Последняя Любовь Тараса Шевченко ( ч.2)
- 24.03.18, 14:35
ч.1 см. - http://blog.i.ua/community/3214/2217961/
Осень в 1860 выпала ранней. Уже в августе Кулиши вернулись в Петербург. Наталка Полтавка вспоминает: «Мы переехали в город. У Ликерии здесь была отдельная комната и Шевченко стал уже посещать не нас, а только свою невесту. (У нас же собственно в это время бывал редко —забегал днём). Приходил он, случалось, часов в 11-12 ночи, когда мы уже были в постелях, посылал за пивом и в сладких беседах со своею «любою дивчиною» просиживал далеко за полночь...
Однажды Шевченко сказал матери, что графиня Т-ая приглашает его невесту жить к себе до её выхода замуж. И так как г. М-ва не было в то время в в Петербурге, мать посоветовалась с его двоюродным братом г. М-чем и они решили, что Лукерью можно отпустить, но г. М-ч должен лично с рук на руки передать девушку графине. В назначенный день Шевченко взял карету и приехал за Лукерьей. С ними вместе отправился и М-ч. «Невесту» Шевченко графиня приняла очень любезно, посадила ее на диван(софу),угостила шоколадом и заговорила с ней о литературе. Лукерья так ловко лавировала, что трудно было догадаться о её полном невежестве».
Тарас помолодел на глазах. Вон гляньте на его автопортрет того времени с усами, что вдруг из седых стали черными и чем-то перепуганными глазами с огромными зрачками.
Все его мысли поглотила Ликера. Он уже решил, что судьба, наконец, улыбнулась ему. Кончается его одиночество, он женится, поедет на родную Украину, поставит там дом и будет жить, как все, окружённый многочисленными детьми, которых родит ему Ликера. Он даже писать стихи перестал, хоть еще продолжал рисовать для заработка. Целыми днями он ездил с Ликерой по магазинам. Чаще всего бывал во французском салоне мод, где купил ей простой, но изысканный, в малорусском стиле, белый наряд. Они фланировали по Невскому проспекту и все встречные раскланивались с ними, как с почтенными господами. У Ликеры даже голова кружилась от гордости.
Но это им только казалось, что Толстая не поняла невежества Ликеры. Она все прекрасно поняла, поэтому посоветовала Тарасу найти для невесты репетитора, которой бы научил ее письму и хорошим манерам. Тарас так и сделал. На свою голову сделал.
Дело в том, что Ликера только переночевала у Толстой. На второй же день Тарас снял для нее уютную квартирку неподалеку от Академии. Чтобы ближе было до нее ходить. Ему нравились ее успехи в освоении письма. Но все равно, лишь Тарас приходил к ней, как репетитор, красавец студент, выпирался, чтобы не мешать им заниматься любовью. Но вот вечером не то 9, не то 10 сентября, Тарас не выгнал репетитора, потому что должен идти на встречу с друзьями обмывать только что напечатанный в «Русском слове» перевод «Катерины», и думал, что будет ночевать у себя в Академии. Земляки не очень были рады переводу. Вечеринка закончилась рано. Вернулся он к Лукерье. Двери были заперты, значит, Ликера уже легла. Он тихонечко, своим ключом открыл двери, разделся в прихожей и зашел в спальню. И что же он увидел — Ликеру в постели с репетитором.
Повторилась история, которая была четверть столетия тому, когда его самого так же застал со своей невестой Иван Сошенко. Тарас взбесился. Он стал трощить все, что было под рукой. Перепуганный репетитор голышом выскочил из дома и побежал задворками к себе. Тарас приказал Ликере выметаться. Ликера вызывающе ответила, что нечего ему было менять ее на дружескую попойку. Раз он променял ее на водку, то и она променяла его на молодого любовника. Ей вообще такого мужа не нужно — старого и паршивого!
Тарас разбил все, что было на столе, и пошел к себе на квартиру в Академию. Ликера утром прибежала к Надежде Забиле и, целуя ей руки, стала плакать, что она ушла от Тараса, потому что он такой старый и злой, ко всему цепляется и за все ее ругает...
Надежда Михайловна, утешенная тем, что Тарас не вступит в брак с этой дурой, позволила ей остаться...
От нервного напряжения у Тараса схватило сердце, и почти весь сентябрь, вплоть до 6 октября, он проболел. 6 октября к нему зашёл громадовец Федор Черненко. Он увидел на мольберте портрет Ликеры,на который Тарас перед этим смотрел. То есть он все еще любил Ликеру. Он уже готов был ее простить. Он же взял Ликеру не девушкой. Да и чего было ожидать от барской горничной. К тому же он считал этот случай Божьим наказанием за тот далекий вечер 1840, когда он отбил Марию-Амалию Европеус у Сошенко. Тарас уже согласен помириться. Он шлет ей записки с просьбой встретиться. Но здесь уже Ликеру занесло. Она отвечает на его записку своей, преднамеренно безграмотной: «Послушай Тара твоеими записками издесь неихто не нужаеца...» да добавила еще несколько слов о его потенции. Слуге Тараса Федору, что пришел с запиской, сказала, что согласилась на брак только из-за денег...
Вот здесь уже Тарасова любовь превратилась в ненависть. Он написал Надежде Забиле извинения за то, что не поверил ее рассказам о Ликере и попросил ее сжечь перед глазами Ликеры все вещи, что он ей подарил и купил в приданое. Надежда Михайловна ответила, что эти все вещи, по словам Ликеры, та вернула Тарасу. Тогда Тарас пишет Николаю Макарову 9 ноября: «Друже мой единый! Когда бить, то нужен бить так, чтобы болело. А то не поможешь, а только навредишь.(Монашеская аксиома, но она и теперь нам толком). Ликера солгала перед вами, передо мной и перед К.И. За это она должна хоть украсть, а послать (вот имени неизвестного) в Чернигов на цель известную. Кроме вещей, которые я вас просил сжечь при ее глазах, нужно, чтобы она заплатила за квартиру 14 руб., за ключ, ею потерянный, 1 руб. Еще раз прошу вас, яко искреннейшего моего друга, зробыть, как умеете, и швидче. Аминь».
Ликера осталась у разбитого корыта. Все подаренные Тарасом вещи отобрали и самой приказали убираться. Она умоляла Карташевских взять ее назад служанкой, но они отказались...
На Ликерино счастье, Афанасий Маркович был глубоко верующим человеком. Он не мог бросить девушку на произвол судьбы лишь за то, что она наставила рога его побратиму, который еще не так давно наставил рога ему самому. Его мучила совесть за то, что они, уезжая за границу, бросили Мариину служанку Машу в Петербурге и та стала проституткой. Поэтому он тайком устроил Ликеру в тот салон женской моды, в который ее когда-то возил Шевченко выбирать наряды. Как записал ее воспоминания Кость Широцкий, она там «зачесывала куафюры паннам и панам и корнала рубашки разным там офицерам-ловеласам, что охочи были и приударить за ней. Раз одному офицеру Ликера закатила оплёуху. За это хозяин сделал ей выволочку, но Ликера так возмутилась, что хотела от него сбежать. Француз с трудом уговорил ее остаться, потому что она была прекрасная мастерица. В этом магазине Ликера сошлась с будущим своим мужем фризером Яковлевым, на которого променяла в конечном счёте Тараса Шевченко»...
Через 2 года они насобирали вдоволь средств, чтобы купить парикмахерскую с домом в «Царском селе», задешево продававшуюся после смерти хозяина. Наконец Ликера почувствовала себя барыней! Она набрала учениц, и ее парикмахерская превратилась в модный салон, где муж делал прически, а она предлагала им модное, пошитое ею белье, вышивки и изысканную французскую парфюмерию, которую она покупала у бывшего хозяина-француза. Она даже потратилась на то, чтобы сфотографироваться на ступеньках веранды своего дома и раздать те фото горничным Карташевских. Жизнь у нее налаживалась. Муж любил. Почти через год она рожала ему детей. Но так было, пока Яковлеву не исполнилось 50 лет.
Офицеров Царского села послали на войну с Турцией на Балканы. Их женам было уже не до причесок. От безделья Яковлев запил. Пьянство совсем распугало клиентов. Парикмахерская потерпела крах. Ликера то выгоняла мужа и налаживала дело, то опять принимала его, и все возвращалось на круги своя.
Он пил все больше и больше. Изрубил на дрова фортепиано, которое она купила. Стал его жечь у дверей дома и вызвал пожар. Сжег ее портрет, написанный Шевченко, и полотенца, которые она когда-то вышила для Шевченко. Наконец, на крещенские морозы 1904 он, пьяный, замерз по дороге домой. Похоронила Ликера мужа и осталась совсем одна, как Шевченко в том 1860. Дети выросли и бросили её. Ученицы разбежались еще при муже. Клиенты нашли других парикмахеров и белошвеек. Прежний хозяин-француз давно умер...
И тогда ей по ночам стал сниться Тарас Шевченко. Как он ухаживал за нею, дарил крестик, шкатулку, белые одежды. Как она гуляла с ним по Невскому проспекту и все встречные приветствовали их. Той же весной 1904 Ликера впервые поехала в Канев на его могилу. Провела там все лето и осень. Вернулась домой лишь в ноябре. На следующий год поехала опять. Теперь она ездила к Тарасу ежегодно. С полдесятка углов сменила за это время в Каневе и селах, рядом с Тарасовой могилой.
Приходила на могилу Тараса утром, ухаживала за ней, а затем садилась на камень перед его крестом и молилась, или сидела глубоко задумавшись. Не чувствовала ни жары, ни холода. Когда возвращалась в Петербург, мыслями оставалась там, в Каневе.
В 1910 году ее разыскал почитатель Шевченко Кость Широцкий. Он нанял фотографа, который сфотографировал эту, уже 70 летнюю женщину в пенсне и в накидке
сделанной собственными руками. Он первый записал ее воспоминания.
После того, как Кость Широцкий опубликовал воспоминания Ликеры, к ней в Петербург, а летом в Канев, зачастили артисты трупп Саксаганского, Кропивницкого, Садовского... Беседовал с ней и мой дед Николай Вороной. Все они знали историю последней любви Тараса. Ожидали встретить хитрую и жадную старую каргу, которая только о деньгах и думает, а в Канев ездит, видно, для того, чтобы обирать Тарасовых почитателей. Но совсем другой оказалась Ликера. Вот как ее вспоминает Ядвига Бирюкова, у родителей которой жила в Каневе Ликера:
«Она шила всем белье. Белье было пошито исключительно хорошо.... Шила такой зеленый круг из бархата на тарелку, а на нем делала елки из сукна и ягоды и ушастых заек. Расставляла их за кустами на той тарелке. Это было так красиво и нарядно… я завидовала на эту аппликацию. А еще она шила петухи на чайники. Помню такого рябого петушка, которым я всегда любовалась. Он был сделан из байки в черный горошек и с красным гребнем...»
Старожительница Канева Варвара Степаненко вспоминает:
«Одевалась Ликера Ивановна всегда в черную, длинную, по косточки, юбку, платье или пальто. Носила черный муслиновый платок или черный шарф или черную шляпку. Была высокой, худенькой, довольно стройной даже в преклонном возрасте. Бывало выйдет на гору, поднимется на могилу, склонится на белый крест и плачет-плачет. И так весь день, лишь вечером идет домой». (из книги Тарахан-Березы).
В 1911 году в Москве происходили торжества в честь 50-летия со дня смерти Кобзаря. Пригласили на юбилей и Гликерию Яковлеву-Полусмак. Там она встречалась с почитателями Шевченко, вспоминала дни, проведённые с ним, сожалела о той измене. Каялась, каялась и каялась. После той встречи она распродала в Петербурге все оставшееся имущество и переехала в Канев. Тех средств, что выручила от продажи, не хватало, чтобы купить домик в селе, или квартиру в городе. Так что снимала угол. Сколько тех углов она сменила за оставшуюся жизнь возле Тараса! Зарабатывала, обшивая по ночам каневчан, а с утра и до вечера была у Тараса. Вот что вспоминает Татьяна Майданик: «Ходила она на могилу и летом, и зимой каждый день. Бывало, утром приходит — и целый день там... Прибежим вечером. — Тётя, тетя, вы ещё домой не шли? — Попрощаюсь да и пойду. Не трогайте здесь ничего, деточки. Обнимет памятник, наклонится к могиле низко, что-то говорит, мы едва слышим: — Прощай, Тарасе, голубчик Григорьевичу. Я уже пошла. Завтра приду, голуб мой. Зачем ты меня оставил? — И так каждый день...» (из книги Тарахан-Березы).
Осенью 1914 вспыхнула первая мировая война. Инфляция съела все сбережения Гликерии Ивановны. Стало туго с заказами. Почти голодала. В это время внедрили суровый учет населения. Ее сфотографировали для паспорта. Вот её последняя в жизни фотография...
Уже не было чем платить за квартиру. Пришлось ей на старости лет перебраться в богадельню. В те времена, как и в настоящее время, богадельни были для смерти, а не для жизни. Собирались в них отверженные, у которых уже ничего не было впереди. Черкасская учительница Вера Бубликовская писала: «Боже мой! Какое жалкое, позорное для большой России зрелище — это Каневская богадельня для беспризорной одинокой старости... И здесь ожидала одного — смерти — невеста Шевченко — Ликера…. Все вспоминала Шевченко, скромный небольшой портрет которого висел над убогой кроватью. Летом и зимой отворяла двери — ожидала его… заверяла: «Он придет! Правда, придет! Скажите ему — я его ожидаю, — и заплакала тяжелыми старческими слезами» (из книги Тарахан-Березы).
И он пришел. Не дождавшись девять дней до своего дня рождения и смерти. Пришел 4(17) февраля 1917 года. И забрал ее к себе...
Встретил Тарас когда-то корыстную, завистливую панскую горничную, своей изменой приблизившую его смерть. Хотел он из обычной самовлюбленной деревенщины сделать личность, которая живет для людей и Украины. Заболел, когда увидел, крах своих идей . Не вышел из него тогда Пигмалион, а из нее новая Галатея. Но прошли годы и годы, и она стала именно такой, о которой он мечтал. Всей своей жизнью в Каневе она искупала ту вину далекой, глупой юности.
Она хотела, чтобы ее похоронили у подножия Тарасовой могилы. Даже последние деньги отдала каневской мещанке, чтобы та выполнила ее последнюю волю. Но та растратила их, на собственные нужды. Не выполнила завещания. Бог ей судья.Давно уже забыли её имя. Так же бесследноьисчезли и её потомки…
Похоронили Ликеру на кладбище богадельни в Сельце. Похоронили безродную, бездомную, одинокую. Осталось после неё только вышитое полотенце с петухами. То, которое так хотел иметь на свадьбу Тарас. Узкими, извилистыми дорожками приходиться добираться до горы, где то её кладбище. Было оно Богом забытое, пока Берегиня Тарасовой Памяти Зинаида Тарахан-Береза не нашла могилы Невесты Тараса, ставшей его Галатеей. Потратила здоровье и нервы, но добилась, чтобы на той могиле поставили памятник....
В тишине, на горе, среди старых могил прикорнула могилка Гликеры.А внизу по дороге, нескончаемым потоком идут к Тарасу его почитатели. Некоторые заворачивают и к ней, Гликере. Кладут ромашки, такие, как ей дарил Тарас.
Молила Гликера похоронить её у Тараса. Но лежит она на кладбище для нищих. И не видно с её могилки Тарасовой Могилы…
К.т.н.Владимир Сиротенко(Вербицкий)
Праправнук Пантелеймона Кулиша,
правнук автора «Ще не вмерлы Украины» Вербицкого,
внук Николая Вороного.