взмах рук, стекающей каплей камни

скрещивание потоков , пульсом запястий

фиолетовой влагой амулет ритуальный

сохраняет меня от беды и напасти...

Блаженны нищие духом, ибо они унаследуют царствие божие."

(Евангелие от Матфея 5:3)

Мутные потоки, тусклые огни, 

тяжелые тучи и блеклое солнце. 

Пепел к пеплу, пыль к пыли,

 голодный взгляд в чужие мутные оконца. 

Сверлящие дилеммы "или-или", 

тяжелый, рабский, непосильный труд. 

Мой праздник жизни вдруг и разом отменили. 

Пришел домой, а там меня не ждут. 

Я оттуда, из Дома ушел в одночасье, 

я напрасно туда возвращаться пытался. 

Вдруг не стало опоры и воли...и счастья. 

Я вернулся домой. Дома нет. Я сломался. 

И в пламени костра, на острие иглы, 

с тоской обида, в бурых пятнах мир, 

терновник вместо сада и корявые стволы, 

вместо двора - запущенный пустырь. 

Из окон в паутине - злые лица, 

и ненависть в глазах - темное пламя. 

Где мне пришлось так сильно заблудиться, 

бредя холодными осенними ночами? 

От страха на затылке - стылый ветер, 

на сердце холод, а в коленях дрожь. 

Мне только это место дорого на свете, 

другого нет такого не найдешь. 

Ослабшими ногами мну дорогу 

и чую стужу грудью и спиной. 

Глазами в землю, а молитвой к богу: 

"Где мой очаг и где мой дом родной? 

Где тот огонь, где я согрею руки, 

где одеяло, что меня укроет, 

родные стены и родные звуки, 

где я пребуду в мире и покое?" 

...Седые кудри треплет стылый ветер, 

чешу ногтями спутанные космы. 

Я человеком быть хотел на белом свете, 

но кожа быстро обросла коростой. 

Но я не жалуюсь и мне не плохо тут. 

Чесаться тело меньше стало, 

меня не часто и не слишком больно бьют 

и сколько хочешь теплотрасс проталин. 

И можно жить, мне б потеплее тряпку, 

и если бы суставы сильно не болели, 

и было б место, где сложить манатки. 

Глядишь, а там бы ночи потеплели. 

Зеленой, глупой юности рубцуются событья 

и женщины кровь не волнуют мне. 

Сейчас мечтаю до утра дожить я 

и не так сильно промерзать во сне. 

И только иногда придавит спазмом глотку, 

когда людей, издалека, я вижу за столом. 

Один, совсем один я допиваю водку 

и с дрожью, с судоргой я вспоминаю Дом. 

Я вспоминаю снег кристальными ночами, 

день в хлопотах и треск поленьев в печке. 

Я жар ее поймал замерзшими руками, 

лицом поймал, и в сердце запечатал вечно. 

Стихию снежную я созерцаю вдумчиво, 

смотрю на белый мир морозами закованный, 

десятилетний робкий я, терзаемый и мучимый 

сомненьями и страхами за стеклами оконными. 

Я, глядя на стужу, на снежную смуту, 

как будто цепями к окошку прикован, 

как в сладком сиропе купаюсь в уюте. 

Я весь растворен теплой крепостью Дома. 

Я оттуда, из Дома, ушел в одночасье. 

Я напрасно туда возвращаться пытался. 

Вдруг не стало опоры и воли...и счастья. 

Я вернулся домой. Дома - нет. Я сломался. 

И по жизни шатаюсь поломанным стержнем. 

И себе и другим бессловесным укором. 

Стыдно, больно и страшно быть всеми отверженным, 

на обочине жизни, во рву, под забором. 

Не хватит сил, чтоб снова сил набраться - 

и в долгий путь к отвергнувшему Дому 

стенания распространяя, распластаться 

дорожной пылью, сам себе знакомый. 

Лучше смерть, чем тяжелая, долгая битва, 

лучше смерти - поползать немного на брюхе. 

И казню я себя, и постом изнуряю, молитвой. 

Слаб и грешен, пыль-грязь и руина-разруха. 

Седые кудри треплет стылый ветер, 

чешу ногтями спутанные космы. 

Я человеком быть хотел на белом свете. 

Не так-то это оказалось просто...

Свидетельство публикации №11105192202