Любовь была в приятных оторочках,
амурчик наш улыбчиво вздыхал
по пустякам, подобно детке, мал
амурчик тонкий в сказочных сорочках.

Ну вот, хотя любовь полуигрой была--
итогом жалким, тяжким обратилась.
Почто оставили вы мне немилость,
уйдя? с ней память от седин бела.

Пожалуй, вы свою сыграли роль,
прикончив поцелуем наш романчик--
коль это так, профан я? не иначе:
мне только драмы причиняют боль.

перевод с английского Терджимана Кырымлы 


The Last Exit

Our love was all arrayed in pleasantness,
A tender little love that sighed and smiled
At little happy nothings, like a child,
A dainty little love in fancy dress.

But now the love that once was half in play
Has come to be this grave and piteous thing.
Why did you leave me all this suffering
For all your memory when you went away?

You might have played the play out, O my friend,
Closing upon a kiss our comedy.
Or is it, then, a fault of taste in me,
Who like no tragic exit at the end?

Arthur Symons

Ни шагу взад? Вперёд нейти?
Здесь серне также нет пути?
Что ж, стану, крепко ухватив,
всё, что глазам, рукам найти!
Пять футов-- ширь Земли, Рассвет;
внизу-- весь Мир, Народ, и Смерть!

Вокруг молчок,
всё начеку,
не пискнет птах--
дрожа, мелькнёт
над гор хребтом,
как беглый блик.
Тут мысль молчит,
кругом течёт.

Крадётся Солнце в горы,
встаёт, встаёт:
за каждым шагом отдых.
С чего бы Мир поблёк?!
По струнам утомленья ветер
песнь треплет. А надежды
уж нет, а улетела...
По мне он плачет.

Суть горы-лёд, и сосны, и родник
ему ответ, чужой,
но всмотримся в него:
сколь резв, с уступа водопад
бросается с приветом--
и замер, белая колонна, страстно
дрожа в тоске.

Меж глетчером и мертвью камней
вдруг меркнет огонёк,
похожий я уж видел:
он мне намёк...

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Der Wanderer und sein Schatten

Nicht mehr zurueck? Und nicht hinan?
Auch fuer die Gemse keine Bahn?
So wart' ich hier und fasse fest,
was Aug' und Hand mich fassen laesst!
Fuenf Fuss breit Erde, Morgenroth,
unter unter mir - Welt, Mensch und Tod!

Da horcht es rings
und athmet kaum
kein Vogel singt
da ueberlaeuft
es schaudernd, wie
ein Glitzern, das Gebirg.
Da denkt es rings -
und schweigt -

Die Sonne schleicht zum Berg
und steigt und steigt
und ruht bei jedem Schritt.
Was ward die Welt so welk!
Auf mued gespannten Faden spielt
der Wind sein Lied.
Die Hoffnung floh -
er klagt mir nach.

Es geben Eisgebirg und Tann' und Quell
ihm Antwort auch,
doch sehen wir die Antwort nur.
Denn schneller springt vom Fels herab
der Sturzbach wie zum Gruss
und steht, als weisse Saeule zitternd,
sehnsuechtig da.

Und zwischen Eis und todtem Graugestein
bricht ploetzlich Leuchten aus -
solch Leuchten sah ich schon:
das deutet mir's -

Friedrich Nietzsche

Я гинею злат`держала --
потеряла во песке`ё --
хоть и сумма небольшая,
фунты в кладах (кто найдёт) --
всё ж была ценна монета
на мой глаз, в расходах жмот --
То есть, как пропажа вышла,
я поохать села, вот.

Была у меня Зарянка --
заливался днями песней;
как леса разрисовались,-
улетел, его уж нет.
Позже столь Зарянок было --
чьи баллады также в моду --
Барда я не позабыла,
"домик" чей держала дома.

Я хранила в небе зорьку,
что звалась вот так: "Плеяда" --
пусть её не замечала,
а она-- со мной, как надо.
Пусть, запружено толпою, --
небо в ночь сполна сияло --
мне-то что, какое дело --
только звёзд мне не хватало.

Вот мораль моей приска`зки --
друга я раз потеряла,
звать его "Плеядой", Робин
и гинея-- трижды. Мало?
И когда мой скорбный при`чет
со слезами купно-дружно --
встретят бывшую измену
во предальненькой окружке --
По уму тому придётся
одинокий скорбный дар --
Беглецу под солнцем счастья,
ни почивки не видать.

перевод с английского Терджимана Кырымлы    (на фото-- малиновка, тж. зарянка,-- прим.перев.)

  
     I had a guinea golden --
     I lost it in the sand --
     And tho' the sum was simple
     And pounds were in the land --
     Still, had it such a value
     Unto my frugal eye --
     That when I could not find it --
     I sat me down to sigh.

     I had a crimson Robin --
     Who sang full many a day
     But when the woods were painted,
     He, too, did fly away --
     Time brought me other Robins --
     Their ballads were the same --
     Still, for my missing Troubador
     I kept the "house at hame."

     I had a star in heaven --
     One "Pleiad" was its name --
     And when I was not heeding,
     It wandered from the same.
     And tho' the skies are crowded --
     And all the night ashine --
     I do not care about it --
     Since none of them are mine.
     My story has a moral --
     I have a missing friend --
     "Pleiad" its name, and Robin,
     And guinea in the sand.
     And when this mournful ditty
     Accompanied with tear --
     Shall meet the eye of traitor
     In country far from here --
     Grant that repentance solemn
     May seize upon his mind --
     And he no consolation
     Beneath the sun may find.

     Emily Dickinson  
     1858

     У меня была гинея
     Золотая, но в песке
     Я гинею потеряла.
     И хотя лежит везде
     Фунтов на земле немало --
     Их с земли не поднимала,
     Потому что на мой глаз
     Бережливый все же это --
     Тоже ценная монета,
     И гинею всякий раз
     Если я не находила,
     Я садилась и вздыхала.

     У меня была зарянка --
     Кармазиновая птица,
     Что мне пела спозаранку
     Целый день, а после -- ночь,
     Но лишь лес утратил сень,
     Как она умчалась прочь.
     Прилетят другие птицы --
     Песни те же их, конечно,
     Но для сгинувшего друга
     Буду я держать скворечник.

     У меня звезда на небе,
     Называется -- Плеяда,
     И когда брожу одна я,
     То она со мною рядом.
     И пусть звезд над нами -- комья
     И все небо полыхает,
     Не забочусь ни о ком я,
     Лишь одна из них родная.

     Есть мораль у этой песни --
     Было у меня три друга --
     Одного звала -- Плеяда,
     Птица, что умчалась к югу,
     И гинея на песке.
     Но лишь песенка простая
     До ушей друзей пропавших
     Донесет, что я в тоске,
     То не будет им спасенья
     От печали, пока тут,
     В золотом моем песке,
     Они солнца не найдут.

     перевод Л. Ситника

Насмешлив, взгляд ведёт меня--
минаю на закате дня.

Над серым-- синь: ведёт туда,
двоясь, урочная звезда

зла, боли! Благ душой, юнец
уж не вернётся в тот конец,

не внемлет мудрость старика
ухмылке, что ведёт в закат.

перевод с английского Терджимана Кырымлы (*-- улица у железнодорожного вокзала, нем.)

Мне будто снилась баржа, сера` в тиши канала,
тянула декораций чудны`х  простор-пейзаж
смягчая строгость мира, что становился ладным.
Я со смеху катался, глядел впадая в раж,
(не должен был проснуться, на веточке устроен)
а озеро покоя тянулось за кормою.

И скучились обла`ки, и зе`лен пузырьками
стреляли по водичке; а солнце село там
на островах блестящих, что с алыми садами,
где розовых фламинго мелькала суета...
От их свободы красной я изошёл бы воплем...
Где был я, то не знаю, но вот, проснулся, в общем.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

13. Miracles

I dreamt I saw a huge grey boat in silence steaming  
Down a canal; it drew the dizzy landscape after;  
The solemn world was sucked along with it—a streaming  
Land-slide of loveliness. O, but I rocked with laughter,  
Staring, and clinging to my tree-top. For a lake       
Of gleaming peace swept on behind. (I mustn’t wake.)  
  
And then great clouds gathered and burst in spumes of green  
That plunged into the water; and the sun came out  
On glittering islands thronged with orchards scarlet-bloomed;  
And rosy-plumed flamingoes flashed across the scene...
O, but the beauty of their freedom made me shout...  
And when I woke I wondered where on earth I’d been.  

Siegfried Sassoon (1886–1967).  Picture-Show. (13-е стих. сб.) 1920.

     Не веришь мне, мой странный друг!
     Поверь! Ведь даже Бог
     Крупицей от такой любви
     Доволен быть бы мог.
     Лишь всю себя и навсегда --
     Что женщина еще
     Способна дать, скажи, чтоб я
     Могла принять в расчет!

     То не душа моя -- она
     Была твоей всегда;
     Я уступила весь свой прах, --
     Каких еще наград
     Не получил ты от меня,
     Какой еще судьбой
     Гордиться деве, кроме как
     На неких дальних небесах,
     Смиренно жить с тобой!

     Проверь ее, сожни ее,
     Просей от лба до пят,
     И все сомнения твои
     В ее огне сгорят.
     Развей всю нежность, все тепло,
     Всю легкость ее нег,
     И ты получишь ледяной
     И вечно чистый снег.

     Перевод Л. Ситника

     Doubt Me! My Dim Companion!
     Why, God, would be content
     With but a fraction of the Life --
     Poured thee, without a stint --
     The whole of me -- forever --
     What more the Woman can,
     Say quick, that I may dower thee
     With last Delight I own!

     It cannot be my Spirit --
     For that was thine, before --
     I ceded all of Dust I knew --
     What Opulence the more
     Had I -- a freckled Maiden,
     Whose farthest of Degree,
     Was -- that she might --
     Some distant Heaven,
     Dwell timidly, with thee!

     Sift her, from Brow to Barefoot!
     Strain till your last Surmise --
     Drop, like a Tapestry, away,
     Before the Fire's Eyes --
     Winnow her finest fondness --
     But hallow just the snow
     Intact, in Everlasting flake --
     Oh, Caviler, for you!

Emily Dickinson (№ 275)

 
Не верь мне! Друг мой Смутный!
Ой, Богу мало ведь
житейки, Жизни лишь зерна ----
твой много гуще Свет ----
Себя и всю ---- навечно ----
Что с Женщины ещё?
Наследство -- в Изумленье
вдовы -- долгов зачёт! 

Не может быть ,чтобы Душа ----
Она была твоей всегда ----
Я ,уступая Прах, знала ----
(Владела чем, когда?.. )---
Веснушчатая Дева,
Предел чей голубой
был тем...---- ,она могла ----
на отдалёном Небе...
застыть, робеющей, с тобой!

Сожни её от Лба до Пят!
Сожми: аль неверна`? ----
Отбрось её ,как Гобелен ----
Будь пыткой, Взгляд Огня ----
Прочь плевелы доверья ----
Ты освяти лишь девий снег,
для Вечности кристалл ----
он, Кавалер, для вас!

перевод с английского Терджимана Кырымлы

Максим Рильський, "Ніцше", 1922 р.

Змію, людину, сонце та орла
благословив він у високих горах:
премудрість, світло, серце, міць крила-
для бурь, для щастя, для висот прозорих.

Безумієм чоло оповила
йому гадюка; терни мислів хворих
людина непомітно принесла;
орел упав на землю, в тлін і порох.

І він до сонця руки підійняв,
але воно сміялося зрадливо,-
и на устах мовчання він поклав.

Чужий любові и далекий гніву,
по сходах таємничих він зійшов,
де мертвий гнів і нежива любов.

Змею, особу, солнце и орла
благословил он, среди гор открывшись:
премудрость, свет и сердце, мощь крыла-
для бурь, для счастья, для прозрачных высей.

Ползучий недочеловек
ему добавил в мысли яду-
упал орёл в песок иссохших рек,
змея поживу приняла в награду.

Он прямо к солнцу руки простирал-
оно улыбкой едкой отвечало-
и свет уста печатью плотно сжал.

И он спустился в склеп, к своим началам,
к любви и гневу равно охладевший,
в зимовье Прозерпины, в платье вешнем.

перевод с украинского Терджимана Кырымлы

          26 Апреля 1975

     Милый Пити

Ты наконец купил себе Дом
В Штеттене
Можно и определиться с Районами
Родиной
Местом
Оставайся
Уверенность
Ты спрашиваешь в Своём Письме за двадцатое Апреля 75
Что я на это отвечу
Со-держи свой Дом
Могу лишь сказать
Содержи
Пока не подаришь
Отведать некий Дом в Арбедо
Или в Штеттене
Некое Место отведать
Куда бы мы пошли
И как нищие
Нищие Любви ради
Нищие Дома ради
Содержи Свой Дом
Подарит Его всегда успеешь
Это чудесно
Дом подарить мочь
Это же и больно
Но если себе не построишь Дома
Не обживёшь
Не населишь
Не сможешь ничего подарить
Хорошо, что Ты купил Дом
Подарить всегда успеешь
У Тебя уж есть Место, Твоё Место
Нумерованное
Всё это пишет тот
Кто знает о чём пишет

          Но...

Он любит,
но сомневается.

Он живёт,
но переспрашивает.

Он любит,
но боится.

Он знает многое,
но ничего не знает.

Он верит,
а всё же недоверчив.

Он знает только,
что Любовь есть Жизнь,
что Жизнь есть Любовь.

Он знает лишь одно,
что Смерть без Любви,
что без Любви нет
Жизни.

Он знает однажды ранним Утром,
если любит: жив он
если он не любит,
он мёртв.

Он молвит себе:
я не желаю быть мёртвым.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

В одной премиленькой гостинной

среди подобных музам дам

я гостя званого ждала.

Там были стриженные псины,

там пахло амброй виршам в лад

и грёз урывки густо вились,

покровы нежные струились,

творя словес узорный сад.

.

Всё ж, непривычна к нафталину,

я млела в обморочном сне,

богата рифмами втуне

средь баснословного разлива:

как говорится, нараспашку

сердца, а сквозь грудной разрез-

клубок фантазий, беден Крез,

носил цитат и нот барашки.

.

Случилось так, что день настал,

когда о неком шла беседа

с утра до позднего обеда-

и гаснул творческий накал.

Что избавленья всякий ждал

из нас визита незнакомца,

шутя выглядывал в оконце-

и слог высокий иссякал.

.

И вот, пришелец появился,

меня порядком напугав,

аплодисменты вмиг сорвав,

в салоне скромно умостился,

простой, обычный с виду парень

из окруженья моего,

не "полубог":

здоровый, сильный, коренастый.

.

Мы тройку дней в раю жили,

где труд- лишь ангельский удел:

хозяин божески радел,

гостей лелеял и любил:

вначале рад был несказанно,

общенье дюже обожал...

На сердце руку положа,

на третий день прохладно сталою

.

О, наш хозяин был хорош;

прекрасным выдался салон,

но ведь не вечно длится сон:

за комплиментами- уколы,

а за уколами- порез;

чем больше дров, тем глуше лес

и- пробжденья трезвый холод.

.

Рука точна! Тверда ладонь!

Игла едва острее слов!

Я, заняв гостевое кресло

(оно ещё было тепло),

в оконце очи устремила,

где плыла стая облаков,

и книгу наугад раскрыла,

прочла, листая, старый том:

.

"...на троне восседал халиф Мютассим,

а у подножия, закованный, стоял

преступник, тот, что  руку был поднял

на господина своего: в покой прокрался

ночной порою. Стражники пьяны

были. С кинжалом в спальню раб проник...

И, как ни бились знатоки закона,

вердикта нет, не вынесли они:

в живых остался господин; преступник

с кинжалом стоя ждал, а тот- проснулся!

.

На поручне был кубок, в нём- щербет.

Преступник взгляд горящий уронил

на кубок:"Если бы испил.."

Почуял хам души погибшей свет:

"О, кто покой мне минувший вернёт,

с тропы погибельной подарит счастья взлёт?!"

Калиф дремал, а кандалы звенели.

Придворные умолкнув, в пол глядели.

.

И кубок моментально взял калиф,

из рук своих, сиятельных, поднёс щербет

к устам дрожащим криком "Нет! О нет!"

Напился узник, жаждою палим,

чей смутный взор обрёл былую ясность.

Преступни уперся в калифа тяжким взглядом

и вымолвил :"Калифу многи лета,

он мудр и щедр подобно Сулейману:

убийцу принял гостем званым,

а гостя напоил из рук..."

.

Подумала, закрывши том,

о турках, минувших веках,

о душных царственных дворцах.

...Миръ тесен стал, бездушный миръ.

Лугов нечёсанный плюмаж,

что склоны дикие покрыл,

мой дух упавший укрепил.

Я заказала экипаж.

.

..........перевод с немецкого.....................Терджимана:)..............

.

Широки глаза твои, дитя.

Ты ,верно, видишь ночию кошмары

страшны, белы- загробный хладный мрамор,

короны алыя сжимающи руками-

в глазницы фитили светя`т.

 

И оттого-то твой блёкнет взгляд,

душа, измучена, двоится,

при свете дня ничто не снится.

Ты тем способен насладиться,

что остальным живущим- яд.

.

Хочется свидеться снова с тобою,

парк мой с аллеями лип стародавних,

девами медленно йдущих гурьбою

к оным блаженство в(м)ещающим ставам.

.

Лебеди бе`лы в изысканных позах

тихо скользят по блистающей глади.

Из глубины дорастающий лотос

шепчет мне града утопшего саги.

.

Мы одиноки в саду первозданном.

Глянь-ка: цветы нас окру`жили-дети.

Слушаем радуясь...мы опоздали.

...И вопрошаем. Себя ли? об этом.

.

......................перевод с немецкого........................................Терджимана:)