Там все иначе.

Победителей не судят,

Но только на этом берегу.

На другом берегу все иначе

На другой стороне тебе завяжут рот.

Ибо все уже проглочено здесь.

А там тебе предстоит собирать.

То, что навсегда растерял здесь.
 
Ибо на том ночном берегу -

Все иначе...


Перейти реку вброд...

Пармен Удодов-младший был знатного происхождения. То есть все знали - как и откуда он произошел. А произошел он от недоразумения. И матушка и папанька его в тот незабвенный миг были в состоянии, когда лыка не вяжут. Вот и получился в результате человек выдающейся культуры и народного значения, любитель справедливости в ограниченном количестве (в смысле - сугубо для себя), радетель об отечественном благе Пармен Сосфенович Удодов. Большой умелец пролить слезу вовремя и не вовремя за правду сермяжную.

Пармен когда-то начинал аки все. Садик советский, а потом школа, также советская (она же - средняя). И учился Удодов-младший как все. На хорошие здоровые тройки. Здесь я должен раскрыть вам маленький секрет: все звено малой, средней и высшей зажиточности в нашей стране состоит исключительно из троечников (а также из двоечников). Это закон. Его установили строгие товарищи еще в 1917 году. С тех пор положение не менялось. Кухарки продолжают двигать страной в прекрасное будущее, а лауреаты оперных конкурсов поют на улицах за копейки на хлеб насущный.

Однако, оставим школьный период. В восемнадцать лет Пармена срочно побрили в солдаты, так как у родителей не оказалось денег, что отобрать у него этот священный долг по защите Отечества. В рядах Вооруженных Сил Удодова научили сперва принимать удары на себя (обычно в каптерке или в сушилке - надо сказать, били на совесть), а потом бить в морды других. Безжалостно и справедливо. Из армии Удодов вышел окончательно полюбившим и родину и все падшее человечество. Отметим только, что в армии он чуть не попал в места не столь отдаленные. За любовь немереную к мордобитию. Но... обошлось. Так что явился Пармен домой, как и положено, в форме парадной и с большим градусом в голове.

После такой закалки им заинтересовались органы. Есть такие на наших просторах. Предложили продолжать славное дело наведения порядка в их рядах. Пармен согласился и вскоре уже носил с достоинством милицейскую форму , наводя ужас на местное невинное население. Потом органы его выдвинули на приобретение новых, нужных для мордобоя, знаний. Послали учиться в какую-то академию, во дворе которой находился красивейший бюст великого Феликса Эдмундовича.

Окончив академию и настроив сердце на борьбу с борющимися, Удодов-младший плавно въехал в девяностые. И тут...началось. Много пришлось отдать сил и умений выпускнику академии для сохранения своего положения. Но он не только удержался, но и приумножил. Надо сказать, несмотря на все трудности...  Пармен достойно вошел в новое тысячелетие. А годы эти оказались самыми интересными.

Много разных должностей и ступеней прошел простой парень из народа Пармен Сосфенович Удодов, пока, наконец, не очутился в законодательном собрании. В котором снискал заслуженное уважение у всех представителей партий и блоков. За свою стойкость и умение бить без предупреждение в морду.

Теперь Удодов-младший, перепробовав уже все и вся, пишет мемуары. Ему есть, что рассказать. Например, о том, что сынишка его совсем не был виноват, когда в пьяном виде въехал на автобусную остановку с мамашами с детьми. Во первых, у сынишки еще не было достаточного опыта. Во-вторых, мамаши сами виноваты. Они явно мешали движению времени. Парня пришлось спрятать подальше в Гарвард, чтобы не испортить ему молодую жизнь напрасно...

Можно также поведать о приобретении десятков гектаров чернозема, на которых неожиданно оказалось несколько озер, лесов и полей. О том, как долго пришлось отучать нехороших людей совать туда свой поганый нос.

О том, как ловко и умело менял партии и фракции, избегая падения, а заодно - накапливая и накапливая...

Об одном только не напишет народный избранник Удодов-младший. Вернее, не успеет написать. Не знает он, что завтра к нему в кабинет явится странный господин. Весь в черном. За спиной гостя Удодов увидит большие черные крылья, а в глазах - бездну. И скажет господин ему всего одну фразу:

- Ты завершил, пора перейти реку вброд.

Тащась по колено в воде на тот берег, он увидит в сером утреннем тумане всех тех, кого обидел. Они уже давно его ждут. Чтобы выразить ему свое восхищение...

Вібраторне кохання.

Жага в спалених бажанням очах.

Безнадійна туга в оголених стегнах.

На паперовому ліжку лежить кохання.

Згодоване ерзац-їжею з екранів.

Кімнатою пливе кольорова хіть,

Мов бульбашка

З мильної гламурної казки.

Вона за мить

Маленьким астенічним вибухом

Вб*є самотність...

Але тільки до ранку.

Собирание плевел

Я уходил из себя,

Дабы проливать в травах пламя.

Я избегал слов,

Чтобы заглатывать в небе  бочки.

Я отвергал время,

Уходя в поедание  пыли.

Собирая лишь одно - 

То, что никогда

Не обратится в знамя....

Безнадега...

Однажды во мне проснулся лес. Шорохи и странные звуки наполняли меня. Я посмотрел вверх и не увидел солнца. Вместо него дятел уничтожал то, что жило наверху. И тогда я подумал: "Зачем все это? Разве не лучше выучить песню о комсомольцах и орать их на площади?" Проснувшись, я спрятал свою совесть и пошел в революцию... Лес мне больше не снился. У меня внутри осталось только пламенное сердце. Но в нем уже не было ни капли крови...

Чтобы не рубить сплеча одному

Спилив дерево, ожидай осени. Убив совесть, готовься к буре. Придя домой , посмотри - в окно. В нем окажется  ветер. И только в глазах ребенка ты увидишь солнце. Но и оно через время превратится в луну. А потом в пепел. Так что ищи лодку и плыви на тот берег. Чтобы не рубить сплеча одному.

Наваждение.

Я допил последнюю каплю

Хмельного утра.

Я вошел в день,

Отрезая от себя память.

Я из последних сил

Тянул на глаза вечер.

И все для того,

Чтобы снова расплескать ночь

В твоей скомканной,

Пахнущей летом,

Постели..
.

Остров посреди разжиженной души.

У меня были проблемы с движением. Я не мог попасть наверх. Я искал кабинет, в котором решались все вопросы. И не мог его найти. Травы хотели сделать так, чтобы я молчал. Но я начинал идти снова. С каждым новым утром. Туда, где бесконечность. Я знал, что она где-то есть. Но кабинет был закрыт. И никто не слышал мой голос. И вот однажды я спросил:

- Почему? Где мое небо? Вверху или внизу?

Мне никто не ответил. А ночью мне приснился сон. В нем мое небо было со мной. Оно танцевало со мной буги. Было великое скопление людей. Они мне кричали:
 
- Завершай свой танец. Скоро будет третий звонок. Уйди в свой мир. В нем есть то, чего нет здесь - земли под ногами. Зато небес, хоть отбавляй.

Когда я проснулся, я понял, что меня нет. А раз нет - мне не нужен кабинет, в котором можно написать заявление об уходе. Оставалось только узнать, куда вчерашняя луна спрятала мое отражение...





Историческая извилина.

Скафандр из плоти для духа, этот флайш вперемежку с костями, с пламенным мотором внутри, Гугль носил хоть и с излишней скромностью, но, все-таки достойно. Осознавая, что скафандр сей не был лишен изящности. Да что там?.. Красоты!..  И именно той, что так нравилась женщинам. То есть существам также не бестелесным. Носящим кругом своего внутреннего тепла все те же костюмы из кожи.  Для Гугля - весьма даже симпатичные. Так как имели некий секрет, объяснить который не мог ни Гугль, ни даже его отец, прочитавший все труды равиннов до дыр.

Цылю, местную, озабоченную занозами в сердце медхен,  Гугль решил соблазнить в субботу, прямо после бдения в синагоге. Отец у Цыли был прохиндеем знатным на всю улицу, зато богатым.Такое положение с отсутствием ветра в карманах ничего не подозревавшего папаши в данный момент перевешивало все. В том числе и тяжелые, солдатского вида, ноги новой жертвы Гугля. А также - неистребимый запах чеснока из ее рта, потные руки, вечно жирные волосы и полное незнания Талмуда.

Сперва Гугль отвлек бедную Цылю тем, что протянул, с дьявольской улыбкой, холодный с мороза, свеженький букет подснежников. Он его купил на углу у какой-то старухи за десять копеек. Та - как-раз отправляла в деревенскую глотку полстакана самогона, поэтому была склонна простить такие жалкие деньги из рук самого неисправимого авантюриста районного масштаба. Правда, ненадолго. Через несколько мгновений бабка переменила мнение в сторону возмущения таким поступком, несколько омрачившим ее возвышенное представление о таком культурном городе как Нижнелузгинск. И тогда уже Гуглю пришлось махнуть быстренько ногами. От греха подальше. Он не то, чтобы боялся бабки. Нет, конечно. Этого и в помине не было. Гугль всю сознательную жизнь прожил на улице. Со всеми вытекающими... Он просто не хотел, чтобы такие неподходящие страсти увидела крайне подозрительная ко всему необычному Цыля.

Как бы то ни было, букетик был успешно вручен, после чего противоположные стороны обменялись улыбками, не говорящими ничего о здравомыслии. Зато намекающими на слабости, присущие даже всяким букашкам. Не то, что славным потомкам Адама.. Тут я должен отметить интересную с точки зрения ламания по утру глупыми вопросами голову особенность: на улице, вместившей в себя значительное число человеческого материала, почему-то рождались люди исключительно двух категорий. Или с пеленок - полный идиот, убеждающий всех, что человечество движется в очень плохую сторону. В гиблую, я бы даже сказал. Или же гении со всякими скрипками под мышкой, книгами под носом или ассигнациями, которые сами так и норовят в их большие карманы широких штанин. 

К какой категории принадлежал наши герои я не берусь судить. Это вам решать. Ибо моя история имеет несколько другой оттенок. Она рассказывает потомкам о душераздирающей истории любви, которая из-за человеческой способности к изменению формаций не состоялась. И это весьма печально...

Итак, Гугль, использовав старый испытанный способ, договорился с девушкой до того, что она, потеряв вместе с головой некоторое чувство стыда, опрометчиво согласилась пойти с ним вечером в кино. Наводим справку: кино упорно использовалось местной шпаной для обшаривания согласных на все сие молодых баб. Но Цыля, к сожалению, об этом ничего не знала. А может, просто не хотела просто именно в этот вечер об этом знать... 

В темном помещении, под фантастическим лучом света из окошка будки с кинопроектором, Цыля совершила непоправимое. Она позволила оценить во всей неописуемой красоте свое тело. Цыля имела еще и душу, Или нечто похожее на нее, но Гугль внимания на это не обратил. Не до того ему было. Совсем не до того. Да и запах чеснока сильно мешал.

Надо ли говорить, что совсем вскоре, через недельки две, Цыля неожиданно забеременела и тогда ее отцу пришлось в свой дом впустить самого отъявленного бездельника во всем городе? Конечно же нет! Вы и сами это понимаете. Была сыграна свадьба, немного исправившая положение с испорченной репутацией девушки. А еще через год Цыля утратила последние остатки хоть какого-то подобия женщины. И так бы все и тянулось. Обычное понимание поедания жизни для всей этой улицы. Но тут случилась революция. Которую все честные люди на земле по доброте своей назвали октябрьской.

И тогда совсем неожиданно Цыля стала коммисаршей. Не самой плохой, между прочим. Рассказывала на митингах о новой красивой жизни, между прочим, не хуже других. Да и в подвалах умела наганом пользоваться. Убирая из жизни людей непонятливых. Не годящихся к завоеваниям социализма. А Гугль, будучи человек иного, свободного нрава, подался в бандиты. Не доверял он что-то Марксу. А вот Беням всяким - совсем даже очень.

Долго тянулось все это. Пока не попал мужественный, с телом Апполона, Гугль в руки жены бывшей. Но та к тому времени признавала красоту уже только внутреннего характера. Вытянула свой любимый наган комиссарша Цыля и отправила бедного Гугля к праотцам. Ибо не было для нее ничего важнее в то время людского счастья. И чтобы было его много и чтобы для всех. А потом от переизбытка восхищением плюнула на все и ушла служить в Наркомпрос. Стала писать мемуары. О своей, замечательно испорченной обстоятельствами, жизни. Которую так удачно подправил исторический процесс. Да... заодно Цыля Марковна Берггольц внесла значительный вклад в воспитание подрастающего поколения. У не для этого имелось самое главное - колоссальный опыт!

Это все, что у меня есть...

Когда во мне на куски рвется ночь, когда хочется в обнимку пройтись с Луной, когда стынет в жилах вечность - тогда я открываю свое больное сердце, ломаю его пополам и делюсь с тобой, мой читатель... Это все, что у меня осталось...