хочу сюди!
 

Вікторія

37 років, скорпіон, познайомиться з хлопцем у віці 34-46 років

Замітки з міткою «фридрих»

Стихи самые разные (сборник первый)

*** Днесь должен я уйти из стен, днесь должен я покинуть дом, который стал мне тесен — в нём мой дар велик, велик с трудом. Мой шаг тишает на меже, где не топчу цветов уже, где с летней жизнью и жука не разлучит стопы указ. Волнует ветер злато ржи, чудесна неба синева; небесным взлядом дорожи той златовласки, что права. Под ширью неба мир красив, в душе — блаженства перелив, заходит солнце в алый зал. Иду-бреду к себе домой, несу великий дар с собой — ему дворец под небом мал! Антон Ренк перевод с немецкого Терджимана Кырымлы http://www.deutsche-liebeslyrik.de/renk.htm Anton Renk, "Heut muss ich aus dem Haus hinaus..." 

ВОН! Однажды им придётся врозь не в ногу; однажды та по праву не поймёт другого... однажды на любом пути развилка... врозь двоим... но чья вина? Вины в том нет, но вышел срок. Есть в бесконечности разрыв таких дорог, где каждый делится с другим... но что-то остаётся. Однажды вы совместное не поделили нагрелись, сплавились вдвоём — затем остыли, став деткой. Слиплись половины — есть новый человек. Любой идёт к своей судьбе. Жизнь это перемена. Всяк Я в ней ищёт Ты и по себе грядущее — затёкшими ногами грядёт в порыве воли без привета и маршрута в далёкий край. Курт Тухольски перевод с немецкого Терджимана Кырымлы http://gedichte.xbib.de/gedicht_Tucholsky.htm ,Kurt Tucholsky, "AUS!"

Мечты В такое утро нам бы вместе ходить росой сырых лугов одним — в незыблемом покое побыть вдвоём, где никого. Смиренный взор твой станет ласков — в нём отразятся небеса а я рожалке в волоса вплету побольше алых маков. И, приобняв тебя за плечи, я о печали расскажу, чей плод любимый вот рожу, любви к тебе одной, замечу. О, мука в сердце неизбежно растёт, чернавка, не цветя... Любовь ношу к тебе, дитя: суров, я плод питаю нежно! Пеньо Пенев перевод с болгарского Терджимана Кырымлы Мечти В такава утрин искам двама в полята росни да вървим сами в покой невъзмутим, където никого да няма. В очите ти добри, смирени да се оглеждат небеса, да вплитам в твоята коса родики, макове червени. С ръка обгърнал твойто рамо, да ти разказвам за скръбта, родена в мен от обичта, от обичта към тебе само. О, тая мъка с неизбежност в гърдите ми тежи, расте... И нося в тях към теб, дете и обич, и сурова нежност! Пеньо Пенев

Песня странствующего Энгуса Упрела маковка моя — зашёл в густой орешник я, отрезал хлыст, стачал уду, на крюк приладил ягоду, а как порхнули мотыльки, взмерцали звёзды-светляки, под соловьёв незримих трель поймал серебряну форель. Её оставив у ручья, пошёл раздуть кострище я, но кто-то ёрзал у ручья и звал по имени меня. Явилась дева лунный свет, в косицах — яблоневый цвет, и позвала меня, и прочь бегом в серебряную ночь. Хоть постарел я век в пути, хочу в горах её найти, в лугах, лесах её поймать и целовать, и обнимать, ходить в некошеной траве и рвать пока струится век форели-яблоки луны, и злато мыть былой весны. Уильям Батлер Йитс перевод с английского Терджимана Кырымлы The Song of Wandering Aengus I went out to the hazel wood, Because a fire was in my head, And cut and peeled a hazel wand, And hooked a berry to a thread; And when white moths were on the wing, And moth-like stars were flickering out, I dropped the berry in a stream And caught a little silver trout. When I laid it on the floor I went to blow the fire a-flame, But something rustled on the floor, And someone called me by my name: It had become a glimmering girl With apple blossom in her hair Who called me by my name and ran And faded through the brightening air. Though I am old with wandering Through hollow lands and hilly lands, I will find out where she has gone, And kiss her lips and take her hands; And walk among long dappled grass, And pluck till time and times are done, The silver apples of the moon, The golden apples of the sun. William Butler Yeats

Песня девушки

Я не древняя старуха, итого семнадцать мне, дык, тряхнула ум проруха — мудрость впору седине! Мне вчера на ум явилась... мысль? куда там, стыд и срам! Голове моей приснилась? Ощутилось ей, мадам! Жидко жёнка мысли месит — мужику оно видней: "Баба следует, а если мыслит, не иди за ней". Я, мужским словам не веря, прыг да кусь, как та блоха: "Будуар имеет двери не для мыслей — для греха!" На тебе, мужская мудрость, мой нижайший реверанс*! А теперь усвойте дурость, бабий ловкий квинтэссанс*! В голове юла опасней, чем на людях, так кружи: "Будуар всего прекрасней, интересней всех — мужик!" Фридрих Ницше перевод с немецкого Терджимана Кырымлы * в исходном тексте "реверанс" (die Reverenz, ж.р., галлицизм) рифмуется с "квинтэссенцией" Maedchen-Lied Gestern, Maedchen, ward ich weise, gestern ward ich siebzehn Jahr: — und dem grulichsten der Greise gleich' ich nun — doch nicht auf's Haar! Gestern kam mir ein Gedanke, — ein Gedanke? Spott und Hohn! Kam euch jemals ein Gedanke? Ein Gefuehlchen eher schon! Selten, dass ein Weib zu denken wagt, denn alte Weisheit spricht: „Folgen soll das Weib, nicht lenken; denkt sie, nun, dann folgt sie nicht.“ Was sie noch sagt, glaubt' ich nimmer; wie ein Floh, so springt's, so sticht's! „Selten denkt das Frauenzimmer, denkt es aber, taugt es nichts!“ Alter hergebrachter Weisheit meine schoenste Reverenz*! Hoert jetzt meiner neuen Weisheit allerneuste Quintessenz*! Gestern sprach's in mir, wie's immer in mir sprach - nun hoert mich an: Schoener ist das Frauenzimmer, interessanter ist — der Mann!“ Friedrich Nietzsche

Фридрих Ницше "Странник и его тень"

Ни шагу взад? Вперёд нейти?
Здесь серне также нет пути?
Что ж, стану, крепко ухватив,
всё, что глазам, рукам найти!
Пять футов-- ширь Земли, Рассвет;
внизу-- весь Мир, Народ, и Смерть!

Вокруг молчок,
всё начеку,
не пискнет птах--
дрожа, мелькнёт
над гор хребтом,
как беглый блик.
Тут мысль молчит,
кругом течёт.

Крадётся Солнце в горы,
встаёт, встаёт:
за каждым шагом отдых.
С чего бы Мир поблёк?!
По струнам утомленья ветер
песнь треплет. А надежды
уж нет, а улетела...
По мне он плачет.

Суть горы-лёд, и сосны, и родник
ему ответ, чужой,
но всмотримся в него:
сколь резв, с уступа водопад
бросается с приветом--
и замер, белая колонна, страстно
дрожа в тоске.

Меж глетчером и мертвью камней
вдруг меркнет огонёк,
похожий я уж видел:
он мне намёк...

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose


Der Wanderer und sein Schatten

Nicht mehr zurueck? Und nicht hinan?
Auch fuer die Gemse keine Bahn?
So wart' ich hier und fasse fest,
was Aug' und Hand mich fassen laesst!
Fuenf Fuss breit Erde, Morgenroth,
unter unter mir - Welt, Mensch und Tod!

Da horcht es rings
und athmet kaum
kein Vogel singt
da ueberlaeuft
es schaudernd, wie
ein Glitzern, das Gebirg.
Da denkt es rings -
und schweigt -

Die Sonne schleicht zum Berg
und steigt und steigt
und ruht bei jedem Schritt.
Was ward die Welt so welk!
Auf mued gespannten Faden spielt
der Wind sein Lied.
Die Hoffnung floh -
er klagt mir nach.

Es geben Eisgebirg und Tann' und Quell
ihm Antwort auch,
doch sehen wir die Antwort nur.
Denn schneller springt vom Fels herab
der Sturzbach wie zum Gruss
und steht, als weisse Saeule zitternd,
sehnsuechtig da.

Und zwischen Eis und todtem Graugestein
bricht ploetzlich Leuchten aus -
solch Leuchten sah ich schon:
das deutet mir's -

Friedrich Nietzsche

Фридрих Ницше "К Гёте"

Духовность неминучего
есть лишь твоё подобье!
Бог Скользкого-ползучего,
хитрец,-- твоё надгробье...

Мир-- это Круг катящийся,
линует цель по цели--
его звут Зверем, прячутся.
Дурак своё с ним мелет.

Мешает Мир играючи
Бытьё и Демонстрацию,
а Вечное Дурачество
велит в замес забраться нам.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose


An Goethe

Das Unvergaengliche
ist nur dein Gleichnis!
Gott der Verfaengliche
ist Dichter-Erschleichnis…

    Welt-Rad, das rollende,
streift Ziel auf Ziel:
Not – nennt`s der Grollende,
der Narr nennt`s Spiel…

    Welt-Spiel, das herrische,
mischt Schein und Sein: -
das Ewig-Naerrische
mischt uns hinein! ...

Friedrich Nitzsche

Фридрих Ницше "Ми`стралю. Танцевальная"

Ми`страль-ветер, тучебойник,
горебо`ец, небодворник,
буйный, сколь люблю тебя!
Мы ли не одной утробы
первенцы, одной судьбою
вечно связаны братья`?

Здесь один на гладких скалах,
я пляшу, твой зазывала-
ты ж свистишь и мне поёшь:
братец без весла и лодки
волен пуше воли-тётки,
выше диких волн снуёшь.

Чуть проснувшись, слышу кличи:
ты громишь утёсов кички
вдаль до зарева стены.
Хайль! а ты уж чешешь море,
бриллианты роешь споро
с горной бросившись страны.

По небесной глади-тони,
вижу, ты упряжку гонишь,
вижу воз твой; горячо
ты рукой дрожащей будто
лошадей по спинам трудным
хлещешь молоньей-бичом;

вижу, с ко`зел ты слетаешь
в скаче удержу не знаешь-
и летишь вперёд стрелой,
да- топориком во про`пасть,
словно ранний луч по розам,
у`тра первый золотой.

Попляши, волну срезая,
всяко-разно, как ты знаешь,
волей вылуди поля!
Мы Весёлою Наукой
тыщу раз прогоним скуку:
хайль тому, кто множит пляс!

С каждого цветка по праву
дань возьмём себе на славу,
пару листиков- в венок!
Ро`вня мы, что трубадуры
справа- старцы, слева -курвы;
видят пляс наш миръ и Бог!

Кто не пляшет в ногу с ветром,
теребит родные крепи,
тешит горб дремучих мяс, 
кто из клана лицемеров,
глуп, застоен и примерен, 
прочь из Рая- он для нас!

Мы взвихрим-ка пыль дорожек,
хворым носики заложим,
сгоним хворое кубло!
Берега вдвоём очистим
от горбатых, неплечистых,
прочь, трусливое бельмо!

Загоняем небо хмурых,
мир унылых, тучи бурых,
славим Неба вольный Райх!
Зашумим... о всесвободный
духов Дух, вдвоём с тобою
счастлив я что бурный край!

И вяжи себе на пямять:
вот тебе венок упрямый,
вознеси его стрелой!
Брось его повыше, дальше,
продави мигалок кашу,
звёздам нацепи на лоб!

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose


An den Mistral
Ein Tanzlied

Mistral-Wind, du Wolken-Jaeger,
Truebsal-Morder, Himmels-Feger,
Brausender, wie lieb ich dich!
Sind wir zwei nicht Eines Schosses
Erstlingsgabe, Eines Loses
Vorbestimmte ewiglich?

Hier auf glatten Felsenwegen
Lauf ich tanzend dir entgegen,
Tanzend, wie du pfeifst und singst:
Der du ohne Schiff und Ruder
Als der Freiheit freister Bruder
Ueber wilde Meere springst.

Kaum erwacht, hoert ich dein Rufen,
Stuermte zu den Felsenstufen,
Hin zur gelben Wand am Meer.
Heil! da kamst du schon gleich hellen
Diamantnen Stromesschnellen
Sieghaft von den Bergen her.

Auf den ebnen Himmels-Tennen
Sah ich deine Rosse rennen,
Sah den Wagen, der dich traegt,
Sah die Hand dir selber zuecken,
Wenn sie auf der Rosse Ruecken
Blitzesgleich die Geissel schlaegt, -

Sah dich aus dem Wagen springen,
Schneller dich hinabzuschwingen,
Sah dich wie zum Pfeil verkuerzt
Senkrecht in die Tiefe stossen, -
Wie ein Goldstrahl durch die Rosen
Erster Morgenroeten stuerzt.

Tanze nun auf tausend Ruecken,
Wellen-Ruecken, Wellen-Tuecken -
Heil, wer neue Taenze schafft!
Tanzen wir in tausend Weisen.
Frei - sei unsre Kunst geheissen,
Froehlich - unsre Wissenschaft!
 
Raffen wir von jeder Blume
Eine Bluete uns zum Ruhme
Und zwei Blaetter noch zum Kranz!
Tanzen wir gleich Troubadouren
Zwischen Heiligen und Huren,
Zwischen Gott und Welt den Tanz!

Wer nicht tanzen kann mit Winden,
Wer sich wickeln muss mit Binden,
Angebunden, Krueppel-Greis,
Wer da gleicht den Heuchel-Haensen,
Ehren-Toelpeln, Tugend-Gaensen,
Fort aus unsrem Paradeis!

Wirbeln wir den Staub der Strassen
Allen Kranken in die Nasen,
Scheuchen wir die Kranken-Brut!
Loesen wir die ganze Kueste
Von dem Odem duerrer Brueste,
Von den Augen ohne Mut!

Jagen wir die Himmels-Truber,
Welten-Schwarzer, Wolken-Schieber,
Hellen wir das Himmelreich!
Brausen wir ... o aller freien
Geister Geist, mit dir zu zweien
Braust mein Gluck dem Sturme gleich. -

- Und dass ewig das Gedaechtnis
Solchen Gluecks, nimm sein Vermaechtnis,
Nimm den Kranz hier mit hinauf!
Wirf ihn hoeher, ferner, weiter,
Stuerm empor die Himmelsleiter,
Haeng ihn - an den Sternen auf!

Friedrich Nietzsche

Фридрих Ницше "Слово"

Словцу живучему я рад,
оно шагает на парад,
оно поклон изящно бьёт,
фырчит, показывает норов,
затем достанет и глухого,
тут закружи`т, а там вспорхнёт-
гляди, словами сыплет рот.
Бывает слово нежной стати:
то в здравии, то хворь подхватит.
Чтоб до поры околело,
грузи его лего`ньким делом,
толкай и трогай аккуратно,
храни от сглаза и соврата-
падёт вдруг, будь оно неладно,
душонка вон, дыханье хладно,
и уж трепещет трупик гадкий
в тенетах смерти и догадки.
Мертво` словцо страшно` на вид,
дзынь-дзынью ухо теребит.
Тьфу всем ужасным паутинам,
где словеса и слово гибнут.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose 
 

Das Wort

Lebendgem Worte bin ich gut:
Das springt heran so wohlgemut,
das gruesst mit artigem Geschick,
hat Blut in sich, kann herzhaft schnauben,
kriecht dann zum Ohre selbst dem Tauben
und ringelt sich und flattert jetzt
und was es tut, das Wort ergoetzt.
Doch bleibt das Wort ein zartes Wesen,
bald krank und aber bald genesen.
Willst ihm sein kleines Leben lassen,
musst du es leicht und zierlich fassen,
nicht plump betasten und bedruecken,
es stirbt oft schon an boesen Blicken -
und liegt dann da, so ungestalt,
so seelenlos, so arm und kalt,
sein kleiner Leichnam arg verwandelt,
von Tod und Sterben missgehandelt.
Ein totes Wort - ein haesslich Ding,
ein klapperduerres Kling-Kling-Kling.
Pfui allen haesslichen Gewerben,
an denen Wort und Woerter sterben.

Friedrich Nietzsche

Фридрих Ницше "Венеция"

Стал на мосту
млад я в подлунной ночи`.
Издали песня неслась-
золота капли текли
гладью дрожащею прочь.
Сполохи, лодки, музы`ка-
в сумерках всё выплывало наружу.
...
Струнная плоскость, душа моя,
пела себе, тронута тайно,
с хором гондол заодно,
дрожью блаженства пестря.
- Кто-либо слушал её?...

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose


Venedig

An der Bruecke stand
jungst ich in brauner Nacht.
Fernher kam Gesang:
goldener Tropfen quoll's
ueber die zitternde Flaeche weg.
Gondeln, Lichter, Musik -
trunken schwamm's in die Daemmrung hinaus
...
Meine Seele, ein Saitenspiel,
sang sich, unsichtbar beruehrt,
heimlich ein Gondellied dazu,
zitternd vor bunter Seligkeit.
- Hoerte jemand ihr zu? ...

Friedrich Nietzsche

Фридрих Ницше "Дионисийские дифирамбы" (отрывок 6)

Стервятник

Тот, кому вверх,
сколь быстро
глотает его Глубь!
...Но ты, Заратhуштра,
любишь пока Бездну,
Ели подобно, да? 
Той, что бросает Корни там,
где Утёс-то сам страшится
в Глубь глядя...;
Она медлит над Низами,
там где Всё-вокруг
вниз желает:
средь Нетерпенья (тж. Невыдержки- прим.пер.)
дикого Раската, валящихся Ручьёв
выдержанно терпит, тверда, молчалива,
одна-одинока...
Одинока!
Кто бы решился-то
Гостем здесь быть,
Гостем твоим?...
Стервятник, пожалуй,
нависший, вцепясь вредно
стойкому Терпеливцу в Волосья
с уродливым Смехом,
Стервятника-Смехом...
"На что так стойко?-
стыдит он мрачно,-
надобны Крылья чтоб Бездну любить...
висеть не пристало
как ты, Повисший!
О, Заратhуштра,
лютый Нимрод!
Юн- охотник по Божье,
Сеть- Добродетелям всем,
Стрела Зла!
Уже`
сам собою пойман,
твои Силки
в тебя самого впились...
Уже`
наедине с собою,
вдвоём со Знанием своим,
меж Ста Зеркал
смутных,
меж Ста Памяток
зыбких,
от всякой Раны слаб,
от всякой Стужи зяб,
своей Петлёю сдушен,
Самознаток!
Что вязал себя
петлёю Знания?
Что забрёл ты
в Рай старого Змея?
Что крался ты
в себя... в себя?...
Болен уж,
отравлен Ядом Змеевым,
Пленник уж,
в жесточайшую Долю-Силок угодил:
в свою Шахту
 врубаясь-сутулясь,
в себе возвышаясь,
себя засыпа`л
в одиночку,
упрямо,
Труп...
Сотней Глыб увенчан,
отягощён,
Мудрящий,
Самознаток!
Мудрый Заратhyштра!..
Искал тяжелейшего-
нашёл себя...
себя не сбросишь прочь...
Лёжит,
скорчась,
тот, кому впредь не восстать!
Ты мне в Прибыль Могилой своей,
Дух-Заросль!..
В Юности- столь гордый,
крепок Подпорками Гордости!
Юн- Отшельник без Бога,
Сосед Дьявола,
багряный ("скарлатинный"- прим.перев.) Князь Спеси!..
Уж
меж двух Ничто
скорчен,
вопросительный Знак,
усталый Вопрос-
Загадка Стервятнику...
он порешит тебя,
он жаждет твоего "Ответа",
он парит над тобой, твой Ответ,
над тобой, Висельник!..
О, Заратhуштра!
Самознаток!... 
Сам-Замо`к висячий!..." (Ключ- Стервятник- прим.перев.) 

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Zwischen Raubvoegeln.

Wer hier hinabwill,
wie schnell
schluckt den die Tiefe!
— Aber du, Zarathustra,
liebst den Abgrund noch,
thust der Tanne es gleich? —
Die schlaegt Wurzeln, wo
der Fels selbst schaudernd
zur Tiefe blickt —,
die zoegert an Abgruenden,
wo Alles rings
hinunter will:
zwischen der Ungeduld
wilden Geroells, stuerzenden Bachs
geduldig duldend, hart, schweigsam,
einsam…
Einsam!
Wer wagte es auch,
hier Gast zu sein,
dir Gast zu sein?…
Ein Raubvogel vielleicht:
der haengt sich wohl
dem standhaften Dulder
schadenfroh in’s Haar,
mit irrem Gelaechter,
einem Raubvogel-Gelaechter…
Wozu so standhaft?
— hhnt er grausam:
man muss Fluegel haben, wenn man den Abgrund liebt…
man muss nicht haengen bleiben,
wie du, Gehaengter! —
Oh Zarathustra,
grausamster Nimrod!
Juengst Jaeger noch Gottes,
das Fangnetz aller Tugend,
der Pfeil des Boesen!
Jetzt —
von dir selber erjagt,
deine eigene Beute,
in dich selber eingebohrt…
Jetzt —
einsam mit dir,
zwiesam im eignen Wissen,
zwischen hundert Spiegeln
vor dir selber falsch,
zwischen hundert Erinnerungen
ungewiss,
an jeder Wunde mued,
an jedem Froste kalt,
in eignen Stricken gewuergt,
Selbstkenner!
Selbsthenker!
Was bandest du dich
mit dem Strick deiner Weisheit?
Was locktest du dich
ins Paradies der alten Schlange?
Was schlichst du dich ein
in dich — in dich?…
Ein Kranker nun,
der an Schlangengift krank ist;
ein Gefangner nun,
der das haerteste Loos zog:
im eignen Schachte
gebckt arbeitend,
in dich selber eingehoehlt,
dich selber angrabend,
unbehuelflich,
steif,
ein Leichnam —,
von hundert Lasten berthrmt,
von dir ueberlastet,
ein Wissender!
ein Selbsterkenner!
der weise Zarathustra!…
Du suchtest die schwerste Last:
da fandest du dich —,
du wirfst dich nicht ab von dir…
Lauernd,
kauernd,
Einer, der schon nicht mehr aufrecht steht!
Du verwaechst mir noch mit deinem Grabe,
verwachsener Geist!…
Und juengst noch so stolz,
auf allen Stelzen deines Stolzes!
Juengst noch der Einsiedler ohne Gott,
der Zweisiedler mit dem Teufel,
der scharlachne Prinz jedes bermuths!…
Jetzt —
zwischen zwei Nichtse
eingekruemmt,
ein Fragezeichen,
ein muedes Raethsel —
ein Raethsel fr Raubvoegel…
sie werden dich schon „loesen“,
sie hungern schon nach deiner „Loesung“,
sie flattern schon um dich, ihr Rthsel,
um dich, Gehenkter!…
Oh Zarathustra!…
Selbstkenner!…
Selbsthenker!…


СРЕДИ СТЕРВЯТНИКОВ
Тот, кто стремится вниз,
будет быстро
проглочен здешнею бездной!
Лишь ты, Заратустра,
любишь расти на склоне
нависшей над ним елью!
Корни она пустила
туда, где сама скала
в ужасе смотрит в бездну;
она – цепляется
там, где все
рушится вниз;
там, где царит нетерпение
камнепада и водопада,
она, терпеливица,
тверда, молчалива и в одиночестве.
В одиночестве!
Да и кто бы отважился
в гости прийти – сюда,
в гости прийти – к тебе?..
Разве только стервятник,
с убийственной радостью
кружащийся над терпеливым
и неподвижным, чтобы,
с диким разбойничьим хохотом,
с хохотом стервятника,
впиться в шею…
К чему твоя неподвижность?
Ведь он издевается:
Только крылатому
можно любить бездну,
но не повисшему,
как ты, о повешенный!
О Заратустра,
о жестокий Нимрод!
Недавний ловец Слова Божьего,
невод для добродетели,
стрела зла!
Ныне –
самим собою изловленный,
сам в себя впившийся,
ловец и добыча разом!
Ныне –
в одиночестве с самим собой,
во двойничестве с собственным знанием,
во ничтожестве и во множестве
неизменно глухих зеркал,
в беспамятстве
сотни воспоминаний,
все раны горят,
все стужи страшат,
все петли душат:
Самопознанье!
Самозакланье!
Зачем ты себя опутал
петлями этой мудрости?
Зачем ты себя завлек
В сад вечного Змия?
Зачем ты прокрался в себя?
В себя – зачем?
Болен ты ныне,
опоенный змеиным ядом,
ныне пленен
жесточайшею сетью пут:
в свои недра вгрызаясь,
не поднимаясь с колен,
прорубая пустоты в породе,
поднимая пласты за пластами,
упрямо,
не надеясь на помощь,
мертвец,
грехами отягощенный,
самим собой нагруженный.
Путь знанья!
Самопознанья!
Всезнающий Заратустра!
Предельную тяжесть искал ты,
нашел – себя,
и уже теперь не отступишься…
Лежа
и гложа -
и тем, кому никогда уже не подняться!
Вынужденно я зарастаю твоей могилой,
дух недоросший!..
А еще недавно столь гордый
всеми твердынями своей гордости!
А еще недавно – отшельник, отделившийся от Бога,
поделившийся властью с Дьяволом,
кроваво-красный Князь высокомерья!
Ныне –
в немоте ничтожества
скрючившийся
вопросительный знак,
усталая загадка,
загадка – но для стервятников!
Они уж тебя “решат”,
изголодались они по такому “решению”,
они уже кружатся над тобой, загадка,
тобой, повешенный!..
О Заратустра!
Самопознанье!..
Самозакланье!..

неизвестно, кем выполненный перевод, его "анонимность"- на совести редактора сайта http://www.nietzsche.ru/books_b.php )- прим. Терджимана Кырымлы

Фридрих Ницше "Дионисийские дифирамбы" (отрывок 2)

Итак,
орлиные, пантеровы
суть Поэтовы Устремления,
суть твои Стремленья под Тысячю Масок,
Дурак! Поэт ты!
Тебе, человека увидевшему,
Бог- что Овца:
Бога разорвать в Человеке-
что Овцу в Человеке,
и ,разрывая, смеяться-
вот, вот твоё Высшее Счастье,
Пантеры и Орла Высшее Счастье,
Поэта и Дурака Высшее Счастье!..
Когда темнеет Небо,
когда уже` Серп Луны
Ростком взрезает Пурпур красный,
Завистник, выползает весь наружу,
Дню Враг:
с каждый шагом тайно,
Роз повисший Цвет
сечёт он ,а те- ложатся
к Но`чи, а те- никнут,-
так и я сник однажды:
из своей Правды-Безумия,
из Дневных Стремлений,
Днём уставший, болен Светом...
сник, пал к Вечеру, да в Тень,
Единою Правдой
сожжённый, жаждал я...
Помнишь ли ты, припоминаешь, Сердце-Жар,
сколь жаждало ты здесь?
Быть мне сосланным
всею Правдою!
Глупцом быть! Поэтом разве!

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Also
adlerhaft, pantherhaft
sind des Dichters Sehnsuechte,
sind deine Sehnsuechte unter tausend Larven,
du Narr! du Dichter!…
Der du den Menschen schautest
so Gott als Schaf —,
den Gott zerreissen im Menschen
wie das Schaf im Menschen
und zerreissend lachen —
das, das ist deine Seligkeit,
eines Panthers und Adlers Seligkeit,
eines Dichters und Narren Seligkeit!…
Bei abgehellter Luft,
wenn schon des Monds Sichel
grn zwischen Pupurrthen
und neidisch hinschleicht,
— dem Tage feind,
mit jedem Schritte heimlich
an Rosen-Haengematten
hinsichelnd, bis sie sinken,
nachtabwrts blass hinabsinken:
so sank ich selber einstmals,
aus meinem Wahrheits-Wahnsinne,
aus meinen Tages-Sehnschten,
des Tages muede, krank vom Lichte,
— sank abwrts, abendwaerts, schattenwaerts,
von Einer Wahrheit
verbrannt und durstig
— gedenkst du noch, gedenkst du, heisses Herz,
wie da du durstetest? —
dass ich verbannt sei
von aller Wahrheit!
Nur Narr! Nur Dichter!…

текст оригинала- прим. Терждимана Кырымлы

Следовательно,
орлоподобны, пантерообразны
страсти, владеющие тобою,
твои страсти под тысячею личин,
глупец! Пиита!
Тебе, углядевшему в человеке
божественную овечку,
суждено разодрать в человеке Бога,
как разодрал в нем овечку,
и, раздирая, расхохотаться –
вот в чем, вот в чем твоя благость,
орла благость, пантеры благость,
глупца благость, пииты благость!..
В часы, когда убывает свет,
когда, завистливо зеленея, серп месяца
взрезает пурпурную высь
и крадется в ночь, -
возненавидев день,
на каждом шагу украдкою
срезая своим серпом
стебли роз, чтоб поникли,
чтобы во тьму поникли, -
так я поник и сам:
из безумия истины,
из ежедневных желаний,
устав, заболев от света,
выпал
вниз, в вечер, в страну теней,
Единою Истиной
Опаленный и алчущий, -
вспоминаешь ли ты, вспоминаешь ли ты,
раскаленное сердце,
свою тогдашнюю жажду? –
не ведать впредь никакой
Истины!
Быть глупцом! Быть пиитой!

неизвестно, кем выполненный перевод, его "анонимность"- на совести редактора сайта http://www.nietzsche.ru/books_b.php )- прим. Терджимана Кырымлы

Фридрих Ницше "Дионисийские дифирамбы" (отрывок 1)

Дурак! Поэт лишь!

Когда темнеет Небо,
когда Роса Землёю ходит,
как утешение скорбящая,
невидима, неслышима
да в мягких Туфельках,
тогда припомни, вспомни, Сердце-Жар,
как жаждал ты
небесных Слёз и росных Капель,
уставший, павший жаждал,
а жёлтым травяным Просёлком
закатно-злые Солнца Взгляды
скрозь чёрны Кроны на тебя
охотились, злорадные, слепили.
-Жених у Правды- ты?- стыдили те,-
Нет! лишь Поэт ты!
Зверь лукавый, мародёр крадущийся,
который лгать обязан
заведомо, по воле своей должен лгать,
алкать добычи,
сам в маске пёстрой:
себя -на маску,
себя- в добычу.
Жених у Правды, да?
Дурак! Поэт, и только!
Лишь пёстро речущий,
из-за Маски Дурня пёстро речущий,
кружевом слов воспаряющий,
Ложью-Радугой
меж фальшивыми Небесами
шныряющий, крадущийся-
Дурак! Поэт, и только!
Это- Жених Правды?
Не тих, не крепок, не холоден, не гладок,
Безликий,
к Вратам негожий,
не поставлен Колонной
у Врат Жертвенника Бога,
нет! В раздоре с Добром Колоннады,
во Глуши у себя ты, не в Храме,
Кот своенравный, в любое Окно
пры`гом:
шлёп! вечно вынюхивающий Глушь
в Зарослях ты
среди пёстро-порочных Зверей
грешно здоров, и красив, пёстро живёшь,
сладко урча, замирая от Спеси, кровожаден чертовски,
грабишь, крадёшься, обманом живёшь...
Или, Орлу подражая, долго,
долго в Бездны глядишь,
в свои Бездны...
...О, как он, падая
вниз, сюда, в Глубь Глубокую, Кольца сжимает!...
Вот,
резко,
прицельно,
поторапливаясь,
с Клёкотом голодным,
на Стадо падает
скорбя по овечьим Душам,
скорбно-злобен Всему, что есть с Виду
добродетельно, дельно, усердно-
глупо то есть, как Вымя овечье...

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

(текст оригинала, на немецком- прим.перев.)

Nur Narr! Nur Dichter!

Bei abgehellter Luft,
wenn schon des Thau’s Troestung
zur Erde niederquillt,
unsichtbar, auch ungehoert
— denn zartes Schuhwerk traegt
der Troester Thau gleich allen Trostmilden —
gedenkst du da, gedenkst du, heisses Herz,
wie einst du durstetest,
nach himmlischen Thraenen und Thaugetraeufel
versengt und muede durstetest,
dieweil auf gelben Graspfaden
boshaft abendliche Sonnenblicke
durch schwarze Baeume um dich
liefen blendende Sonnen-Gluthblicke, schadenfrohe.
„Der Wahrheit Freier — du? so hoehnten sie
nein! nur ein Dichter!
ein Thier, ein listiges, raubendes, schleichendes,
das luegen muss,
das wissentlich, willentlich luegen muss,
nach Beute luestern,
bunt verlarvt,
sich selbst zur Larve,
sich selbst zur Beute
das — der Wahrheit Freier?…
Nur Narr! Nur Dichter!
Nur Buntes redend,
aus Narrenlarven bunt herausredend,
herumsteigend auf luegnerischen Wortbruecken,
auf Luegen-Regenbogen
zwischen falschen Himmeln
herumschweifend, herumschleichend —
nur Narr! nur Dichter!…
Das — der Wahrheit Freier?…
Nicht still, starr, glatt, kalt,
zum Bilde worden,
zur Gottes-Saule,
nicht aufgestellt vor Tempeln,
eines Gottes Thuerwart:
nein! feindselig solchen Tugend-Standbildern,
in jeder Wildniss heimischer als in Tempeln,
voll Katzen-Muthwillens durch jedes Fenster springend
husch! in jeden Zufall, jedem Urwalde zuschnuffelnd,
dass du in Urwaeldern
unter buntzottigen Raubthieren
suendlich gesund und schoen und bunt liefest,
mit luesternen Lefzen,
selig-hoehnisch, selig-hoellisch, selig-blutgierig,
raubend, schleichend, luegend liefest…
Oder dem Adler gleich, der lange,
lange starr in Abgruende blickt,
in seine Abgruende…
— oh wie sie sich hier hinab,
hinunter, hinein, in immer tiefere Tiefen ringeln! —
Dann,
ploetzlich,
geraden Flugs
gezueckten Zugs
auf Laemmer stossen,
jach hinab, heisshungrig,
nach Laemmern luestern,
gram allen Lamms-Seelen,
grimmig gram Allem, was blickt
tugendhaft, schafmaessig, krauswollig,
dumm, mit Lammsmilch-Wohlwollen…


Глупец! Пиита!

В часы, когда убывает свет.
когда роса утешеньем
расстилается по земле,
невидима и ступая неслышно –
ибо обута в мягкое.
как все поспешающие с утешеньем, -
вспоминаешь ли ты тогда, вспоминаешь ли,
раскаленное сердце,
как встарь ты стремилось
к слезам и росам Небесным,
устало и исступленно,
покуда на желтых осенних тропах
злые взоры вечернего солнца
сквозь черные ветви деревьев к тебе
спускались, слепящие и смертоносные?
“Взыскующий истины – ты? – Насмешники!
Всего лишь пиита!
Зверь, хитрый, хищный, крадущийся,
на ложь обреченный.
на заведомую неизбывную ложь,
добычи алчущий,
личину носящий,
с личиной сроднившийся,
добычею ставший,
не это ли значит –
взыскующий истины?
Глупец! Пиита!”
Пестро глаголящий,
в шутовском обличье пестро глаголящий,
по лукавым виадукам словес восходящий,
по лживым радугам
меж поддельными небесами
крадущийся и шныряющий –
глупец! Пиита!
Взыскующий истины?..
Лишенный покоя, гладкости, круглости и прохлады
воплощенного образа
колонны Божьей,
не возвышающийся у врат
Храма Божьего, -
нет! ненавидя подобные идолы добродетели,
в любой пустыне природнее, чем в храме,
полный кошачьего своеволия,
прыгать в любое и из любого окна –
шварк! – При каждом удобном случае
принюхиваясь к признакам первобытности,
первозданности перволесов,
где, в кругу разномастных хищников,
жил ты, разбойничал,
грешен, здоров, прекрасен,
сладострастно стеная,
блаженно надменен, блаженно гееннен.
блаженно кровожаден,
хищно, крадучись, жил во лжи…
Или подобно орлу, который
долго-долго глаз не отводит       
от бездны, от собственной бездны…
О, как они вглядываются,
допытываются, впиваются,
упиваются глубочайшей глубью!
И вдруг,
сразу,
стрелой,
стремглав,
обрушиваются на овечек,
горячие, алчные,
овечек алчущие,
овечинки-человечинки алчущие,
увечной добросердечной овечинки,
благостной, беззащитной и безотказной,
исполненной подневольного благоволения…

перевод с немецкого .................(После сверюсь, чей. В Сети нашёл...........)

Ведьмочка

Фридрих Ницше "Ведьмочка" (из пьесы "Идиллии из Мессины)

Меня ,честнягу, кормят
они, тьфу, не оплыть:
Бог любит мои формы
пока они круглы.
Послушному монашку
прощу хоть сто грехов:
не трогая за ляжку,
прочту ему стихов.

Не седовласый попик!
Нет, свеженький юнец-
он будто старый котик:
ревнивый, спасу нет.
Не любит он старушек!
Я не люблю седых.
Бог мудр: гулять не скучно-
всяк да найдёт своих.

Сердца спасает Церковь.
Наставница строга:
не принимает стерву.
А кто меня не гнал?
Коленями- на камень,
губами "тру-ля-ля":
и новыми грехами
мараем векселя.

Господь- свеча и шёпот.
Девчоночке- пастись:
она свои грешочки
сама себе простит!
Мои, честняги, в деле
две пары сдобных форм
пока не постарели-
тогда к чертям, позор!

перевод с немецкого Терджимана Кырымлыheart rose

Сторінки:
1
2
попередня
наступна