В конце концов, сын согласился на стрижку. после нескольких месяцев уговоров и угроз послать в парикмахерскую. И вдруг, совершенно неожиданно заявил, что хочет по другому, а не так, как я обычно его стригу. На мой вопрос: " Как тебя стричь?" посыпались слова, совершенно ничего не поясняющие)))))))))) Из которых я узнала знакомые слова: "сзади оставить и ровно обрезать, сбоку убрать, верх оставить".  А ещё фигурировало слово "воронка". 

Военный преступник сидит на откидной койке в монастырском одиночестве и грезит. На двери обозначено "пожизненно", а на календаре - "октябрь 1952". В печке поет огонь, паук подыскивает место для зимовки, осень пробует прутья решетки шершавой рукой. Тринадцать лет вдали от жены и семьи, пять дней рожденья под смертным приговором, приближается восьмое Рождество в неволе. Отличный способ провести молодость! Даже с животными так не следует поступать. Но человек способен на великие жертвы и великие подлости. О, какую бесконечно длинную цепь событий должны мы пройти, прежде чем начнем потихоньку в них разбираться. Военное поколение узнало кое-что о людях. А в Ландсберге много времени, чтобы рассматривать это знание и пытаться найти в нем смысл.

Семь с половиной лет назад, когда мы впервые вошли в мир колючей проволоки, мы были как дети, ночью потерявшие мать. Мы росли и взрослели среди простых понятий фронта, и оказались неспособны уловить новые правила игры. Кто-то сказал, что правосудию, ослепленному гневом, глаза откроет правда. Но он ошибся, и скоро мы поняли, как мало остается от правосудия, когда демагогическая цель требует намалевать на стене кровавое чудовище. Наша добросовестность была так же велика, как наше невежество. Государство научило своих детей только одному: стрелять.

Мы никогда не сталкивались с предательством и не знали, как себя вести. Еще вчера мы были частью Вермахта; сегодня от нас отреклись, отдали на расправу рычащей толпе. Мы, прежде знавшие лишь тень инстинкта самосохранения - лихорадочную дрожь перед лицом опасности - теперь должны были привыкать к крикам "держи вора!" и обвинениям жалких персонажей, пытавшихся возвыситься за счет собственной низости. Нашелся ли хоть один, чья вера в Германию не пошатнулась? Кто не замкнул уста в презрении?

Наше пространство всё больше сжималось, лагерь - барак - камера. Мы стали слепы к тому, что связывало нас, и ясно видели лишь то, что разделяло. Недоверие и духовный нигилизм изгнали дух товарищества. Каждый указывал на чужие ошибки, и обвинением других оправдывал себя. Homo vulgaris вырвался из оков. Примитивные инстинкты праздновали свободу, и мы топтали своих друзей с радостью саморазрушения. Кнут голода свистел над нами, и человеческое достоинство корчилось под ним. Древняя честь и сословная гордость кланялись до земли за окурок. Удивительно ли, что атака мстительных врагов обнаружила столько слабых мест в нашей обороне? Разобщенность и недоверие - плохие помощники в зале суда. В любом случае наша борьба не могла закончиться победой. Те, в чей капкан мы попались, слишком хорошо подготовили арену. Зная это, мы вошли на нее и три месяца молча стояли у позорного столба. Трижды по тридцать дней нас протащили по сточным канавам за колесницами победителей. И вот, наконец, всё кончилось. Последняя ядовитая волна подняла нас и смыла за унылые тюремные ворота. Обломки на берегу Второй Мировой Войны!

Смысл свободы можно понять, только потеряв ее. Каким бесценным даром она кажется узнику! Только лишенный свободы знает, как долго тянется день, когда кошмар тревоги и неуверенности терзает наших родных в течение четырех лет и семи месяцев. Каждому из нас дали 23 кубометра воздуха.. Здесь наше бытие задыхалось в невидимой петле, едва касаясь ногами пола. 

Постепенно всё вокруг замирало, только голод бурчал в животе, да черные дрозды каждое утро и вечер пели вечный гимн жизни. Ах, черный дрозд! Найдется ли узник, которому твоя песня не дарила новую надежду? 

Нервы, кровоточащие от хлыста обвинителей, приветствовали изоляцию. Наши кулаки медленно разжимались, яростный протест против судьбы стихал. Оставалось только непонимание, и боль за наших любимых. И наши споры с Провидением, которое украло у нас честную смерть от пули. Мы научились сидеть в сумерках...

Мы тонули всё глубже, и настоящее растворялось. Но чем ближе мы подходили к своим корням, в тем более ярком свете нам виделось прошлое. Старые битвы представали как подвиги самоотречения, а павшие товарищи становились примером и охраняли наш путь.

Медленно начинал доходить до нас жестокий урок: жизнь ничего не дает без причины, и за всякую радость рано или поздно приходится платить. Даже самый младший из нас никогда не уклонялся от ответа.

Мы сидели в самом темном углу Германии и разглядывали свое прошлое, пронизанный солнцем полет Икара. Не опускайте глаз! Что значат наши слабости и ошибки по сравнению с пылкими сердцами, зову которых мы были готовы следовать всегда и везде? Сверхчеловек, человек, недочеловек - все они встречались нам на пути, и оказалось, что эти категории слишком зыбки. Чем более мы развивались и чем дальше уходили от клише, тем яснее становилось: жизнь, как свет, состоит из взаимодополняющих цветов. Нет ни черного, ни белого, лишь полутона и полутени. Медленно, очень медленно, всё вокруг становилось ярче.

Мы были молоды и смело принимали любой вызов. Но кто же захочет умереть на виселице? Мы взывали к Германии, и не слышали даже эха. Мы играли в шахматы сквозь стены, учились языку знаков и - в весьма эмоциональном стиле - слагали себе эпитафии.

А потом мы устали. Пришли равнодушие и ожесточенность. Мы перестали подслушивать и перестали надеяться. Мы были несправедливы.

Есть ли хоть один честный человек, не сидевший в тюрьме, и чистая совесть, которую не растоптали? Какая разница. Многие из нас отвернулись от человечества, стали мизантропами; мозг и железы вырабатывали одну только желчь. Эти люди всегда узнаваемы по неустанной работе памяти, которая заботливо взращивает старые обиды.

Другие поняли, что псевдо-демократический принцип "здесь мы все равны" - всего лишь пустые слова. Это спасательный круг, наполненный свинцом и тянущий на дно. Они не хотели тонуть, и изо всех сил боролись с массовым менталитетом. Они пытались сохранить внутреннюю свободу, сознательно отделяли себя от других, становились философами. И стали эгоистами. В конце концов они неплохо устроились, сидя в тюрьме, как в кресле. Но больше всех повезло тем, кто привык жить, как майская муха, находя удовольствие в любой ситуации. Это всем известная порода, веселые и находчивые создания, способные на любую гадость ответить еще большей гадостью.

Мы все закрылись от мира, стали интровертами, надели маски, оскалили клыки. Мы изранили крылья, хлопая ими впустую, и нарастили мозоли для защиты локтей. Когда твоя жизнь проходит в каменных стенах, за которыми остались жена и дети, трудно оставаться справедливым и объективным. Молодые ребята в бессильной ярости бились в своих цепях, чувствуя, как кончаются силы и тает воля. Мы всё больше смирялись с судьбой.

Это время было таким тяжелым, что мы быстро забыли его, как дурной сон. Сон, выходящий из берегов, несущий муки и онемение, его невозможно было изгнать экзорцизмами, которые мы царапали на стенах. Мы отмеряли это время по дням, когда нас брили, и дням, когда давали кашу.

То, что проникало извне в камеры приговоренных к казни, не было рассчитано, чтобы облегчить нам смерть. Мы узнали, что состояли в преступной организации и служили неправому делу. Липкий поток исследовательской литературы и мемуаров нёс оправдания дипломатов и военных. Все они, по их уверениям, работали на поражение своей Родины. А мы были их искупительной жертвой - Деций Мус, брошенный в помойную яму. Мы исчезли; нам больше не было места на карте нашей призрачной страны. Единственной стабильной точкой в этом хаосе был тихий героизм наших жен и матерей.

Но время не только разделяло, оно лечило. Робко и незаметно национальное сознание начало находить точки опоры. Желание грабить трупы прошло. Возвращался порядок и вместе с ним просыпалась долго подавляемая порядочность. Одними из первых очнулись наши товарищи. После нескольких лет молчания они постепенно обретали дар речи и выходили на сцену. Парии послевоенного мира не забыли своих невезучих братьев. И так ли это важно, что их готовность помочь была обратно пропорциональна их бывшему рангу? Самые верные сыны Германии рождаются в маленьких деревнях. Мы сразу почувствовали себя, как окруженцы, которым с самолета сбросили припасы, и они, наконец, вздохнули полной грудью: нас еще не списали! Ослепший на войне радист сидел в сыром полуподвале и вязал наволочку командиру танкового экипажа, приговоренному к смерти. Инвалид с двумя ампутациями расставался с любимой книжкой. Дружеские руки трудились на дальних континентах. Разве этого мало, чтобы слабая искра надежды вспыхнула снова? В абсурдное бытие начинал возвращаться смысл.

Постоянное битье приучило нас сопротивляться любому внешнему воздействию; процесс отчуждения стал почти необратимым. Внезапно в наш угрюмый мир ворвался порыв свежего воздуха дружбы, рожденной на линии фронта. Мы ощутили, что снаружи есть иные ценности, кроме подачек за низость, или демонстративного презрения ко всем ценностям вообще. К нам пришло новое понимание трудностей жизни по ту сторону ворот; мы перестали верить в то, что Ландсберг - пуп земли.

Из внешнего гнёта и внутренних сомнений родилась в нас идея терпимости, и может быть именно в ней главная ценность всех потерянных лет. Прежде чем признать свои человеческие слабости, нам нужно было постараться понять самих себя, что сделать непросто.

И там, на этом крутом пути, мы заново учились самоуважению. Тогда, в борьбе за истину и суть вещей, мы впервые почувствовали относительность и субъективность любой точки зрения. Учеба была долгой и тяжелой; из нашей ограниченности родился более широкий взгляд на мир, и мы отбросили шоры.

Бессмысленность периода наших страданий почти незаметно наполнялась значением и пониманием, а в мире в это время происходили большие перемены. Становилось всё очевиднее: колоссальные жертвы нашего народа были оправданы. Что бы сейчас было с разорванным на части Западом, если б не баррикады из немецких тел? Их историческую роль стало невозможно более игнорировать. Передний край восточной битвы прошел по широкой дуге от Финляндии до Кавказа. Представители нашей культуры несут вдоль нее молчаливую вахту. И хотя их могилы сравняли с землей, и многие нации до сих пор стыдятся своих благороднейших сынов, только этот авангард они должны благодарить за то, что танки наследников Чингиз-хана не дошли до самой Атлантики.

Давайте похороним нашу ненависть во имя них, камрады. История будет судить справедливей, чем современники, ослепленные гневом. Угроза так серьезна, опасность так близка, что никто не сможет уклониться от этого вызова.

Никогда не забывайте, что первый европеец, павший в этой битве, сражался в рядах Ваффен-СС, и убитые после войны - тоже из наших рядов. Они слишком верили в неразделимое единство западного общества - и потому на них открылся сезон охоты. Задумайтесь, о чем свидетельствует их кровь. Не принимайте полумер. Идея Европы - единственная политическая идея, за которую стоит сражаться сегодня. Никогда еще ее реализация не была столь близка. Задушите ложь, дайте в морду клевете, помогите соседу и вдове солдата. Когда каждый вернется к простым идеалам, расстанется с эгоизмом, примет бедность как достоинство, и снова почувствует себя ответственным за всех - тогда мы, наконец, вытащим телегу из грязи. И дамбы будут готовы, когда придет шторм.

На войне наши гордые дивизии считались высшей элитой. Трофейные документы всех народов рассказывали легенды о нашей стойкости. Надеюсь, наши дети смогут сказать о нас, что и в несчастье мы достойно несли свою долю; и что мы сами заронили в диаспоре семена примирения Европы.

      Салют всем, кто остался свободным в тюрьме.

Орк

Встречаются, короче, две подруги: одна инстаграм-модель, вторая тик-ток инфлюэнсер, ну шо-то такое.

— Как дела?
— Замечательно! Ты знаешь, любовник обещал купить мне норковую шубу...
— Потрясающе!
— ...а еще он обещал мне купить "Ягуар"...
— Потрясающе!
— ...а еще мы с ним поедем отдыхать на Канарские острова!
— Потрясающе!
— А что у тебя нового?
— Я учусь в школе хороших манер.
— И чему же там учат?
— Ну вот, например, на последнем занятии нас учили вместо "Не пи…ди!" говорить "Потрясающе!"

* * *

Так вот что я хочу сказать по поводу последних рейтингов КМИС, в которых за два дня ОПЗЖ внезапно стал лидером с большим отрывом от "ЕС" и Порошенко в частности, которому давно пора уйти из политики по заверению новых молодых лиц.

РЕБЯТА, ЭТО ПОТРЯСАЮЩЕ!

Алла Комарова

А сьогодні, мої любі малята, хлопчики та дівчата, ми з вами подивимось на одного з найдивовижніх істот медіашлюшного світу, а саме - на дешевих шлюшок* КМІС, єдиного соціологічного агентства України, яке відверто страждає на шизофренію, шизофазію, а також супутні їм жадібність та нерозбірливість у тому, кому продаватися.

Адже це єдине агенство в Україні, яке не тільки раптово віднайшло клондайк любітєлєй рускага міра і тільки там і провело свій ерзац-апрос, але й примудрилося забути навіть свої ж власні результати інших опросів, які публікували буквально ось-ось пару днів тому. І саме тому в КМІСі виходять результати цього фейкового апрісу, який надуває ОПЗЖабу до розмірів дрібного бронтозавра і висуває її аж на перше місце.

І тепер ху…локум мертвечук лосниться від цифірькі "один", КМІС лосниться від грошей, напханих їм тим самим ху…локумом у всі дірки, як передбачені анатомією, так і у нововисвердлені, а числені поліфір'ї та агаф'ї лосняться від натуги, бігаючи по постам і серучи цим фейковий апрісом, як бегемот, тобто брандспойтом та з віялом.

Вочевидь, КМІС просто вирішив підзаробити наприкінець року, в надії, що тепер решта політичних сил побіжать замовляти в них свої власні апріси. Ну, по типу ставок на контексній рекламі - спочатку ти ставиш ставочку повище, аби твоя позиція була зверху, потім твій конкурент ставить ще більше, ти такий "ах так?" і платишь ще більше. Па ітогу, заробляє тільки гугл, а ви обидва сидите і спостерігаєте, як горять ваші бюджети в вічно-чарівному ніхуї, бо реальний клієнт давно купив все в третього продаавця, де нативка краща.

Так ось, недорогий мій КМІС. Повір, ти - не гугл, на всіх зразу заробити не вийде. Бо до таких шлюшок*, як ти, одна мертвечина й ходитиме. А коли запож'є у черговий раз у реальному світі обіс…еться, то й вони відпадуть. Чим казка про старуху із золотою рибкою закінчилась, сподіваюсь, нагадувати не треба, да?

*нічого не маю проти важкої праці чесних секс-працівниць, але тут упор на слово "чесних" 

Картика просто так.

Ми зібрали для вас найкращі ідеї оформлення закусочних дощок, аби ваш святковий стіл мав неперевершений вигляд, а гості були вражені!

[ Читати далі ]

[ Читати далі ]

  В маленькой компании царило некоторое оживление, ибо с минуты на минуту все должны были сесть за праздничный стол, чтобы отметить приход нового года.

  После третьего тоста присутствующие заметно оживились. Скинув с себя оковы рамок приличия, сотрудники весело шутили и смеялись. Все по очереди озвучивали разные по уровню восприятия тосты, пока очередь не дошла до скромного в коллективе сотрудника. Было видно, что от него никто не ожидал оригинальности, и многие продолжали между собой о чем-то беседовать.

  «Уважаемые коллеги, в этом, уже уходящем году, я решил стать волшебником. Не скажу, что мне было просто найти учителя в этом очень непростом деле. Но мне повезло.  

И вот спустя год упорной науки и труда я кое-что уже постиг и умею творить хотя и маленькие, но чудеса.

  Я предлагаю вам загадать по одному простенькому желанию, и после тоста оно у каждого сбудется».

  После этих слов сотрудники притихли в ожидании, что ещё учудит этот мужичок. Тем временем сотрудник продолжал говорить.

  «Повторяю, что желания должны быть простыми и скрытыми от созерцания. Скажем, можно пожелать, чтобы в кармане оказалась плитка шоколада. Или исчезла трещина на смартфоне, если она есть. Можно, чтобы у вас в кармане появилась давно утерянная вещица. Но, конечно же, не тысяча зеленых»

– А пятьсот зеленых можно?

– А можно, чтобы в моём паспорте оказался указанный возраст на 10 лет моложе?

  Компания оживилась, и вопросы в шуточном ключе сыпались как из ведра. Никто же не воспринимал всерьёз слова этого сотрудника, но публику они развеселили. Все думали, что в этом и есть прикол. И только единицы шутки ради что-то загадали.

  «А теперь начнем по очереди показывать результаты чудес.

– Что ты загадал, Петрович? Говори и выворачивай карманы.

– Я загадал, чтобы моя красная зажигалка стала синей.

– Тогда доставай её из кармана.

  Под общий хохот Петрович резко достал зажигалку и положил на стол. Зажигалка была синей…

  В зале вдруг повисла тишина, словно время поставили на паузу.

– Петрович, вы что, оба сговорились нас разыграть?

  Эта реплика вернула коллектив в привычное шумное состояние. Лишь сам Петрович продолжал в недоумении тупо смотреть на свою зажигалку.

– Ивановна, а ты что загадала?

– Чтобы в моей сумочке вместо старенького телефона оказался новенький айфон.

– Не плохое желание. А главное не пустое. Доставай своё желание из сумочки.

  Все знали, что Ивановна недолюбливает этого странного сотрудника и никакого сговора с ним в принципе не может быть. И все с улыбкой уставились на Ивановну.

  Ивановна с уверенностью и ухмылкой достала свой телефон из сумочки и положила на стол. Им оказался новенький блестящий айфон…

  Время снова было поставлено на паузу. И всем стало ясно, что встреча нового года вот прямо сейчас потеряла смысл. Все были в смятении и не знали, что сейчас делать и как всё это воспринимать. Тех, кто ничего не загадал, безжалостно душила жаба. Одна Ивановна заворожено и трепетно держала в руках новенький айфон и странно улыбалась, не зная, верить ли своим глазам.

  Тем временем сотрудник-волшебник сказал, что пора другому по очереди оглашать тост, а ему пора домой. И он ушел, оставив своих сотрудников, которые так и не успели до его ухода отойти от шока.

Уходишь. Вернутся напрасны труды.