Боец «Азова» Игорь Гаркавенко: «Мы — идеалисты»

Он родился в Харькове. Русскоязычный. Из сорока лет своей жизни девять провёл в тюрьме — по обвинению в поджогах офисов украинских националистических организаций. Из тюрьмы подал заявление о вступлении в Национал-большевистскую партию Эдуарда Лимонова, восприняв её как «самое радикальное крыло русского национализма». Но последний год он плечом к плечу с теми самыми украинскими националистами провел на Майдане и на фронте, воюя за украинский Добнасс. О причинах эволюции своих взглядов, сегодняшних друзьях и врагах Игорь Гаркавенко рассказал бывшему однопартийцу Роману Попкову.

Игорь, я хорошо помню, как вы появились на страницах нацбольской газеты «Лимонка». Потом я и сам сел в тюрьму и потерял вас из виду. Ходили слухи, что Гаркавенко ушёл чуть ли не к Дугину. А потом, ещё год спустя, я узнал, что вы сражаетесь на Майдане. После освобождения из тюрьмы у вас действительно была какая-то идеологическая эволюция?

Если и произошла какая-то «эволюция», то только в том, что я повысил в праве влиять на выбор моих действий мою вторую политическую инстанцию, то есть моё личное «я так хочу», инстанцию сердца и души. Есть холодная политическая стратегия, и есть чистая внутренняя экзистенция. Между ними должен быть мир. Как между малым и большим джихадом в исламе. Другими словами, если я вижу храбрый, находящийся в подавляющем меньшинстве, романтичный и самоотверженный народ, трагично и часто фатально сражающийся против диктатуры и «системы», а говоря простыми словами — против власти уродов и мудаков, моё сердце будет с этим народом, и никакая «гениальная, политическая многоходовка» не должна мне позволить предать своё сердце и продать свою душу. Я должен быть вместе с этим народом. В данном случае, это народ Украины. Однако, описать эволюцию моей «второй политической инстанции» будет довольно поучительно. Вот, скажем, в году 2009-м в Киеве возникла угроза сноса и последующей застройки Андреевского спуска одной из компаний Ахметова. Место красивое. Естественно, «пророссийский активист Гаркавенко» оказался в числе тех, кто пришёл спуск защитить. Смотрю — пришла ещё масса людей. Интересуюсь: кто? Оказалось, украинские националисты. Интересуюсь у своих «пророссийских коллег» — не придут ли они? Ответы: «мы за русский язык», «мы за московский патриархат», «мы против НАТО», «мы за присоединение Украины к России». Немного позже другой случай: угроза застройки другим олигархом парка и детской площадки. Прихожу — масса молодых людей. Интересуюсь: кто? Украинские националисты. Спрашиваю у тех же «коллег», не придут ли они. В ответ перечисляются те же четыре пункта. Далее, в селе Врадиевка Николаевской области сотрудники МВД на протяжении нескольких лет насиловали и убивали девушек, в связи с чем на Майдане началась бессрочная акция протеста, в результате которой мне сломали ребро и задержали по «административке». Кто организовывал протест? Украинские националисты. В Харькове у интеллигентного человека, музыканта, люди Геннадия Кернеса (мэр Харькова — прим.) забрали квартиру. Поинтересовался у своих «пророссийских коллег», можно ли помочь ему. В ответ — те же четыре пункта. В итоге, этот человек смог опереться только на украинских националистов. И он был на Майдане от начала и до конца.

И вот так было всегда: во время любого беспредела власти самая активная и героическая группа — украинские националисты. И если ты порядочный человек, а не работаешь на заказ и деньги Кремля, то будь ты хоть за «Аль-Каиду»: твоими друзьями в борьбе с беспределом диктатуры и олигархата, здесь, в Украине, будут украинские националисты. Разве возможна лучшая иллюстрация к определению главного качества идентичности зарождающегося этноса по Льву Гумилеву — «общность судьбы», или, как я это выразил в одной своей лекции, «общность в драке по одну сторону»? И вот, после всех этих лет «мои пророссийские коллеги» удивлены, почему «пророссийский патриот Гаркавенко» так «подружился» с украинскими националистами. Сегодня те, кто там, в России, все эти годы не был ни на защите детских площадок, не выходил на акции протеста по поводу разрушения архитектурных памятников, не выходил на защиту определенных слоёв населения, попавших под пресс государственной машины, получили от Кремля подарок, то есть возможность убивать за свои «четыре пункта», да еще и с поддержкой и поощрением от этого Кремля. Но даже если говорить на языке идеологий, с которыми я уже, в силу своей биографии, ассоциируюсь, то и здесь нет никаких противоречий. Возьмём, к примеру, «славянское единство». Прекрасная идея. Но ведь в ней нет идеи о том, что интеграционная инициатива должна исходить, скажем, только от Варшавы, или только от Белграда, или только от Москвы. Если пассионарность, героизм, юность и чистота на стороне Киева, то почему бы сегодня ему не быть центром этой новой интеграции? Или возьмём такое понятие как «русский мир». Если так настойчиво пишут о том, что «никакого украинского народа не существует», что «это всё народ русский», то, опять же, какая часть этого «единого народа» имеет больше прав на то, чтобы быть очагом новой, русской, нео-имперской интеграции? Та, в которой народ сохранился как живой, тотальный субъект действия, та, в которой он способен стать политической нацией, или та, в которой он, народ, остался только в историческом книгопечатании, представляя сейчас собой жалкое, вымирающее население, в свою очередь порабощаемое чужими, молодыми и хищными народами?

А если взять понятие «евразийство»?

И даже евразийство. Мне очень нравятся в этой идеологии такие принципиальные моменты, как «многополярность», «модернизация без вестернизации», «свой дух + западные технологии», «цветущая сложность» (как-то я об этом сказал, что если где-то, однажды, была «кровь и почва», то здесь такой союз «кровей и почв», такое «националисты всех стран соединяйтесь»). И в полном согласии с этим я считаю, что выразителями народа русского являются русские националисты, а народа Украины, украинские националисты. И взаимопонимание возможно в том случае, когда и первые и вторые достигнут доминации у себя дома. Но до тех пор, пока в Кремле будут находиться люди, не выражающие никакой «цветущей сложности» и никакого «своего духа», а лишь беспринципную, бюрократическую, номенклатурную «простоту», и пытающиеся опереться в Украине на таких же «простых» и беспринципных ставленников, имеющих к украинскому народу такое же отношение, как они сами к русскому — до тех пор будет продолжаться политика беспредела и культурной деградации. По обе стороны границы. К сожалению, те, кто прикрывается догмами «славянского единства», на самом деле ведут к доминации дряхлой «империи», всё более подвергающейся культурной и демографической исламской экспансии. Те, кто говорит о единстве «русского мира» и о «едином народе», требуют с опорой на «государственную политику» и «экономические рычаги» уничтожить ту его часть, в которой ещё есть народ как субъект действия. А те, кто говорит о «цветущей сложности» и «многополярности», идеологически обслуживают систему власти безидейных ублюдков, тем самым максимально способствуя дальнейшему нивелированию всех культур этой самой «Евразии», находящейся под контролем Кремля. Получается, я, с точки зрения всех этих идей, совершенно последователен и принципиален. А их «дипломированные» представители — нет.

Как вам сегодня видится история НБП? Среди российских нацболов, нынешних и бывших, до сих пор идет дискуссия на тему того, какие из партийных периодов нужно считать «отступлением» от революционного пути: период сотрудничества с либералами в рамках широкой антикремлёвской коалиции, или же нынешнюю практически открытую прокремлевскую позицию Лимонова? В чем, на ваш взгляд, причина упадка и неуспеха НБП в России?

Партии нужно было всего лишь следовать своим «программным документам». Радикальная программа: «или — или». «Нам нужны сорок пять Геббельсов и Дзержинских». «Национальная революция или смерть». В определённый момент партийное руководство перестало ставить вопрос «или – или» и начало играть «в политику», точнее в коалиции. В партию шёл самый молодой и пассионарный элемент, определяющим отличием которого было то, что эти люди не хотели «играть в политику». Они пришли в «национальную революцию или смерть». Это был русский экзистенциальный эквивалент каких-нибудь «братьев-мусульман». А их обманули. Сначала им дали яйца и помидоры с надеждой, что скоро дадут тротил. А после дали такое же «политическое фуфло», как везде вокруг. У партии был свой код: она единственная пришла «победить или умереть». И она была обязана сдержать своё слово. В этом мире компромиссов, трусости и лицемерия она одна должна была быть подлинной революционной силой, и, если придётся, силой партизанской. Да, тяжело, да, страшно. Держать своё слово вообще очень часто тяжело и страшно. Но это был её пароль, её код. И её «руководство» это предало. Бескомпромиссность, тотальность, самоотверженность — и партия обязательно бы победила. Ошеломительно войдя в Кремль, или, для начала, став мифом — но победила бы. Ровно так, как святое побеждало всегда в истории.

В одной из своих лекций, прочитанной отправляющимися на фронт добровольцам, вы упомянули, что Украина проигрывает России по одному важнейшему параметру: у страны нет идеологии, рассчитанной не только на украинцев. То есть, Украина не несет глобальных (или хотя бы континентальных) смыслов, она прибегла к помощи оборонительного национализма. Какими, на ваш взгляд, должны быть контуры нового, большого наступательного проекта Украины?

Я об этом много говорю и пишу. Ни одна революция, которая не имела революционных целей за пределами того государства, в котором вспыхнула, не победила. У украинской революции есть два вектора, две стороны, которые исходят из одного источника. Первый — это революция национальная, а ещё точнее — националистическая, судя по её самому значительному революционному субъекту. Она возникла не для самой себя. Это событие потенциально мирового масштаба. Это, спустя почти век, первая в истории Европы национальная революция. И в своём потенциале она является вызовом всему современному, либеральному и псевдолиберальному положению вещей. По этой причине эту потенциальность следует перевести в актуальность. То есть, именно у нас сегодня должен быть создан национал-революционный европейский интернационал. С целью как пропаганды национальных революций, так и конкретной революционной деятельности на территории всего материка. Здесь Украина должна избавиться от своего комплекса неполноценности по отношению к «великим» европейским нациям и уверенно взяться за выполнение этой возложенной на неё свыше метаисторической задачи. Это революция, безусловно, не повернута к России спиной; она повёрнута к ней лицом. Это не «локально украинский» процесс, это не процесс «антироссийский». Это начало русской революции. У меня в подтверждение этому есть не только рациональные доводы, но и определённые экзистенциальные открытия, сделанные этой зимой, а в таком случае совершить ошибку практически невозможно. То, о чём я говорю и принятия чего требую, это не вопрос привилегии «хочу — не хочу», «нравится — не нравится», и это не роскошь. Это — необходимость. Этого от нас требует чувство нашей безопасности, «само небо». Россия — это враг, который давно «занимается Украиной», тогда как Украина, имеет целью своей безопасности «не давать России заниматься Украиной», или «давать заниматься Украиной как можно меньше». Так вот, если Украина хочет победить или хотя бы выстоять, она должна заниматься Россией, она должна действовать, работать у неё внутри, и тогда это будет борьба на равных. Но это политика и стратегия. Есть ещё метаполитика. И она гласит, что Украина есть родина всего Русского. И не в её силах от этого отказаться, убежать, или откреститься. Это «своё». С этим нужно идти и в том случае, если это принесёт победу, и в том, если за это поплатишься жизнью. Украинская революция есть революция Руси.

И в украинском обществе, и в части российского общества, сочувствующего Украине, есть разные точки зрения на значение войны. Одни говорят, что война чуть ли не погубила революцию, отнимает у страны силы и время, необходимые для реформирования государства и создания нового общества. Другие считают, что наоборот, на войне рождается новая нация и государство. Какая точка зрения, на ваш взгляд, верна?

Во-первых, опять же, историческая аксиома: ни одна революция, которая не имела внешнего врага, не победила. Война и опора реакции на внешнюю военную силу только стимулирует революцию, а в том случае, если эта внешняя сила настолько уродлива и негативна, как нынешняя РФ, так тем более. Очень интересно было наблюдать это в свете беспорядков у посольства России этой весной в Киеве, чуть было не переросших в его штурм, и штурма посольства США в самом начале революции иранской. Всё идет так, как надо. Задачей Януковича действительно было нас поднять, и он её выполнил. Задачей Путина было действительно нас сплотить, и он прекрасно справляется со своей задачей. Каждая революция сначала выигрывает в качестве, но проигрывает в количестве, но только для того, чтобы после взять ещё больше. Перед зимним восстанием у нас вообще страны не было, она вся была у врага, во власти антинародной диктатуры. И вот сейчас мы отбили всё, кроме Крыма и ещё пары городов и всего лишь нескольких административных зданий в столице, в которых пока сидят эти аферисты и временщики. На всей остальной территории тебя, если ты негодяй, могут «люстрировать», посадить в мусорный бак, и т. д. Всё действительно только начинается. Однако нельзя не сказать, что у каждой революции есть своя судьба, и, конечно, она может оказаться предательской и трагичной.

Иностранцы, которые воевали на стороне Украины в этой войне: добровольцы они или наёмники? И в плане ментальности, и с точки зрения уголовного права?

За всё время, проведенное мною на этой войне, я не встретил ни одного наёмника. Видел сражающихся на нашей стороне шведов, итальянцев, не говоря уже про русских братьев, но это всегда были исключительно идейные люди. Вопрос об оплате тех самых представителей Западной Европы был бы очень глуп, так как я встречал этих идейных борцов на моих правозащитных акциях в Киеве просто в качестве активистов, ещё до начала войны. Они не могли не приехать к нам, несмотря на возникшие проблемы с законодательством на своей родине. По поводу оценки их действий с точки зрения международного уголовного права, не считаю правильным копаться в его нюансах: «имеют ли они знаки отличия», «носят ли оружие на виду», «подчиняются ли международному военному праву», и т. д., так как они в большей своей массе приехали сюда во время битвы против диктатуры, во время революционной стихии, а какое в ней может быть международное право? Они были здесь на пике революции, перешедшей в партизанскую войну, после перешедшую в войну уже практически регулярной армии. И, естественно, на всех этих этапах их действия претерпевали определённые изменения — как по форме, так и по содержанию. Да, и ещё одна причина, по которой мне не интересно обсуждение «международного права»: оно здесь просто не действует. Здесь отсутствует наличие некой образцовой, могущественной, регулярной стороны, на мнение которой можно было бы положиться. Здесь есть только «эрэфия» с ордой своих наёмников, солдат, джентльменов удачи, обманутых идеалистов и т. д, и есть мы, со своей революцией и своими революционными батальонами.

Иностранные добровольцы, сражающиеся за Украину — это люди схожего психотипа?

Обобщающий типаж выявить, конечно, не так просто, но если сказать, что во всех есть что-то от такого «националистического Че», это будет близко к истине. Некий синтез порыва в поддержку национальной революции, пусть за рубежом, и чувства невозможности жить дальше в той скуке и безысходной потребительской вечности, в которой они жили. У меня есть друзья. Их не так много, но они все идеалисты. Война, революция, просто насилие — в их жизни это никогда не может быть связано с материальной выгодой, жаждой власти, или чем-то подобным. Когда всё только началось там, на юго-востоке, один из моих друзей, Артём, прошёл полную регистрацию во второй батальон национальной гвардии, отбыл на полигоне, потом поехал на войну. Второй мой друг, Дмитрий, пошёл в батальон «Донбасс», после был ранен в Иловайске. Я, в свою очередь, пошёл в «Азов». Прослужив какое-то время там, на месяц ушел в батальон ОУН, созданный моим хорошим другом Миколой Коханивським, одним из самых чистых и благородных людей украинской революции. В этот раз мы находились в двух километрах от Донецка, практически прикрывая аэропорт. Где бы я ни был, я общался и знакомился с представителями всех воюющих подразделений, и я был поражён моральному уровню людей. Особенно удивило наличие в повторно мобилизованных, уже сорокалетних солдатах этого самого добровольческого настроения. Эти люди не были на Майдане, они были призваны в армию через повестку, но они не уступали своим духом и в своей мотивацией представителям добровольческих батальонов. Что касается конкретно иностранцев, то для них была возможность сражаться исключительно в добровольческих батальонах. Критерием прохождения там было только состояние духа, а не юридическая обоснованность, наличие гражданства и т. д.

В настоящий момент широкомасштабных военных действий не ведётся, хотя есть перестрелки почти по всей линии фронта, и в аэропорту Донецка ещё бьются окруженные бойцы. Если активные военные действия по всему фронту в ближайшее время не возобновятся, что делать людям из РФ? Украинцы хотя бы могут сражаться за углубление своей революции, строить новое общество. А что делать русским? Пытаться натурализоваться в Украине? Стать эмигрантами? Ведь возвращение в РФ связано с серьезными рисками.

Если под активными действиями понимать серьёзные наступательные операции, то да, этого сейчас нет. Пока нет. Но позиционная война с каждодневными артобстрелами, ударами «Градов», минометов, перестрелками из стрелкового оружия, действиями диверсионных групп, и, конечно, с практически каждодневными потерями — это всё есть и, думаю, будет ещё долго. Бойцы, прибывшие к нам из России, изначально понимали непреложную истину — если ты едешь «в революцию», ты едешь к себе на Родину. Это работает всегда в истории, даже в том случае, когда речь идет о представителях совершенно далёких друг от друга народов. Конкретно же в нашем случае они ехали на свою сакральную родину, они ехали в Русь, и они всё это тоже прекрасно понимают. Как я уже говорил, революция Киева есть начало русской национальной революции. Сейчас я на связи со многими добровольцами из России. Пока эти люди будут получать гражданство Украины, чтобы закрепиться здесь чисто юридически. Прибыв сюда, эти бойцы, конечно, думают о возвращении обратно, но, безусловно, о возвращении вместе с этой непреклонной революционной волей.

http://juliawinston.eu/azovgarkavenko/