Протоиерей Виктор Потапов: «Церковь должна требовать их освобождения или иного наказания»

Фото: ИТАР-ТАСС

– Я наблюдатель со стороны, и, может, меня не все так затрагивает, как людей внутри страны. Конечно, я священник Русской православной церкви, но я родился на Западе, в Германии, воспитывался в Америке, и обстановка культурная, социальная вокруг меня – другая. Поэтому я заранее приношу извинения, если кого-то, может быть, оскорблю или огорчу своими словами.

Безусловно, то, что сделали эти девушки, – глубоко безнравственно. Это не этическая ошибка, это безнравственно. Они пришли в святое место, в храм, главный храм России, причем в тот, что уже был осквернен большевиками и потом восстановлен (и мы знаем, что в финансовом смысле, может, не лучшим образом). Тем не менее он был восстановлен и снова является памятником героям, памятником победы над нашествием Наполеона в Россию. И то, что они вытворяли перед алтарем... Дело не в Путине, Путин тут – ничто (хотя храм все равно не место для политических демонстраций), а в том, что они произносили очень много кощунственных вещей. На этот текст очень мало внимания обращают, говорят только о том, что они оскорбили Путина, патриарха, но на самом деле огорчили они очень-очень многих людей. Я хочу это заявить сразу.

Однако тот шум, который поднят вокруг них, тоже огорчает сильно. Перед Россией сейчас стоят большие проблемы нравственного характера, и они заслуживают столь же пристального внимания, какое уделяют процессу. Церковь должна заняться вплотную этим, направить паству, но создается впечатление, что застряли на Pussy Riot (простите, что я это слово произношу, оно тоже – оскорбительное), застряли на этой панк-группе, и мне это очень обидно. С другой стороны, кризис, группой вызванный, обнаруживает огромные изъяны современного общества, как верующего, так и неверующего.

– Девушки просто обнажили противостояние между государством, обществом и церковью, правда?

– Да. С одной стороны, добиваться демократических прав такими действиями – глубоко безнравственно, а с другой, наказывать их длительным сроком заключения – мракобесное требование, почти инквизиторское, и оно безнравственно тоже. Я этого не понимаю. Я считаю, что церковь, мы, пастыри, должны взывать к совести. Они уже долго сидят, из них строят каких-то мучениц, и они себе, наверное, на этом, увы, карьеру сделают, как это часто бывает в таких громких делах.

Я боюсь, что момент упущен, но, конечно, гораздо лучше было бы иметь с ними беседы, стараться воздействовать на их совесть, рассказать им, девчонкам, что то, что они сделали, – глубоко оскорбительно, безнравственно. Наказать, конечно, надо было бы, но не таким длительным сидением в изоляторе или в тюрьме, а уж тем более – не семилетним сроком, как многие предполагают. Надо было бы заставить их работать в каком-нибудь учреждении: приюте или хосписе.

– Сейчас много внимания приковано к суду, многие ходят на него, называя инквизицией, и ожесточения – все больше. Что делать с этим, с ожесточением, которое воспроизводится?

– Я надеюсь, что мыслящие люди видят это. Надеюсь, что они начнут писать, обсуждать эту проблему – отсутствия милосердия, накала жестокости, к которому призывают люди. Об этом надо говорить, это надо обсуждать, но не так, как это делалось до сих пор, – или-или. Надо прийти к какому-то компромиссу. Мыслящие люди и церковь должны одуматься, надо сделать так, чтобы паства успокоилась, не надо способствовать ожесточению.

Честно говоря, я разочарован в представителях Русской православной церкви, которые выступают по телевидению. (Или – выступали раньше, потому что сейчас я меньше это замечаю, – до выборов они чаще выступали, да и вообще программы по русскому телевидению были интереснее – круглые столы, обсуждения, а сейчас их перестали передавать). Их ответы по этому делу неадекватны, они меня глубоко разочаровывают, к сожалению. Я не буду называть имена.

– Они известны. И понятно, кого вы имеете в виду. В 2007-м году Русская православная церковь за границей и РПЦ объединились, и сейчас это одна церковь. Нет каких-то способов донести это отношение до патриарха, до его окружения? Есть ли какие-то способы воздействовать на них?

– Нам воздействовать? Я думаю, что мы не будем публично призывать патриарха помиловать или взывать к его совести. Я думаю, что это должен делать человек на его уровне. И я надеюсь, что наш митрополит Иларион, который был недавно в Москве, говорил на эту тему. Я этого не знаю, но надеюсь.

Во всяком случае я, как священник столичного прихода, говорю вам, что меня глубоко смущает отношение церкви к этому делу, хотя, повторю, что поступок этих девчонок глубоко безнравственен. У меня есть подписка на Google – ко мне на компьютер приходит все, что касается русского православия, и я вижу, что и средства массовой информации, и блогеры только об этом и говорят. А какие это темы? Квартира патриарха, освящение храма ФСБ патриархом, вот и все. При этом я знаю, что в России идет духовная жизнь, есть много самоотверженных пастырей, священников, верующих по всей стране, но на это никто не обращает внимания, потому что все затмили скандалы. Я не хочу сказать, что церковь придумала эти скандалы, но как-то она утратила контроль над ситуацией. Чем это объяснить, я не знаю. Но в конце концов, после восьмидесяти лет безбожия, может, это все – болезни роста? Может, стоит ожидать, что иерархи и пастыри будут делать ошибки на пути развития? Но хочется надеяться, что мы признаем это ошибками и их исправим.

– Я хотела задать этот вопрос вам, как человеку, который прожил на Западе всю жизнь. Сейчас многие размышляют о том, что было бы, если бы то же самое случилось не в России. Какое бы наказание следовало бы в Америке?

– Я слышал, что в Калифорнии есть закон, который наказывает за подобный акт годом тюрьмы. Они могут условное наказание сделать, заставить человека пойти прибирать в церкви, ухаживать за бомжами.

 – Год – максимум?

– Да. Хорошо было бы найти закон, процитировать его, но вот это – в Калифорнии, прогрессивном штате, а как в других штатах – не знаю.

– Вы с подобным не сталкивались?

– Слава Богу, нет.

Если подросток провинился в чем-то, управлял машиной без прав, вытворял хулиганства, то судья обычно приговаривает к 48 часам общественных служений. И, если это ребенок моих прихожан, я предлагаю им, чтобы он поработал у нас в храме. Он помогает убирать, чистить, а я пишу письмо, что он отработал у нас в храме, и это принимается.

– Принимается государством, вы имеете в виду?

– Да, и это хорошо. Ребенок приносит пользу обществу, возвращает ему свой долг в храме, святом месте, которое имеет определенное воздействие.

– Но официальной позиции Русской православной церкви за границей по поводу этой ситуации нет?

– Да, нет. Большевики после революции каждый день разрушали, оскверняли храмы. А что могла русская церковь с этим сделать?

Я надеюсь, после этого случая выработают. Да и само государство, может, тоже, примет какие-то законы, ведь статьи – довольно жестокие, неадекватные тоже...

Мне кажется, что в храм Христа Спасителя небезопасно сейчас заходить, он стал средоточием экстремистов каких-то. Честное слово! После выходки этих девчонок, как во всяком крупном городе, это привлекает странных людей – повторить, подражать.

– В Севастополе вчера уже пытались.

– Ну вот видите. Это как во время массовых убийств в Америке, когда люди боятся, что кто-то захочет скопировать убийства.

– Я нашла цитату. Епископ Ишимской и Сибирской епархии Никон назвал нынешний судебный процесс «результатом сращивания иерархии Московского патриархата и государства». Вы также это оцениваете?

– Я не могу заявить так категорично, как он.

Я родился на Западе, и мне очень нравится наша система. Я чувствую себя хорошо, правительство на меня не давит. В свое время как сотрудник «Голоса Америки» я мог быть с протестующими рядом с Белым домом, протестовать против бомбежки Америкой Югославии в 99-м году и совершенно не бояться, что меня уволят.

Мы молимся тут, многие американцы принимают православие, и это – лучше всего. А когда церковь чрезмерно близка государству, всегда есть много искушений. Церковь должна быть совестью народа, она должна обладать правом говорить свободно, не оглядываясь по сторонам, не зависеть от чиновников. Боюсь, что в России, к сожалению, присутствует обратное. Мне это не нравится.

– Такое ощущение, что православие становится инструментом политики.

– Возможно. Я надеюсь, что опомнятся и не допустят этого.

Одна из причин этого – в том, что церковь считает, что государство должно вернуть утраченное. Нынешнее государство считает себя правопреемником советского, которое все разрушило, и церковь хочет, чтобы государство восстановило утраченное. А дальше что? Не знаю. Повторю, я не живу там, но я, конечно, интересуюсь и болею за Россию, даже за российских спортсменов сейчас болею, как ни странно. Но меня не устраивает, и я очень надеюсь, что будут внесены в отношения между церковью и государством какие-то коррективы.

– Но, наверное, такого отделения церкви от государства, как в Америке, не будет?

– Наверное, не будет. Наверное. Я надеюсь, что система хотя бы будет похожа на ту, которая есть в некоторых европейских странах, хотя бы на вот таком формальном уровне, как в Финляндии. Там официальные религии – лютеранство и православие, и государство не вмешивается, но какие-то привилегии даются. А куда деваться? Русская церковь как-никак церковь с тысячелетней историей, и в русской жизни она, безусловно, играет роль церкви, создавшей русскую культуру, государственность. Она должна иметь какие-то привилегии.

– Вы наверняка встречались с государственными чиновниками в течение жизни. Как эти контакты складывались у вас? Как к вам относятся?

– С большим почтением, с уважением. Когда Рейган был президентом, я был приглашен неофициальным советником по делам религии в Советском Союзе, это было чисто почетное звание. То, что уделили православной церкви внимание, говорит о глубоком уважении, которое американское государство имеет к церкви.

Конечно, у нас тоже есть проблемы, много вопросов социального характера – вопрос однополых браков, гомосексуализма, это обсуждается. Но меня не могут заставить совершать такие браки, это – внутрицерковное дело. Если я откажусь совершить такой брак, у моего прихода не отнимут специальный налоговый статус (мы освобождены от подоходного налога), я буду открыто выступать, и никто меня преследовать за это не будет. В Америке это отделение – подлинное, конституционное, и оно свято охраняется.

– А вам приходилось отказывать в совершении подобных браков?

– Нет. Слава Богу, не было.

– Но, скорее...

– Не будет.

– Если к вам придут, вы откажете, вы это имеете в виду?

– Если ко мне придут православные люди того же пола, я объясню, что это совершенно неприемлемо с нашей точки зрения, и вы не можете считать себя православными христианами и вступать в такой брак. Просто и ясно.

– Но тогда будет широкая дискуссия на эту тему.

– Мое дело как священника – поговорить по душам с людьми. Если кто-то придет, я не собираюсь устраивать скандал, я просто объясню нашу точку зрения.

– Это один из конфликтов, который заложен в американской системе. А есть еще конфликты, которые сейчас обнажены? Как их общество преодолевает?

– Вопрос абортов – это серьезный общественный разговор. И хотя Верховный суд постановил, что женщина имеет на аборт конституционное право, но общество продолжает обсуждать это очень живо. И половина американцев против этого, причем, они исходят из нравственных, религиозных побуждений, и этот вопрос далеко не решен. Скоро пройдут выборы. Республиканец Ромни выступает определенно против разрешения абортов, а либерал Обама – определенно за. Этот вопрос тоже будет фигурировать во время кампании, хотя главный ее вопрос – экономический. И, когда он будет разрешен, вопрос про аборты снова всплывет, как важный общественный вопрос.

– Последний вопрос. Девушек, скорее всего, посадят. Что дальше?

– Я как церковный человек считаю, что церковь должна за них заступиться, церковь должна стать печальницей, но не нужно оправдывать, естественно, их поступок. Мое мнение, что церковь должна требовать их освобождения или иного наказания. Другие священники могут с этим не согласиться, но, думаю, что большинство священников вам скажет, что наказывать так жестоко нельзя, это абсолютно неадекватно. Мы должны быть милосердными, не забывать Христово учение, а Христос с креста говорил: «Господи, прости, не ведают, что творят», о распинателях так говорил. А иначе что же, мы – язычники?

***
2.08.2012
Наталия Ростова

SLON

В чем разница между нами и первыми христианами? Что Христос обещает тем, кто последовал за Ним? Кто сейчас представляет реальную угрозу Церкви? На эти и другие вопросы отвечает архиепископ Гродненский Артемий.

Архиепископ Гродненский Артемий

- Ваше Высокопреосвященство, вся Церковь недавно отмечала день Крещения Руси. Что получили наши народы, решившись более чем 1000 лет назад следовать за Христом?

Мы все получили возможность усыновления Богу. Другими словами, мы получили возможность спасения. Но спасение сегодня часто понимается совсем не по-христиански. Крещение отнюдь не сулит избавление от трудностей, неприятностей, не обещает государственное процветание. Христос нигде в Евангелии не обещает нам комфорта, сытости, стабильности и спокойствия.

Парадокс, но самым верным Своим ученикам Он обещает самые страшные мучения. Он говорит, что всех, решившихся следовать за Ним, ждут проблемы. Поэтому все те, кто надеются с принятием Христа начать жить как в сказке, вынуждены будут разочароваться. Христианство — это самая дискомфортная, самая неудобная для человека религия.

Но в этом нет ничего печального или мрачного. Мрачным все это кажется только для тех, кто хоть и крестился, но все еще остался в прежней системе ценностей. Настоящие же христиане никогда не испытывали горя от всех тех гонений, которые на них обрушивались. Наоборот, они шли на них как на праздник, с улыбкой и сердечным весельем.

Казнят одного христианина – прибегает другой и просит его тоже казнить. Удивительно! Для обычного сознания это невероятно, это вопиющий абсурд. Но христианство как раз таки и принесло это новое сознание. Христианство принесло в мир невероятную свободу.

Тот комфорт, который все так ищут сегодня, в конечном счете, превращает человека в раба. Он ужасно боится с ним расстаться и пойдет на все, чтобы этого не случилось. Христианина же невозможно ничем напугать. Это самый неуправляемый человек в хорошем смысле этого слова. Людьми обычно управляют, играя на их ценностях. Но у христиан только одна Ценность, которую никто у них не отнимет – это Сам Христос.

В моей жизни было множество паломнических поездок, но самое глубокое впечатление оставил Рим. Правда, не собор св. Петра, а древние римские катакомбы. Помню, как гид говорил, что эти пещеры простираются на расстояние 600 километров. Только представьте: 600 километров гробов всех тех, кто отдал свои жизни за Христа!

А сегодня христиане, наоборот, очень часто ищут какого-то земного благополучия, требуют к себе уважения и почета. Мы ставим свечи, вычитываем целиком молитвословы, чтобы «все было хорошо». Вся эта атрибутика, исполнение всех этих предписаний видится нами как некий гарант защищенности от жизненных проблем.

Это очень успокаивает, я бы даже сказал, убаюкивает. И под эти елейно-заунывные песнопения наша совесть потихоньку засыпает и забывает, что христианство — это постоянное напряжение, постоянная работа над собой, за которую никто внешний не похвалит.

С этой ситуацией нужно что-то делать. Конечно, второго крещения, как и второго рождения, не бывает. Зато бывает реанимация, когда человек оказывается в критической ситуации между жизни и смертью и в ходе оперативных действий врачей вновь возвращается к нормальному состоянию.

- А как Вы оцениваете жизнь Церкви последних 20-ти лет? Реанимация после серьезной болезни общества коммунизмом удалась?

Я не думаю, что этот процесс завершен, и сегодня уже можно давать какие-то глобальные оценки этим двум десятилетиям как пройденному этапу возрождения. Мы скорее находимся в ситуации, когда для анализа следует собирать оперативную информацию, чтобы скорректировать свой план действий. Ведь, если уж оставаться в рамках этой метафоры, то, несмотря на множество положительных моментов, на сегодняшний день у «пациента» наблюдается и ряд осложнений.

И, в первую очередь, они связаны все с той же блаженной успокоенностью христиан, о которой я уже говорил. Прекращение гонений на Церковь, ее выход из подполья ее же во многом и расслабил. Многие священники забыли, что они являются в первую очередь пастырями, а не требоисполнителями.

Многие миряне забыли, что Церковь — это нечто большее, чем «бюро ритуальных услуг», что все то, о чем мы так усердно ставим свечи — здоровье, благополучие, деньги, успех и т.д. – все это не является ценностью для христианина, и ничего из этого нам не обещал Христос.

В конечном итоге это способствует тому, что религия уже воспринимается не как живое общение с Богом, но либо как часть культуры, либо как национальная идея. Нечто подобное было накануне революции. Если христиане не могут сами поддерживать себя в трезвении, им это помогают сделать более радикальными способами.

Вот об этой трезвости нам следует позаботиться. А точнее, уже новому поколению священников и самих христиан. Пусть их будет немного, пусть в каждом городе их будет хотя бы 12, но настоящих христиан, и этой закваски будет достаточно чтобы поднять все тесто.

- Владыка, не секрет, что в обществе сегодня развернута широкая антицерковная кампания. Как на это реагировать? Как с этим бороться христианам?

Во-первых, не секрет, что эта кампания развернута далеко не сегодня, а с самого момента рождения Церкви. И масштаб ее намного более эпичен, нежели беснование у алтаря четырех девиц.

У нас в Церкви своих проблем хватает помимо плясок на амвоне. Эти девочки просто пустое место по сравнению с нашими собственными церковными кликушами. И вот как раз о них никто не говорит, хотя они разрушают Церковь изнутри.

Они приходят и говорят, что архиерей — это никто, что он не настоящий, батюшка тоже не такой, и вообще в церковь нельзя ходить. В конечном итоге они находят себе «старичка» и вместе с ним смущают нормальных, адекватных верующих.

Вот это проблема. А с этими девушками нет проблем. Здесь все ясно, все на ладони. Они просто хотели показать себя. Герострат тоже сжег храм Артемиды, но не потому, что он был ярым противником язычества, а ради славы. Мне даже самого себя порой приходится одергивать, когда я пытаюсь что-либо сделать для Церкви: главная мысль у меня какая — самовыражение или реальная польза моей Церкви?

И этим девочкам таким специфическим способом тоже захотелось самовыразиться. Поэтому и реакция на них однозначная – отрицательная. А вот с этими кликушами не все так просто. Они все-таки действуют от имени Церкви, как бы во благо. И этот подвох не каждый разгадает.

Что же касается информационной шумихи последних месяцев, то всем нужно помнить, что Церковь — это не только епископы и священники. Церковь — это все христиане. Поэтому когда ругают Церковь, ругают не просто бородатых людей в рясах, а каждого христианина. И, следовательно, ответственны за это тоже все вместе.

Будет весьма удивительным, если те, кто называют себя православными, станут просто сидеть перед телевизором и сетовать: «Где же наша иерархия? Пускай бы хоть кто-нибудь высказался».

Кто такой епископ? Это просто надзиратель, не более. Он может как-то тактически управлять ситуацией, но сами христиане должны быть активны. Ну а то, каким образом мы должны отвечать на все эти выпады, хорошо известно всем нам из Евангелия. И мне к этому нечего добавить.

31 июля, 2012 

Беседовал Дмитрий Павлюкевич

ПравМир

17 июля Русская Православная Церковь празднует память священномученика Димитрия (Казанского). Священномученик Димитрий родился в 1884 году в селе Полтево Ярославской губернии в семье диакона Григория Казанского. По окончании Ярославской духовной семинарии он был рукоположен во священника и направлен служить в Преображенский Севастиановский монастырь в Пошехонском уезде Ярославской губернии. С монахинями у него сложились прекрасные отношения, многие оценили его как высокодуховного пастыря и впоследствии, когда монастырь был закрыт, перебрались жить к нему на приход.

В 1915 году отец Димитрий был направлен служить в храм в Пошехонье, а в 1928 году — в село Белое и назначен благочинным. Поскольку обновленчество, поддерживаемое властями, продолжало составлять некоторую угрозу для Православной Церкви, отец Димитрий написал небольшую работу с разбором обновленческих заблуждений, предназначая ее для священников благочиния.

В первых числах ноября 1929 года местная ячейка Союза воинствующих безбожников развернула в селе Белое кампанию по закрытию церкви. Отец Димитрий отправился вместе с церковной старостой по домам прихожан и собрал подписи семисот человек, протестующих против закрытия храма.

ОГПУ стало допрашивать свидетелей в дни коммунистических праздников 7 и 8 ноября, что само собой оказывало на них давление, — слишком живо было воспоминание о принесенных во время революции жертвах, слишком легко было оказаться присоединенным к числу этих жертв. Первым был допрошен коммунист, приехавший из города организовывать колхоз. Он показал следователю, что местный священник отличается хорошим поведением, не пьет, трудолюбив и говорит отличные проповеди, в которых утверждает, что власть хочет отобрать у православных здание храма для колхоза. Люди, слушая эти речи, стали идти против колхоза и даже настраивали своих детей- комсомольцев, и те также не шли в колхоз.

Был допрошен бывший председатель приходского совета, который сказал, что отец Димитрий обладает большим авторитетом, и поскольку он сам проводил регистрацию верующих, то кто и хотел бы отказаться от храма, не мог этого сделать.

Многие подвижники, жившие в начале ХХ столетия, вглядываясь в события надвигающегося века, предполагали наступление вслед за ним Страшного суда. Это был век, в котором выявились и высокое мужество, и верность Христу и Его заповедям, и крайнее малодушие. Люди иногда отказывались от своих родителей лишь потому, что те были священнослужителями. Один из таких сыновей лихого ХХ века и стал свидетелем против отца Димитрия. Вызванный на допрос, он рассказал, что по многим селам и деревням Союз воинствующих безбожников провел кампанию, добиваясь отказа верующих от церкви в селе Белое и передачи ее под клуб. Но встретил яростный отпор со стороны населения. Одной из причин этого является позиция священника Казанского, который ведет активную религиозную пропаганду, настраивая население антисоветски.

Против отца Димитрия выступил и служивший вместе с ним диакон, который вполне подтвердил общее мнение, что священник Димитрий Казанский является очень ревностным пастырем, и его многие почитают как праведника; к нему приезжает много монахинь даже из дальних монастырей, некоторые сравнивают его с отцом Иоанном Кронштадтским. Будучи ярым староцерковником, священник не может примириться с советской властью и всячески старается вооружить против нее население. Он часто произносит проповеди, в которых заявляет, что началось гонение на веру, и, являясь благочинным, оказывает большое влияние на духовенство. Диакон сказал, что искренне раскаивается, что служил вместе со священниками и им поддакивал, но это было только потому, что он был от них материально зависим. «Я готов, — заявил он, — порвать со служением, убедившись, что Церковь служит прикрытием контрреволюционных элементов. Показания мои верны, правильны, в чем и расписываюсь».

9 ноября 1929 года отец Димитрий был арестован и после допросов, во время которых он виновным себя не признал, был заключен в тюрьму в городе Рыбинске. В обвинительном заключении следователь написал об отце Димитрии, что тот виновен в том, что объединил вокруг себя все антисоветские элементы, женщин-фанатичек, монахинь, создал себе авторитет святого, второго Иоанна Кронштадтского, рассылал по приходам воззвания, в которых указывал на каноническую разницу между обновленцами и православными, при обыске у него обнаружены послание патриарха Тихона, письмо епископа Угличского Серафима, копии его собственных воззваний, которые он, как благочинный, распространял, по его словам, руководствуясь своими убеждениями и не придавая им политического значения.

3 января 1930 года Коллегия ОГПУ приговорила священника к пяти годам заключения в концлагере. В конце января он был отправлен этапом в концлагерь, находившийся в городе Котлас.

По возвращении в 1934 году из концлагеря отец Димитрий поселился в Пошехонье, где жила его семья; здоровье его за время заключения оказалось сильно подорванным, однако он не мог не служить и в том же году направился к митрополиту Ярославскому Павлу (Борисовскому) с просьбой направить его на приход. Митрополит Павел благословил его служить в одном из храмов в Ярославле, а жить с ним в одном доме. В Ярославле отец Димитрий прослужил полтора месяца, а затем, узнав, что есть свободное место священника в одном из храмов в городе Любим, просил митрополита направить его туда, на что получил благословение и уехал в Любим.

5 марта 1937 года отец Димитрий был вновь арестован и допрошен, но виновным себя ни в чем не признал, а на вопросы следователя, с кем встречался и о чем говорил, отвечал, что не помнит.

12 апреля следствие было закончено. Отец Димитрий был обвинен, в частности, в том, что хранил контрреволюционную монархическую литературу с контрреволюционным провокационным содержанием. Под литературой власти имели в виду письмо, полученное им из Тутаева от его друга-пастыря еще в 1934 году, сразу после возвращения отца Димитрия из заключения:

«Милый и дорогой отец Димитрий Григорьевич! — писал тот. — Получил Вашу дорогую весточку, спасибо Вам за добрые отношения и память. Да, у Вас вышла неладиха! Что делать, мир! Просит свое и требует как бы законное... дело уладится, смотреть и думать надо по-Божьи, дело пастырей было и будет всегда под особым попечительством Промысла и Его святой воли и управления. Люди свое, а Бог свое, что Ему угодно, в мире человеческие одни произволы и грехи... Вы и сами прекрасно руководитесь указанием и добрым желанием, которое приятно Господу. Зреть Его лицом и беседовать во святыни и правде!.. Запаситесь пока добрым настроением, в чем вам помощником будет святой Ангел Хранитель! Оставьте все свои планы и предположения на волю и милость Божию!».

15 августа 1937 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило отца Димитрия к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Священник Димитрий Казанский скончался в заключении 17 июля 1942 года и был погребен в безвестной могиле. 

ФОМА

12 июня исполняется 15 лет со дня смерти русского поэта, композитора, литератора, прозаика и сценариста Булата Окуджавы. Он оставил миру около двухсот авторских и эстрадных песен, написанных на собственные стихи.

Перед самой смертью Булат Шалвович был крещён с именем Иоанн. Вечная ему память!

Каждый пишет, как он слышит. Каждый слышит, как он дышит. Как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить…

Так природа захотела. Почему? Не наше дело. Для чего? Не нам судить.

- Я родился в 24-м году, 9 мая, у Грауэрмана, на Арбате. Первая моя квартира — дом 43. Квартира на 4-м этаже, средних размеров по коммунальным масштабам, 5 соседей. Раньше это была квартира фабриканта Каневского, нэпмана. После нэпа он был директором своей же фабрички. А потом уехал во Францию с семьей.

Отец мой был прислан в комакадемию из Грузии учиться. На Арбате ему дали две маленькие комнатки в той коммуналке. И мать жила с нами. После моего рождения отца отправили обратно на Кавказ. Он продолжал работать комиссаром грузинской дивизии. А мама работала в аппарате горкома партии, здесь.

А потом пришло время мне учиться. И меня отправили в Тбилиси, где я поступил в первый класс. Это был такой странный первый класс, где были экзамены — по-русски. На экзамене каждому давали табличку, на табличке был нарисован лабиринт. В центре лабиринта — колбаса, а снаружи мышка, нужно было найти кратчайший путь до колбасы. О Пушкине мы не слышали ничего, Пушкин не существовал, Лермонтов не существовал, Толстой не существовал. Все они были помещики.

Потом отец работал уже секретарем Тбилисского горкома партии. У него были нелады с Берия, очень серьезные. И дошло до того, что отец мой поехал в Крым, к Серго Орджоникидзе, и попросил направить его на работу в Россию, потому что в Грузии он работать не мог. И Серго отправил его на Урал. Парторгом ЦК на вновь строящийся в первой или второй пятилетке вагоностроительный завод.

Вот в 32-м году отец отправился на Урал — там еще была дикая тайга и несколько бараков. А потом выписал и нас. Я жил там, учился, до ареста отца. До февраля 37-го года.

Мы вернулись в Москву. Опять в эти же две комнаты. Мать, конечно, исключили из партии тут же. Она устроилась кассиром в какую-то артель. И занималась тем, что в свободное время бегала, добивалась приема у Берия, чтобы сказать ему: ты же знал его по работе, он не может быть троцкистом или английским шпионом. Она добивалась, добивалась до тех пор, пока не пришли однажды ночью и не забрали ее тоже.

Я остался с бабушкой. В это время был уже брат. Он родился в 34-м году. Жили мы впроголодь. Страшно совершенно. Учился я плохо.

- Вы ощущали себя сыном врагов народа?

- Я испытывал это на себе ежечасно, во всех смыслах. Но я считал, что это ошибка. Я был очень политический мальчик. И я знал, что мои родители такие коммунисты, каких не бывает вообще в природе. Произошла ошибка какая-то. И когда это до Сталина дойдет, он все исправит.

Семью Окуджавы «выкашивал» террор 30-х годов. И, словно бы вопреки этой трагедии, в подростке, а затем юноше Булате рождаются жажда добра и надежда. Это была милость Божия, конечно же, незаметная и не до конца осознанная. Бог действует в мире и в каждом человеке, если Он посеял в нём жажду добра и сострадания.

Вот комната эта — храни её Бог! - Мой дом, мою крепость и волю. Четыре стены, потолок и порог, И тень моя с хлебом и солью.

И в комнате этой ночною порой Я к жизни иной прикасаюсь. Но в комнате этой, отнюдь не герой, Я плачу, молюсь и спасаюсь.

В ней всё соразмерно желаньям моим - То облик берлоги, то храма,- В ней жизнь моя тает, густая, как дым, Короткая, как телеграмма.

Пока вы возносите небу хвалу, Пока ускоряете время, Меня приглашает фортуна к столу Нести своё сладкое бремя…

Покуда по свету разносит молва, Что будто я зло низвергаю, Я просто слагаю слова и слова И чувства свои излагаю.

Судьба и перо, по бумаге шурша, Стараются, лезут из кожи. Растрачены силы, сгорает душа, А там, за окошком, всё то же.

ПравМир

Вечная ему память!                     

Как голландские рок-музыканты пришли к православному миссионеру игумену Сергию (Рыбко)

На своём концерте в Москве музыканты известной рок-группы Physical Graffiti (Led Zeppelin соver) познакомились в антракте с игуменом Сергием (Рыбко), который был среди зрителей. Знакомство их впечатлило. Во второй части концерта лидер группы Эндрю Элт адресовал отцу Сергию и другим священникам знаменитую «Лестницу в небо», а виртуоз соло-гитарист Даниэль Ферберк неожиданно вручил батюшке смычок, с помощью которого исполнял одну из вещей.

Led Zeppelin помог прийти к вере

Группа в полном составе посетила храм Сошествия Святого Духа на Лазаревском кладбище, где гостям рассказали о святынях храма и его истории. Оказалось, что гитарист Даниэль Ферберк наполовину славянин — его мама православная, родом из Македонии. Даниэль выразил желание венчаться со своей девушкой у отца Сергия. Однако сейчас он формально принадлежит к католической церкви.

Так завязалась беседа о вере, музыке, душе, о главном выборе человека. Отец Сергий рассказал гостям, что музыка Led Zeppelin, которую они исполняют, в своё время помогла ему и его друзьям сделать шаг к вере.

— Это был глоток свободы, глоток иного мира, — сказал игумен. — Благодаря рок-музыке мы взбунтовались против «совка», стали искать свободу. Мы поняли, что политические системы — это второстепенно. Главное, что есть Бог, и только в Боге человек может быть свободен и независим до конца. И оказалось, что ответы на наши вопросы находятся в учении Христа. В Евангелии есть таинственные слова: познайте Истину, и она сделает вас свободными. Учение Христа зовёт к независимости от мирских принципов, устоявшихся мнений, зашоренности. Для меня до сих пор свобода — один из главных идеалов. Какая разница, кто что обо мне думает? Главное — что Бог обо мне думает. Насколько были свободными святые! Заповеди показывают вещи такими, какими они сотворены Богом, предлагают реализоваться таким, каким тебя Бог сотворил.

Окончание интервью с заместителем председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата протоиереем Николаем Балашовым

25.05.2012

                                Протоиерей  Николай Балашов,

Санкт-Петербургская Православная Духовная Академия

*    *    *

- Если позволите, несколько слов о современном положении Русской Православной Церкви в Китайской Народной Республике.

- У Православной Церкви огромные заслуги в развитии отношений между Россией и Китаем. Русская Духовная Миссия много десятилетий представляла Россию в Китае, когда никакой государственной миссии еще не было. Члены Русской Духовной Миссии в Китае очень много сделали для развития отечественной синологии и для распространения в России адекватных знаний о том, что собой представляет Китай. Итогом деятельности Русской Духовной Миссии в Китае стало, в том числе, национальное китайское Православие, и сейчас, как известно, существует Китайская Автономная Православная Церковь, которая провозглашена таковой Московским Патриархатом. К сожалению, на данный момент ее клир включает в себя лишь двух священнослужителей крайне преклонного возраста: одного священника и одного протодиакона. При этом имеется определенное число верующих, которые лишены пастырского окормления.

Русская Православная Церковь в Китае может осуществлять религиозную деятельность, направленную только на духовные нужды наших соотечественников и иностранцев, которые находятся в Китае. Так, например, посетителями Успенского храма-музея на территории Российского Посольства в Пекине могут быть россияне и носители иностранных паспортов, но не китайские граждане. Подобная ситуация наблюдается в нашей общине в Шанхае, которая действует на территории Генерального Консульства Российской Федерации. Там также есть наш священник, и его прихожане не только русские, не только выходцы из стран канонической ответственности Русской Православной Церкви, но и греки, европейцы, самые разные люди, но не китайцы. Мы с уважением относимся к требованиям китайского законодательства, но стараемся с китайской стороной развивать диалог. В том числе и при участии российского государства, при участии представителей других традиционных религий России. Существует рабочая группа по диалогу России с Китаем в религиозной области, сторонами этого процесса является Государственное управление по делам религии Китайской Народной Республики и Совет по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте Российской Федерации. Председателем российской стороны этой рабочей группы является член Совета по взаимодействию при Президенте России митрополит Волоколамский Иларион. В прошлом году состоялась встреча группы в Москве. Мы надеемся, что в этом году летом состоятся очередные переговоры. Одним из первых их итогов является то, что в ближайшее время в Россию официально прибудут учиться в духовных школах Русской Православной Церкви два православных китайских студента. Таким образом, у нас появляется надежда, что у китайских православных верующих будут свои пастыри.

Всё интервью можно прочитать по ссылке -

http://ruskline.ru/monitoring_smi/2012/05

/25/intervyu_s_zamestitelem_predsedatelya_otdela_vneshnih_cerkovnyh

_svyazej_moskovskogo_patriarhata_protoiereem_nikolaem_balashovym/