закру`жит снег
сменив круженье птичьих стай
спасёт ночлег
тех кто за целый день устал

что ж ты стоишь
и тупо тупо смотришь так
замёрзнешь слышь
совсем простудишься чудак

ты ищешь зря
ведь сколько миль ни накрути
всё потеряв
нигде покоя не найти

ты бел как мел
цвет подходящий для зимы
как дым ты бел
ведь в холод тянутся дымы

пускай кричит
и веселится вороньё
а ты молчи
и спрячь несчастие своё

закружит снег
сменив круженье птичьих стай
спаси ночлег
всех кто за целый день устал

перевод Валентина Надеждина , см. по ссылке: http://www.stihi.ru/2010/03/01/7973

Кричит Враньё,
отчаянно стремится в Град:
вот Снег падёт-
и кто успел Домой, тот рад!

Ползущий Рак,
довольно взгляды посылать!
От Зим, Дурак,
в Миръ думаешь бежать?

Сей Миръ- Врата
во Хлад и Немоту Пустынь!
За ними, Там
теряй, броди- остынь.

Ты ,бледный, стал,
заклят на Зимний-Переход:
высот искал
как дыма тёплый столб?!

Старайся, Вран,
вливайся в Пусто-Птичий-Хор! -
Храни, Дурак,
кровавый Лёд в Груди- Позор!

Кричит Враньё,
отчаянно стремится в Град:
вот Снег падёт-
кто не успел Домой, пропал!

перевод Терджимана Кырымлы

Vereinsamt

Die Kraehen schrei'n
Und ziehen schwirren Flugs zur Stadt:
Bald wird es schnei'n –
Wohl dem, der jetzt noch – Heimat hat!

Nun stehst du starr,
Schaust rueckwaerts ach! wie lange schon!
Was bist du, Narr,
Vor Winters in die Welt – entflohn?

Die Welt – ein Thor
Zu tausend Wuesten stumm und kalt!
Wer Das verlor,
Was du verlorst, macht nirgends Halt.

Nun stehst du bleich,
Zur Winter-Wanderschaft verflucht,
Dem Rauche gleich,
Der stets nach kaeltern Himmeln sucht.

Flieg', Vogel, schnarr'
Dein Lied im Wuеsten-Vogel-Ton! –
Versteck' du Narr,
Dein blutend Herz in Eis und Hohn!

Die Kraеhen schrei'n
Und ziehen schwirren Flugs zur Stadt:
Bald wird es schnei'n –
Weh dem, der keine Heimat hat!

Friedrich Nietzsche

Игра сделана.

Любимый брат, когда построим плот,
и поплывем в далекую страну?
Любимый брат, нас лишний груз гнетет  
и мы идем ко дну.

Любимый брат, мы чертим на листе
страну которой нет в помине.
Будь осторожен, вон на той черте  
взлетишь на мине.

Любимый брат, теперь желаю к рее
привязанной кричать.
Ведь даже из мрачной долины теней
ты примчишься меня выручать.

Проснемся в кибитке цыгана, или в шатре эмира,
струится песок под ногами,
твой возраст, мой возраст и возраст мира
нельзя измерять годами.

Не дай хвостам павлиньим, трещоткам-погремушкам,
и воронам ученым страной Дураков обмануть,
там видимость пенится в плошках и кружках,
в обертках отсутствует суть.

Лишь тот победит, кто для  сказочной феи
заветное слово узнает.
Я шепну тебе, что на садовой аллее,
от него как от снега последнего, след просыхает.

Гудят наши ноги от многих дорог,
Но прыгая легче терпеть,
пока царь Горох на высокий порог
подхватит, и мы станем петь:

Это прекрасное времечко, когда прорастает семечко!
Кто падать умеет - сумеет летать.
Сердечную клятву о дружбе навечно
скрепляет моя печать. 

Мы  спать должны. Любимый, закончена игра.
На цыпочках, ночные рубахи подобрав.
А папа с мамой скажут, прощаясь до утра:
домашний дух играет, при выключенном бра.

перевод Аллы Старк ,см. по ссылке: http://www.stihi.ru/2003/12/06-201

Das Spiel ist aus
 
Mein lieber Bruder, wann bauen wir uns ein Floss
und fahren den Himmel hinunter?
Mein lieber Bruder? bald ist die Fracht zu gross,
und wir gehen unter.
 
Mein lieber Bruder; wir zeichnen aufs Papier,
viele Lander und Schienen.
Gib acht, vor den schwarzen Linien hier
fliegst du hoch mit den Minen.

Mein lieber Bruder, dann will ich an den Pfahl
gebunden sein und schreien.
Doch du reitest schon aus dem Totental
und wir fliehen zu zweien.

Wach im Zigeunerlager und wach im Wuestenzelt,
es rinnt uns der Sand aus den Haaren,
dein und mein Alter und das Alter der Welt
misst man nicht mit den Jahren.

Lass dich von listigen Raben, von klebriger Spinnenhand
und der Feder im Strauch nicht betruegen,
iss und trink auch nicht im Schlaraffenland,
es schauemt Schein in den Pfannen und Kruegen.

Nur wer an der goldenen Bruecke fur die Karfunkelfee
das Wort noch weiss, hat gewonnen.
Ich muss dir Sagen, es ist mit dem letzten Schnee
im Garten zerronnen.

Von vielen, vielen Steinen sind unsre Fusse so wund.
Einer heilt. Mit dem wollen wir springen,
bis der Kinderkoenig, mit dem Schluessel zu seinem Reich im Mund,
uns holt, und wir werden Singen:

Es ist eine schone Zeit, wenn der Dattelkern keimt!
Jeder, der fallt, hat Flugel.
Roter Fingerhut ist's, der den Armen das Leichentuch saumt,
und dein Herzblatt sinkt auf mein Siegel.

Wir muessen schlafen gehn, Liebster, das Spiel ist aus.
Auf Zehenspitzen. Die weissen Hemden bauschen.
Vater und Mutter sagen, es geistert im Haus,
wenn wir den Atem tauschen.

Ingeborg Bachmann

Любимый Брат, когда выстроим мы себе Плот-
и выплывем к самому Небу?
Любимый Брат, Обуза нам невпроворот-
мы тонем, где там.

Любимый Брат, кроим мы из Бумаг
Край, и Границы, Тракты.
Будь начеку, за чёрной Риской- Враг:
на Минах вверх порхать там.

Любимый Брат, тогда мне криком выть,
привязанной к Суколу.
Но ты уж скачешь из Долины Тьмы-
и мы полетим над Полем.

Очнёмся в Таборе, а то- в Шатре среди Песков:
рассыпаться как просыпаться.
Не спрашивай , сколько Лет минуло, Возраст таков:
от Мира и Старость, и Страсти.

Не слушай  Ворона ушлого, ни клейкого Паука,
не трогай Перьев выпавших в Колючки.
Есть и пить не посмей, в Скарлатиновом Крае пока
Пена пыжится в Кружках -тебя глючит.

Лишь тот, кто на Златом Мосту Волшебницы Сапфировой прознает
заветное Словцо, тот победил.
Я нашепчу тебе его с Последним Снегом Мая
Деревьев распустившихся среди.

Мы Ноги набили. От многих и многих Камней
Средство есть. Мы поскачем,
пока Царь потешный с Ключом за Щекой от Державы своей,
нас не примет чтоб пели иначе:

"Сломалась Тросточка- расти, Финиковая Косточка!"
Всяк, кто упал, тот крылат.
Кровавый Палец тянется из мёртвого Кулачка,
ты к Сердцу прижми его, Брат.

Любимый, нам пора идти в Кровать, Игра окончена.
На цыпочках. Рубахи белые вздуваются.
Нечисто в Доме, так говорят Отец и Мать,
когда мы не дышать стараемся.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы    

We strode doun the open corridors together ...аnd never passing cashier.
Allen Ginsberg

Хватайте всё, что подвернётся,
тащите прошлое зубами,
слагайте басни про запас:
не лейте уксус в антидоты,
остроты задницы не колят.
Сердца сластят- и удаляют:
они летят на чёрном фоне,
ах, это больно и красиво,
но эти сгустки идеалов,
совсем не кормят, а манят,
они -горящие собаки:
одна гремит консервной банкой,
другая жжёт по-человечьи,
а третья лает как орёл,
который гордо устремлялся,
пока не вылиняли перья,
пока не стало небо плошкой,
а счётчик времени зашкалил
и прохудился кошелёк.
Но кто там следом вечно ходит?
И что за нами подбирает?
Он регистрирует движенья,
сигналит точку невозврата,
на полках поправляет пачки:
не оборачивайся, ибо
заставит вывернуть карманы,
смешает уксус с карамелью,
оценит платежеспособность,
плёснёт за пазуху бензину,
чтоб не болела пустота.
Нас окрыляют анекдоты.
Толкайте полные тележки,
виляйте голыми хвостами
на чёрном фоне к гибралтарам
орлами вычерченных касс.

Стрела и песня

Стрелу из лука я пустил,
на знал я , где она упала;
напрасно взор за ней следил,
она мелькнула и пропала.

На ветер песню бросил я:
звук замер где-то в отдаленьи...
Куда упала песнь моя,
не мог сказать я в то мгновенье.

Немного лет спустя, пото`м
стрела нашлась ,в сосне у луга,
свою же песню целиком
нашёл я в тёплом сердце друга.

перевод с английского Д.Михайловского

The Arrow and the Song

I shot the arrow into the air,
it fell to earth, I knew not where;
for so swiftly it flew the sight
could not follow in its flight.

I breathed a song into the air,
it fell to earth, I knew not where,
for who has sight to keen and strong,
that it can follow the flight of song?

Long ,long afterward in an oak
I found the arrow ,still unbroke;
and the song ,from beginning to end,
I found in the heart of a friend.

Henry Wadswortth Longfellow

Стрелу пустил я,толку нет:
она упала, знать бы где;
ведь так неслась она, её
лишь проводил мой взгляд в полёт.

Я песню спел, а толку нет:
она рассеялась везде;
глазам не уловить её:
не емлет песен окоём?

Пото`м, пото`м стрелу в саду
я отыскал- попала в дуб.
а песню собранную туго 
я отыскал в душе у друга.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

Орфею подобно играю
на Струнахжитейских Смерть,
а Красоте наземной,
а Глазам твоим, что Небо затмевают
горазда лишь Тёмное сказать.

Не забывай: и ты, внезапно,
тем Утром, когда твой Ночлег
ещё был росен, а Гвозди`ки
спали` на Сердце у тебя,
ты Лету тёмную видал,
что мимо вдаль текла.

Я, Струна Молчания,
натянутая Волною Крови,
поймала Сердце звучное твоё,
чей Локон затерялся
в Тенистойшевелюре Ночи.
Тьмы Хлопие черно`е
заснежило твой Лик.

А я твоею не стала.
Мы плачем и поём теперь.

Но ,подобно Орфею, владею
я На-Струнахжитийною-Смертью,
а ещё голубеет
мне навеки погасший Твой Взгляд.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Dunkles zu sagen

Wie Orpheus spiel ich
auf Saiten des Lebens den Tod
und in die Schoenheit der Erde
und deiner Augen ,die den Himmel verwalten,
weiss ich nur Dunkles zu sagen.

Vergiss nicht, dass auch du ,ploetzlich,
an jenem Morgen ,als dein Lager
noch nass von Tau und die Nelke
an deinem Herz schlief,
den dunklen Fluss sahst,
der an dir vorbeizog.

Die Saite des Schwiegens
gespannt auf die Welle von Blut,
griff ich dein toenendes Herz.
Verwandelt ward deine Locke
ins Schattenhaar der Nacht,
der Finsternis schwarze Flocken
beschneiten dein Antlitz.

Und ich gehoer dir nicht zu.
Beide klagen wir nun.

Aber wie Оrpheus weiss ich
auf die Saite des Todes das Leben,
und mir blaut
dein fuer immer geshlossenes Aug.

Ingeborg Bachmann

Сады обрюхатил Морозец -
В Печах догорели Хлебы-
Пучку Прошлогоднейзанозы
в Руке твоей Спичкою быть.

Молчок! Береги свой Пожиток,
Слова или Слёзныйпадёж
под Холмом из Боя-Осколков
что вечно Морщины кладёт.

Когда все Горшки перебиты,
где Слёзы, что слиты в Кувшин?
Внизу Колосник незабитый,
вверх тянутся Жар-языки.

Вот грохнет подавленный Голос
Водою, а также Огнём.
Он- Слов Влагоносных мой Облак,
которому вверен сей Холм!

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Осколки

Сад стал тяжел от морозов –
хлебная корка горчит –
венок прошлогодних сонетов
пошел на растопку печи.

Пророчит посудная полка,
а слово от горя молчит,
чем выше становится горка осколков,
тем глубже бороздки морщин.

Когда разобьется последняя кружка,
над чем будешь плакать в пивной?
Внизу – докрасна раскаленные угли,
мерцают от тяги печной.

Еще нарастает давление пара,
гуденье  воды и огня.
Вот, словно облако, вырвется слово,
которому вверена я.

перевод с немецкого Анны Старк (с) см. по ссылке http://www.stihi.ru/2003/11/13-399

Scherbenhuegel

Von Frost begaten die Gaеrten -
das Brot in dem Oefen verbrant -
der Kranz aus den Erntelegenden
ist Zunder in deiner Hand.

Verstumm! Verwahr deinen Bettel,
die Worte, von Traenen bestuerzt.
Unter dem Huegel aus Scherben,
der immer die Furchen schuerzt.

Wen alle Kruege zerspringen,
was bleibt von Traenen in Krug?
Unten sind Schpalten voll Feuer,
sind Flammenzungen am Zug.

Erschaffen werden noch Daempfe
Beim Wasser- und Feuerlaut.
O Aufgang der Wolken, der Worte,
dem Scherbenberg anfertraut!

Ingeborg Bachmann

Наша Пашня это Небо:
в Поту Моторов видна,
ввиду Ночи,
под Вождеством Сна -

выспанная на Токах Черепов и Копнах Волос,
под Крышей Мира, чья Черепица
снесена Ветром- и вот Дождь, Дождь, Дождь
в нашем Доме, а в Мельницах-
слепые Метанья Летучих Мышей.
Кто жил там? Чьи Руки были чисты?
Кто Архипризраком будучи бледным
Ночью мелькал?

В Стальномопереньи сокрыты, внимают
Датчики Пространства, Хронометры, Шкалы
Обла`чности, и простирается Любви
Сердец наших забытый Язык:
кратко и долго-долго... Лишь Час
Град осыпает Барабан Ушей,
что, нам нежелателен, слушает, терпит.

Нет, не сникают суть Солнце с Землёю,
только подобно Созвездиям бродят, неузнаваемы.

Мы выступили из Гавани,
куда нет Возврата,
ни Груза не ждут, ни Улова.
Пряности Индии и Шелка из Японии-
Торговцам,
как Рыбы Сетей Достояние.
Только вот Духом повеяло
Комет Траекторий,
разорваны Ткани Эфира
Падучими Звёздами.
Назови это Состоянием Одинокой,
в котором Диво пленяет.
Ничем кроме.

Мы на ноги стали, а Монастыри опустели
пока мы трудились: Орден, что не святит и не учит.
А нам не даются Приборы Пилотов. У них
Ориентиры в Глазах, на Коленях простёрты
Мира Ландкарты, который ничем нам не служит.

Живёт кто внизу там? Кто плачет...
Кто там теряет Ключ от Дома?
Кто не находит Кровати себе, спит кто
на Лестнице? Кто, когда Утро настанет,
осмелится Струнамсеребряным кликнуть: гляньте, вот я...
Когда снова и снова Вода давит Мельничноеколесо,
кто осмеливается Ночи напоминать о себе?

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Ich hoere, die Axt hat geblueht,
ich hoere, der Ort ist nicht nennbar,

ich hoere, das Brot, das ihn ansieht,
heilt den Erhaengten,
das Brot, das ihm die Frau buk,

ich hoere, sie nennen das Leben
die einzige Zuflucht.

Paul Celan

Слышу, Колун порасцвёл,
слышу, не спрашивай, где-то,

слышу, Хлеб-понятой
Повешенного исцеляет,
Хлеб, испечённый Женою ему,

слышу, Жизнь они называют
"Единственный Приют".

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
см. по ссылке перевод В.Бродского этого же стихотворения http://www.diary.ru/~verse-diary/p86289428.htm