А.Шницлер "Слепой Джеронимо и его брат", новелла (отрывок 1)
- 14.07.09, 22:49
Спепой Джеронимо поднялся со скамьи, взял гитару, что кстати покоилась на столе рядом с рюмками. Калека, издали услыхав шум приближающегося обоза, побрёл испытанным путём к отворённой двери и спустился шаткими деревянными ступенями в крытый двор. Следом вышел брат. Вместе они примостились у крыльца спинами к стене ,терзаемой промозглым ветром, который ворвался в распах двери и трепал нечистый, мокрый пол.
Все экипажи ,направляющиеся в Штильфзерйох, проезжали под угрюмой аркой, не иначе. На пути отсюда, из Италии, в Тироль здесь была последняя стоянка. Она не располагала к долгому отдыху. Отсюда меж лысых пригорков терялась видимость дороги. Слепому итальянцу с братом на постоялом жилось в относительно тёплое время года как дома.
Почта въехала первой, за ней потянулись остальные экипажи. Большинство пассажиров остались сидеть закутанные в пледы и накидки, немногие вышли чтоб, пошатываясь, прогуляться у распахнутых ворот. Ветер свирепел, зацокал студёный дождь. За чередой погожих дней вдруг явилась ранняя осень.
Подыгрывая на гитаре, слепой запел не в ноту, как всегда когда бывал в подпитии, пуская петуха. Калека изредка вскидывал ,с выражением отчаянной мольбы, голову. Но его лицо в чёрной поросли и посиневшие губы не выражали ничего. Старший брат, почти не шелохнувшись, стоял рядом. Когда в его шляпу бросали монету, он кивал, благодарствуя, и мигал быстрым ,бесноватым взглядом, который сразу гас, когда Карло быстро, почти испуганно отворачивался чтобы слепо уткнуться в пустоту. Будто стыдились зрячие глаза свету, которым не в силах наделить невидящие глазницы.
"Вынеси мне вина,"- попросил Дженонимо- и Карло пошёл, покорно как всегда. Когда он взбирался лестницей, Джеронимо снова запел. Прервавшись было, он оценил происходящее поблизости. Слепой учуял два молодых шёпота: женский и мужской. Он стал припоминать, сколько раз эти двое проехались туда-сюда, ведь в темноте, шорохах и запахах казалось ему временами что одни и те же люди путешествуют по Йоху то с севера на юг, то с юга на север. И эту пару знал он уже давно.
Карло вынес Джеронимо бутылку вина. Махнув ею молодой паре, тот добавил: "За ваше здоровье, господа мои хорошие". "Благодарю,"- ответил молодой человек., а дама увлекла его прочь: сплепой был ей несимпатичен.
Вот вкатил экипаж с довольно шумной компанией: отец, мать, трое детей и бонна.
"Немецкая семья,"- тихо молвил Джеронимо Карлу.
Отец вручил по грошику деткам,- каждый бросил свой в шляпу нищего. Джеронимо трижды поклонился. Старший с опасливой жалостью смотрел ему в лицо. Карло наблюдал мальчиков. Он ,всякий раз глядя на детей ,припоминал, сколько лет было Джеронимо когда случилось несчастье- он ослеп. Да, он ещё помнил тот двадцатилетней давности день как сегодняшний, отчётливо в подробностях. Доселе звенел в его ушах детский крик присевшего от нестерпимой боли на корточки Джеронимо, наяву виделась сохнущая в играющих лучах свежевыбеленная садовая изгородь, раздавался воскресный бой церковного колокола вторивший воплю. Карло, как обычно, плевал косточками в ясень росший у изгороди и ,услыхав крик, подумал было, что ранил младшего брата, который только что пробежался тут. Он выпустил из рук трубку, выпрыгнул в окно в сад и ринулся к младшему брату, лежавшему лицом на траве. По правой щеке на шею стекала кровь. В ту же минуту вернулся с поля домой отец, вошёл через садовую калитку, и вот упали они на колени, не в силах помочь младшему. Соседи пришли спешно, - только старому Ванетти удалось отровать детские руки от личика. Затем пришёл кузнец ,у которого в ту пору Карло ученичествовал, тот был немного сведущ в лечении, -и тот сразу распознал, что правое око пропало. Доктор, явившийся вечером из Поскьяво, ничем не смог помочь. Он даже отмелил ранение оставшегося глаза. И не ошибся. Через год мир для Джеронимо поглотила тьма. Вначале бедному пробовали втолковать, что тот позже сможет выздороветь,- и он, казалось, верил. Карло, знавший правду, блуждал не разбирая дороги по виноградникам и рощам дни и ночи напролёт, был уже близок к самоубийству. Но милостивый Господь, которому тот открылся, милостиво просветил мальчика. Онтыне долг его был посвятить себя увечному брату. Карло осенило. Несказанное милосердие овладело им. Только гладя брата по головке, целуя его. рассказывая ему истории, гуляя с ним у дома и по непахотным долам, утолял Карло боль свою. Он сражу же прервал уроки у кузнеца ,ведь не мог бросить ослепшего, и никак не решался возобновить занятия, хоть отец сердился и настаивал на том. Однажды Карло заметил, что брат совсем перестал говорить об увечьи,- знать, смирился с тем, что неба, ни холмов, ни улиц, ни людей, ни бела света не увидит больше. Пуще прежнего распечалился Карло, сколь не убеждал себя, мол не виновен он в случившемся несчастье. И, бывало, по утрам ,когда засматривался он на пока спящего братца, охватывал его страх увидеть блуждающим по саду лишь ради солнечного света недоступного слепому навсегда. Тогда и решил Карло, выделявшегося приятным голосом, выучить. Школьный учитель из Тола приходил по воскресеньям с уроками игры на гитаре. Тогда ещё не подозревал слепой, что ремесло это станет делом его жизни.
Одним печальным летним днём горе навсегда утвердилось в доме старого Лагарди. Тот что ни год занимал у родственника небольшую сумму на семена для следующего посева и когда, в душном августе это стряслось, в чистом поле от удара обмяк вдовец и помер, не оставил он ничего сыновьям кроме долгов. Усадебка ушла с молотка,- братья, бездомные и бедные, покинули село.
Карло в ту пору было двадцать, Джеронимо- пятнадцать лет от роду. Вначале Карло подумывал было какую-то службу приискать чтоб прокормиться купно с братом, но это никак ему не удавалось. Да и Джеронимо покоя не знал, желал странствовать.
Двадцать годов уж ходили двое дорогами и тропами Северной Италии и Южного Тироля, всегда там, где тёк погуще поток пассажиров.
А Карло спустя столько лет уже не мучился горько внимая всякому солнечному лучу, каждому милому горному виду,-
осталось на душе одно гложущее сострадание к брату, постоянное и неразличимое от боя сердечного и дыхания. Ещё Карло был доволен когда Джеронимо напивался.
Экипаж с немецкой семьёй укатил прочь. Карло присел на облювованую им нижнюю ступеньку, Джеронимо же остался у стены,- он , опустив руки, вскинул голову.
Мария, служанка, выглянула из буфета.
"Много выслужили сегодня?"- крикнула она нищим.
Карло вовсе не обернулся. Слепой , согнувшись, отыскал бутылку, махнул ею и выпил за Марию. Он, бывало вечерами, сиживал подле неё и знал же, что та красива.
Карло выглянул на дорогу. Ветер гудел, дождь трещал так, что заглушал стук приближающегося экипажа. Карло встал чтоб занять место рядом с братом.
Джеронимо запевал даже ради единственного в приезжем экипаже гостя. Кучер спешно выпряг лощадей, затем поспешил наверх, в буфет. Проезжий недолго оставался в своём углу, плотно укутанный в серый дождевик, казалось, совсем не слыша пения. Затем он метнулся из-под полога и крайне спешно, не слишком удаляясь от экипажа, побелаг кругом потирая ради сугреву руки. Наконец, он будто заметил нищих. Остановился напротив тех и долго, будто оценивающе, подивился. Карло легонько поклонился как бы в знак привета. Проезжий оказался очень молодым безбородым мужчиной красивым с лица, быстрооким. Постояв немало напротив нищих, поспешил он к воротам, торопя отъезд, и всё удручённо покачивал головой вглядываясь в туманившую стену дождя.
"Ну?"- спросил Джеронимо.
"Пока ничего,- отозвался Карло,- Пожалуй, он подаст перед самым отъездом."
Проезжий вернулся, стал у дышла. Слепой запел. Молодой человек, внезапно заинтересовавшись, прислушался. Вышел работник, стал запрягать свежих лошадей. И наконец, как бы внезапно просветлев, выхватил молодой мужчина кошель и дал франк Карло.
"О, благодарю, благодарю,"- отозвался тот.
продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
!:)
!:)
