Всем своим видом она была полностью необыкновенная. Именно таких коллекционировал Франциско Гойя при дворе императора Фердинанда Карла Ну, или другого какого водителя тогдашней маршрутки. У дамы был вид побитой жизнью ... бабы.

Коричневый цвет дубленой кожи, глаза загнанной пиковой при бубновой масти; фигура "все плоское" для наилучшего благоприятствования функционалу...

Короче, про таких не слагают од, про таких не пишут романов, таким не поют серенадов и не упоминают в светских хрониках. О ней не напишет Димедролыч илиЗмеелов, ее не упомянет в завещании Хеля или Аргоша, ее не воспоет Допа или Гала и не кинет в ее сторону камень Хайдер или Феликс. Ведь дама наша полностью битая.

Надо сразу определиться - в том нет ее вины. По общему мнению, король, который ее бьет - сволочь. И козырный валет, который ее бьет - сволочь, и десятка, и шестерка...все. Все кто бьет ее по праву старшинства мастей или родовитости, все кто втаптывает ее в несправедливость нашего мира - сволочи.

А теперь вернемся к облику и содержанию нашей дамы за ЗО.

Эти узловатые руки, этот наспех собранный хвост волос, эта одежда сдержанных тонов, это вечно озабоченное выражение лица, это характерное направление глаз - вниз и внутрь, эта сутулость и понурость плеч. Все это признаки битой дамы. 

Судьбы таких дам и само их существование находятся как-бы под вопросом, как-бы вне общественного дискурса и вдалеке, под толщей гегемонии тотального гламура. С точки зрения господствующих нравов дамы такого пошиба находятся в пассивной оппозиции к законной, козырной масти.

Деятельность битых дам проходит в стороне от скопления людей, в стороне от объективов телекамер, параллельно культурному обмену, поперек канонам красоты и успешности.

Все девочки рождаются примерно одинаково: резкий свет, громкие звуки, наждак сухого воздуха и необходимость дышать атмосферой. Короткий шок, спазм - и вот уже раздался тонкий пронзительный крик. Девочка вышла на арену...

А дальше ... а дальше на этот стебель насаживаются цветочки, бантики, слой лака и пудры, характеризующие ее как будущую даму именно этой масти. В нашем случае все будет трефовым. Но мир! Мир в котором очутилась эта конкретная девочка - бубновый во всех своих проявлениях. И бубновый мир начинает бить трефовую девочку.

Ее красота, ее вибрации и направление вращения, ее осанка, повадки, частота дыхания, ее запах и походка - все не бубновое. Все в ней выступает против господствующего тренда. И вот уже первые бантики срываются порывом ветра, первые цветочки осыпаются вместе с бутонами, первый румянец осушается сухим дыханием повседневности. А потом откуда-то наносится первый удар по стебельку, на котором подвешены все эти украшения. Суровый быт входит в свои права. И дама укладывается в отбой,  ничком, рубашкой вверх достоинством к сукну. Об нее все оттачивают удар.

Но существование битой дамы на этом не прекращается, нет. Она по прежнему жива, по прежнему дышит и по прежнему олицетворяет укоризненную трефу своим существованием пока за столом бушует бубновая жизнь. 

И вот наступает момент, когда трефовая ищет своего козырного. В суете поисков, на волне гормонального всплеска, она находит вместо трефового короля пикового валета. И мир для нее изворачивается наизнанку. Пиковый валет бьет ее как козырный король. Ведь больше ему ничего не остается под палящими лучами именно этой конкретной лучины конкретно этой партии ... . Только бить, только бить наотмашь!..

Оба не стали бубновыми, обоим не засверкал марьяж или козырная масть. Каждый из двух в том виновен пропорционально или невиновен вовсе. 

И вот отнюдь не козырная дама лет ЗО заходит в маршрутку на волне своих повседневных дел. Она мотивирована и нацелена, она индоктринирована и посвящена, она предназначена и заряжена на пару банальных задач: остаться и выжить ... а точнее, прожить еще чуть-чуть.

За нее не цепляется взгляд, она не вызывает интереса, она не является предметом для подражания или объектом креатива. Она вся тусклая из себя, темная и обязывающая, а если вглядеться пристальнее, под нажимом - от нее веет какой-то заразной увечностью несостоявшегося человека чужой касты. В том нет ее вины, так развернулись карты.