу, думается, она очень нужна — пока живут в нем пишущие и читающие. Не станет их — зачем нам Одесса? 

 Книгу издало издательство «Порты Украины», к сожалению, небольшим тиражом. Ценителям поэзии стоит поспешить с ее приобретением.

 Марк Эпштейн

Сегодня исполнилось 12 лет со дня смерти моей мамы Успенской (Корчагиной) Прасковьи Максимовны (3.05.1926 - 17.03.2000)

К Новому году - двухтысячному мы с Ниной сделали маме подарок - самиздатом напечатали небольшим тиражом книжечку ее стихов "Судьба" и принесли ей в подарок. Мама сильно засмущалась: "Ну какая я поэтэсса! Стыдно даже будет перед соседями!" Говорю: "У тебя хорошие стихи. Подари книжечку своим друзьям, соседям на память" (обложка книги приведена в моем фотоальбоме).

Это был последний Новый год в жизни мамы. 8 марта я пришел к ней в гости, поздравил. Посидели, выпили по рюмке вина, поговорили. Стемнело. "Ну иди сынок, в другой раз подольше поговорим". Проводила меня недалеко по своей улице.

А 17 марта она умерла в реанимации от инсульта. Бабушка ее прожила 104 года, ее мама -  86 лет, а она - всего 74.

Вот вся эта книжечка.

"СУДЬБА"

.ОБ АВТОРЕ "Родившийся в мае всю жизнь мается". Моя мама Успенская (Корчагина) Прасковья Максимовна родилась 3 мая 1926 года в с. Курья Алтайского края в крестьянской семье, в которой впоследствии родилось еще трое детей. Ее отец Максим Павлович (1900 г.р.) пропал без вести в Великую Отечественную. Семья сильно бедствовала, голодала. Тяжелая ноша - вырастить детей в военное и послевоенное время - легла на плечи моей бабушки - Анны Федоровны (1901 г.р., урожденной Пудовкиной). Паша после войны окончила курсы бухгалтеров и работала в МТК счетоводом. Потом было неудачное замужество... После смерти десятимесячной дочери Паша навсегда покинула родное село и переехала жить к тете в г. Чирчик в Среднюю Азию. Работая там в бухгалтерии воинской части, познакомилась с Успенским Николаем Михайловичем - участником войны, дослуживавшим после ее окончания еще несколько лет в армии. После демобилизации в 1950 г. поженились и уехали в Каховку к родным, а оттуда в Одессу. Жили на частных квартирах. Работая на Школьном аэродроме в воинской части, мама получила жилье - небольшую квартирку в подвале Красного дома (тогда на Школьном было два многоэтажных жилых дома: Красный и Белый). Подвал был завален мусором. Сами его убрали и сделали в квартире ремонт. В 1955 году получили участок земли под застройку, а в 1962 уже с двумя детьми переехали в свой строящийся дом.Строили его своими руками долго - лет двадцать. Отец был очень ревнив и деспотичен в сеиье. В течение долгих 18-ти лет он не разрешал маме съездить на родину, и только в 1968 году она посетила свое родное село, проведала родных. Об этом стихотворение "Село мое родное". Когда построили свой дом, подросли дети (мне - 18, сестре - 10), отец стал неплохо зарабатывать, работая телемастером (материально жить стало полегче), в его жизни, как в таких случаях говорят, появилась другая женщина. Мама в этот период сильно переживала развал семья. Оставшись одна, еще интересная, цветущая женщина (в книге фотографии того периода) могла устроить свою жизнь - выйти снова замуж, но пожалела детей и так и осталась одна. Жили тяжело, бедно. После переезда в собственный дом мама работала весовщиком на кондитерской фабрике, поваром, на пенсии - вахтером. Перенесла тяжелейшую болезнь с обреченностью и смирением. Но Бог миловал - осталась жива. Сейчас живет на нищенскую пенсию как и многие. Господи, за ее кротость, терпение и смирение дай ей здоровье, душевный покой и позволь подольше пожить. В этой маленькой книжечке 11 стихотворений 1968 - 1983 гг. Стихи простые, но искренние, наполненные подлинными чувствами, музыкальные (я заметил, что некоторые из них легко ложатся на музыку к известным песням на стихи Есенина). Можно сказать, что это песни, для которых еще не написана музыка. Сменяются поколения, но не меняется сам человек. У новых поколений те же нравственные проблемы, те же чувства и переживания. Думаю, эти простые стихи всегда будут находить отзвук в душах многих людей. Успенский В.Н.

ГОДЫ МОЛОДЫЕ

Где ж вы, мои годы молодые!

Бросили, покинули меня.

Милые, родные, дорогие,

Тяжко мне без вас, несчастна я.

Не жила, а сильно постарела,

Раньше срока старость подошла.

В молодсти счастья не имела,

До сих пор его я не нашла.

Знать такая злая моя доля:

Всюду слезы, муки и печаль.

Так сжимает грудь мою до боли:

Годы молодые, как вас жаль!

Прожила я жизнь, не зная ласки,

Не любимой, милою женой.

А любовь ведь, видно, только в сказке,

С кем угодно, только не со мной.

А со мной мой друг - моя подушка.

Плачу ли, страдаю ли, пою,

Только к ней, как к матери старушке

преклоню головушку свою.

24.06.1070 г.

МИЛОЙ МОЕЙ МАМЕ

Как хочу я видеть тебя, мама,

У твоей постельки посидеть!

Если в комнате твоей прохладно,

Твои плечи милые одеть.

Ты прости, что вижу тебя редко.

Жажда встречи душу мою рвет!

Я как птичка, загнанная в клетку,

Не способна сделать перелет.

В этой клетке о тебе тоскую,

Песню заунывную пою.

В песне обнимаю и целую

Маму драгоценную мою.

Кто способен так понять на свете,

Пожалеть, пригреть и приласкать?

Ни сестра, ни брат, ни муж, ни дети.

Уверяю вас: одна родная мать.

27.01.1983 г.

                 ***

Не жила я легко, привольно,

Не щадила ни в чем себя.

Неужели тебе не больно

Так жестоко терзать меня?

За какие провинности муки?

Я горькие слезы лью

В ожиданьи, в томящей скуке

У калитки одна стою.

Уходящему вслед трамваю

Я бросаю тоскливый взгляд.

И минуты, часы считаю

Много-много ночей подряд.

26.06.1971 г.

МИЛОЙ МОЕЙ МАМЕ

Представьте маме мой портрет,

Скажите: "Дочь твоя родная!.

Она вам скажет: "Дети, нет,

Ведь не была она такая.

Была она красивей всех,

(Как и для каждой мамы дети)

И до сих пор мне слышен смех

И ее песни на рассвете",

Да! Заливалась соловьем,

И без причины хохотала!

Не представлялось глупой то,

Что я когда-то буду старой,

Что я все песни пропою

И танцы все перетанцую,

Сменю я молодость свою

На старость ветхую такую.

11.06.1980 г.

                  ***

Льют ожди и хмурая погода,

А на сердце тучи, буря, град.

Счастлив тот, кто в это время года

Может быть чему-то в жизни рад.

А вот я в такие дни, дни лета

Все куда-то шла бы, шла бы, шла,

Может быть, на край белого света,

Если б там покой приобрела.

Ничего на свете мне не надо.

Вы спросите: что же я хочу?

Для чего живу? Чему я рада?

Отчего все плачу, все молчу?

Давит грудь мне горькая обида.

Я должна жестоко отомстить!

Обниму, ласкаю не для вида.

Так хочу, но не могу простить.

19.06.1971 г.

ВЕСНА

Весна! Какая красота!

Кругом цветы цветут, деревья зеденеют.

И в это время мучает тоска

Таких людей, которые стареют.

А было время и такой весной

Они ведь тоже были молодые!

Их жизнь прошла как будто стороной.

Лицо в морщинах, волосы седые.

...............................................

Война морщины наложила,

Жизнь отняла не у одной,

Не одному ее укоротила.

Вставайте все против войны,

Чтоб больше пушки не гремели,

Чтоб наши дочери, сыны

В расцвете лет не постарели.

30.06.1968 г.

РУКИ

Твои руки окрепли не в ласке - в труде.

Они с детства привыкли к работе.

Никогда не устанут ни в чем и нигде:

В доме, в поле или на заводе.

Эти руки таскали раствор и кирпич,

Били камень и гнули железо,

Все смогли, все имели желанье постичь,

Чудеса сотворяли из леса.

Твои руки родная дала тебе мать,

Сберегла их тебе, сохранила,

Не велела она тебе лодырем стать,

Труд ценить и любить научила.

Эти руки любую работу возьмут,

Никому уступить не посмеют,

Все везде и всегда они превзойдут,

Нет такого, чего не сумеют.

17.05.1968 г.

ГОРЖУСЬ, ЧТО Я ЖИВУ НА СВЕТЕ

Горжусь, что я живу на свете

В стране, где люди все равны.

Там, где летают на ракете

Советской Родины сыны.

Горжусь, что женщина свободна,

И ей дана такая жизнь

Там, где она со всем народом

Счастливый строит коммунизм.

Народ богат, живет счастливо.

Не то, что было в старину.

Слетала в космос Валентина.

Слетают люди на Луну.

Посадят сад, откроют школы,

Постороят город не один,

Чтоб жил свободно, был веселый

И там советский гражданин.

Живет народ при этой жизни -

Не надо жизни нам иной.

Мы за тобой, моя Отчизна,

Как за каменной стеной.

14.05.1968 г.

СЕЛО МОЕ РОДНОЕ

Село, село мое родное,

Моя родная сторона.

О многом в тяжкую минуту

Напоминает мне она.

За много лет к тебе вернулась.

Дождаться встречи не могла,

В дороге часа не уснула, 

Не отходила от окна.

Где родилась и повзрослела,

И там, где счастья не нашла,

Я не вдвоем, одна несмело

С конца в конец тебя прошла.

Где было первое свиданье,

Где был желанный уголок,

Теперь одно воспоминанье

О том, кто навеки умолк.

Те годы больше не вернутся,

Не возвратятся никогда.

Лишь ты о них, село родное,

Напоминаешь мне всегда.

31.03.1968 г.

ЖЕНА

Ты сегодня такая печальная!

Посмотрю на тебя - просто жаль!

Ты прости, моя радость бескрайняя,

Если в жизни тебя обижал.

Не ласкал я тебя моя милая,

Понапрасну к другим ревновал,

Был суров и печален, любимая,

А в душе я всю жизнь целовал.

Ты нежна и ни с кем несравнимая.

И тобою гордясь говорю:

"Ты на редкость во всем терпеливая

Сберегла, сохранила семью".

Пажалею тебя хоть на старости,

Хоть тогда, как в висках седина.

Подойди ж ты ко мне, моя милая,

Дорогая родная жена.

28.04.1968 г.

ПРОЙДУТ ГОДА

Пройдут года, настанет время,

Тюльпаны, розы расцветут,

Мое безжизненное тело

Не на руках, а на машине

Галопом к кладбищу всезут.

Сырой землей меня засыпят,

И не услышу больше я

Ни слез детей, ни брани мужа,

Не возвратится жизнь моя.

Одно мне жаль - детей несчастных.

Кому они потом нужны?

Муж приведет себе другую,

А ласки мачехи скудны.

И зарастет мая могила,

И быдто не было меня,

Лишь только дети, мать родная,

Порой тяжелой вспоминая,

Скорбя, слезами обливаясь,

Не позабудут никогда.

16.02.1968 г

Тема сисек

© Copyright: Александр Некрот, 2011

Иллюстрация - отсюда.

Постовой
Блог Олеся Бузины: "Femen" — реклама проституции

Почистить крылышки… Минуток пять, не боле…
Улыбку распахнуть навстречу дню…
Устроить пробные полеты, что ли?
Весна пришла!!! Дышу! Живу!! Люблю!!!
Мотивчик промурлыкать свой любимый,
купить себе подснежников букет…
Поцеловать легонько твоё имя…
Послать тебе нежнейшее: «Привееееет…»
И все-таки взлететь, дыша свободно…
От восхищенья распахнуть глаза…
И наслаждаться воздухом холодным,
Бодрящим, как нежданная гроза…
Не удивляйтесь! Снова я летаю!
Надёжно держат два моих крыла.
А в мыслях где-то в облаках витаю… -
Давненько я такою не была…
Безумно нежною, загадочной, смешною…
Чуть отрешенной, чуть задумчивой такой…
Сегодня мы с подружкою Весною
к тебе летим…
Ты только дверь открой!

В русской украине русский народ
Более тысячи лет обитает,
Но украинским себя он зовет
И «москалей» третьим сортом считает.

В русской украине русский язык
В школе, рекламе, кино – под запретом;
Кто говорит на нем, «раком» привык,
Правильным даже находит всё это.

В русской украйне от веры своей,
Как от чужой, отреклась часть народа –
В массе конфессий (синоним – «церквей»)
Ищет без русского духа приходы.

В русской украйне мошенник и вор
Нынче у власти и сотнями тыщи,
Взямши себе, переводят в оффшор,
Ну а народ – обокраденный, нищий.

В русской украине русской души
Должен лишиться народ к энной маме,
Злобу к России всем надо внушить,
Русским – себе самим – сделать врагами.


© Copyright: Александр Некрот, 2011

http://ru.wikipedia.org/wiki/Левитанский,_Юрий_Давидович - родом из Козельца, что на полпути от Киева до Чернигова!