Многие годы существовал миф, что нападение Гитлера было для СССР внезапным (вероломным, как его называли во всех учебниках), позже стали говорить, что Сталин прозевал этот стратегический момент. Причем одни убеждают, что это произошло из-за недостатка достоверной информации от разведки, другие - что из-за параноидальных подозрительности и недоверия вождя к разведчикам.
В последние годы, когда стали рассекречиваться архивы, а СМИ активно подключились к "выявлению правды", на сторонников и той, и другой версии причин сталинского просчета стали буквально ворохом сыпаться все новые факты. Впрочем, пока к определенности это не привело.
Теперь одни говорят, что в предвоенные годы советская разведка отличалась невероятной эффективностью и раскрыла чуть ли не все тайны "Третьего рейха". Другие же указывают: хоть донесения со всего мира и шли в Москву килограммами, но ответов на главные вопросы - где, какими силами, и главное, когда нападут гитлеровцы - не содержали.
В преддверии печальной годовщины СМИ собирают аргументы в пользу разных мнений. "Комсомольская правда" публикует первую часть интервью с известным военным историком Арсеном Мартиросяном, много лет находившимся находился на оперативной работе в разведке. Он утверждает, что еще за месяц до войны Сталин уже располагал информацией о том, что в начале 20-х чисел июня произойдет нападение. А за 10 дней в Кремль стала поступать информация, в которой точно указывалось время "Ч" - 22 июня.
Вообще сообщения, в том числе и с указанием различных вариантов плана разгрома советских войск, стали поступать в Москву еще с 1935 года. А с конца 1936 года уже было известно, что в Германии разработан первый вариант плана агрессии, носивший в то время "скромное" название "Восточная кампания", говорит специалист.
По его словам, из архивных материалов следует, что советская разведка в последние 10 дней до начала войны 47 раз абсолютно точно или относительно точно называла дату фашистского вторжения. Именно поэтому Сталин 18 июня 1941 года санкционировал объявление боевой тревоги в войсках прикрытия.
То, что информация о дате не поступила еще раньше, объясняется тем, что верховное командование Германии письменно указало день 22 июня 1941 года как дату нападения только 10 июня того же года. А до этого времени, как, впрочем, вплоть до дня нападения, немцы вели широкомасштабную, прекрасно продуманную, четко скоординированную и неукоснительно претворявшуюся в жизнь даже в различных деталях и нюансах кампанию по дезинформации.
Мартиросян говорит, что одну из важнейших ролей в донесении точной даты до сведения Москвы сыграла разведка пограничных войск и сами пограничники. Погранразведка одной из первых смогла установить начало выдвижения ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции.
Впервые пограничники назвали дату вторжения гитлеровцев 14 июня 1941 года Об этом им сообщили два диверсанта, задержанные на участке 19-й заставы погранотряда НКВД Белорусской ССР. Вторично ту же дату - 22 июня - назвала вторая группа диверсантов, задержанных 18 июня. Еще шесть раз эту информацию подтвердили агенты пограничников, работавшие на той стороне.
В тот период стали активно поступать такие же данные от военных перебежчиков и дружественно настроенных к СССР гражданских лиц, живших по ту сторону границы.
Согласно рассказу военного историка, в середине июня советскую границу в Прибалтике перешел солдат стоявшего в гарнизоне Айдкунен 405-го пехотного полка вермахта, который на допросе показал, что, по словам генерала фон Ленгвица, инспектировавшего их часть, в ближайшие дни произойдет нападение Германии на СССР.
15 июня на участке 4-й комендатуры 93-го Лисковского погранотряда жившие на сопредельной стороне польские женщины выходили на берег пограничной реки и, сложив рупором ладони, кричали советским пограничникам: "Советы, Советы, скоро будет война! Советы, через тыждень (по-польски - неделя) будет война!" Это было зафиксировано сотрудниками разведки погранвойск и доложено по инстанции. Суммарно пограничники назвали дату 22 июня 26 раз.
Всего с 1 по 10 июня пограничники задержали 108 вражеских лазутчиков и диверсантов. Вдвое больше их было задержано и в оставшиеся до нападения одиннадцать дней.
Есть документы, утверждает собеседник издания, в которых говорится, что поздним вечером 21 июня 1941 года советско-германскую границу на участке 4-й комендатуры Владимир-Волынского пограничного отряда перешел ефрейтор (фельдфебель) Альфред Лисков. Он примерно за 7 часов до нападения перешел на советскую сторону и предупредил о грозящей беде.
Это именно тот самый перебежчик, опираясь на данные которого, Жуков якобы сообщил Сталину о неизбежном нападении Германии и якобы тут же потребовал дать директиву о приведении войск западных округов в боевую готовность. Именно поэтому у многих давно сложилось впечатление, что Сталин почти ничего не знал о грядущем нападении, и только благодаря Жукову до него дошло, что война вот-вот грянет, объясняет эксперт.
В мемуарах Жукова описан этот случай с немецким фельдфебелем и дальнейший разговор в кабинете у Сталина. Базируясь на этом, многие упирают на то, что Сталин и в данном случае не собирался верить и чрезмерно осторожничал. Причем все преподносится так, как будто только от немецкого перебежчика высшее советское руководство и узнало о скором нападении. На самом же деле никакого значения информация Лискова тогда уже не имела, заявляет Арсен Мартиросян.
С другой стороны, в материале "Русской службы BBС" ставится под сомнение тезис о том, что советская разведка заваливала Москву информацией о точной дате начала войны.
Чтобы весной 1941 года высказать предположение о скорой войне между Германией и СССР, не требовалось быть гениальным провидцем, говорится в статье. Дипломатические, экспертные и журналистские круги гудели подобными разговорами со ссылками на "хорошо информированные источники".
Советская разведка, конечно, не бездействовала. Но ее сообщения представляли собой либо отрывочные сведения о передислокации отдельных воинских частей, либо пересказ бесед сотрудников резидентур с иностранными дипломатами и корреспондентами и не давали ответов на главные вопросы.
К тому же, согласно данным, доступным через 66 лет после конца войны, СССР никогда не имел в Берлине агента уровня Штирлица, вхожего к Гиммлеру и Борману. Самыми высокопоставленными и осведомленными нелегалами были обер-лейтенант из штаба Геринга Харро Шульце-Бойзен ("Старшина") и референт рейхсминистерства экономики Арвид Харнак ("Корсиканец"). Они передали в Москву немало полезной информации, но к пресловутым "высшим секретам рейха" доступа не имели.
Вопреки легенде, советская разведка не добывала плана "Барбаросса". Он существовал всего в девяти экземплярах, шесть из которых до конца войны хранились в личном сейфе Гитлера, а остальные три в декабре 1940 года были направлены Браухичу, Герингу и Редеру. При этом фюрер особо предупредил "господ главнокомандующих" до поры до времени никаких документов в развитие плана не готовить, а докладывать ему свои предложения устно, говорится в материале.
Авторы подчеркивают при этом, что даже план "Барбаросса" даты начала войны не содержал. Фюрер определился только 30 апреля, но и тогда были возможны варианты: сроки нападения на Польшу и Францию он менял по несколько раз.
18 июня в немецкие войска поступил условный сигнал "Дортмунд", после чего задачи были поставлены командирам до полковых включительно, и в тайну оказались посвящены несколько тысяч человек. Солдатам приказ фюрера зачитали перед строем в 13:00 21 июня. Но и после этого в Москве узнали о предстоящем нападении не от своей агентуры, а от немецких перебежчиков, которых было, по одним данным, двое, по другим - трое.
Что передал в Москву легендарный разведчик Рихард Зорге
Главное место в статье отводится подвигу советского разведчика, немецкого коммуниста Рихарда Зорге ("Рамзай"), который работал корреспондентом берлинских газет в Японии и, согласно легенде, ценой жизни предупредил СССР о предстоящем нападении Германии, к чему в Кремле не прислушались. Знаменитое донесение было отправлено 1 июня 1941 года и выглядит так.
"Ожидание начала германо-советской войны около 15 июня базируется на информации, которую подполковник Шолл привез из Берлина… Шолл заявил, что самый сильный удар будет нанесен левым флангом германской армии…".
Была еще одна шифрограмма, датированная 17 июня, ее содержание также приводится в статье: "Германский курьер сказал военному атташе, что он убежден, что война против СССР задерживается, вероятно, до конца июня. Военный атташе не знает, будет война или нет".
Как видно, Зорге ничего не утверждал со стопроцентной уверенностью, и не называл даты 22 июня, отмечают авторы материала. А главное - не заслуживал большого доверия источник информации, подполковник Шолл, назначенный германским военным атташе в Таиланде, выехавший из Берлина 6 мая и по пути сделавший остановку в Токио.
Шолл просто делился с оторванными от родины соотечественниками последними берлинскими сплетнями, объясняют они. Его прогнозы имели примерно такую же ценность, как умозаключения сегодняшних российских аналитиков о том, кто будет следующим президентом: Медведев или Путин.
Как выдумали льстивый доклад Берии Сталину и как Сталин послал агента "к е... матери"
Что касается тотального недоверия Сталина к разведке, то в литературе имеют широкое хождение два документа, подтверждающих этот тезис. Правда, один из них считают вымыслом.
Первый - докладная записка Берии от 21 июня 1941 года:
"Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня "дезой" о якобы готовящемся нападении на СССР. То же радировал и генерал-майор В.И. Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой генерал утверждает, что три группы армий вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев. Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападет".
Второй документ - резолюция Сталина от 17 июня, адресованная наркому госбезопасности Меркулову:
"Можете послать ваш "источник" из штаба герм. авиации к е… матери. "Это не "источник", а дезинформатор".
В архивах оригинал докладной Берии обнаружить не удалось. По некоторым данным, текст пустил в оборот советский писатель Овидий Горчаков. Документ считают вымышленным от начала до конца из-за стилистических несуразностей.
Во-первых, до 1943 года СССР имел за границей не послов, а полпредов. Во-вторых, Сталин терпеть не мог имен и отчеств, и ко всем, за исключением Молотова и маршала Шапошникова, обращался исключительно по фамилии с прибавлением слова "товарищ". Самого Сталина "дорогим и любимым Иосифом Виссарионовичем" называли за глаза, в речах и статьях, но тысячи адресованных ему документов начинались единообразно: "товарищу Сталину".
В-третьих, от рабочих материалов Сталин требовал краткости и делового тона. Настоящая записка Берии не могла содержать ни топорной лести, ни плоского юмора. Наконец, упоминание должности Тупикова было бы оскорбительным для Сталина, поскольку он обладал феноменальной памятью на имена, а уж кто у него служил военным атташе в Берлине, знал наверняка.
Подлинность второго документа сомнений не вызывает. "Источником в штабе авиации" был Шульце-Бойзен. Посылать такого агента по известному адресу, конечно, не следовало, пишут авторы статьи, но донесение, вызвавшее сталинский гнев, содержало совершенно фантастическое утверждение, будто в первый день войны люфтваффе нанесут удары по находящейся в Карелии электростанции "Свирь-3" и "московским заводам, производящим отдельные части к самолетам, а также авторемонтным мастерским".
Как следовало из хорошо изученной к тому времени практики блицкрига, в первый и последующие дни все силы немецкой авиации концентрировались на ударах по войскам и аэродромам в прифронтовой полосе, а не по второстепенным хозяйственным объектам в глубоком тылу.
Планы Гитлера пытались вычислить, буквально считая баранов
Накануне войны случилась еще одна история, которую, как рассказывают, по сей день изучают во всех разведшколах мира. То ли начальник ГРУ Филипп Голиков, то ли его подчиненные придумали безупречный, по их мнению, критерий, позволявший судить о намерениях Германии.
Они рассудили, что подготовка к войне против холодной России обязательно должна включать массовый забой овец для пошива полушубков, что в условиях рыночной экономики должно было обвалить цены на баранину.
Советская агентура по всей Европе получила задание отслеживать эти цены, а поскольку они оставались стабильными, был сделан вывод: в 1941 году нападения не случится.
Разгадка крылась все в той же запредельной самонадеянности Гитлера. Как показал плененный под Сталинградом Фридрих Паулюс, в канун войны генерал-квартирмейстер германского генштаба и главный разработчик "Барбароссы", фюрер заявил ему: "Никакой зимней кампании не будет. Я категорически запрещаю говорить мне о зимней кампании".
Подводя итог, "Русская служба BBC" указывает: "Историки по-разному объясняют военную катастрофу лета 1941 года, но уж точно не в материально-технической стороне следует искать причину. Опубликованные данные опровергают мифы об "истории, которая отпустила нам мало времени", "подавляющем превосходстве противника" и "одной винтовке на троих".
Даже Гитлер, обычно не склонный к самокритике, в разговоре с Гудерианом осенью 1941 года заявил: "Если бы я знал, что у русских действительно имеется такое количество танков, я бы, пожалуй, не начинал эту войну".
Сталин же руководствовался обычной логикой военного планирования, имеющей дело с количеством дивизий, килотоннами боеприпасов, километрами фронта и миллиметрами брони. Мысль о том, что Гитлер, одержимый идеей расовой неполноценности славян, вообще не считает его армию серьезным противником и намеревается разгромить ее за три месяца, вряд ли могла прийти ему в голову.
Секретные депеши британского посла: СССР понимал, что война неизбежна, и готовился к ней
В свою очередь Служба внешней разведки (СВР) России в преддверии 70-й годовщины начала Великой Отечественной войны рассекретила еще ряд документов, поступавших в Кремль в 1938-1941 годах. Среди них есть анализ внешней политики Москвы в предвоенные годы, подготовленный 27 сентября 1941 послом Великобритании в СССР Стаффордом Криппсом в разгар наступления германских войск, сообщил во вторник "Интерфаксу" руководитель пресс-бюро СВР Сергей Иванов.
Уже через две недели после отправки документ Крипса оказался на столе у Сталина, на что посол рассчитывал меньше всего, рассказал Иванов. В опубликованных выдержках из телеграммы говорится: "Нет никакого сомнения, что непосредственной причиной подписания пакта (Молотова-Риббентропа) являлось, как это неоднократное заявляли советские лидеры, их желание остаться вне войны".
"По-моему мнению, советские руководители никогда не рассматривали пакт как что-то большее, чем временное средство, - писал британский дипломат. - Я убежден, что они постоянно считались с эвентуальной возможностью войны, по меньшей мере, как с серьезной вероятностью, если не с неизбежностью".
"Это подтверждается всеми их действиями за время между подписанием пакта и фактическим началом советско-германской войны. В этот период они не только делали все, что могли для укрепления своих границ, но и приступили к проведению программы вооружения, совместимой только с подготовкой к войне", - отмечается в дипломатической депеше.
По словам посла, советские лидеры "были полны решимости использовать любую возможность, пока еще имелось время, для укрепления своей обороны". "Как часть этой политики, они решили, не обращая никакого внимания на соседние малые государства, оккупировать все такие территории, какие было только возможно, для укрепления своих стратегических позиций на случай войны с Германией", - писал дипломат.
"Первый шаг в этом направлении был предпринят в середине сентября 1939 года, когда они вступили в Польшу сразу же после того, как выяснилось, что альтернативой к их вступлению может быть только полная оккупация немцами этой страны", - подчеркивал посол.
"Несомненно, что Советское правительство крайне осторожно все это время пыталось держаться вне войны но, в конце концов, так же, как и другие страны, убедилось, что односторонняя решимость быть вне войны бесполезна, если другая антагонистическая страна намерена воевать. Однако СССР сделал то, что другие страны не смогли сделать, а именно - использовало время, выигранное "умиротворением" для усиления своей силы сопротивления", - говорилось в телеграмме.
"С момента поражения Франции, Советское правительство имело год для усиления своей силы сопротивления и, нет сомнения, что оно хорошо использовало это время. Результаты происходящих сейчас сражений подтверждают это", - отметил посол.
Как предположил глава пресс-бюро СВР, "современным историкам небезынтересно будет узнать, почему в Лондоне с пониманием относились к тем шагам советского руководства, которые сегодня, спустя 70 лет, вызывают возмущения в некоторых европейских внешнеполитических институтах".
