* * *
- 26.08.12, 10:05
1.
...И будто давненько я был
властителем дивного царства,
но ворог мой трон сокрушил
оплётом глухого коварства.
Могильные плиты молчат,
присыпаны пеплом и лавой,
но травы над щебнем торчат,
питаясь остаточной славой.
Бесцветная эта страна
ристалищем воен бывала,
а древняя эта стена
от тысяч врагов укрывала.
Зловещие стрелы неслись
и всадников копья мелькали,
утёсов безлюдную высь
алтарные жертвы питали.
Неслыханной брани урок
над жизнью возвысил свирепость —
и пала в предвещанный срок
под натиском старая крепость.
И город престольный мой пал,
и храбрая рать перебита,
и в плен я ворожий попал
чужая взяла меня свита —
я рок свой безвестный терплю,
заложник чужому вассальству,
и плачу, и молча скорблю
по старому дивному царству.
2.
Злата-осень злато листьев мечет,
пёстрый пурпур выцветил урон;
небосклон, печалями увечен,
тихо рушит царственный мой трон.
Растуману мелкий дождь перечит:
одиночке мало сна и дня.
Я устал, устал, разгромом мечен!
Мать-бедняга, слышишь ты меня?
Тёмный вечер тёмки-тени стелит,
заливает отчие поля.
Я забыл порыв стремлений в теле,
опустил крыла, покой целя,
потерял пути, утратил цели,
бесприютен в келье сна и дня.
гасну молча в сумрачном приделе!...
Мать-бедняга, слышишь ты меня?
Вихорь свищет в тополях уснувших,
листьев сушь гоняет в ноябре;
в страхе стонут голых веток души,
в страхе плачет чайка на заре
и, юдоль и бездну не нарушив,
веет бог предсны на склоне дня...
Там, во мне мольба напевы душит...
Мать-бедняга, слышишь ты меня?
3.
Улыбчива пёстрая осень,
чьи слёзы и краски что прах,
чей вихорь тревожный уносит
унылые вздохи и страх...
Усталый, я гибну в печали —
потёмки баючат меня,
уж вечер студёный началит
открытые створки окна.
Студ-вечер толкует мне вздоры
и плачет так странно навзрыд:
сомкнём, мол, усталые взоры,
ужасный конец нам открыт!
Донежьте меня, мои други —
до срока стемнел мой денёк!
И тени сплывают как струги,
и памяти сник огонёк.
Неслышно закат догорает
над траурным домом моим;
печать моё сердце терзает:
я страшным разгромом томим.
Мне б только погибнуть в покое,
средь бед свой конец обрести;
о, родина-мать в неустрое,
жми сына к землице-груди!
4.
Усталости сон незаметно овеял дружину
и месяц холодый обрывам не дарит огня.
Чернеет в траве задремавший бойцовский дожинок,
как будто забывший разгром отгремевшего дня.
И вечер спустился, стихии спокойные зают!
И скатертью небо, где россыпи звёзд небедны.
и вижу я, бдящий, как там далеко исчезают
священные степи отеческой дивной страны.
И в памяти близкой об осени грустно-прощальной
невольно тону я от скорби и горести пьян, —
и словно легенда старинная мне сообщает
гайдуцкую песню дремучих отцовских Балкан.
Я вижу поля и бесцветные голые скалы,
и нивы в цвету и потоки, чей гомон не тих
и будто внимаю сквозь ропот вечерне-усталый
заветным речениям пращуров храбрых моих.
So will ich liegen und horchen still
Wie eine Schildwach`im Grabe,
Bis einst ich hoere Kanonengebruell
Und wiehernder Rosse Getrabe.
Неinrich Неine
Так буду лежать я во гробе своём,
Как бы на часах и в молчаньи,
Покуда заслышу я пушечный гром,
И топот, и конское ржанье.
Генрих Гейне, "Два гренадера"; перевод А. Фета
5.
И я опять и вновь усну, и я опять и вновь угасну,
как гаснет день усталый и зарёй родится, чист и ведр.
и я опять и вновь усну, и прорасту не понапрасну,
стихиен, гордый и велик, стихиен, горд и щедр.
Я буду спать, но вечно бдеть...
И если вихрь средь бела дня затронет града твердь,
под стук копыт и вызвон шпаг в неистовом раздоре
отрину я потёмки сна, встряхнусь от праха горя,
и в нечислимый легион суровых стройных войнов
под рёвы медных труб и песни страшные достойно
войду плечом к плечу.
И ураганом быть мечу
секущему как льдины беды,
и в триумфальной пьяни
спою я гимн победный
своей геройской брани.
И я опять и вновь усну, и я опять и вновь угасну,
как гаснет день усталый и зарёй родится, чист и ведр.
и я опять и вновь усну, и прорасту не понапрасну,
стихиен, гордый и велик, стихиен, горд и щедр.
Христо Ясенов
перевод с болгарского Терджимана Кырымлы
Приказно царство
1.
...И сякаш отдавна съм бил
владетел на приказно царство —
и някакъв враг е разбил
престола ми с тъмно коварство.
Надгробните плочи мълчат,
посипани с пепел и лава,
но в техните билки личат
останки от минала слава.
И тия безцветни страни
били са свърталища бойни,
и тия старинни стени —
закрила за хиляди войни.
Летели са кобни стрели
и рицарски копия стари —
а тия безлюдни скали
били са прибежни олтари.
Била е нечувана бран
и време на страшна свирепост —
и в някакъв ден предвещан
е паднала старата крепост.
Престолният град е сломен
и храбрата рат е разбита —
и аз съм попаднал във плен
сред чужда и вражеска свита —
затуй — по незнайна съдба —
заложник на чуждо васалство —
аз плача и мълком скърбя
по старото приказно царство.
2.
Златна есен златни листи рони,
цветен пурпур багри всеки клон;
дъхат скърби мойте небосклони,
рухва бавно моят царствен трон.
През мъглата дребен дъжд ромони
и навява сънни самоти...
Аз съм морен, морен от погроми! —
Бедна майко, чуваш ли ме ти?
Тъмна вечер тъмни сенки стели
и залива родните поля.
Аз забравих устремите смели,
аз отпуснах вихрени крила
и загубил пътища и цели,
безприютен в свойте самоти —
гасна мълком в тъмните предели! —
Бедна майко, чуваш ли ме ти?
Вихър свири в сънните тополи
и пилее сухите листа;
стенат плахо клонищата голи,
плаче плаха чайка над света
и — прибулил бездни и юдоли —
бог развява сънни самоти...
Някой в мене пее и се моли...
Бедна майко, чуваш ли го ти?
3.
Усмихна се пъстрата есен
сред сълзи и краски, и прах
и вихър тревожно понесен
развея въздишки и страх...
Аз чезна печален и морен,
люлеят ме страшни тъми —
зад моя прозорец отворен
студената вечер шуми...
Студената вечер говори —
и плаче — и странно ридай..
Да склопим измъчени взори —
настанал е страшния край!
Любете ме нежно, другари -
тъй рано над мен се стъмни!
Погаснаха сенките стари
на светлите минали дни.
Погасна несетно лъчата
над моя тъй траурен дом,
тежи ми в сърцето печата
на някакъв страшен разгром.
Аз искам спокойно да гина
сред тия безкрайни беди —
притискай ме, майко-родина,
до своите земни гърди!
4.
Сън морен обвея несетно дружините бойни
и пламна изрязан над урвите месец студен.
Чернеят спокойно в тревата задрямали войни,
забравили сякаш разгрома на страшния ден.
Пониса се вечер и тъй е спокойно и леко!
И висне небето, и в звездни премени сияй —
и гледам аз буден как чезнат далеко, далеко
свещените степи на родния приказен край.
И в близкия спомен на тъжно-прощалната есен
потъвам неволно - от горест и скърби пиян, —
и сякаш дочувам - в старинна легенда унесен —
хайдушката песен на стария роден балкан.
И виждам полята, и виждам скалите безцветни —
и цветните ниви - и бистрите речни води —
и сякаш дочувам през ромона думи заветни —
заветните думи на моите храбри деди.
So will ich liegen und horchen still
Wie eine Schildwach', im Grabe,
Bis einst ich hore Kanonengebrull,
Und wiehernder Rosse getrabe,
Неinrich Неine
5.
И аз отново ще заспя, и аз отново ще погасна,
тъй както гасне морний ден, за да изгрее чист и ведър,
и аз отново ще заспя, и пак отново ще израсна,
стихиен, шеметен и горд, стихиен, шеметен и щедър.
И аз ще спя, и аз ще бдя...
И ако в някой светъл ден премине буря през града
и чуя тропот на коне и металичен звън на шпаги,
аз ще напусна мрачний сън на свойте горести недраги
и в многобройний легион на стройните сурови войни
наред със медните тръби и страшните напеви бойни
ще вдигна своя боен стан.
И сам ще бъда ураган,
разгромил всички скърби ледни,
и тържествуващ и пиян,
ще пея химните победни
на свойта героична бран.
И аз отново ще заспя, и аз отново ще погасна,
тъй както гасне морний ден, за да изгрее чист и ведър;
и аз отново ще заспя, и пак отново ще израсна
стихиен, шеметен и горд, стихиен, шеметен и щедър.
Христо Ясенов