«Падаю в пропасть, а дна не видно», пишу я, смеясь, Андрею Подорожникову. И он отвечает мне, улыбаясь, «если дна нет, не падаешь, - летишь!».
И я снова читаю его стихи и понимаю, он имеет право так сказать. Знает, что такое полеты.
«И я орудую метрическим ключом,
К чертям зазоры с компенсацией рулей!
Взлет с тормозов, окаменевшее плечо
Со свистом хлещет по загривкам тополей…»
В своих стихах он летает. Но летает — по-человечески, не парит величественно, плавно крылами помавая, а болеет полетами, и шея затекает у него, слезятся от ледяного ветра глаза, и бывает страшно. И причины для полетов самые, что ни на есть земные.
Конечно, любовь, тоска, тревоги, обиды и гнев, и радостно-яркий до боли мир вокруг. Со всеми его неурядицами. Потому и видится Андрей нет, не воробьем, как он назвал себя летающего в одном из стихотворений, а летчиком. В очках-консервах и кожаной потертой куртке, по траве к маленькому самолету. Он в небо идет из людей, и к ним потом возвращается. Или - берет их с собой.
Он летает, даже когда пишет о кораблях:
«Знаешь друг, в этой дымчато-серой холодной воде
плоским камушком – прыг, и окажешься в муторной гавани.
Здесь канатами вяжут, не место для девочек здесь,
как не место для тех, кто сроднился с прадавними галлами.
Не напьешься из трюмов седых от штормов кораблей.
Не встречай, холодея от понятой вдруг неизбежности,
а с разбегу в туман. В штиль и слякоть - отчаянность злей
и теряется смысл в портовой и другой принадлежности.
Чуть касаясь рукою шершавой обшивки борта
пробегись по волнам, им ведь тоже без ветра не солоно.
И узнаешь тогда, что вернется в свой срок капитан,
и тебя уведет в те края, где светло и не холодно.»
О машинах и скорости:
«На приборной доске
сумасшествие выбранной скорости
отражается разве что
стрелками в красной шкале,
да в бесцветном мазке
тротуаров, безжалостно вспоротых,
тонконогие знаки «стоп»
обалдело таращатся вслед.»
И, конечно, о ветрах:
«Он весел и колюч, весь в предвкушеньи стужи,
Несётся радостно по листьям босиком,
Не замечая, что уже простужен,
И вскоре забредёт ко мне на ужин
Непрошеным осенним сквозняком.»
Вообще, писать о стихах Андрея трудно. Потому что, пытаясь вытащить цитату, я останавливаюсь, прочитываю все стихотворение целиком и борюсь с соблазном целиком его в текст и вставить.
Но есть сборник, он опубликован в нашей библиотеке. А тут, если не толковать о размерах и профессионализме, то бишь о том, что важно специалисту, а не читателю, остается плавно перевести рецензию в рекомендацию.
Хотите улыбнуться и задуматься? Хотите увидеть то светлую, то горькую, улыбку мужчины, умного человека, к которому жизнь поворачивалась разными сторонами, но не смогла улыбки этой погасить? Хотите получить настоящее удовольствие от чтения стихов, а не от разбора их по косточкам, словечкам, буковкам?
Почитайте Андрея Подорожникова.
Одна моя прекрасная собеседница уже несколько раз, читая стихи моих знакомых поэтов, давала характеристики настолько исчерпывающие, будто сто лет знает авторов лично. И я поражалась, потому что сквозь написанные строки она умеет видеть живого и настоящего человека, и видение совпадает с реальностью. Если мне тоже дана такая возможность, то скажу — стихи Андрея — это стихи хорошего человека. Рядом с которым хлеб мягче, вода газированнее, и можно чихнуть, смеяться, морщить нос и жаловаться на сбитое колено. И снова смеяться. Или грустить.
Не все хорошие люди могут писать стихи, настоящие и талантливые. Иногда это, как слепок собственной личности, матрица — для других и для будущего. Этим ценно.
Я читаю почти кожей. Что не предполагает зрения настолько плохого, будто мне нужна азбука Брайля. Но выстроенные (или выросшие) в определенном порядке слова действуют на меня так же, как ожог или снег, или порыв ветра в лицо. И сразу возникают определенные ассоциации.
Стихи Подорожникова для меня с первого прочтения и долго, - были теплым льдом, прозрачными кристаллами без обжигающего мороза. Будто выросли сами в растворе его радости или тоски.
Сейчас я вижу, скорее, орехи в ладони. Оптимальная форма и — обязательное ядрышко смысла. Но опять же — выросли. Сделались сами.
Я не знаю, как работает Андрей над стихами, долго ли правит, задумывает ли определенную форму заранее. Но читаю так, будто выросли и созрели — сами. Это и хорошо. Понятно, что частенько именно это вызывает нарекания. Когда нет натужных умствований, да чтоб слышно было, как скрипит натуга, то все кажется — простеньким. Но гармония этих стихов не проста. Слова, мысли, ощущения в них выстроены по оптимуму.
У меня в этом сборнике уже есть любимые стихи. А еще они меняются. Я перечитываю, и восхищает другое, следующее, а потом возвращаюсь к тому, что легло на сердце первым.
Вот хотела самое-самое процитировать напоследок, но снова выбираю...
В колее
Протяжным
хриплым эхом пароходного гудка,
пустынным утром,
тихим плеском
никем не потревоженной воды,
точёной бритвой тени,
зовом
парящего на глубине кита,
остывшим камнем,
призраком улыбки
на грани ускользающего сна,
морщинами
сутулого от солнца рыбака,
ненужным завтраком, что полчаса как убран,
Охом
мальчишки, получившего под дых,
песком,
налипшим на твои колени,
горчащим дымом виноградного листа,
сквозной дырой окна
прощаюсь с летом.
Зажмуриться,
обвить тебя ужом.
Зарыться в запах, пронестись над степью.
Губами
выпить память.
Отслоить,
отнять ножом.
И рухнуть вниз расклёпанною цепью.
Забыть об этом.
И возвращаясь к диалогу, с которого я начала этот текст. Я понимаю, о чем Андрей. Ведь не только радости полетны. Все, из чего состоит наша жизнь — средство летать, даже падения...
СТИХИ АНДРЕЯ ПОДОРОЖНИКОВА
(конкурс рецензий портала Книгозавр на сетевую поэзию)
Зажги свечу и протокол возьми,
з — я.
