- От же ж и не ймется....
 
- И куда же вы денете эту жалкую не ждать?

- А кого спрашивать?

- А никого!

- Ну что же .... когда дозреете, тогда и будете!

- А я что говорю!  Будем пилить! Зачем? Неважно!

- Вот и я о том же! Будем пилить!

- А я о чем же? Конечно! будем! Еще как будем!

- А если не будем?

- А если не будем, то и нечего было начинать....

- Вот и я говорю - нечего было покупать...пить, покупать, сожалеть



-

Из магазина вышел средних лет дядька. Остановился. Ударил себя по лбу со всего размаха. Плюнул и, наконец, произнес следующее:

- Вот какого хрена я родился в эпоху перемен? Предупреждали же китайцы эти. Поговорку под это дело придумали. Так нет же.... Не послушал голоса разума. Взял и родился. Да еще где? В какой стране? Терпи теперь, мудила, глупость такую. Кругом одни дебилы и тоска беспросветная. И это еще... как его?.. покращення. Ешь теперь хлеб за четыре пятьдесят. Без колбасы, зато с тоской по прекрасному...

Мы решительно оставим нашего героя стоящим возле магазина с буханкой хлеба, а сами только отметим, что часть суши, на которой оказалась наша страна, находится в переменах уже, пожалуй, тысячу лет. Нам от этого не легче, но все-таки... Положа руку на сердце, скажите:

- Разве не интересно нам жить здесь? Когда ничего не прописано и может быть все, что угодно и в любых неограниченных количествах. Это же настоящая реальная мыльная опера. При этом - не на экранах, а в нашей с вами, ограниченной лишь остатками совести избранников, жизни.

Я вот что скажу. Были времена и похуже. Притом - намного. А вот читаешь какую-нибудь книгу о том времени и удивляешься, как можно было смеяться тогда. Да что там смеяться? Плевать!!! Плевать с высокой колокольни на мифы, будоражившие умы тогда миллионов. Вспомним Гашека. Или Ильфа и Петрова, Войновича...

Мифы... мифы... мифы... Сколько еще их нужно изжить, чтобы просто жить? Жить самим, давая и другим насладиться.

Хочу рассвета. Когда уже не будет зверя. Когда улыбка будет стоить дороже золота. Когда иконостас уступит северному сиянию уставшей звезды...

А пока... пока... когда нас спрашивают: чего сидим на пороге, мы с трепетом отвечаем - ЖДЕМ-с!!!!

Размышляя над созданным определенными кругами положением в стране у меня для этого явления есть только одно определение - "развитый паханат". Остаются только два вопроса - как долго выдержат люди и какие последствия все это будет иметь для страны? На ум так и приходит фильм "Семь самураев"...

Дождь пробудил во мне память.

На крыльцо осиротевшего дома опустилась Луна, слизав с углов тени. И тогда собака завыла. А с дерева упало яблоко. Из дома вышел человек. Он собирался уйти в ночь, чтобы возвратиться богатым. Он всегда так делал, когда Луна рисовала серыми красками землю. В такую ночь он надевал на себя новое лицо. И это лицо не было из доброй сказки. Утром он возвращался. И тогда к нему приходила старая память. А новую опять забирала Луна.

Но эта ночь должна была стать последней. Луна для человека с новым лицом уже не имела красок. В эту ночь человека встретит возмездие. Выпущенное из старого дробовика в виде горячей безжалостной дроби. Лежа на голой равнодушной земле, человек свой последний взгляд отдаст небу. Как молитву. Но эта молитва не дойдет до неба. Только до Луны. Отложив молитву в своем нутре, Луна выберет новое семя. Остановив свой взгляд на новом человеке.

И тогда на крыльцо опустевшего дома вновь опустится Луна, чтобы слизать с углов тени...

Я не помню, как мы ушли из пропасти. Только помню, что ушли в темную ночь. Чтобы по луне узнать о себе то, что скрыто в тенях. А потом выть в небо. Вместе с волками, загрустившими о прошлом изобилии. Потом было утро. Утро сказало, что пора начинать все сызнова. И мы пошли. За солнцем. Опять не зная зачем. Но идти было надо. Путь должен был вывести нас из очередной пропасти...

Матуся дивилися на кривобоку церквину і тільки клали раз за разом на себе хрест. Потім зробили велике хресне знамення на храм, що вже й храмом назвати було важко. Вона пам*ятала його ще з дитинства. Коли ще не все було втрачено, були надії, а сутінки марилися лишень тим, хто вже бачив червоний рай по той бік річки.

Тепер з дзвіниці падав старий угорський дзвін. З важким звуком розвалившись внизу на шматки того, що вже ніколи не заспіває в радості та в смутку. Кругом церкви вили собаки, голосили бабці та тихо під ніс кляли новий світ чоловіки. А біля брами вже заклопотано бігали міліціянти. Зносили до купи золоте храмове начиння.

Я стиснув матусину руку і тихо сказав:

- Мамо, йдім гет дому. Ниська вон студінь...

Гет (русинське) - геть
Ниська - сьогодні
Вон - надворі
Дому - додому
Студінь - холодно

С отяжелевшего дерева упало нагретое отупевшим дневным солнцем яблоко. Оно спросило у пролетавшей мимо пчелы:

- Скажи мне, а что было вначале? Я оторвалось от корня и теперь пойду по жизни само. Мне важно знать истоки, дабы не сгинуть без пропитания.

Пчела рассмеялась:

- В начале было то же, что и в конце - Пустота.

- О, летящая игла! - взмолилось яблоко - Не могла бы ты по-другому назвать Пустоту? Я теряю вес в этом слове. В нем - не за что ухватиться.

- Ну, что же! Могу и по-другому. Но поможет ли это тебе? Ведь упав с такой высоты, ты только начало свой жалкий путь. Однако, получай слово, которое объяснит все. И это слово - Присутствие! - прожужжала пчела и улетела собирать свои камни. Яблоко же впало в задумчивость. Но тут его заметил Змий... Он поднял его и загадочно произнес:

- Ты попадешь в историю.

Яблоко ничего не поняло. Но подумало, что это, наверное, очень важно. Поэтому возгордилось, таким образом начав свой тернистый путь с того, что...

Когда Антон пришел в Укаран, было утро. Мягкие лучи утреннего желтого диска тихо касались его лица, а западный ветер трепал длинные непокорные волосы. Укаран еще спал, но одинокие ремесленники и лавочники уже начинали свой рабочий день.

Учителя он увидел на холме в городском саду. Антон хорошо знал, где мог найти его в такую пору - нигде наставнику не было так покойно, как здесь. Казалось, мир никогда не менялся на этом холме. Не знал войн, беспорядков и революций.

Антон тихо подошел к сидящему на коврике учителю. Тот еще полчаса молчал, замерев в позе орла. Потом открыл глаза и спросил:

- Я знаю, что ты здесь. Почему ты пришел? Ведь твой путь не лежал на восток. Мыслительные заключения тебе даются лучше, чем чистое бессознательное погружение.

Антон поклонился. Потом ответил:

- Да, учитель. Я здесь. И мой путь действительно не связан с угасанием. Но случилось непредвиденное. Умер правитель Саббатии - всех верхних земель, поклоняющихся Зиггуру, богу тьмы. Это, привело к нарушению баланса. И я теперь не знаю, где мое место. В монастыре или среди моего народа?

Учитель сидел молча, не шевелясь. Это длилось очень долго. Когда он, наконец, заговорил, слова его звучали как удары топора по непокорному дереву:

- Твое место, путник, там, где ты есть. И куда бы ты ни шел, твоя сумка будет важнее самой дороги. Тебе не надо было тащиться сюда за ответом, который и так стучит в твое сердце. Ты можешь, сражаясь со злом, уйти из мира с чувством полета в пропасть. А можешь просидеть в созерцании, не видя зла. Но всегда в тебе будет только одно - Наблюдение. И если ты осознаешь это, твой последний путь уже не будет в нашем мире. В тебе есть все: и свет и тьма. Все зависит лишь от того, что проявится, а что скроется в пещерах господина времени. Поэтому отправляйся назад. Ты сам определишь путь своему посоху. Назад - в забытые слезы убегающего от зимы дождя или вперед - в область исчезающих вселенных.

Антон, наклонившись к учителю, ответил:

- Да будет так. Видно, пришло время недоверия к речи. Я ухожу, чтобы внутри себя забыть о Знании. И если удастся, я с обеденным лучом возвращусь к Солнцу. Мне надо на время ничего не знать о своем рождении. И если это удастся, я встречу тебя там, дабы продолжить этот разговор. Хотя это уже и не будет соревнование в беседе. Скорее - шептание беспечных гусениц на зеленом, перегретом солнцем, листе смоковницы...