Волосы, которые растут не там, где надо(офисное).

- Вам нравятся волосы в носу? - спросила стажировщица Снежана у генерального директора Афанасия Сигизмундовича Фельдмановского.

Фельдмановский прищурился и с недоумением посмотрел на девушку. Та, покрасневшая вся, только что подняла с пола упавшую папку и сейчас грациозно поправляла на себе юбку, которую и юбкой то назвать было  сложно.



- Что вы имеете ввиду? - наконец выдавил из себя гендиректор, продолжавший где-то в глубине сознания наслаждаться видом Снежаниного зада, совсем даже неплохого, надо сказать, сейчас уже упрятанного под куском великолепной турецкой ткани, превращенной в глубоком подвальчике на Арнаутской улице в славном городе-герое Одессе, в то, что Афанасий Сигизмундович видел как часть женской одежды, названной для удобства - юбкой, хотя и совсем неудачно. Ибо ее смело можно было назвать также - набедренной повязкой. Вызывающей и отрицающей всякий дешевый снобизм.

- Я имею ввиду то, что человеку привычно смотреть туда, где ему приятность видится. А не туда, где приятности никакой нет, а есть отвращение к жизни. Я уже вижу, Афанасий Сигизмундыч, что вы мужчина, интересующийся исключительно женщинами. Притом именно теми, которые внешность имеют не дурную. Это мне сильно импонирует. Так как я девушка совсем свободная и думающая о красивом будущем. И если вы еще и возьмете меня секретаршей к себе, то познаете всю прелесть весеннего сада.

- Ну что же. Как говорится, посмотрим. Однако, освоили ли вы кроме искусства обольщения еще и навыки работы с документами?

Девушка с улыбкой посмотрела на вспотевший лоб начальника, провела по нему пальчиком и ответила:

- Я думаю, что это весьма вторично, Сигизмундик. Весьма вторично. А вот волосики из носа мы все-таки выстрижем. А то при близких и правильных отношениях это не способствует большой потенции. Совсем даже наоборот.

В армии люди дело делают, а не МУМУ на руках носят!

- Вот он, неуемный  дух! Беги, солдат, беги - защищать родину, мать их..., свою! Можь, заодно убежишь и от зрителей-интеллектуалов этих...

 

Особливості національної рехворми.

- О... дивись-дивись, Микольцю! Пішли нарешті рехворми! Нашим "особєнним" образом!




О людях, идущих до конца (песнь хвалебная)

Наш народ, называемый в миру "богобоязненным" должен осознавать, что управление сложным механизмом государственным - дело совсем не простое. Сложное, даже совсем. И разобраться в нем может только человек мудрый, к тому же специально обученный, прошедший и Крым, и Рим ( в Крыму сколотить бизнес, в Риме оставить про себя добрую память в борделях и ресторанах), а также медные трубы ( детские пионерские; внутренние, горящие после хорошей гулянки; большие - спешащие из металлопроката к зарубежному потребителю).

Нет, господа хорошие! Нет и еще раз - НЕТ! Несправедлив наш народ к великомученикам, тянущим тяжелый воз страны в  ошалевшее будущее! Народ ведь спит весь поголовно. Ждет перепелов с неба. А "избранники" тем временем избрали нелегкую стезю. На которой спать никак нельзя. А надо бдить и еще раз бдить. Ибо, ежели недобдишь, то и себя погубишь и страну отпустишь из рук своих.

А отпускать ее никак нельзя. Загнется она от свободы. Не привык наш народ к свободе. Не его это дело. Пропадет он со свободой этой совсем. И уже пропадает. Все ждет, кто его следующий убаюкивать будет. А уже и некому. Вчерашние, недобдившие, щас в глухой обороне от нынешних, более бдящих, которым в сию трудную годину и не до народа вовсе. Корабль тонет! Надо во весь голос вопить и просить помощь от разных дядей хороших на исправных и дорогих кораблях.

Тяжела шапка Мономаха этого. Еще с юности. Трудно сильно доставалась. А должной компенсации за нервы истраченные - нет. Народ неблагодарный ропщет из-за хоромов скромных верховных наших тружеников, не понимая, что это малая толика за заботы о нем-же, о народе. Что будь народец истинно Богу приятен, то не пожалел бы и живота в пользу государеву.

А так... мы наблюдаем большой разрыв. Между инертной массой, копошащейся внизу. И - малой кучкой истинных пассионариев-родинолюбов, готовых денно и нощно ради отечества своего воровать, лгать и песни блатные слагать. Лишь бы страна наша повсюду славилась. Своим, особым, духом. Которым мы так гордимся. Ибо, славиться другим нам нет никакой возможности. Пока народ наш не заслужит, наконец, право равняться на своих истинных героев. Вчерашних свинопасов, а ныне - министров, депутатов. банкиров, олигархов... Людей, готовых ради светлой мечты идти аж до самого конца. Да-да. Того самого. Вы правильно подумали!



Авитаминоз.

Ноябрь раздирал озябшее нутро Ольги на части. Два года холодной постели, из которой вместе с Олегом ушло и тепло, давали о себе знать, настойчиво подгоняли ее к тому, что она больше всего не хотела. Плюнуть на все моральные устои, когда-то вбитые в ее голову школой и строгой матушкой. Совсем не нужные в этой новой жизни, где все можно было купить по сходной цене, были бы только деньги.

 А ведь были... были у нее деньжата. Эти милые баксики, рублики, тугрики... Только не было его! Того, который разогрел бы, наконец, ее постель. Пустынную, как осень на задворках Москвы, или, даже как сама пустыня в какой-нибудь далекой Монголии, если она, конечно, там есть...

Зайдя в осточертевшее кафе, дорогое и неуютное совсем, Ольга увидела его. Нового посетителя заведения. Парень как парень. Худенький, со впавшими щеками. Она проходила мимо его столика. Паренек проводил ее взглядом. Его глаза показались ей необычными. Внутренний огонь, казалось, разрывал, черные как уголь, зрачки. В нем явно что-то было. Сила, упрятанная за милой тщедушностью. Он смотрел на Ольгу и у нее вдруг стали подкашиваться ноги. Она вдруг представила его в постели. Как ее тело извивается под его руками. Ласковыми и неопытными. Неожиданно для самой себя почувствовала четко и ясно вкус его губ. И этот вкус был не сравним ни с чем. Разве что, едва-едва напоминал имбирь. У нее потемнело в глазах. Больше она ничего не помнила...

- Так... А это у нас кто? Молодая и красивая... Что скажете, коллеги?

- Так... это, Валентин Григорьевич, пациентка, которую вчера привезли. Совсем плохо выглядела. Авитаминоз там...  и нагрузки по работе. Нервный срыв. Длительный покой и витамины в изобилии нужны.

Ольга смотрела на врачей ошалелым взглядом и злобно думала: "Ага, нервный срыв. Вам бы такой срыв. Ведь, вечером же, запихав свои взятки в карманы, пойдете покупать любовь за деньги у вчерашних птушниц. А мне-то что делать? Куда свои гормоны всунуть, чтобы они работать не мешали. Разве что переодеться шлюхой и вам же отдать то, что в народе честью зовется..."

Арончик получил зарплату.

- Изыди! - сказала Марина Соломоновна подвыпившему мужу, с детской непосредственностью влезшему в ее теплую постель. Аарон Пантелеймонович посмотрел на жену грустными собачьими глазами и сказал:- Никогда ты не понимала моего душевного трепета. Если бы не твое отношение к жизни, я бы щас лежал в трехэтажном доме на Атлантическом побережье. А вместо этого я провел три часа с Гешей Ройтманом в гадком подвале с дешевым кислым пивом. И все ради того, чтобы помечтать о моей богатой исторической родине, которую ты не захотела видеть из-за вредного для тебя климата. Излить душу официанту с подозрительной ориентацией, упрятанной в жалких мыслях. А потом явиться к своей законной супруге со светлыми чувствами и услышать от нее, что я уже в этом доме, на краю Жмеринки, не хозяин, а потому могу отправиться отдать остатки бухгалтерской зарплаты какой-нибудь Мане, которая за деньги всем предлагает изысканную любовь, проявляя тем самым большое сострадание к несчастному человечеству, в котором неожиданно подло оказался и я.На пламенную тираду обиженного мужа Марина Соломоновна отреагировала весьма своеобразно:- Арончик! Все хорошие слова я тебе уже сказала двадцать лет назад. В первую брачную ночь. Остались только те, которых ты заслужил. Так что закрой, пожалуйста, то место, через которое столько лет портишь чистый воздух этого погрязшего в грехах города, ложись на кушетку, а завтра перед работой не забудь долго с потупленными глазами извиняться. И не выкидывай никогда из своей неправильной головы, что я дочь известного на всю Винницу ребе, а ты родился в семье астматика-сапожника, где и следовало тебе оставаться всю жизнь. Если бы я в свое время не потеряла на трое суток голову и все для того, чтобы испортить жизнь себе и всем своим детям...

Оберточное мышление.

Разговор зашел о свадьбах. Вернее, о самом ритуале. Фанфары, марш Мендельсона, белое платье, черный фрак, дорогой ресторан и так далее.

Повидал такого, надо сказать, я за свою жизнь достаточно. Столы, ломящиеся от закуси, скатерти, залитые водкой с вином. Танцы пьяных родителей под шаманские бубенцы, выкуп невесты, красной от счастья и предвкушения чего-то сильно заманчивого впереди. Кулачные разбираловки, свидетельствующие о страшной заботе о чести, своей, а также о чести всех родственников, близких и дальних...

Все это удовольствие стоит не так уж и мало. Не хочу сейчас распространяться о дорогой музычке, видеосъемке и фотках на память.

Давайте сразу перейдем к раннему утру после всей этой вакханалии. Итак, новоиспеченный муж со страшной головной болью, наконец, геройски подымается с постели. Извините, с брачного ложа. Жена, желательно молодая, пока еще встать не может. Усталость, ночной трепет и все такое.. Начинается, так сказать, жысь. А деньги истрачены на то, что уже осталось в прошлом. Салаты съедены, музычка выветрилась. Платье можно
выбросить.
.

Или, на худой конец, подруге отдать. Чтобы та сэкономила на мороженое.

Интересно, сколько из тех женящихся-выходящих, которых я чествовал, живут сейчас в счастливом браке? Или - просто в браке. Пусть и не в удачном. Наверное, таки, не много. Вопрос: зачем все это было?

Тут без Кастанеды не разобраться. Не хочу долго рассказывать о коллективных мыслеформах. Читайте сами.  Скажу только, что я всю эту шопопальщину называю "оберточным" мышлением, фантиком. Красивым и ничего не стоящим.

Что касается меня, то я предпочитаю жениться в джинсах, без фанфар, зато жить с любимой долго, счастливо и по существу.

Когда серый цвет становится СВЕТОМ!

  • 11.11.11, 09:59

Ваш культурный уровень не предполагает сидеть у телевизора и смотреть парагвайское "мыло"? Ну, что же! Мы идем к вам с "отечественным". Пахнущим дымом и соснами. Спиленными только-что приватной фирмой "Экстаз" для нужд собственного понимания жизни. Простой и однообразной. Предполагающей регулярный отдых толстых задниц на побережьях разных красивых морей и океанов. За счет страны, отданной в эксплуатацию бывшим двоечникам, а ныне героям нации, всяким Бралкиным, Хапалкиным и Корытниковым...

Жрите, господа, зрелища! Захлебывайтесь нашим пониманием нужности. Не забывайте, что вы "паны и пани". А не какие-нибудь "товарищи". Те довольны были ухаживаниями на экране тракториста Коли к простушке-доярке Мане. Вам же мы несем с собой любовь в неприкрытом виде. Дона Педро и шпиона Макса к эталонам современной красоты - знойным длинноногим жеманницам из-под Алчевска.

И не вздумайте просить хлеба, господа! Это вам не древний Рим. Хлеб давно закончился. Вместе с новыми временами подъема к высотам отдельных кошельков на финансовые пирамиды в оффшорах. Слово то какое мудреное придумали для вас. Чтобы вы, не дай Бог, не подумали, что это "хаза" с награбленным. Нет, сейчас все прилично, культурно. С вас - по не съеденному пончику, нам по самолету-пароходу!

Жуйте "новую жизнь", жуйте! Не спешите, а то подавитесь. А, главное, не забудьте придти на очередное супер-ШОУ страны под названием ВЫБОРЫ. Принять в члены новых воров и утвердить старых. Верьте в сказки. Сказки сделают вас добрыми и понятливыми. Распечатайте уши и с упоением вешайте на них лапшу от главного сказочника.

Он мудр и отважен. Он укажет вам свет в конце туннеля. Когда вы будете лежать в изнеможении от зрелищ, перестав любить ради НЕГО родину.

"Майн кампф" (пародия на фашизм в любом виде)

Вместе с начинающимс утром у меня уверенно стал развиваться внутренний протест. Я уже с самого первого моргания ресницами попытался люто ненавидеть империализм, коммунизм, шовинизм, а заодно и дембилизм. В общем, ...изм всякий.

С третьей попытки дело пошло совсем хорошо. Я сделал себе внутреннюю прививку против правительства, всех министерств и ведомств, против таможни и налоговой службы, как организаций для моего здоровья крайне вредных.

Потом я разобрался со всей строгостью с союзами и объединениями, с рублевыми и свободными зонами. А заодно и слетал в космос, дабы проверить на всех этих станциях степень крайнего упадничества.

Затем я представил, как лихо расправляюсь со всякой бюрократией. Беспощадно, но с переменным успехом. Когда, наконец, я истребил эту заразу, меня посетила усталость. Нега, одним словом. Посему я с чувством удовлетворения опять уснул.

Проснулся бодрым и довольным. Окончательно плюнув на все, что возле меня шевелится, встал и отправился вновь драться с жизнью. 

Вечером я осилил, наконец, всех своих врагов и супостатов и пошел сочинять новый список кандидатур на их место. Ведь жизнь - это борьба! Поэтому всегда нужно иметь под рукой пару-тройку  тех, с кем бороться. 

Лег с великим предвкушением новой борьбы. До чего все-таки приятно кого-то побеждать.

Жажда прекрасного.

- А не испить ли нам кофею? - сказала госпожа Куницына. Повела блудливо туда-сюда глазками и затащила графа прямо на подоконник.

Для чего? Дабы в великой любви к творению смотреть оттуда на птиц небесных, коих в том году развелось великое множество, отчего подоконник со стороны улицы имел вид не совсем приятный. Ведь птицам, кроме летательной функции, необходимо еще куда-то девать переработанную в радостных трудах пищу. Проще говоря - испражняться. Притом - именно на подоконнике, где граф с супругой господина Куницына как-раз воспылали большой тягой к прекрасному.

Впрочем, ознакомление с красотами длилось не так уж долго. Граф излишеств не любил. Он много воевал, расширяя пределы отечества, посему наслаждался быстро, но с несомненной пользой как для себя, так и для того же отечества. Стране нужны здоровые и довольные жизнью солдаты, а не аскеты, о пользе родины вовсе не думающие, все время бубнящие что-то под нос, вечно постящиеся, норовящие убежать куда-то подальше в скит. Для обозрения того, что копошится у них во внутренностях, вечно голодных, а потому со всякими ненужными душевными завихрениями.

Госпожа Куницына кофеем осталась не совсем довольна. Поправив складки на длинном атласном платье, томно зевнула. С капризцой в голосе произнесла:

- Вот вы, граф, уже пятый раз любуетесь со мной видами этой изгаженной улицы, а брат мой до сих пор в поручиках сидит. Да и деревеньку вы однажды обещали, когда шампанским опились вместе с адъютантом этим. Я уж и верить вам скоро перестану. Как-то все у нас не обоюдно получается. Неужто вам хочется расположение мое потерять?

Граф, с улыбкой столичного прохиндея, ответил:

- Милая Надин! Ваш брат несомненно получит повышение по службе. Хотя он и несколько тупой малый. Но, чего не сделаешь ради такой азартной пышечки, как вы. А вот с деревенькой придется повременить. Давеча в картишки много спустил. Теперича долго придется порядок хозяйственный восстанавливать. Но вы, любезная, не унывайте. Вот я вас представлю румынскому воеводе - так у того куры денег не клюют. Богат, каналья, при этом даже французского не знает. Деревня, одним словом. Зато возможностей к созерцанию видов разных имеет немерено. Груб сильно, но дело свое хорошо ведает. Я думаю, что с вашими способностями вы у него и волость отхватите, а не только деревушку захудалую. Мне даже ревновать вас немного придется.

- Ой, граф! Вечно вы с мужланами дело имеете. Ну, да ладно. Познакомьте меня с ним. Позабавим старика, а там глядишь, и - в Вену на тройке с бубенцами. Скучно стало жить в империях наших. Ни тебе понятия какого в тонкостях разных, ни чувств галантных. Хочется уже чего-нибудь изощренного. Как у римлян древних было. Вот ведь толк в любви правильной имели. Не то что нынешние. Только и знают водку пить да в очереди к маркитанткам стоять. Стыдоба, прямь. Уже скоро замужней женщине и выйти неприлично будет. Кругом одна содомия эта. Бедный мой муж... бедный муж! Если бы он знал - на какие жертвы приходится идти ради него. Сколько знакомств завести! И все для того, чтобы на старость иметь кусок хлеба..

- Ладно, любезная Надин! Бросьте эти заунывные штучки. Хочется еще кофею. Сегодня меня совсем жажда прекрасного извела. Влезайте уж на подоконник...