Я перестала тратиться. Я просто остановилась. Нет друзей, нет близких. Такая пустая комната со средней температурой – а руки холодны просто, потому что они всегда холодны.  Все застыло, движения нет. Нужно убрать все зеркала, чтобы не отмечать время по ним, чтобы не ходить сквозь них в чужие миры.
А помните, мы неслись на шокирующей скорости? Помните, как мы уносились куда-то. Это куда-то принесло меня сюда – в пустыню фрустрации. Но я люблю тебя, медитирующее пространственное зависание в отрешенной и объемной пустоте.
Закрываю глаза – а там небо, за моими прозрачными веками глубокое звездное августовское небо. Я проваливаюсь, переворачиваюсь, хватаюсь за холодные звезды размером с ладонь и несимметричными колючими краями. Это темно-синее небо обтягивает меня как узкое вечернее платье, просачивается в глаза, уши, ноздри, я начинаю задыхаться и хватаю ртом воздух, проглатываю звезды, они режут горло, пищевод и внутренности. А я все переворачиваюсь в этой яме невесомости.

бывает вспоминаешь о детстве, о заботном юношестве, думаешь, что был самым счастливым человеком на свете, а теперь - просто человек. Старые песни, старые вещи, чужие открытки и воспоминания, запечатленные на фотографиях, сделанных еще на пленочную мыльницу, и от этого всего выворачивает наизнанку. Я продам душу за то, чтобы вернуться туда, перестану быть собой, стану просто кем-то, наблюдающим сверху, сбоку - неважно, лишь бы быть там. Потому что там осталась я - "мечтательная ... студентка", как выразился на днях один друг из прошлого и никто для меня в настоящем, как и я для него. А я хочу туда, черт побери, где он все-таки друг, где мы смеялись звонче всех и носили самую темную одежду в мире, где мы покоряли наш маленький город, где цвет волос менялся каждый месяц, где в школу одевались малиновые и фиолетовые пиджаки вместо черных, где мы захлебывались от эмоций и мир казался волшебной большой эйфорией, где Новый год пах снегом, а снег мандаринами и хвоей. Где взгляд и слово что-то значили, где мы радовались настоящим вещам, где мы работали над собой, где понимали, что такое искренность и вечность.

В этой комнате все одного цвета. Яркого и едкого. В этой комнате много дыма. Кажется, что можно задохнуться, но не задыхаешься, и это еще мучительноее. Потому как даже сквозь закрытые веки просачивается этот болезненный свет.
В этой комнате нет зеркал, нет окон, есть дверь, но она закрыта, на ней нет ручки. Здесь обесиленные ходят посетители, блуждая в туманной зыби искусственной атмосферы. Они вытягивают руки вперед, как слепые, кого-то зовут, натыкаются на стены, садятся на пол, закрывая лицо руками.
Здесь никто не в силах избавиться от назойливого цвета. Вот они контрасты и настоящие краски жизни. Вот они, берите, вдыхайте, наслаждайтесь, вы ведь так хотели эмоций и насыщенности.
Эта комната - парник, где витают одни и те же мысли - где-то есть выход, как-то ведь сюда попадают. Никто не верит, что их дорожка заросла травой, потому что здесь нет травы, здесь нет троп. Все помнят приветливые дородные лица проводников, которые улыбчиво открывают дверь, потом закрывают за тобой.  Дальше все попадают в комнату одного цвета.
Временная эйфория, ощущение радости и безмятежности. Но этот дым - все та же пустота, только раскрашенная в яркий тон. Если невозможно найти выход, остается сесть на пол, закрыв глаза и склонив голову, вспоминать, вспоминать, вспоминать.

Отрывок из моей новой новеллы :


...Пройдя мимо горы посуды, залитой моющим средством – от запаха, я взял полный чайник и сразу же пошел назад в комнату. Давно стоило там навести порядок, но я предпочитал просто ничего не замечать. Моих сил едва хватало на то, чтобы садится каждое утро за компьютер, открывать текстовый редактор и бить по клавишам, с ненавистью глядя на вновь и вновь стираемые строки и абзацы. Люди говорят, повторяя красивые, бессмысленные фразы. Одна из них утверждает, что все счастливые люди счастливы одинаково, а каждый несчастливый – по-своему. Чушь, глупая, стереотипная чушь, как и всё «широкоизвестное».  Я слишком много нырял в глубину, иногда мне кажется, что в темно-синей, холодной, давящей бездне я уже видел – неоднократно – очертания дна…
В глубине самого себя мне раскрывалась суть – звериная, бессмысленная, неуправляемая. Анализ, направленный в середину, ведет, как извилистая река, в сердце безумия.  Тем, кто остался снаружи, кажется, что сумасшествие многолико. Они видят и не понимают. Сердцевина крепче. Чтобы узнать – нужно убить. Произвести вскрытие. Срыть экскаваторами, снимать слой за слоем. Счастье рыхло, счастье слабо. Ковш упрется в камень. Чтобы убить – нужно стать сумасшедшим.
Я сидел перед пустым экраном и маленькими глотками пил теплую, с осадком, воду.
«Ты выходишь на кухню, но вода здесь горька…» - пролетела грузовиком короткая мысль, бросив в лицо горсть песка. Я ненавидел…
«Всякий, ненавидящий брата своего, есть  человекоубийца»
От внезапно наскочившей ярости, я заскрежетал зубами и, крепко схватившись за вазу с чахлыми цветами – еще с последней пресс-конференции, едва удержал себя от того, чтобы запустить ее в зеркало. Оттуда на меня смотрел взлохмаченный, худой человек с красными, выпученными глазами.
- Вот урод. – Произнес я.
- Сам такой.
- Когда-нибудь, я тебя разобью.
- Не посмеешь. – Я оскалился самому себе и тяжело упал на стул, пытаясь отдышаться.
Я ненавидел, и раньше этого было достаточно. Как сумасшедший ученый, я без тени сомнений брался за скальпель, выставляя напоказ собственные внутренности, выдавая их за чужие. Право, никто не замечал подлога. Они все выглядят одинаково омерзительно.
Теперь передо мной белое поле и мигающая полосочка. Я добрался до сердцевины, и больше нет никакого смысла. Остается лишь убить своего Бога и умереть.

Читать полностью тут
                           



© Mike911

Трясутся руки. Я больше не боюсь, что тебя кто-то убил, отобрал вещи, сжег их и растерзал тело, закопав его в разных местах вокруг Киева. Но меня душат слезы. Это как отходняк. Понятия не имею, что такое "бодун" или "бадун" (даже не знаю, как писать это слово), но думаю сейчас, у меня именно такое состояние, когда душит изнутри непонятное чувство, то ли обиды, то ли смущения, то ли еще что-то...
Сразу хочется слушать скрим и грол, плакать, бегать и кричать.
Звонить, писать, искать. И искать не только тебя, все, что когда-либо было потеряно, - вещи, чувства, сны.
Наверное, зря. А, может, и нет. Столько теряется в жизни, - честь, совесть, монеты, наклейки, собаки, брошки, пуговицы и номера телефонов. Не хочу терять тебя. Да и вообще ничего не хочу терять. В том числе время, в том числе... многое другое.