Иллюзия



Я глотнул воздух из неба, стремительно падающего на меня. Это так удивительно. Ты лежишь на выгоревшей горе, слизанной ветрами и солнцем, на самой верхушке. Смотришь на огонь, проникающий в голову. Ты не можешь передать миру свои чувства. Они топят тебя своим качеством. У тебя нет языка, которым разговаривают наверху птицы и скрытые силы, передвигающие тучи. Тучи еще не скоро проплывут над твоим невежественным удивлением, они пока очень далеко, льют свои дожди-косы на горных жителей чужой, ломающей звуки, страны.


Я спускаюсь с полонины долго, не меньше часа. Болят ноги, глаза заливает пот. Скоро будет гроза. Надо спешить. Внизу меня ждет зверски пахнущая печеная свинина и дешевое столовое вино. А еще девочки. Я пока молод, в меру глуп и чертовски люблю жизнь. Ту, которую через меня крутит старый и мудрый оператор. 
.................
Потом радости будет все меньше, а темных пятен на жизни больше и больше. На каждой ступени меня ждут свои стражи. Они стерегут последнюю гавань. От меня. Я еще не готов к смене декораций. Мне мучительно хочется вкусить смысл красок на кисти, с которой капает так долго моя кровь. Кто ее держит? Зачем? Почему я должен отрабатывать за того, кто нес светильник передо мной?
.................
Мне очень интересно представить себя, нынешнего, там, внизу, у костра, шашлыков и возбуждающей девичьей плоти тех статистических единиц, которые ныне уже давно нянчат внуков. Как бы я себя вел в той, далекой, жизни, если бы имел пятьдесят лет упакованного в аккуратные временные ящики опыта?
..................
Я просыпаюсь. Еще темно. Смотрю на жену. Мне тепло внутри и снаружи. Мой мир сузился до размеров глубоких горячих импульсов жизни, исходящих из нее. Мне сложно передать, что для меня жена значит в этой жизни. Я знаю только одно: до нее я был несчастлив, а с ней обрел то, к чему всегда стремился, обрел покой. В этом мире меня держит только ее дыхание и тот, кто считает волосы на моей голове. 
..................
Краски из мира прикосновений медленно перетекают в золотой сосуд, где им предстоит долгий перевод в бесконечный ряд цифр.
.................
Неужели запах ее волос - это всего лишь набор двойственных чисел в руках Бога? Я теряю материальный разум...

...чтобы обрести, наконец, тонкий ум.

Боевая колесница Сансары (1)


(фотоинет)

Иногда ничего не делать - так же плохо, как и переусердствовать. Джим валялся на диване уже третью неделю, законно считая, что мир прекрасно справится с поставленными задачами и без него. За окном тем временем дождь и слякоть поменялись местами с июльским зноем, по утрам не давали спать громким воркотанием тучные английские голуби, а Джим все смотрел в потолок и размышлял о том, как хорошо бы было, если бы ничего не было.

Но сегодня, после того, как на ратуше пробило полдень, кто-то стал настойчиво звонить в дверь. Джим сделал вид,что дома никого нет, однако звонки не прекращались. Тогда он встал и, тихо матерясь, открыл дверь. За ней оказался неизвестный мужчина в расцвете сил, с блестящим жетоном на груди.

- Здравствуйте! Мистер, как вам вода из крана? Трубы у вас не прохудились?  - улыбаясь, спросил он.

Джим посмотрел на гостя. В Джиме просыпалось чувство несогласия с необходимостью решать что-либо. Он вежливо ответил:

- Я не пью воду из крана. Я пью темное пиво. От него лучше "просветляется" в пузыре, чем от воды.

- Хорошо! - согласился мужчина. - Усложним задачу. Как вы смотрите на то, чтобы в этом году поменять турбину?

- Положительно. Но только не за мой счет. - ответил Джим.

- Отлично. Так и запишем - жилец такой-то квартиры за то, чтобы вода была направлена на путь истинный, исходя из его, жильца, свободного желания, без давления со стороны, при свидетеле. Кстати, вы не хотите исповедаться? Сегодня это бесплатно. Корпорация все берет на себя.

- Я вышел из Корпорации! - сказал Джим. - Мы с ней не сошлись в цене моего личного участия.

- Печально, печально... - гость изобразил на лице большое сочувствие.

- Я знаю. Но я перестал считать действие решительным фактором. Я ушел в долгосрочный отпуск. В зоопарк буду ходить, или... в оперу.

- Не советую. В опере вам сегодня не понравится. В опере идет перестрелка. Уже полгода "Годунова" ставят. Андеграунд. Что-то вроде зрелищ в древнем "Колизее." Но если у вас крепкие нервы, то конечно...

- Ладно, как-нибудь сам разберусь. У вас есть мое согласие, а у меня - уверенность в качестве воды.  Мистер, всего вам хорошего!

- И вам также!  - гость приветливо помахал рукой.

Джим закрыл дверь. Зашел в кухню, открыл холодильник. В нем на полках шеренгами стояли бутылки с пивом. Он взял одну, откупорил и сделал большой глоток. Пиво не принадлежало Корпорации. Его делали кустарным способом в горах подпольные конгрегационисты по старинному рецепту.

"Мы все умрем" - подумал Джим. - "А Корпорация останется. И эта вода, и новая турбина. Все, что создается руками несвободных людей. Корпорация удерживает восприятие. Но что такое восприятие? Статично ли оно? Не продают ли они воздух по завышенной цене? Корпорации нужен этот мир. Его стабильность. Но нужен ли он мне?.."

Химическое вещество стало действовать. Джим закрыл глаза...

...Он выходил на красную, от распустившихся тюльпанов, поляну. Звучала боевая флейта. Навстречу ему шли стройными рядами прекрасные девы. А за ними искрилась золотом на солнце колесница. Он готовил вожжи...

Джим начинал с чистого листа новый, принадлежащий только ему, день. День обещал быть знойным...

Нижняя чакра


(фото Якубенко)

Сижу в клетке, смотрю, как любовь расползается пятнами по комнате. Сумерки. За окном тоже клетка, большая - глыбы льда в эпоху кайнозоя. Мне дверь туда не отворят. Я замкнут многослойностью бытия. Бог мира спрятал лучи в темных подвалах лжи, а Бог света еще не проснулся от сладости сна.

Катька говорит:

- Все такие интуитивные, шо я просто не могу.[ Читать дальше ]

Обмен


(фотоинет)
 
Обмен так и не состоялся. «Роллинг Стоунз» ввалился своими катящимися камнями ему в душу в самый неподходящий момент. Его «кар» как раз уперся в красную черту на асфальте – закончился бензин… а тут такое. Почему ему так щемительно тоскливо от  голоса Джагерра? Завернутого в страшную печаль. Ангел, леди Джейн, и бутылочка рома…
 
А потом он наткнулся на Боба Дилана и ушел надолго в себя отыскивать неизвестные до сих пор корни…
 
Ник открыл дверцу, сплюнул в пыльный асфальт огрызок «верблюда», и вылез на свет божий вдохнуть горячего калифорнийского воздуха. Перед ним лениво щурилась от солнца питейная фазенда дядюшки Билла. Последнее пристанище людей с подорванным сердцем.
 
Он зашагал к своей точке выбора красиво, как в фильме с Иствудом. Ветер с пустыни развевал на нем длинный серый плащ. Надрывно пытался сорвать с его головы видавшую виды шляпу. Ник был похож на большую свободную птицу, готовую вот-вот взорваться небом. 
 
Внутри салуна за стойкой уже целый час, тянущийся как мед с ложечки, его ждала испорченная «сопливым» чтивом дочь Билла, Мэри Стоунз. Ее душа просилась в поле, к шалашам и стоячим вигвамам, она ждала замены своей способности давать - на долгий путь с Ником к разгорающимся от невыносимой тоски звездам .
 
Он посмотрел на нее и сказал с грустью в мужественном хриплом голосе:
 
- Мэри, я передумал. Я вчера видел опять Марка. Он мне показался настолько красивым, что я не спал всю ночь. Мэри, я решил сделать обмен. Я не хочу больше быть крутым парнем. Я тоже хочу по ночам читать книги о беспримерной любви, плакать в подушку и ждать всю жизнь его…


Утро Капитолины Ивановны


(фото Якубенка)

Приемник с претензией на радость сообщил:

- М*яке кресло, чашечка кави, добра цигарка... та щось мені не вихватає!..

А именно - грузовика от популярного производителя КАМАЗ, который срочно ждет своего покупателя совсем недалеко, в Одессе.

Капитолина Ивановна даже не рассмеялась. Она хорошо понимала язык маркетинга и знала, что именно таким образом  можно всучить зазевавшемуся обладателю лишних червонцев товар, который потом некуда девать.

Жизнь у Капитолины Ивановны удалась. Ей, блондинке чуть-чуть за сорок, было чем гордиться. Небольшая, но крепкая империя недвижимости, дом за городом, вилла на Лазурном берегу, дочь, подающая надежды в спорте.

Тем не менее успешная вумэн нажитым добром гордилась не настолько сильно, как своим телом. Сказать, что оно было у нее безупречным, значило - только слабо намекнуть. Элегантный дресс подчеркивал все, что можно было подчеркнуть. Одинокая, высеченная из драгоценного камня, фигура в огромном окне небоскреба.

Капитолина Ивановна подошла к трюмо и придирчиво осмотрела себя. Пышные белые волосы были ее, а не плодом мастерства дорогого парикмахера. Строгое отточенное лицо казалось холодным, но большие глаза голубого отлива и не думали скрывать взрывную сексуальность, для регулярных выбросов которой она содержала капризного Жоржа, парня тридцати лет, похожего на Делона в молодости.

Вообще-то Капитолина Ивановна была помешана на этом французском актере. Еще с детства. В ее кабинете портрет Делона в образе галантного преступника висел прямо на стене за креслом. Он для нее был неким воплощением успеха, сексуальности и наслаждения в жизни. Месяц назад она уговорила парижского художника познакомить ее с великим актером.

Они сидели вместе в ресторане, Капитолина подавала Делону недвусмысленные сигналы, но актер реагировал вяло. Годы как-никак. Теме не менее на данный момент адвокаты активно готовили брачный договор, учитывая интересы обеих сторон.

Женщина вынула из сумочки несколько таблеток. Ее беспокоили боли в желудке. Но ничего серьезного. Она проверялась. Скорее всего боли на нервной почве. Бизнес требовал стальных нервов.

Капитолина Ивановна запила пилюли водой. Открыла ящик стола, взяла оттуда маленькую коробочку. Открыла ее. Долго смотрела на старый дешевый кулончик в виде алого паруса, на котором было высечено - "Линочке от Костика". Это была единственная вещь в кабинете, которая имела ценность, независимую от стоимости. И если бы пришлось, то Капитолина, не задумываясь, за нее отдала бы весь этот дорогой офис со всеми потрохами. Воспоминание о Костике, когда-то чуть не угробившего ей жизнь, от которого она ушла однажды, почему-то никогда не покидало  ее ум. Костик не был похож на Делона. Скорее на алкаша с улицы.

Костик любил ее. Сдавал бутылки, одалживал деньги, подрабатывал на рынке. Она училась на экономическом, а он каждый день носил ей пончики на переменах. Ему было все равно во что одеваться, где жить и как. Он не зависел от стоимости.

"Ну, все-все!" - строго сказала себе Капитолина Ивановна. - "Жизнь надо прожить так, чтобы не было потом мучительно больно...". Она любила повторять эту фразу. Только не помнила - откуда ее взяла. То ли из школьного учебника, то ли из любовного фильма.

"Табор уходит в небо". Страшная, но честная история


Катька шла домой в табор с большой надеждой на любовь.

Луна сверху светила мертвым цветом. Узкая улочка петляла, словно заяц, между высокими серыми кустарниками, где-то издалека пел о душевном аккордеон, а на сердце у Катьки было легко-легко. Ей хотелось жить, петь, летать, далеко-далеко, где можно плакать-смеяться сколько влезет, над собой, над вселенной, над своими мечтами...

Вдруг в ночную мозаику теней включился саксофон. Черное, от слез, небо глотало протяжные звуки, прятало их за маленькими яркими точечками в больших карманах тяжелого мрачного балахона. И тогда Катьке стало страшно. Она вспомнила, что в фильмах Кустурицы тоже бывает слишком много странности и цыганской музыки, потом действие упирается в мистику - и все, конец.

А с другого конца улочки шел навстречу Катьке негодяй - местный безродный гопник Костик. Нес в душе своей противный дух свободы, для себя. И против всех.

О, лучше бы этого никогда не было! Ибо не знаю, как дальше поведать вам о том, что неизбежно всегда при столкновении воды и огня. Встретились в темном месте при полной луне две обнажившиеся  правды. И... не вынесли такой встречи. 

Вынул Костик свой аргумент, чтобы понизить возвышенность вибраций в Катьке. И... упал посреди пахнущих розовых кустов, посреди мира и нереализованных стремлений, выливая в землю черную от луны кровь. Ибо не ходила никогда Катька в люди без ножа из столового серебра, подаренного ей старым ромом Джанго. 

После этой ночи Катька стала взрослой. Она твердо решила, что может выйти замуж за Джуру, самого красивого парня в таборе. Ей очень захотелось повторить старую романтическую историю, увиденную в телевизоре про карпатских цыган.  

(фото Якубенко)

Никому верить нельзя


-  И когда это кончится? - на весь двор кричала Ярмила Леопольдовна, до развала старого строя работавшая в легкой промышленности, а теперь продающая то единственное, что у нее осталось - полное лоснящееся тело. Оно ввиду податливости и умеренной цены было пока нарасхват, не обещая, впрочем, никаких льгот на старость.

Ярмила Леопольдовна, придя домой, обнаружила под дверью бывшего мужа Панкрата Фердинандовича Штрассе, лежащего в позе йога, устремленного в полное безразличие. 

[ Читать дальше ]

Венгерская литература как ступень вибрационной продвинутости



У Дюри была проблема. Он очень любил женщин. Любых, но чтобы долго не думали. Чтобы сразу, как в пропасть. 

Обычно в начале недели он говорил мне:
- Лоци, я познакомился с такой бабой! С такой бабой!
В воскресенье я его спрашивал:
- Дюри, почему ты не идешь к своей бабе?
Он равнодушно отвечал:
- А.... Да ну ее. Такая х...вая баба...
Осенью к нему стала забегать на чашечку кофе миловидная жена сантехника, который всегда был занят починкой бесконечной череды унитазов.
Жена сантехника была продвинутой женщиной своего времени. Приезжала на личном "Москвиче", забирала Дюри, со смирением обучаться у него венгерскому языку, на добровольных началах за небольшую мзду в темном секретном месте с обвалившимся балконом, обвитым одичавшим виноградником. 
Через полмесяца Дюри стал лечиться от неожиданно возникшей рези в паху. Все не так уже и страшно выглядело, если не считать вынужденного отказа от вечерних возлияний. Вино в ту пору стоило смешных денег.
- Ну, как твоя баба? - спрашивал я его. 
Он сначала хмурился, а потом взрывался заразным молодым смехом.
- Совсем хреновая баба! Но зато как она училась языку!
А зимой в одно туманное утро наш общий друг Отило привел с собой девушку подозрительной наружности. Я уходил в день поднимать внутри себя необходимую для страны образованность, чтобы отдать ее потом людям. Я смотрел на Отило в аккуратном костюме, на его скрипку в футляре, в которой он часто носил "Белое столовое" и даже водку, на девушку, страстно ожидавшую бесплатной любви, и на Дюри, читавшего целую ночь в постели толстый роман Мора Йокаи. Мне хотелось рассказать им о том, что всем на свете надо уметь делиться, но они эту истину и так впитали в себя с детства.
Отило, проводив меня до ворот, сказал:
- Ты знаешь, я еще не готов к взрослой жизни. Но ведь так хочется.
Ему в ту зиму стукнуло восемнадцать. Он решительно вошел в дом и стал предаваться любви с гостьей ненасытным образом, но Дюри ему не мешал. Он очень любил Мора Йокаи за патриотизм и за правду жизни. К тому же готовился принять в свое юное тело последний укол пенициллина. 
Когда Отило, наконец, вспомнил об учителях, с нетерпением ждущих, чтобы передать несколько крупиц знания и ему, ищущему смысл жизни, было еще не поздно. Он быстро оделся, взял футляр, и по доброте своей сказал Дюри:
- Можешь делать с ней, что хочешь. Я не решился взять обязательства перед ее родителями...
.........................................................
Дюри встал. В кальсонах с начесом он был особенно привлекателен для бесед о бренности испробованных желаний. Яркий чистый свет из морозного окна падал прямо на стол с банкой огурцов и учебниками по литературе.
Дюри подошел к постели, в которой юная весталка сжалась в нервный комок под одеялом. Он смотрел сверху вниз на прекрасную картину, не описанную только ленивым. В его голове реальность приобретала неожиданно странные формы.
Женщина патетически крикнула вечно-ненасытному фавну:
- Что ты себе думаешь?
Он резким движение сорвал покрывало, и в экстатическом порыве сказал:
- Думаю, что ты большая стерва...
..........................................................
Дюри читал про человека с каменным сердцем, а тот уже успел поделиться с ним важной мыслью, что в мире вещей умный человек ценит только покой.

Герда, Имбабаевич и скромный бухгалтер Зазнайко


(фото Якубенко)

- У нас все поколение такое, - гордо произносит Герда, - Нам палец в рот не клади, а если всунул, то жди, когда тебе его рассосут. Нечего тут толпиться! Проходи, давай!

Герда служит в магазине "Коробочка", что принадлежит самому Мурзе Имбабаевичу, когда-то попавшему случайно в город по разнарядке. Разнарядка давно закончилась, а Имбабаевич остался, разбогател и теперь доживает где-то в Турции, выкачивая из таких вот магазинчиков возможность уверенно смотреть в будущее. Герда числится у него в продавцах уже десять лет. Входит в пятерку лучших, приносящих не только деньги в кассу, но и другие виды радости, до которых владелец пока еще не равнодушен.

- Что мне до поколения? - обиженным фальцетом кричит бухгалтер Зазнайко с огромной фабрики напротив, - Что мне до него, когда в груди уже слабо клокочет правда, а в кармане - копеечный остаток от зарплаты двухмесячной давности. Я тут у вас полжизни питаюсь. Могли бы и уступки делать, а не только ругаться. Запишите, как всегда, в тетрадочку, вон - она у вас теплится под столом, а в конце месяца сочтемся. Я вам еще и шоколадку куплю.

- Ишь ты! Шоколадку! Прямо из рук, натруженных калькулятором отечественного производства! А подумать? Зачем она мне нужна без тепла возле сердца? Мне мужик сподручный не хватает, а не способ увеличения веса. Гони монету или проходи!

Бухгалтер затравленно смотрит на Герду. Скукоженная фигура выражает грусть и отстраненность от приземленного бытия. Женщине становится жалко его.

- Ладно, - примирительно говорит она, - Сколько? Нам вообще-то Имбабаевич запретил, но я от себя запишу. 

- Запишите-запишите! - оживляется тут же бухгалтер, - Поллитровку и большую "Оболони". А еще пончиков штук пять. 

- И все?

- Все... - теряется проситель.

- Хорошо. Наше поколение не все еще забаррикадировалось. Есть некоторое понимание материальных ценностей... - неспешно кидает в равнодушное пространство магазина глубокие правдивые слова продавщица, выкладывая заказанный товар бухгалтеру. Бухгалтер будет долго благодарить, поддакивать, с пониманием кивать головой, потом придет домой, нальет в стакан купленного, зажует пончиком. Задумается... Его мысли будут крутиться исключительно возле Герды. Мысли о том, что надо увольняться с фабрики, где деньги только иногда платят, ему уже надоели...

Отчетность

(фото Якубенко)



- Откройте дверь! - сказал вольный каменщик.

- Отвали! - отрезал я. - У меня депрессия.

Каменщик присел на холодный цементный пол. У него в запасе было много времени. Он решил просто подождать. Я приоткрыл дверь и спросил:

- По чем нынче лояльность к вашему товарищу? Хватит смокинга? Или купить еще и кипу?

Каменщик рассмеялся. 

- Да что вы такое говорите? - еле выдавил он из себя. - Зачем? У вас дома есть телевизор, реклама зубной пасты, придуманной поэтом из Москвы, на работе вы получаете бумажки с распределительными знаками. Что еще хотите? У вас и так все готово! Откройте дверь!

- Нет уж! - стойко выдержал страшный соблазн я. - Никто в нашем роду не изгалялся над верой!

- Ха... Верой!.. - снова засмеялся он. - А что такое вера - вы, конечно, знаете? Не изволите ли и мне, вольному каменщикуиз Бердянска, объяснить - что это?

- Ну... Вера - это ... наши обычаи, наше понимание свободы, жизни, наконец. Наш, родной Бог. Короче - не ваше дело! Пошли на...

- Ваши обычаи? Где вы видели ваши обычаи? "Семь сорок" на свадьбах танцуете? Вот и все ваши обычаи! - аж подскочил каменщик.

- Ладно, - махнул я рукой, - а от меня-то что надо? Я даже в партиях не состою - равнодушен к многоголосию.

- Да ничего такого. Подпишите бумажку и ладненько будет. И гуляйте себе по жизни, как ни в чем не бывало - тут же примирительно затараторил он и стал вытягивать из папочки красивый голубой листок с гербовой большой печатью внизу. 

Я взял у него документ и стал читать:

"Я, нижеподписавшийся гражданин мира, объязуюсь не слушать папу, маму, жить своим разумом, строить из себя, то что построится, добросовестно уплачивать взносы и раз в жизни в качестве паломника посетить Бердянск"!"

- И это все? - разочарованно произнес я.

- Все! - вздохнул вольный каменщик.

- Так почему тогда столько секретности? Зачем подписывать? И так ведь все ясно.

- Ясно - то ясно! Но во всем порядок нужен. Мы тоже ведь зарплату получаем. Отчитываться надо, Хозяин у нас строгий.



Сторінки:
1
2
3
4
5
6
7
8
30
попередня
наступна