Благостное воздействие мантры.

Засыпая, он думал:

"Только бы не проспать... только бы не проспать... проспать".

Проспал. Ночь, утро и полдня. Ходил и бубнил себе под нос:

"Только бы не уснуть-только не уснуть..."

Уснул...

Моня, который был всем друг.

- Уважаемый, вы знали Моню? Ибо если вы его не знали, считайте, что ваша жизнь не удалась. Она прошла мимо большого яркого праздника. На таком - обычно много разноцветных палаток. В них законопослушные граждане предаются единственно возможной для них утехе - жрут горькую вперемешку с пивом и орут песни о любви к родине.

- А... Вы о том милом человеке, который научил всю улицу пить стоя, с горла, спиральной струей и загоняя вермут прямо в готовый на разную подлость желудок. Что вы! Как же не знать Моню?! Что вы! Чистейшей слезы человек. Однажды мы с ним сидели в парке, смотрели на обнаглевших голубей и он мне тихо так говорит:

- Геша, ты видел когда-нибудь стрелу, пущенную розовым голопузым карапузом - прямо в опустевшее от разных сомнений сердце. И это тогда, когда в кармане тащит жалкое существование только одинокая пятикопеечная монета. А ведь ты, Геша, достоин того, чтобы по утрам у тебя не болела голова от избытка чувств к напитку, который ненавидели еще шумеры. Я говорю о пиве, а не о том жалком дерьме, что выпускают сейчас отечественные броварни. Короче, Геша, видишь ту милую особу, что сидит напротив нас? Считай с этой минуты, что я влюбился. Есть только одна загвоздка. Мне срочно нужны нежнейшие весенние пионы. Или гвоздики, на худой конец. Если ты не одолжишь червонец на это святое дело, можешь видеть во мне врага на всю жизнь, а также купить лопату для моей могилы. Ибо я умру, не отходя от этой жалкой скамейки.
 
- И что вы думаете? Я ему поверил! Как я мог не поверить такому взрыву черт-знает-чего?! У Мони глаза были как у небесного ангела. Клянусь вам, такие глаза вы можете увидеть только на картинах великих художников. И то - далеко не у всяких. В этих глазах - было все! И посреди этого всего - сердце! Большое праведное сердце бездонной глубины! 
 
- Ну, и что было потом?...
 
- Что было потом? Вы спрашиваете, что было потом? Вы, наверное, никогда не знали Моню. Потом... потом я увидел Моню в сильно нетрезвом виде в кафе "У колокольчика". Аж через неделю. И ведь что интересно... Не то, что он был небрит, грязен и с синяками под грустными еврейскими глазами. Удивляло, что Моня продолжал оставаться интеллигентом. Да-да. Верьте мне. Когда я его спросил:
 
- Моня, почему ты здесь, а не под окнами молодой особы, так искренне смотревшей в твои чистые глаза? Почему ты не с гитарой? Почему не поешь ей лирические песни из богатого наследия ливерпульской четвертки?
 
- Знаете, что он мне ответил? Он ответил: - Что теперь с того, что у меня нет огня? Что нет больше рук, что чисты. А есть только то, что сгорит в пустоте. Посмотри в небо - ты там увидишь путь новой звезды. Но ты никогда не увидишь - Моню, который благословил бы свой последний стакан.

- Что? Так и сказал?

- Клянусь, именно так. Я ему говорю:

- Ну, хорошо. А как же мои деньги? Это ведь из оплаты моего несносного труда.

А он смотрит на меня детскими наивными глазами и отвечает:

- Что такое деньги, когда у Мони пропало чувство внутренней обеспеченности, а на улицах продолжают людей давить машины? Когда-нибудь настанет время, когда ты будешь с упоением рассказывать, как помог жалкой советской бумажкой Моне в трудную минуту.

- И что вы думаете? Я теперь вот сижу тут с вами, в этой драной забегаловке, ем гадость, которую вездесущие турки называют шаурмой, пью подпольную водку и рассказываю вам о Моне. А он, зараза, сейчас прохлаждается в министерстве за большие деньги и давно забыл - кто такой Геша. Как вам это? А?

- Моня? В министерстве? Надеюсь, не в нашем!

- Да, нет, конечно. В нашем - интеллигенты не требуются. На исторической родине. Вы представляете себе: сидит Моня за большим канцелярским столом, в галстуке и дорогих, из тонкой кожи, туфлях, впускает на большой скорости в себя литровую бутылку вермута. А потом пишет финансовый отчет. А? Картина...

- Увы! Говорят, он больше не пьет. И, вообще, я думаю, Моня - уже давно не Моня. Которого мы с вами знали. Рассвет на грязной улице в молодости после хорошей пьянки сильно отличается от восхода солнца за большим окном в кабинете с удавшейся жизнью... Ну и хрен с ним... Еще по стаканчику?

В мире, в котором перестал жить сумрак.

- Хотел ли ты когда-нибудь вернуть все назад? Особенно то, что жило лишь в воображении, но никогда не стало течь собственной жизнью.

- Постоянно. Я живу лишь тем, что не удалось вытянуть из мысли в реальность. Потому и страдаю. Если бы земные рассветы были настолько красивы как в моей голове, я бы перестал пользоваться рассудочностью. Совмещение - вот, что нужно мне как воздух! Слияние двух раздельных миров. Моего внутреннего и того, о котором говорят, будто он существует.

- Тогда останься в том, который рисуешь сам. Там даже демоны только те, которые - от твоей плоти и крови.

- Это верно. Я опять вчера летал. Последний сон был особенно ярким. Я строил вселенную и тут же разрушал ее . Все-таки реальность есть вещь необъяснимая. В то миг, когда я жил в собственном мире, лежа головой на обычной подушке за пару гривен, никто бы меня не смог убедить, что я умер, а остальной мир так и продолжает двигаться по накатанной - в пропасть. Ведь в том мире, который зависел от меня  - никогда не было сумрака. Небо было в красках утреннего дождя. А люди - с длинными белыми крыльями. И никто из них не знал, зачем живет и... куда...


Идущие.

В сером утреннем тумане шли трое. Они шли молча. Издалека и очень давно. Они уже и позабыли, когда это все началось - стремление к конечной цели. Каждый начинал свой путь сам. А встретились - на этой вот каменистой узкой дороге. На которой ноги путников давно потеряли опрятный вид и были избиты до крови. В синяках и в пыли. Да и плащи их назвать одеждой было сложно. Тряпье одно.

Но идущих это не волновала. Сегодняшнее утро было последнем. Они знали об этом. Откуда? Они бы вам  этого не объяснили. Знали и все тут.

Через час туман должен рассеяться... и тогда... И тогда они увидят то, за чем пришли - обычную, прозрачно чистую, речку. А над ней - радугу. Весь этот путь был проделан лишь для того, чтобы потом, где-нибудь в новой жизни, если кто-то спросит:

- Видел ли ты дождь?

То любой из наших героев мог бы ответить:

- Нет. Но зато я видел радугу. А тот, кто видел радугу - уже не может вернуться назад...

Счастья - для всех!

- Отдайся! - сказал он.

- Не хочу! - ответила она.

- Почему? - спросил он - Разве я не мужчина, а ты не имеешь всех предпосылок?

- Дело не в этом - строго отпарировала она - У меня взгляд, устремленный в избыточность. Туда, где в тяжелых буднях формирует себе счастливую будущность моя бедная родина. Сейчас - не время! Твои мысли - слишком низменны! Они стремятся к жалкому сиюминутному счастью. Я же хочу - "покращення" на века! Не только для себя, а тем более - только для тебя. Я хочу его для всех! Для всех пострадавших от "попередников"! Я его хочу для всех - не дозревших еще до великого понимания, регионов!

Жизнь задолбала.

Возле старого облезлого киоска стоял гражданин Гусько и смалил цыгарку. Человек он был занятой. То есть все время у всех занимал, дабы купить то, чего так жаждала его душа. А жаждала она пива. Но это  - для начала. Чтобы унять дрожь в руках. Потом ему предстояло еще собрать по крупицам на жидкость, куда более серьезную, способную усыпить и саму совесть.

Гусько часто по вечерам размазывал по небритому лицу слезы. От умиления. Особенно если под чарочку и огурчик звучали песни его молодости, в которой он был человеком выдающимся. Его всегда выдавал запах самогона. Время тогда было тогда такое. Страна упорно боролась с Зеленым Змием, оттого пили все, что горело, ибо в осиротевших от правильного направления в никуда магазинах достать что-то с градусом было практически невозможно.

Так вот. Стоял-стоял себе сей выдающийся гражданин, посмотрел наверх -  ба! А над ним висит тарелка инопланетная. Не только над ним, но и над киоском, в который вот-вот должны были пиво кислое подвезти.

И спускается из той тарелки человечек странный. Даже и не человечек, а так... существо какое-то. Подходит к гражданину Гусько и говорит:

- Здравствуй, дорогой брат по разуму! Рад приветствовать в твоем лице всю вашу дружественную планету! Очень рад! Только скажи, пожалуйста, прежде чем в обморок упадешь, по чем пивко в хибарке сей будет?

Гусько не был из храброго десятка и тем не менее все-равно ему как-то было. По утрам особенно. Когда голову занимали вопросы строго насущные, связанные с гашением внутренних страстей. Поэтому он только пробурчал недовольно:

- По скольку-по скольку... По четвертаку от рубля и будет. Да толку-то что? Хрен его знает, когда Агафья эта чертова пиво завезет? Хоть помирай тут.

Человечек, спустившийся с небес, затараторил:

- А, вот и необязательно. Через пят минут по времени вашему пивко и доставят. В целости и сохранности. Семеныч привезет. Он нынче в рейсе. Петька Сиплый сегодня приболел. Теща приехала к нему. Вот он и перебрал чуток.

Гусько уставился на незнакомца и только тут до него дошло, что слишком все странно выглядит. Тарелка, человечек этот. Да еще и знающий подозрительно много.

- Э?.. А ты кто такой будешь? С каких таких краев? Больно знаешь много!

- С космосу, вестимо, - сделал радостное подобие улыбки человечек. - Откуда ж еще? Я вот тут мимо пролетал, дай, думаю - тормозну. Трубы сильно горят. У меня дите в системе Альдебаран родилось. Целый световой год отмечаю. Извелся уже. Пива страшно хочется. А в космосе - где ж его взять? Вот и спустился на землю вашу грешную....

 - А откуда ж ты про пиво знаешь? - удивился гражданин Гусько - Оно, что? И у вас есть?

- Так это мы его вам сами и подкинули. При шумерах еще. Те больно туповаты были, скучны, не интересны. Вот мы их чуток и расшевелили. У них сразу и искусство, и ремесла разные пошли, не говоря уже о письменности. Правда, стали они заодно и буянить. Войны начались. Но это от некультурия больше. Вот наши же пьют, а не дерутся. Все - по этикету космическому...

Долго бы еще длился этот важный для истории человечества разговор. Но тут Гусько услышал сзади крик Агафьи:

- Ты чего, мать твою!!! Одурел что-ли??? С кем разговариваешь, пьянь мутная? Иди ящики разгружай. Бутылку заработаешь. А то у шофера радикулит. Врет, зараза, конечно. Работать не хочет... И этот стоит, понимаешь, руками размахивает и бубнит чушь всякую... Адельбаран-адельбаран... Я тебе дам - барана этого!..

- Так ведь это... Марсияни какие-то тут объявились, Агафушка. Я и сам удивился. Только странные совсем. Я думал у них там все чинно, не пьют. А нет, оказывается. Заливают почище нашего. Все тебя ждали. Пива хотели купить

Агафья посмотрела внимательно на Гусько и строго ответила:

- Э... брат. Наверное, я сегодня тебе бутылку не дам. Ты это... брось. С марсианами этими. На дворе - перестройка, а за пределами родины империализм разгуливает. Тут и так жизнь задолбала... Не иначе как кранты скоро стране придут. Больно много чертовщины всякой появилось.

Четыре пива....

Она посмотрела на него строго и спросила:

- Это что такое?

Он кротко ответил:

- Ничего. Просто четыре пива....

Я не хочу больше боли...

Ночь вползала в меня исподтишка, по-змеиному. Она применяла запретные чары для того, чтобы нанести последний удар. Ночь хотела меня убить! Я ей был не нужен. Ночь нуждалась только в тени. Она хотела видимости, но не самой жизни. Я сопротивлялся. Заставлял себя дышать. Мне было очень больно! 

Но боль говорила лишь об одном -  я существую... 

Тогда я встал, открыл окно и посмотрел на Луну. Я сказал ей:

- Ты управляешь ночью уже миллионы лет. Отпусти мое сердце! Оно хочет рассвета.

Луна холодно ответила:

- Тот, кто спешит в утро, не нуждается в отражении. Иди с миром. Отпусти из своих внутренностей тьму и тогда войдешь в Солнце. Но помни: ты больше никогда не обнимешь меня. Мои тусклые краски тебя уже не притянут. Ты перейдешь на тот берег, а там уже нет двойственности. Ты забудешь, что такое зимнее полнолуние - ты готов к этому?

Я ответил:

- Не знаю. Я знаю лишь одно - меня пугают тени. Я не хочу больше боли... 

Зарождение.

Словно змея в пустыне, по горячему песку, его рука осторожно скользила к месту, в котором заканчивается благоразумие, мир взрывается множеством вселенных, а ум прекращает внутренний диалог. Это и точка и бесконечность одновременно. От таких прикосновений обычно зарождаются монады. Но ... далеко не у всех...

 

Поцелуй цвета кофе.

Какой он?

Вкус твоих губ?

Какого цвета 

Их протяженность?..

Утечет много воды  

С того августа,

Когда впервые встретились 

Наши улыбки.

Но навсегда будет

Кружить в танце с памятью

Первый запах

И первый поцелуй вкуса 

Колумбийского кофе...