Всем своим видом она была полностью необыкновенная. Именно таких коллекционировал Франциско Гойя при дворе императора Фердинанда Карла Ну, или другого какого водителя тогдашней маршрутки. У дамы был вид побитой жизнью ... бабы.

Коричневый цвет дубленой кожи, глаза загнанной пиковой при бубновой масти; фигура "все плоское" для наилучшего благоприятствования функционалу...

Короче, про таких не слагают од, про таких не пишут романов, таким не поют серенадов и не упоминают в светских хрониках. О ней не напишет Димедролыч илиЗмеелов, ее не упомянет в завещании Хеля или Аргоша, ее не воспоет Допа или Гала и не кинет в ее сторону камень Хайдер или Феликс. Ведь дама наша полностью битая.

Надо сразу определиться - в том нет ее вины. По общему мнению, король, который ее бьет - сволочь. И козырный валет, который ее бьет - сволочь, и десятка, и шестерка...все. Все кто бьет ее по праву старшинства мастей или родовитости, все кто втаптывает ее в несправедливость нашего мира - сволочи.

А теперь вернемся к облику и содержанию нашей дамы за ЗО.

Эти узловатые руки, этот наспех собранный хвост волос, эта одежда сдержанных тонов, это вечно озабоченное выражение лица, это характерное направление глаз - вниз и внутрь, эта сутулость и понурость плеч. Все это признаки битой дамы. 

Судьбы таких дам и само их существование находятся как-бы под вопросом, как-бы вне общественного дискурса и вдалеке, под толщей гегемонии тотального гламура. С точки зрения господствующих нравов дамы такого пошиба находятся в пассивной оппозиции к законной, козырной масти.

Деятельность битых дам проходит в стороне от скопления людей, в стороне от объективов телекамер, параллельно культурному обмену, поперек канонам красоты и успешности.

Все девочки рождаются примерно одинаково: резкий свет, громкие звуки, наждак сухого воздуха и необходимость дышать атмосферой. Короткий шок, спазм - и вот уже раздался тонкий пронзительный крик. Девочка вышла на арену...

А дальше ... а дальше на этот стебель насаживаются цветочки, бантики, слой лака и пудры, характеризующие ее как будущую даму именно этой масти. В нашем случае все будет трефовым. Но мир! Мир в котором очутилась эта конкретная девочка - бубновый во всех своих проявлениях. И бубновый мир начинает бить трефовую девочку.

Ее красота, ее вибрации и направление вращения, ее осанка, повадки, частота дыхания, ее запах и походка - все не бубновое. Все в ней выступает против господствующего тренда. И вот уже первые бантики срываются порывом ветра, первые цветочки осыпаются вместе с бутонами, первый румянец осушается сухим дыханием повседневности. А потом откуда-то наносится первый удар по стебельку, на котором подвешены все эти украшения. Суровый быт входит в свои права. И дама укладывается в отбой,  ничком, рубашкой вверх достоинством к сукну. Об нее все оттачивают удар.

Но существование битой дамы на этом не прекращается, нет. Она по прежнему жива, по прежнему дышит и по прежнему олицетворяет укоризненную трефу своим существованием пока за столом бушует бубновая жизнь. 

И вот наступает момент, когда трефовая ищет своего козырного. В суете поисков, на волне гормонального всплеска, она находит вместо трефового короля пикового валета. И мир для нее изворачивается наизнанку. Пиковый валет бьет ее как козырный король. Ведь больше ему ничего не остается под палящими лучами именно этой конкретной лучины конкретно этой партии ... . Только бить, только бить наотмашь!..

Оба не стали бубновыми, обоим не засверкал марьяж или козырная масть. Каждый из двух в том виновен пропорционально или невиновен вовсе. 

И вот отнюдь не козырная дама лет ЗО заходит в маршрутку на волне своих повседневных дел. Она мотивирована и нацелена, она индоктринирована и посвящена, она предназначена и заряжена на пару банальных задач: остаться и выжить ... а точнее, прожить еще чуть-чуть.

За нее не цепляется взгляд, она не вызывает интереса, она не является предметом для подражания или объектом креатива. Она вся тусклая из себя, темная и обязывающая, а если вглядеться пристальнее, под нажимом - от нее веет какой-то заразной увечностью несостоявшегося человека чужой касты. В том нет ее вины, так развернулись карты.

- Чего?

- Там коряга. Зацепишься.

- Ну и шо? Как зацеплюсь так и отцеплюсь. Зато..

- Ну шо, зацепился?

- Ничо, щас я оторву снасть и приделаю новую.

- А птом?

- Шо потом?

- Потому туда же закинешь?

- Нет, уже не закину, не бойся.

- Поздравляю, ты стал старше.

- Не ходи в казино.

- А вот пойду! Пойду и поставлю на черное!

- Не ходи. Вернешься без денег.

- Не лезь! Мои деньги. Куда хочу туда и трачу.

- Ну шо, выиргал?

- Нет.

- На еще. Пойди поставь на красное.

- Нет, хватит.

- Ну вот ты и стал старше.

- Да ну ее, соседку эту. Забудь о ней.

- Не могу. Вот тут все печет огнем. Жить не могу без нее...

- Ничего хорошего не выйдет у вас с этих делов...она замужем, ты женат..

- Не лезь в мою жизнь! Я уже взрослый - сам разберусь.

- Ну что у тебя? Разобрался?

- Почти. Но падла она порядочная...

- Поздравляю, ты стал старше.

- Не убивай людей. Грех это.

- Ну как же, мне оружие выдали, патроны. Сказали что враги они.

- Не убивай. Нельзя.

- Буду. Буду исполнять свой долг перед державой и командирами, перед начальством то есть.

- Ну что, наубивался?

- Блин, неприятно-то как. Там дети были, бабы. Подонок я, последний.

- Ну вот ты и стал старше...

Пока едет Хайдер...

Жил-был в муравейнике А муравей Матвей.

Вот они, героические герои в шляпах и без окружили поверженный пляжный мусор и тычут в него палками пока одиннадцатый, вратарь, живописно фоткает их на свою старенькую Нокию. По расслабленным позам активистов, по босым пяткам и задумчивым лицам сразу понятно, что самая драматичная фаза борьбы позади, что мусор сопротивления не оказывает и в принципе готов к капитуляции. Ясно что мусору хана, что его труп останется на пляже пока активисты не придумают как его использовать в быту или для следующего информационного повода. И что характерно - ни одного постороннего пляжника на пляже! Ни купающейся публики ни разносчиков горячей пахлавы ни рапанов ни мидий ни кукурузы...всех поели злые акулы и крокодилы - верные союзники мусора и активистов с палками.

его группа ВКонтакте: https://vk.com/club5606746

Алексей Костюшкин

https://24smi.org/celebrity/532-aleksei-kostiushkin.html

и многие, действительно очень многие выдающиеся люди нашего времени родились именно в том году.

У него был конь.

1.

Так случилось что дед мой был грамотным. В те времена это была большая экзотика. Кроме того, у него был на редкость красивый почерк. Мне по наследству досталась туева хуча его каллиграфических каракулей обо всем и ни о чем.

В качестве доминантных признаков от каких-то неимоверных казаков у деда были черные как смоль и жесткие как проволока волосы, которые курчавились необыкновенно-замысловатым образом из-под форменной фуражки. Таким же непроницаемо-черным был его конь вороной масти. У коня были белые чулки.

Нынешним барышням это сочетание трудно себе представить: вороной конь в белых чулках, чернявый кавалерист на нем и на кавареристе фуражка с густым черным проволочным чубом из-под нее. Прямо сейчас передо мной фотография Петра Васильевича на этом самом коне с датой внизу 20.08.1940г.

Чтобы хоть в каком-то приближении представить моего деда, барышням нужно поднатужиться и нафантазировать Джона Рэмбо с Декабрево верхом на футуристическом концепт-каре гибридной наружности где-нибудь на Марсе под звездно-синим флагом Земляной Конфедерации. Очень приблизительно, очень схематически, не очень душевно.

2.

А что касается душевности, то она не могла не возникнуть между кудрявым Петром и местной бессарабкой Алёной.

Алёна была агонь!

Стоп-стоп! Прежде Алёны у деда моего была Нюра. Она осталась с маленькой Шурой на руках в наших запорожских степях перед самой-самой войной. Нюра тоже была агонь! Круглоликая и розовощекая, сдобная и надменная Анна Михална была себе на уме и в своем праве...

А тут Алёна!

Крутое бедро и высокая грудь...

Каллиграфические каракули молодого горячего Петра в переводе на современный могли выглядеть примерно так:

(где-то так)

Полюбил Петр Васильевич туземную Алёну на румынской границе короче... А она, естественно,его.

 А тут внезапно война!!

Петра Васильевича с первыми выстрелами сразу жестоко ранило в живот, коня под ним убили, а сам он попал в румынский плен...

Но он выжил! В 1944 году Петра освободили, пропустили через фильтрационный лагерь и зачислили в РККА. Потом ранение, фронт, снова ранение, снова фронт... Весь истерзанный и невеселый в конце войны он вернулся домой.

Анна Михайловна в косынке с таким хвостиком посерёдке встретила Петра Васильевича строго.

- Ну шо, набегался? Навоевался?! Переодевайся, кролей будем выращивать. Пол-коровы* и табак!

3.

А теперь вопрос.

С кем остался чернявый израненный кавалерийский красавец Пётр Васильевич в конце той кровавой войны?

Молекулярные машынки - вжжж - катаются на трассах CNRS.

Болельщики прильнули к окулярам электронных микроскопов и болеют за своих микролюбимцев потея, волнуясь и пия пиво.

Участие в заездах принимают команды Франции, Японии, США, Швейцарии и Германии.

Протяженность гоночной трассы, включающей в себя два поворота под углом 45 градусов, составляет 100 нанометров.

В качество болидов в рамках соревнования выступают молекулы, размер которых в десятки раз меньше сечения человеческого волоса.

На гонки отведено 38 часов.

Спешите видеть!

В ней будет торжественно опубликован (или нет) последний комментарий любимца нашего "сайта высокой культуры быта"™ широко известного в узких кругах Хана Геварыча.

Мы много лет были виртуальными друзьями, были интересными друг другу и прикольными относительно всего окружающего.

Но потом какой-то злодей взломал то ли акк Геварыча то ли его мозг и у него произошло помрачение.

Мне пришлось забить тревогу, потом забить на дружбу, перестать заходить к нему и включить виртуальный счетчик.

На сегодня счетчик намотал 99 комментов один другого краше. Художественная и содержательная сторона контента моего бывшего виртуального товарища такова, что я вынужден дистанцироваться от миазмов, генерируемых такого рода надписями.

В этой заметке я отдаю должное остроумию нашего почтенного блогера, в последний раз снимаю шляпу и предоставляю ему последнее слово. Он конечно поднатужится, выдаст все что думает обо мне. После этого, что бы он ни сформулировал, его речь у меня в блоге навсегда прекращается. Никаких нарушений, никакого очернительства или попыток бросить тень на что-либо вокруг. Я в своем праве, товарищи. И в своем праве выбирать как круг общения так и экологическую обстановку вокруг.

Приношу извинения всем кто будет испытывать неудобства от моего решения, всем кто испытывает диссонансы от такой постановки вопроса и кому не понравится такой оборот событий. Мы по-прежнему останемся здесь, останемся верными своим убеждениям и амплуа. Но мы станем параллельными театрами, не мешающими премьерам и бенефисам на площадке "сайта высокой культуры быта"™

С масимальным уважением к обитателям, к втыкателям, к аборигенам и прочее и прочее...

ДИКСИ...

Уляшка папросила расказать скаску,

прамузыку

Купил и папросил помощи в смысле перевезти ее ему в музыкальный зал. Студией у нево был новый гараж, большой и уютный.

Пианина была здоровенной и чорной. И тижолой была, как два покойника. Мы ее взяли - хоп - и затащили в прицеп, с третево разу. А патом также вытащили с прицепа, но уже в студии.

В гараже стояла печка. Ну, точнее твердотопливный котел, здоровенный такой, в два раза больше пианины. Если в покойниках мерять - штук десять должно быть. 

Котел был интегрирован в отопительную систему особняка заодно с газовым.

Знакомый попытался приобщить к искусству сыночка своево, барбоса и хулигана. Но тот к музыке никаких позывов кроме рвотных не испытывал. Он предпочитал гробить батины мопеды. Гробил он мопеды, а потом не признавался. Говорил што мопед сам испортился, надо куплять новый, не китайцкий, а ипонцкий. И побыстрее, ато он в школу опоздает, в музыкальную. Батя куплял мопед, но сыночик в школу сиравно опаздывал, даже на последний урок. А мопед оказывался испорченым, наглухо.

Токо музыка могла утолить вековую грусть моего знакомово. И пиво.

Мы садились возле печки и дули Черниговское, попеременно вставая отлить и попытатца сбацать Мурку, или хотя бы Лунную сонату Бетховена на новой пианине. Само собой, ничо у нас не получалось. Пальцы у нас на это заточены не были. Пальцы при этом были растопыренные, деревянные и неподвижные, как у покойников. Знакомый звал сваво пацана и тот лабал шото невнятное. Невнятное называлось Гаммы. Батя отрока плакал и вытирал морду растопыренными покойничьими ладонями. Много возлагал мой знакомый на свово сыночька.

А потом пришла беда. Знакомому отключили газ. За шо отключили нихто сформулировать не мог. Он отсек от отопления газовый котел и полностью перешол на твердое топливо в виде дров, старых тряпок, полиэтиленовых пакетов, бутылок из-под Черниговского и нотных тетрадей сыночка.

К февралю твердое топливо кончилось, полностью. И тут ударили морозы!

Знакомый пригласил сыночка в последний раз сыграть Гаммы, потом размолотил пианину топором и скормил ее твердотопливному котлу. Музыка отдавала тепло искусства целых три дня. Три дня и три ночи искусство согревало семью моево знакомово. А потом пришла оттепель, потом пришел я с Черниговским и спросил "А где пианина?"

"Нету больше пианины, сгорела она, вот там" - и знакомый указал на топку печки растопыренными синими от мороза руками.

Мы сели в креслы от Жигулей и долго смотрели в жерло печки думая каждый о своем. А в глазах у нас отражалось пламя...

Вот рядком три могилки: баба Валя, ее дочь Тоня и дед Василий. Женщин знаю с детства, а деда Васю никогда в жизни не видел. Неудивительно - на его могилке датой смерти обозначен август 1942 года.

- На фронте погиб? - спрашиваю как-бы между делом.

- Нет, в оккупации. Расстреляли его при немцах - отвечает Борис.

- Немцы?.. немцы убили? - задаю вопрос и удивляюсь насколько по-детски он звучит.

- Свои. Когда пришли немцы они стали наводить справки.

- Дед Васька коммунистом был, что ли?

- Он агрономом был, в колхозе. Уважаемый человек. И специалист хороший. А этот - он в полицаи потом записался, к немцам. Записался и показал на деда. Мол, этому при коммунистах было хорошо, мол, служил при них начальником и голода не видел. Немцы дали ему винтовку, сказали убить отца (Василия). Он взял и убил. Нашли этого полицая не скоро. Судили в Запорожье, аж в начале 70-х. Мать (Валентина Ивановна) ездила тогда на суд. Он там ей прямо в глаза сказал "Да, это я твоего Ваську убил!"

Вот тут на меня и нахлынули воспоминания из кэша.

Я вспомнил что баба Валя была крайне суровой и категоричной женщиной. Что в общем-то неудивительно - она осталась в войну вдовой с тремя детьми на руках. А вышла замуж за Василия Баранова в аккурат в голодуху. Уехала из родного дома к нему и как в воду канула. Ни весточек от нее ни передачек. А время было голодное. В тот год братик ее меньшой, тоже Василек, от голода опух. А батю ее в Мелитопольском НКВД замордовали по навету соседей. Потом правда отпустили на все четыре стороны. Он дошел пешком до дому, лег, и через две-три недели кончился от побоев. Вот тогда и пролегла полоса меж сестрами. Моя - Анна Ивановна и сестра ее Валентина Ивановна разорвали между собой всякие отношения. Отчетливо помню что упоминать бабу Валю в семейном кругу было категорически запрещено, ездить к ней нежелательно, а при малейшем намеке обе вставали на дыбы. Став постарше я тайком проведывал бабу Валю, бочком и краешком пытаясь выведать причину столь долгой вражды. Она каждый раз становилась еще суровей, хмурила брови и обязательно кричала. Ни от одной из сторон так и не удалось выведать кусочек семейного предания, осколка легенды, как поссорились баба Валя и баба Аня и когда их вражда сойдет на нет.

В 1987 году у бабы Вали умерла младшая дочь, Тоня. Я чистосердечно ждал что моя бабушка Аня по такому случаю сменит гнев на скорбь и поедет хотя бы на похороны родной племянницы. Ничего не сменила. И слушать не захотела. Они с дедом о чем-то жарко подискутировали и вынесли решение - никто никуда не поедет.

Через год умер дядя Саша - на этот раз родной племянник бабы Вали. Оба его двоюродных брата приехали, баба Валя - нет. Она тоже осталась при своем мнении и при нерушимости принципов.

Семейную легенду надо бы закончить хоть каким-нибудь хэппи-эндом. Попробую. Они-таки встретились однажды!

А еще припоминаю как баба Валя рассказывала про голод, от первого лица.

"Стоим, мы, значит, возле хаты, видим - идут, двое мужиков. Один повыше, а другой пониже. Из самого Мелитополя шли пешком. Тут - раз - одного не стало видно. Один остался. Но и тот не дошел до нас. Упал и помер, прямо на дороге. Голодающие это были. Шли до нас за едой. Не дошли..."

Так вот, встретились две сестры однажды хмурым февральским днем. Бабушку мою, Анну Ивановну, уже отпели, священник погрузился в машину. А тут как из-под земли баба Валя. С веночком искусственным, сосновым. Брови нахмуренные, губы сжаты в полосочку. Подошла в сестре, постояла молча, молча положила веночек у изножия и молча отошла. Ни слова не проронила - вот какая суровая сестренка у бабушки оказалась. Они не виделись 68 (шестьдесят восемь(!) ребята) лет! Они ни слова друг с другом не перекинулись, они не созванивались ни разу и не переписывались. Они молча, бесконечно долго, многие годы, даже десятилетия, сколько было отпущено, носили в себе свои претензии. Они всю жизнь делили одну святую ненависть на двоих. И настолько велика была их ненависть, настолько глубока и широка, что ее хватало на двоих, ее хватило на всю жизнь и до самой смерти, в следующее столетие перетащили ее. Одна. Кровная. Раз и насовсем. Взаимная. Слепая.

И вот я стою над могилой бабы Вали на кладбище Амур*. Стою и решаю уравнения в уме.

Она вышла замуж в 19 лет, она проскочила мимо голода - это плюс.

Откуда-то пришел тот полицай (у него наверняка были какие-то претензии) и оставил ее тридцатилетнюю с тремя детьми на руках - это минус.

Она выдюжила. Она, хоть и ожесточилась, но вытащила свою жизнь и жизни своих детей. При этом она сохранила надменную королевскую осанку и глубокое пренебрежение к житейским трудностям - пускай это тоже будет плюс. И что убийцу и косвенный источник бесконечных вдовьих тягот все-таки поймали и осудили - безусловный плюс.

Наследник ее владений и древнего сундука с ее сокровищами - Борис - мой дружище. Правда когда-то он настолько глубоко погрузился в какие-то дела с военщиной Южмаша, что так и не создал семьи и не оставил своих наследников. Это минус.

Сестренки Валентина и Анна вошли в семейные легенды (и может даже Книгу Гиннеса) как самые непримиримые противницы, оставив нас всех в недоумении, поставив перед фактом и примером того, до чего может довести семейная вражда между родными по крови людьми. Пусть это тоже останется плюсом.