Сегодняшний рассказ молодого прозаика рассказывает о беспримерном героизме, проявленном Вовой и его смелыми побратимами при обороне Харькова от вторжения превосходящих сил противника. Подвиг президента Зеленского навеки останется в наших сердцах.

«Мы залегли за лавкой в скверике напротив арки Госпрома. Сквозь арку открывался стратегический обзор на площадь Свободы, с которой должны были наступать русские танки и оступившийся Мураев, жертва британского оговора. Вова (позывной Амбал) приказал брать его живым, потому что с Мураевым всегда можно было договориться.

- Ребята, не Москва ль за нами? — азартно воскликнул Вова, сверкнув очами под каской, которая неоднократно спасала ему жизнь на передовой. В каску для маскировки были воткнуты две крупные ветки, которые он лично откопал из-под снега, и от этого президент был похож на маленького боевого оленя, опасного, как гремучая змея. — Умремте ж под Москвой!

- Щас-щас, мне еще две минуты, — сказал Коля Тищенко (позывной Митбол). Коля надувал резиновый танк.

- Ты чего делаешь, Митбол? — страшно зашипел на него Вова. — Вдруг кто увидит, будет паника, инвесторы разбегутся. Ну-ка сдуй немедленно.

- Плюс, Амбал, — по-военному ответил Митбол, сдул танк и бросил его в мангал, на котором Юзик (позывной Юзик) жарил шашлыки. Над мангалом заклубился черный дым от горящей резины.

- Командир, мой танк горит! — весело закричал Коля в шлемофон. — Выхожу из окружения, есть трехсотые, высылайте вертушки! Паф-паф-паф! Пдржь!

- Тихо ты, Митбол! — шикнул на него Вова. — Если кто-то из местных нас узнает, все тут трехсотыми будем.

- Ой, ну подумаешь, оккупацию Харькова пообещал, чего обижаться-то сразу? — подал голос я, позывной Лысый. — Не pohui ли? Сейчас вон Юзик шашлыков им нажарит, и пусть жрут, а там, глядишь, и девятое мая.

Юзик поднял шампур, с сомнением посмотрел на закопченное мясо, снял с Вовы каску и стал махать ею над мангалом, раздувая угли. Черный дым заволок скверик, на проспекте Независимости столкнулись несколько машин.

- Отдай каску! — рявкнул Вова. — Тут же снайперы кругом!

- Плюс-плюс, Амбал, — по-военному ответил Юзик и нахлобучил на Вову каску задом наперед. Так было даже красивее.

- И мне, Лысый, не pohui, — сурово сказал Вова, повернувшись ко мне вместе с пулеметом, который он до этого чистил, сохраняя спокойствие. — Я бы и Крым русским не отдал, мы бы все там умерли!

- Да, да, Вова, да! — весело закричал Тищенко. — Я бы лично первый на гранате подорвался в кольце врагов! Пдржь! Ну что, суки, взяли?! Работайте, братья!

- Сколько тебе раз говорить, Митбол, не Вова, а Амбал! — сказал Вова, слегка раздосадованный Колиным пафосом. Уж Вова-то знал, что такое война. — Мы же на войне.

- Плюс-плюс, Амбал, — послушно сказал Митбол.

- Я бы лично этих русских в Крыму всех захерачил, — сообщил Юзик бесхитростно. — Сначала бы прыгнул на них бомбочкой с утеса, чтобы от них только мокрое место осталось, а потом передушил, как цыплят, и головы бы поотрывал, и играл бы потом этими головами в баскетбол!

Все выжидающе посмотрели на меня.

- А я... — я замялся, подбирая цензурные выражения, — я бы их всех, блять, пидарасов, сука... Да хули там говорить, блять! На куски!

Все согласно закивали.

- Да, жалко, что мы тогда не знали про Крым, — вздохнул Вова, снял шлем, вытер боевой пот и надел его обратно. — Но ничего, это было в крайний раз, теперь уж мы точно не позволим кому ни попадя. Встанем все в живой ланцюг, как вчера на мосту!

- Плюс! — сказали мы. — Плюс-плюс!

- Вы, кстати, знаете, что, по мнению Путина, я оказался силачом? — прямо, без прикрас, спросил Вова. — Крепким орешком, орехом, который трудно расколоть?

- Он что, колол тебя в орешек? — охнул Тищенко.

Вова посмотрел на него с недоумением.

- Еще чего не хватало, — сказал он. — Пусть бы он только попробовал, я б ему, блять, сука...

- Слышь, Амбал, — осторожно спросил я, будучи биографом, — а правду говорят, что у тебя такие щеки не потому, что ты их на государственных харчах отрастил, а потому, что у тебя там две гранаты на тот случай, если враги возьмут тебя в кольцо?

Вова не ответил. Он порывисто приложил к глазам тепловизор и посмотрел сквозь дым на арку Госпрома.

- Внимание, противник на без пятнадцати двадцать! — воскликнул он. — Вижу двоих, нет, троих! Вооружение легкое! Вперед, в атаку!

- Что, уже без пятнадцати двадцать? — озабоченно переспросил Тищенко. — Штош, пацаны, мне домой пора, резиновая баба сама себя не надует.

С этими словами он ушел.

- Я гражданское лицо, биограф, — сказал я, показывая Вове свою жилетку с надписью „Биограф“. — К сожалению, я не имею права принимать участие в военных действиях. Это Гаага.

- А я занят, я шашлык жарю для харьковчан, — развел руками Юзик. — Люди не должны остаться без шашлыков, скоро девятое мая, Вова, ты же им обещал.

- Тогда я сам! — решительно сказал Вова и рванул с земли пулемет. К сожалению, пулемет оказался слишком тяжелым, а другого оружия у него не было. Тогда героический Амбал выхватил из тактического рюкзака миску холодца и отчаянно бросился с ней на врага.

- Иван, не стреляй! — кричал он на бегу. — Давай лучше холодца поедим! Вкусный!

Я с восхищением следил за ним. Военная хитрость позволила Вове беспрепятственно сблизиться с врагом, дальнейшее же было делом техники. Боевой холодец — страшное оружие в умелых руках.

К сожалению, не добежав до врага несколько шагов, Вова споткнулся и упал лицом в миску.

В этот момент Юзик ушел куда-то за дровами, мангал потух, черный дым развеялся, и враги стали видны как на ладони. Оказалось, что это Гордон, Комаровский и прибившийся к ним после увольнения кинотренер-психонавт Алексей Арестович.

- Пирамидку? — любезно предложил Вове Гордон.

Вова встал, молча взял у него пирамидку и раскурил. Руки его дрожали от благородной ярости.

- Вот ты, Дима, лох, — с удовольствием начал Комаровский.

- Да, я лох. А ты, Женя, лох? — подхватил Гордон.

- И я лох, — радостно согласился Комаровский. — Только я лох дырявый, а ты лох проткнутый. А ты, Арестович, лох?

- И я лох, — кивнул Арестович. — А ты, Вова, лох?

- А я не лох, — с достоинством ответил Вова. — И вообще, зовите меня Амбал.

Город Харьков был спасен.»