* * * * *,................................................................................................. !:)

(Мужчина удаляется)
Клаудио:
Ну хорошо, "меняя роли"...
(Постепенно приходит в себя)
Он вышел как плохой комедиант:
филиппику озвучил- удалился,
глухой статист, подобный нам, живущим,
бесчувственным к своим же голосам,
тем более- к укорам ближних.
Я сценою, что "жизнь" зовётся, шёл,
случаен, слаб и попросту бездарен?
К чему? И почему, о Смерть,
урок житься мне преподала  т ы,
наполовину воскресив уме`рших,
не фальшью привидения пугая?
Зачем по-рабски кланяемся мы
непостижимо-горним идеалам:
чтоб свергли их последние громы
к досаде нашей, до кончины малым?
Зачем молчит в незрелых душах скрипка,
а с ней- запретный Духовмиръ
что сена сноп нектаром испревает?
Приблизь меня. Тебе одной внимая,
пустое забываю воскресая.
Судьба мне: торопясь, поспеть;
жизнь умерла`- живу тобою, Смерть!
И почему, коли двоих не знаю,
ту- Жизнью, эту- Смертью называю? 
Ты в час единый истину сгустила,
которой обесценила житьё.
Мне призраки мину`вшего неми`лы:
за гранью- неподдельное твоё.
(задумывается на мгновенье)
...Быть может, это судорога мозга,
агония пульсирует в крови.
А всё же я прозрел не слишком поздно:
рожденьем, Смерть, визит свой назови.
Мой разум переполнен до поры:
уж час гноится жизненный нарыв.
Стекай долой, воспоминаний гной:
я остаюсь по-прежнему собой...
Избыток чувств едва ли сну полезен,
что кличут "жизнью". Бодр и зелен,
рассвет я встретил, чёрный, гробовой...
(Клаудио падает замертво к стопам Смерти)
Смерть:
Сколь удивительны созданья эти!
не погашая векселя, поэты,
неписаное мелят битый час,
ища в карманах медные монеты:
манжеты- рвань, на запонке- алмаз.
(Смерть уходит в дверь ,что ведёт на балкон. В комнате воцаряется тишина. Из окна видать, как Смерть, наигрывая смычком, удаляется, а за ней- Мать, Девушка и, очень близок к ним, преобразившийся Клаудио)

Занавес

перевод с немецкого Терждимана Кырымлы

* * * * *,.................................................................................................. !:)

Мужчина:
Ты жив ещё, насмешливый повеса?
Горация почитываешь всё
да радуешься жизни безмятежно?
Меня приблизил умными словами
к себе: похоже, нам обоим
одно и то же возбуждало дух...
Я распалил в тебе, говаривал, призванье
давно дремавшее. Так иногда
ночная буря молвит о далёком...
О да, ты- арфа чу`дная , а я -
тобой любимый ветерок,
на неименьем прочих. Мы дружны`
были` довольно долго. Ах, дружны`?
Точнее, вместе ночи напролёт
мы проводили споря; круг знакомств
наш общим был; с одною дамой
мы развлекались болтовнёй. Делили
дом, паланкин, собак и бич
раб с господином. Правда, одного
дом радовал, другому- был темницей,
тому, чьи плечи поручни кромсали,
тому, кто смирно ждал ,пока хозяин
собак выгуливал в саду своём!...
Незрелые плоды души моей несмелой,
жемчужины, ты отнимал, играя,
ты, ветреный и влюбчивый, забывчив.
Я ж ,стиснув зубы, укрывал в душе
все притязания, а ты без страху
шедрот отведал понемногу. Оговор,
что ме`льком брошен был- палач мой.
Нам баба перешла дорогу. Что меня,
сводило лихорадкой, разбудив
и до предела обнажая чувства,
к предмету обожанья устремляя:
он, сладостно маня, блистал,
тоску внушая мне, тот огонёк
трепещущий в ночной пустыне... мой порыв!
ты же видал меня во страсти,
сам возбуждаясь оттого! "Я прежде,
столь же чувствителен, дразни`м был
высокомерьем де`вичьим," -не ты ль
позднее сам признался мне? "Дразни`м"!
Я ж полюбил душой, утратил разум!
И ,наигравшись достыта, ты мне
марионетку бросил. Вот тогда
твоё обличье скучное явилось-
пропали чары дивные- повадки
безумные твои, власа
висящие что пакля; там, из-под маски-
презренное Ничто, трюкачества разврат,
привязанность мою похерив мигом.
За это ненави`дим мною ты,
за то, что соблазнён тобою.
...................Я призван Роком был,
тем, что привёл меня к Крушенью,
меня, чьи устремленья, воля
от ядовитой близости твоей
не умерли ещё тогда...Да, Рок мой
к высокому меня влачил,
Он- в жесте неизвестного убийцы,
которым, брошен в сточную канаву,
я понемногу разлагался ради тех
высоких идеалов, что тебе
вовеки недоступны. Трижды
благословенней я тебя, актёр,
утративший себя меняя роли.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

* * * * *,................................................................................................ !:)

(Смерть, дабы заглушить рыдания Клаудио, наигрывает старую народную балладу Медленно входит Молодая девица. Она одета в обычное ,в крупных цветах, платье, туфельки с оплетающими щиколотки завязками, шарфик. Простоволоса)

Молодая девица:
Сколь мило кончилось... а ты не вспоминаешь?
Нет, всё-таки ты причинил мне боль,
такую боль...Она затмила всё?
Столь мало дней мне выпало достойных,
и те сошли как предрассветный сон!
Цветы еа подоконнике, мои
цветочки... тумбочка, она
такая шаткая. Вот шкаф,
я в нём твои хранила письма с тем,
что ты дарил мне иногда... всё это-
не смейся надо мной- так было мило:
всё молвило мне алыми устами,
любя`щими да влажными! Тогда
мы сумерничали у окна.
Был летний душный вечер!
...ах, ливень, этот аромат цветов!
Всё в прошлом, умерло, хотя
тогда кипело жизненною силой! А труп любви
взаимной- в ящичке, в гробу.
Роман наш был красив, ведь  т ы  его
украсил: виноват лишь ты,- и в том,
что оборвал меня как девочку. Играла.
Прочь отшвырнул что куклу-надоеду.
Увял венок мой. Боже, чем
я удержать тебя могла? Да, нечем.
(Короткая пауза)
Мне захотелось умереть когда
прочла последнее письмо, лихое.
Нет ,не затем, чтоб огорчить тебя,
ручаюсь, ты ведь слышишь. Мне тогда
желалось весточку оставить на прощанье,
без жалоб, вороха упрёков, гнева
неистового,- лишь затем,
чтоб ты меня, любовь мою припомнив,
вспалкнул слегка, что поздно,
а горю не помочь слезами.
Я не оставила записки. Нет. Зачем?
Откуда знать мне, сколько в тво`ём сердце
то занимало, что меня, бедняжку,
сводило лихорадочным румянцем,
да так, что ясный день казался сном.
Неверность плачем не оборотишь-
что умерло, веленьем не воскреснет.
Измена не казнит: лишь много позже,
когда тоска примучила меня,
пришлось улечься мне, да с тем и умереть.
Ещё молилась я, чтоб в смертный час
твой оказаться мне у одра.
Нет, не затем, чтоб укорить,
не мстительницей злобы ради,-
п р и п о м н и т ь   вместе тот заветный миг,
когда испив вдовоём вина, бокалы
на счастье "горько" мы  б ы  отшвырнули прочь.
Предсмертная венчальная услада,
она легка, невинна, да.
(Молодая девица удаляется. Клаудио, присев, заслоняет лицо своё распростёртыми ладонями. Сразу же входит Мужчина, похоже, ровесник Клаудио, одет в дорожный, пропыленный плащ. Слева из груди торчит деревянная рукоять ножа. Мужчина, обратившись к Клаудио ,замирает посреди покоя.)

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

* * * * *,................................................................................................... !:)

Клаудио:
Цветы, оборванные в мае
снесла холодная река-
я счастья юного не знаю:
осталась в памяти тоска.
Я за житейскою решёткой,
пугаясь чуда, тосковал,
искал взлететь над миром звонко-
мой дух ограды не взорвал.
Побег не вышел... Взаперти
я, сам себя не разумея,
вотще пытался укротить
отмеренной судьбою клетью.
Закатом с толку сбит, запутан,
рассудком сумрачен и мутен,
едва страдая робким сердцем,
не ставя многого на кон,
я не горел, но разве грелся
не ведая огнистых волн.
Я на пути не встретил Бога:
неблагодатная моя дорога.
Смерть:
Почто необретённым дорожишь
сполна изведав з е м л я н у ю  жизнь?
В твоём нутре созрел делец-помощник,
который этот хаос мертвечины
собрав, опишет и оценит точно,
найдёт калитку в сад твоей кручины-
и соберёт обрыдлый урожай:
дрожи, листок, а гостя уважай.
Повелевая или пресмыкаясь,
умом стелясь в укор сердечной муке,
во снах рыдая, у распятий каясь,
сопя от страсти впитывая туки...
все, созревая, валятся мне в руки.
Клаудио:
Всё ж я не зрел, оставь меня.
Уже претит мне глупость оправданий.
В земной юдоли серая тоска-
хозяйка мне, наставница исканий.
Твоим явленьем с столку сбит, напуган,
я с чувством побреду обычным кругом.
Познав вечор твой натиск беспардонный,
я сердце прикипел к своим подонкам!
О, ты поверь: отныне мне иные-
не куклы да безликий скот,
но- милые, душевные, родные:
меня всяк ближний к общности зовёт.
Я научусь привязанности той, что
всему есть мера... Меж добром и злом,
стёснён обетом, ринусь напролом
отведать жизни небывало сочной.
Я повстречаю близких на дороге,
возьму что любо, возмещу своим,
чем обрету попутчиков в итоге...
(Видя недовольную мину Смерти, продолжает , всё сильнее пугаясь)
Вглядись, поверь: я, сильно изменившись,
не отлюбив, вернулся на своя...
Доселе, в торга суть не углубившись,
приберегал свой главный козырь я!
Смотри, вот здесь- былая переписка...
(Выдвинув ящик письменного стола, достаёт беспорядочную связку старых писем)
... Из клятв, любезностей, да плача...
Зачем я, пресмыкаясь низко,
себе сберёг ,от потрясений пряча?
(Швыряет пакет под ноги: из одного конверта вываливается письмо)
Тут спит любовь остывшая. В ответ
я, приземляясь или воспаряя,
позоря словом верности завет,
гордец, искал в своём тылу укра`ин,
к надёжному стремясь, отвергнул страсть,
боль, счастье, ненависть и власть!
Смерть:
Глупец! Тебя, дурак, я научу
жизнь почитать свою хоть малость,
которой крохотка осталась.
Замри, умолкни и внимай:
твои любимые сосуды
земное полнит, не рассудок
пустой кипеньем через край.
(Смерть своим смычком издаёт ещё пару одинаковых нот, затем останавливается у двери в спальню, что в глубине сцены справа. Клаудио- в полумраке, у двери слева. Из правой двери является Мать. Она не слишком стара. Одета в долгое чёрное бархатное платье, чёрного бархата чепец с белым кружевом, обрамляющим лицо. В тонких пальцах задата сумочка с вязальными принадлежностями. Мать безмолвно и медленно обходит покой)
Мать:
Вдыхаю сладостную боль
уюта. Горькая лаванда
меня с минувшим бытом ладит,
мою столь немужскую роль,
заботы, хлопоты, мой долг
и мимолётные отрады
вернула обозренья ради...
(У ларя)
Углы по-прежнему остры?
Висок разбил он прежде было
о край железный, сын мой милый
играя до своей поры...
Здесь я ждала его шагов
в ночи у входа замирая:
отбило два ,затем и три-
до смутной утренней зари,
у этого оконца с краю.
Сколь часто... Он того не знал.
А дни, как ночи не бывало,
я одиноко коротала
взбивая дюжину перин,
ухаживая за цветами.
День отгорал не дав уму
полезной пищи. Колесом
вертелись робкие догадки
да снов тягучие облатки,
которым вечно с материнством
дано в соседстве породнииться
дабы с неведомым мирским
улечься ниткой в гобелене.
А впрочем, мне не суждено,
вдохнув щемяще горький дух
оставленного очага, врнуться.
Я ухожу, я на минутку...
Клаудио:
О, матушка!
Смерть:
Молчи.
Тебе не воротить её.
Клаудио:
Ах, матушка, останься!
Позволь дрожащими устами,
что тонко сомкнуты в гордыне,
к тебе прильнуть. Я на колени стал бы
перед тобой... Припомнила о сыне!
Зови её! Держи! она не смеет:
ты убедилась в том, Ужасная,
её прину`див удалиться?!
Смерть:
Что не твоё, не трожь. Проститься
с былым  с в о и м  оказия тебе.
Клаудио:
Своё былое?...Сухо! Нет и нет!
Вот, если б корешки моей души
тянулись к ней, давно мне давшей жизнь,
божественный дарящей свет,
меня вздымали с наслажденьем ввысь,
дразня и радуя............Увы!

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

* * * * *,.................................................................................................. !:)

(Клаудио недолго, задумчив, прохаживается покоем. За сценой ,сначала издали, затем всё приближаясь, тоскливо и проникновенно наигрывает скрипка...Уже- горомка, как если бы скрипач  оказался тут же за стеной)
Клаудио:
Музы`ка там?
... о сокровенном говорит мне!
Безумие в рассудок проникает?
Сдаётся, человеческая скрипка
столь задушевно не играет...
(Уйдя вправо, останавливается, замерев)
Желанной дрожью пробираем,
утраты горечь ощутив,
я у обрыва замираю
надеясь ветхий скарб спасти-
и будто жизнь моя лихая
вся впереди, озарена:
унесена` листва сухая,
а зелень юности полна;
как будто матушка воскресла,
невеста милая жива;
по волнам синим плещут весла:
я, гость благой, любим и зван,
ребёнок- вновь, я с зайчиком играю,
парю в лугах среди цветов и птиц.
Не знают чувства свежие границ
пределы и запреты оминая!
Приходит время юношеских странствий
помалу открывая взрослый мир,
такой чужой, ликующий и страстный,
доступный хватке, сметкою творим!
Я ощутил бегущий в корках сердца
поток любви, питающий живых:
он исцелил юрода-страстотерпца,
сухую душу кровью окормил.
Музы`ка, грянь хатя бы на мгновенье,
владей, волнуясь, фибрами души-
пусть жизнь моя покажется везеньем-
времён стремину вспять заворожи.
Прожги насквозь меня горячим пеньем,
нарост невзгод былых развороши!
Свалить бы с плеч ненужный хлам сознанья,
побыть хоть миг без разума вериг:
верти, владей душою, созерцанье,
играй, дитя, из глубины твори.
Лечу домой, к себе, на крыльях звонких,
познав едва мне ве`домую жизнь,
её столь многозначимые формы,
что ранят насмерть,- тем и хороши.
(Музыка почти внезапно замолкает)
Умолкла та, что душу отворила
и увлекла в небесное горнило,
приблизила мой образ к Богу,
вела меня глубинною дорогой!
Кто сказку скрипкой рассказал,
тот заслужил медяк мой в шляпу,
вечерний нищий музыкант...
(У окна, что справа)
Тут нет его. Как странно...
Да где он? Посмотрю в другое...
(Идёт к окну, что слева. Когда минует дверь на балкон,  незаметно отодвинув в сторону занавес, является Смерть: смычок в руке, скрипка на тесёмке висит спереди. Смерть спокойно взирает на отшатнувшегося прочь Клаудио)
Клаудио:
Меня пленил неизъяснимый страх.
Твоя игра столь милою казалась...
А этот спазм, меня связавший...жалость!
На шее вервь. Убор твой -стыд и срам...
Уйди отсюда, Смерть! Чего желаешь?!
Напуган, я не в силах заорать.
(Приседает на корточки)
Не покидай меня, остаток жизни горькой!
Смерть, уходи, непрошеная гостья!
Смерть:
Вставай! Отринь постыдный страх.
Я не скелет, вглядись ты:
из хмеля Дионисова да пены Афродиты
Души Богиня- вот  к т о  этот прах! 
Когда в усталый летний полдень
с поникшей ветки вдруг срывался лист,
ты ощущал отверсту мою полость,
что сонный плод во зрелости мани`т.
Когда тебя переполняли чувства,
и сердце лучик счастья настигал,
бедой горчило трепетное чудо,
ты, увлёчён видением на бал,
считая мир своим уделом,
ущерба сил не замечал,
явилась Я из недр душевных
сильна и свя`та в совершенстве.
Клаудио:
Довольно! Здравствуй, коль явилась.
(Мимолётная пауза)
Зачем пришла, скажи на милость?
Смерть:
Я не из тех: меня мечта не носит.
Клаудио:
Что до меня, то листопаду- о с е н ь!
Заметь: допрежде плод падёт,
он до`пьяна пресытится нектаром.
Я не отжил своё. . .идёт?
Смерть:
Незрелый плод не хватки ветра ждёт!

(продолжение следует)

Перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

* * * * *,.................................................................................................. !:)

(У Распятия)
К Твоим стопам слоновой кости, знаю,
огню присягу истую кладут
ревнители, ища благих дерзаний,
преображенья собственного ждут.
Пожар сердец прохладе уступает-
приходят страх, стыдоба, покаянье.
(Отворив крышку ларя, склоняется над ним)
К вам, кубки хладные, уста
тщеславные блаженно никли.
Ваш звон ,узоров чистота
сердца пирующих будили:
как чарам вашим мне отдаться
в полон ваш чудный без остатка?
Ты, деревянная резная
доска богатая, желая
жаб, ангелов, орлов и фавнов,
павлинов дивных стародавних
твоих душой объять тоскливой,
отдаться образов приливу,
что рыба в невод я стремился!
Увы, впустую в волнах бился!
всё постигая маски ваши,
не души-зёрна, те, что краше.
Вы всё, что ждал я, заслонили,
меня, страдальца, закружили
оравой буйной гарпий мстящих
влекущих вдаль ненастоящим...
Я так с искусом породнился,
что Солнце видел через бельмы,
почти оглох, а жизнь сверстать стремился
из завитушёк клятв малопонятных,
полуосознанных,едва душе приятных,
без жертв, потерь, находок и добычи,
что книгу, смысл которой закавычен,
наполовину понят по прочтеньи,
чтоб явь искусству клянялась с почтеньем-
и все-то мои горести да страсти
готов мазками в раму века класть я,
в картину бутафорской доли
заёмным светом холст украсив голый.
Вот так, любя и бе`с толку страдая,
я в полусне был призраками битый,
рассвета долгожданного не чая,
вне естества в пустом капризе скрытый.   
Я обернулся- и всмотрелся в жизнь:
в ней непоседливость- помеха бегуну,
а твердолобость драки не решит,
бесчестных в рог хулой не гнут,
а праведнику выигрыш не светит,.
бессмыслице отвествует бедлам,
кошмары снов коснеют за порогом,
а Счастье- всё: урок, волна и ветер!
Так, умудрён и глуп, в разладе с Богом,
заверчен временем и неприметен,
я скоротал в каморке цельну жизнь.
Совета у сограждан не просивший,
я находил себя совсем не лишним.
(Вошедший Камердинер ставит на стол блюдо вишен, затем намеревается затворить дверь на балкон)
Клаудио:
Оставь. Иль ты напуган кем?
Камердинер:
Ах, мне не поверит ваша честь...(полушёпотом в сторону)
Они пришли сыграть тебе вечерню...
Клаудио:
Кто там?
Камердинер:
Пока я ем, я глух и нем...
Там сущий сброд созданий неприятных.
Клаудио:
Ах, попрошайки?
Камердинер:
Да...
Клаудио:
Тогда ты притвори
садовые воро`та- и ложись,
оставь меня в покое, умоляю.
Камердинер:
Ах, дело в том, что я, напуган,
ворота  п р и т в о р и л ,  н о  т е...
Клаудио:
Что "т е "?
Камердинер:
У Ж Е   в   с а д у   с и д е л и. На скамейке
близ Аполлона из песчаника. Их двое-
в тени, у самого пруда. Один
на Сфинкс верхом забрался, сам невиден
под кроной тисовой.
Клаудио:
Всё мужичьё?

Камердинер:
Лишь двое... женщина, одна,
не нищенка, одета старомодно.
Они похожи на лубочных чудаков,
сидят молчком и ,бельмами уставясь,
не замечают никого живого.
То не`люди. Пусть господин
меня не посылает к ним,
я не пойду к ним ни за что на свете.
Коль Господу угодно, этот сброд
исчезнет по`утру. Вот мой совет вам:
позвольте мне засовы затворить, а ров
водой наполнить. Я таких людей
допрежде не видал, глаза их
нечеловеческие.
Клаудио: Твори что знаешь,и- покойной ночи.
 

(продолжение следует)
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

* * * * *,................................................................................................ !:)

Действующие лица:
Смерть;
Клаудио, дворянин;
его Камердинер;
Мертвецы: Мать Клаудио; его Возлюбленная; Друг его юности.

Действие происходит в доме Клаудио. Костюмы 20-годов предыдущего (ХIХ-прим.перев.) столентия.
Студия Клаудио обставлена в стиле амипир. В глубине, справа и слева- большие окна, окно посредине выходит на балкон, откуда  спускается лестница в сад. Справа и слева- одностворчатые лёгкие двери: справа, она укрыта зелёной сборчатой занавесью,- в спальню. У окна слева- письменный стол, при нём- кресло. У стены справа - готический, потемневший резной ларь, над ним- средневековые музыкальные инструменты. Почти чёрная от древности картина некоего итальянского мастера -на стене, задрапированной насветло, почти белой, с позолотой и лепнинами.

Клаудио (одиноко смотрит в окно; закат)
Последние холмы уже горят
окутаны эмалевым сияньем.
В златой кайме небесный алебастр
долину тенью хмурой укрывает.
Так рисовали прежде мастера
обла`чное подножие Мадонны.
Оплыла тьмой далёкая гора;
луга уснули в голубой истоме.
Закатный луч с вершиной отыграл,
вонзился в дол- и, обессилев, помер.
Тоскующему, мне, о сколь близки
те одинокие насельцы склонов,
кому в разор охват тугой руки,
чьи головы покой поклоном ломит.
А поутру чудесный веторок,
разут и дик, резвея, пробежит-
разбудит луговой народ-
и рой пчелиный божий закружит.
Природа им- удел и мастерская:
в стремленьях тварный брызжет естество,
то круговертью живность окрыляя,
то, утомив, клонит в невечный сон.
Помалу пятясь, золочёный шар
уж в изумруде моря утонул-
и озарил карминовый пожар
прибрежную порто`вую страну,
которая детей своих дари`т
наядам, колыбельные поющим-
народ хитёр и храбр, мастеровит
на кораяблях в погоне за насущным
наперекор теченьям и ветрам
нехоженого бешеного моря,
где душам уготована игра,
а на кону -безумие да горе.
Вдали ищу блага и вдохновенье,
тоскливый взор за горизонт вперяя-
но ,опуская очи на мгновенье,-
и на родной чужбине пропадаю
где выбурлила жизнь моя до дна
без горьких слёз и ярких увлечений,
где город тих, усадьба холодна,
и сути нет ни в службе, ни в учение.
(Несколько отступив)
Они уж свечи в спальнях зажигают-
и в тесных стенах запирают мир
из шёпота и сдавленных рыданий,
и прочего, что плен сердец хранит.
Соседи ближних любят от души,
и- родичей, что едут издалёка,
а коль беда над путником вскружит-
горюют те... Не то мой горький клёкот.
Они способны простоту словес
оборотить в улыбку или слёзы
не проскребая лёд семи небес
перстами, кровью пишущими розы.
. . .
Людская жизнь, что знаю я о ней?
Хотя на свет я видимо явился,
но с полотном так нитью и не слился:
станок ткача со стороны ясней.
Где брали те, иные- отдавали,
я, сторонясь, немел, и ,наблюдая
сберёг уста свои, незацелован,
житья сосцов ни разу не пригу`бил,
и болью истой не был колесован,
в исплаканной постели не проснулся.
О, если б из наследья естества
я хоть один благой порыв усвоил,
то б дух мой, окрылённый им, восстал
увлёкши за собой учёный разум
вдруг посвящён и осчастливлен сразу...
Он так болит! разорван думой в клочья,
оболган, высмеян и уценён.
К нему я грудью прижимаюсь ночью,
позором терпким опьянён,
к его крылу устами припадаю-
и, остлоп, без боли засыпаю.
. . . . . . .
Уже темно. Я вязну в тяжких мыслях.
Строка легка и рифма не прокисла,
но я устал- и мне пора ложиться.
(Камердинер ,доставив зажжённую лампу, уходит)
Вдруг лампы свет явил очам пожитки,
что я себе в дорогу приберёг
чтоб не идти, но попусту кружиться
среди осинок вымышленных трёх.

(продолжение следует)

Перевод с немецкого Терджимана Кырымлы