Эта музыка и твои печальные глаза. Ты заставляешь меня мучиться, от того что я знаю, что с тобой случилось. Мне не жаль тебя, ты почти добровольно выбрала свой путь. Теперь у тебя печальные глаза. Боль сочится изо всех пор твоего тела, ты носишь за собой пелену разноцветного спектра, - это видения прошлого.

Твоя мать, у тебя ее глаза, такие же печальные. Вы с твоим отцом сделали ее несчастной, вы убили ее; «она умерла от одиночества», - ты говоришь. Я ненавижу твоего отца, я хочу его проклясть, но тогда он получит свое возмездие здесь – тленное, переносимое, а я хочу, чтоб он мучился вечно, чтобы капилляры на его глазах лопались, чтобы все его тело покрылось язвами, чтобы черви точили его заживо, чтобы он сгорал, но был жив. Я не проклинаю его, я его ненавижу. Мне хотелось бы отпустить всю эту печаль, всю эту грязь, всю эту боль, но твои откровения пропитали меня насквозь, я похожа на влажную губку, я просто смотрю на твои глаза и думаю, что ты могла бы быть счастливой, если бы не родилась вовсе.

Скажите мне, откуда берутся ублюдки? Почему они могут жить рядом с живыми? Эти гнусные куски плоти с похотливыми глазами. Я не видела твоего отца, я видела твою мать, почему она выбрала его? Почему судьба выбрала твою мать, чтобы наказать ее сполна, за что, почему? Почему вы думаете, что боль далеко? Она везде, вперемежку с тошнотой.

Если бы меня стали мучить галлюцинации, я бы убила твоего отца, ссылаясь на свой недуг, но поверь, я бы делала это осознанно – одним выстрелом, одним толчком из окна, одной таблеткой вещества.

Из-за вас, я не могу спать. Все для главного, говорите вы? Для кого-то главное – кислород, для кого-то рыжеволосые девушки в платьях изо льна, для кого-то совесть. Мне неважно, из-за какого чертового колеса сдохнет твой отец, я отвечу: «Ничего я не помню и никого я не помню». 

Сегодня ночью твоя мама привела в наш дом девушку, она сказала, что это будет твоя жена. Ты вел себя спокойно, как всегда. Читая недоумение в моих глазах, все отказывались замечать меня. Твоя мама сказала, у тебя в паспорте уже стоит штамп о браке, но это ничего:  с Леной вы просто обвенчаетесь в церкви, припишем ее в наш дом, и она будет жить с нами, что она замечательная девочка. Познакомилась с Леной мама в церкви, она сказала, что это как раз тот человек, который тебе нужен.

Днем мы были в пустыне, мы шли по ней, погружаясь в пески, шершавые, жаркие, режущие, а когда вернулись домой, нас ждала твоя мама и Лена. Казалось, Лена приехала только что из села, у нее были кучерявые волосы, как у меня, только темные, она была выше меня и старше, но также как и я - немного сутулая и худая, ее кожа была темнее моей, черты лица были несимметричны. Она была одета в белую футболку с какими-то рисунками  и голубые бриджи. После знакомства мы легли спать с тобой в одну кровать, уснули молча.

 Я наблюдала за вашим венчанием, я не могла поверить, что все происходит с нами, что ты согласен, что я должна все это наблюдать. После мы жили вместе: твоя мама, собака, Лена, ты и я. Мне пришлось готовить, убирать, покупать разные вещи для всех, вы вели себя так, как буд-то  так и должно быть. Я просила тебя объяснить, что происходит, почему эта Лена здесь, что значит, что она твоя жена. Ты ответил, что я любимая, что ты будешь спать только со мной, что это венчание ничего не значит, и что тебе все равно.

В один из дней, я стала кричать на Лену, потому что она бродила по дому как неприкаянная, неуверенно начиная нахальничать. Я сказала, что я ее ненавижу, что она должна хотя бы стирать себе сама, мыть посуду, чтобы она убиралась отсюда, потому что я убью ее сейчас же.  На крики прибежала твоя мама, она стала защищать Лену, говорить, чтобы я отстала, иначе сама сейчас же пойду лесом, что это я здесь лишняя, а не Лена. Я плакала, я забежала в нашу спальню, нет, я не плакала, у меня была истерика, я исступлённо кричала, просила тебя избавиться от этой селючки, что я больше не могу смотреть на нее. Ты сказал, что тебя запарила эта ситуация, что я должна проще относиться к этому. Хлопнув дверью, ты вышел к маме и Лене, ты стал кричать на них, ты говорил, что тебе надоело бить меня каждую ночь по щекам, чтобы я проснулась, потому что от этой фигни в нашем доме мне постоянно снятся кошмары, ты сказал, что тебе начхать на Лену, что мама сама может на ней жениться, если хочет, что все это кошмар какой-то.

Устало ты вошел в нашу комнату с такими же усталыми глазами, как и вышел, твои зрачки были широки и слегка опущены. Мы встретились взглядами, пристально смотрели друг на друга, мы говорили, молча:

- Ты довольна теперь?

- Мне больно, как ты не понимаешь.

- Успокойся.

Ты сел за компьютер, я посмотрела в зеркало, лицо было красным и запухшим от слез. Я знала, что выйдя из этой комнаты, я встречу Лену.

Мы побывали в другом городе, не выезжая за пределы этого. Мне кажется, что вокруг все нереальное, время оседает на мне, как вязкая пленка, шум преследует везде, даже мысли наполнены им.

Твой день рождения я отметила походом в кино. Возвращаясь с него, мне пришлось бежать, потому что началась сильная гроза, молния отражалась в гладком асфальте, освещая мне путь. Я убегала от холодных больших капель, от крика грома, от темноты на тротуарах.

Ты прав, если меньше разговаривать, то впечатлений больше, они просто не выветриваются так скоро через открытый рот. Мы катались на лодке. Большие суда проходили неспешно, но волны с разгоном ударялись о наши бортики, ты экспериментировал под  мостом, я фотографировала воду и тебя.

Какая разница, что такое депрессия и антидепрессанты. Я не спорю, я молчу.

Мы побывали в чужих телах, не покидая своих.

Ты - пустой,
Ты сосешь мою душу.
Я не знаю тебя
И не знала вовсе.

Я - слаба,
Я сутулюсь и плачу
От того, что навек
Растерялась.

Я прощаю тебя,
И в бесчисленный раз
Отдаю все нутро,
Чтоб ты выпил опять.

- И что же тебе приснилось сегодня? Феи и эльфы?
- Нет, феи и эльфы мне снились только один раз в жизни, мне было тогда 15 лет, я отчетливо помню тот чудесный сон, я была одета в шелковый тонкий арабский костюм, на голове у меня был изящный тюрбан с ажурной брошью, я сидела по-турецки перед блистающим сундуком. Такие сны мне более по душе. В этот раз мне снилось, что я, мой брат и родители, довольно неопрятно одетые, с большими сумками идем куда-то в лес. Мне лет  14, я понимаю, что мы – баптисты, скрывающиеся от гонения, направляемся в заброшенный дом в лесу на берегу реки.
Внутри жилища сыро и пыльно, но крутые лестницы, красивые плетения на металлической сетке витражных окон, старая мебель, - все это окутывает дом странной таинственностью и сказочностью. Пока мама разбиралась с вещами, мы играли с братом у окна на втором этаже, внезапно ветка дерева, торчащая внутрь комнаты, обхватила мои кисти, мы с братом попытались справиться с этой напастью, призывая имя Бога. Внезапно в блике стекла показалось отражение духа, отчаянный он ускользнул, ветка вернулась в свое прежнее положение, освободив мои руки. Мы побежали вниз к родителям, с ними мы чувствовали безопасность.
Выйдя на улицу к реке, мы застали родителей разговаривающими, я заметила, что отец пьян. В расстроенных чувствах решаюсь прогуляться по лесу, чтобы оправиться от всех этих неприятных событий.
Войдя в лес, я понимаю, что река, протекающая здесь, имеет много мелких рукавов, они неглубокие, неширокие, зато их много. Вдали работали люди с молодыми саженцами, мне не хотелось на них натыкаться, потому я решила обойти  их. Мой путь лежал через один из рукавов реки, мне несложно было переплыть ее – маленькую канаву, внезапно  вижу, как по этому рукаву идет подводная лодка, впопыхах я спешу перед ней пересечь протоку, огромная грязная волна накрывает меня, отбиваясь огромными валунами от лодки. Когда вода ушла назад в реку, я изменилась. Я стала мужчиной лет 30 неухоженного вида, с проплешинами, грубыми руками, кривой улыбкой и в коричневом изношенном костюме со стрелками на брюках.
Я оглядываюсь по сторонам и понимаю, что не знаю, куда теперь двигаться. Лесники могли бы мне помочь, потому я машу руками и кричу им. Русоволосая хрупкая девушка направилась ко мне навстречу. Она перебросила через канаву доску и прошла по ней, как по мостику. Я – мужчина – почувствовал оживление, скорее, возбуждение при виде ее ловкости и миловидности.
- Здравствуйте, вы, вероятно, заблудились, - сказала она почти безразлично, как если бы встречала заблудившихся людей каждый день по десять.
- Эта лодка, размыла все берега, теперь непонятно, что, где и как, все одинаково. Мне нужно к старому дому к реке с быстрым течением.
- Это туда, - показала она рукой, поворачиваясь всем корпусом, - там живут баптисты.
- Нет, я – не баптист, - сказал я, принимая на сердце такую тяжесть, как принял Пётр во дворе Синедриона, когда его спросили, не ученик ли он Христа, - мы строим плот, отправляемся вверх по течению, потому пока остановились в этом доме. Я – художник.
- Понятно, - невозмутимо проговорила девушка. Она была очень спокойная, в ней ничего не двигалось, только отдельные волосинки из длинной косы развивались, если присмотреться внимательно, - я вас проведу, чтобы вы не заблудились, здесь трудно будет пройти.
- Считаете меня ребенком?
- Нет, что вы.
У дома стояли мама, папа, брат, на плоту были все вещи, и свернутые в рулоны холсты, я и правда – художник, родители растерянными глазами смотрели на нас.
- Мама! – воскликнула я, прижимаясь к ее животу. Я снова стала 14летней девочкой.
- Спасибо вам огромное, - проговорила мама робким голосом моей спасительнице.
- До свидания. – Девушка неспешно ушла.

- Хм. Странный сон.
- Да. А ты говоришь… Лучше б уж действительно – феи и эльфы.